Одно направление

Макс устало выдохнул и оглядел немного рассерженного, но по большей части спокойного Льюиса. Тот странным образом умудрялся приходить в самые неподходящие, самые ненужные и самые лишние моменты, которые только можно было выискать. Неужели он следит целыми сутками за ним и специально выбирает час и минуту, в которые Макс наиболее уязвим? Впрочем, это было не так важно. Сейчас Ферстаппен не был расположен к душевным беседам или душещипательно-грустным историям. Хотелось вернуться в номер и заняться делами, тренировками, анализом – чем угодно, лишь бы не меланхоличными разговорами с Льюисом. Даже 6-кратный (через несколько месяцев 7-кратный) чемпион мира должен понимать значение слова «отказ». - Ты можешь просто уйти? – устало выдохнул наиболее короткую и пристойную мысль Макс. - Я хочу поговорить. - О чём? - Просто поговорить. - О чём? - У тебя пластинку заело? - Нет. Ты притащился в раннюю рань в моё место и пытаешься поговорить со мной о том, о чем и понятия не имеешь? Ты всё ещё можешь уйти. - А ты уверен, что это место только твоё? Вопрос застал Макса врасплох. На самом деле, он ни разу не сомневался в том, что только ему известен этот переулок и этот шатающийся столик. Как-то не посещала голову мысль, что и другие гонщики или обычные люди могут хотеть уединения. И в Монце не так много мест для такого времяпрепровождения. - Падай, - выдохнул Макс, не желая развивать мысленную дискуссию. Похоже, разговор всё-таки намечался, маячил на горизонте раздражающей зрение точкой, и проще закончить всё сейчас, чем волочить неоторванный пластырь ещё пару недель. Льюису повторное приглашение не требовалось. Он примостился рядом, на небольшом расстоянии и уперся затылком прямо в лозу, не особо заботясь о возможных последствиях в виде листьев в косичках. Макс хмыкнул и уже намеревался задать вопрос, когда чемпион неожиданно опередил его: - Я нашел это место 10 лет назад, когда гулял по улицам после обидного поражения. Не уверен, что гонка была здесь, даже не уверен, каким я в итоге приехал. Просто вспышкой мелькает заброшенный переулок, сильно заросший виноградом, лозами и полным отсутствием чего-либо среди переплетения домов. - Отсутствием? – удивился Макс. – Здесь есть стол и лавка. - Здесь появились стол и лавка, когда я нашел их на ближайшей барахолке в тот же день. Что-то новое и вычурное испортило бы всю атмосферу забытого Богом уголка, поэтому я притащил что-то старое и отживающее свой век, чтобы иметь возможность посидеть здесь и подумать. И не я один. Зонтика на купленном мной столе не было, кто-то ещё заботливо установил его где-то через пару лет. Я догадываюсь, кто, но озвучивать свои мысли не буду. Ты вряд ли присматривался, но периодически здесь появляются капли кофе, чая, а один раз я даже заметил оставленный журнал и брендированную куртку. Это своеобразное тайное место гонщиков, о котором каждый знает, но никто не говорит. И если случайно пилот натыкается на своего коллегу здесь, то молча уходит. Золотое негласное правило, которое поддерживается годами. - И многих ты видел? - Дена, Ландо, Шарля так точно. По слухам Джови, Вальттери и Карлоса. Но я более чем уверен, что здесь побывал весь пелетон, включая руководителей команд. Каждому в Монце нужен уголок тишины. Особенно часто он нужен пилотам Феррари. Странно, что ты не натыкался ни на одного за столько лет. - Я прихожу рано утром. Предполагаю, остальные предпочитают вечер. - Твоя правда. Иногда пилоты Феррари проводят здесь целые ночи. - Это как? – удивился Макс, чуть ближе развернувшись к Льюису. - Подумай сам: Монца – столица Тиффози. Столица огалделых фанатов, сходящих с ума от одного только слова «Феррари» в предложении. Здесь на Скудерию идет абсолютно сумасшедшая атака. Да, по большей части это восхищение и счастье, но безумие боготворения опасно: от любви до ненависти один шаг. И если что-то идет не так и Феррари проигрывают, то на них обрушивается гнев небесный со всех сторон. Колоссальный прессинг, бесконечное давление. В такой момент нужно хоть немного расслабиться и побыть наедине с собой, убедить себя же, что всё в порядке, ты имеешь право ошибаться и вести гонку так, как можешь, даже если это не получит ярлык «идеально». Шарлю и Себу для такого осознания понадобились годы. - Они часто здесь бывают? - Себ после ухода из конюшни Маранелло вряд ли будет ходить сюда часто. А вот Шарля я привел сам, когда заметил, как он мечется по улице, заламывая руки и пряча взгляд. Просто молча взял за руку, усадил на эту лавку и оставил одного. Теперь он приходит сюда каждый вечер уик-энда, ближе к 3 часам ночи, злостно нарушая полагающийся режим. - И откуда такие подробности? - Случайно увидел его, когда сам шёл успокоиться где-то пару лет назад. Потом в то же время замечал ещё несколько раз. Совпадение – часть закономерности. Нетрудно догадаться, что для него это уже своеобразный ритуал. А вчера здесь был Карлос. - Как ты успеваешь всех ловить? Хотя, не отвечай, и так знаю. - И что же ты думаешь? – полюбопытствовал Льюис, слегка наклонив голову и давая Ферстаппену шанс высказаться. - В последние годы Мерседес доминирует и укатывает Феррари. Тиффози явно не в восторге от такого стечения обстоятельств, поэтому любовь и поддержку они направляют в конюшню Маранелло, а всю ненависть обрушивают на Мерседес и конкретно на пилота, портящего их любимцам жизнь. Легко догадаться, что к Боттасу у них претензий меньше, чем к тебе, поэтому все помидоры и злоба достаются именно лидеру команды. Пилоты Скудерии приходят сюда, чтобы обрести веру в себя, ты – чтобы её не потерять. В глазах Льюиса мелькнуло что-то глубокое и печальное. Макс явно попал в яблочко. - Ты удивительно проницателен. - Переулок наводит на философию. Не думай, что я веду себя так всегда, - отрезал Макс и замолчал, сложив ноги по-турецки, надеясь на окончание разговора. Пару минут пилоты просидели в полной тишине, задумчиво разглядывая трещину, бегущую из разбитого окна. Макс уже подумывал попрощаться и уйти, как вдруг в голове возник важный, как показалось, вопрос. - Как часто ты здесь бываешь? – резко спросил Макс, проводя рукой по древнему камню. - Каждый уик-энд Монцы точно. Периодически приезжаю сам, когда нахожусь поблизости. Сам понимаешь, точного расписания нет. Ферстаппен хмыкнул. Точное расписание «минуток одиночества» нет ни у кого. Но у каждого бывают моменты, когда необходим уголок тишины. - Я столько лет думал, что это место только моё, - признался Макс, даже не задумываясь о последствиях слов. – Оказалось, ничего моего здесь по сути и нет. - Ты нашёл его сам? - Нет, меня привел Ландо. Я был уверен, что он забудет об этом уголке через пару минут. - И тебя ни что не натолкнула на мысль, что это не случайность? - Я был немного расстроен и не особо задумывался о теориях заговора. - Гонщики часто делятся этим уголком, если видят необходимость. Видимо, Ландо решил, что тебе это нужно. Поверь, ему самому это место абсолютно необходимо. - Дай угадаю: проблемы с самооценкой, отсутствие веры в своей силы и необходимость опоры? - Именно. - Странно выходит: мы все пилоты, все серьезные и целеустремленные люди, которые максимально уверены в своих действиях. Мы способны пилотировать самую сложную технику, попадать в аварии и продолжать гоняться. Но при этом каждый «сильный» пилот раз за разом приходит в место, где может побыть слабым. Выходит, не такие уж мы и несгибаемые, как думают другие и как думаем мы сами. Льюис пожал плечами, молчаливо подтверждая мысли Макса. *** - Как ты меня нашел? – снова задал вопрос голландец. - Не спалось. Не люблю за это Монцу: здесь шумно даже ночью. Поэтому несколько часов провел у окна, просто наблюдая за улицей и слушая музыку. И заметил тебя. Решил проверить теорию «забытого переулка». Проверил. - Как на отчете, - приметил Макс, водя пальцами по камню и иногда задевая спускающиеся лозы. - Тебе же он и нужен. - Мне нужно твоё отсутствие рядом. - Тебе нужно или ты пытаешься себя в этом убедить? - Есть разница? - Сам догадаешься или мне объяснять? - Не надо играть со мной в психолога, Льюис. И не надо выискивать меня по поводу и без. Мы не станет друзьями, и я не хочу плакаться тебе в плечо, жалуясь на жизнь. Хватило прошлого раза. - Только не говори мне, что остался равнодушным. - Не скажу. Но повторения не желаю. Найди себе другого мальчика для слез. Льюис промолчал. - Почему ты пытаешься закрыться от себя? – прервал молчание чемпион, явно прожигая затылок Макса взглядом Ферстаппен хрипло рассмеялся, оторвав лист от плюща. - А ты почему так пытаешься меня открыть? - Я вижу в тебе себя. - Так в зеркало чаще смотрись. - Макс… - Этот разговор надо заканчивать, - грубо оборвал все рассуждения голландец. – Мы коллеги. Соперники. Гонщики. Пилоты разных команд. Мы не обязаны быть друзьями или собутыльниками, не обязаны проводить время вместе дольше положенного. Я знаю, чего ты от меня добиваешься, знаю, что тебе нужно, но я не отвечу тебе ничем. Ничем. Если ты гей, то я, уж прости, становится им с тобой не собираюсь. На последнем предложении Макс специально развернулся и уставился Льюису в глаза. Он знал, знал, что прав, знал, что сорвал пластырь резко и болезненно, даже не задумываясь о чувствах чемпиона. И сейчас мог гордиться собой сполна: в тусклом свете были заметны расширившиеся глаза, чуть приоткрытые в удивлении губы и пугающе грустный взгляд человека, которого поймали с поличным. Льюис явно не ожидал такого хода от молодого соперника. - Ты в меня влюбился, - забил Макс последние гвозди в крышку гроба их беседы.