Одно направление

После Бельгии у Макса была всего неделя до Гран-при Италии. Там проходило 2 гонки, что не могло не радовать, учитывая нелюбовь гонщика ко всевозможным переездам, перелетам и просто мотаниям из одного конца шара в другой. Вечное ощущение разбитости, усталости не меньше, чем после гонки, потерянное время и силы – вот и всё, что парень думал о гонках по всему миру. Но это работа, которую он выбрал, путь, который он избрал, так что вариантов не было. Меняй место дислокации чаще, чем пчела опыляет цветов за день. У него не было возможности посетить какие-то знаковые места, памятники, просто погулять по улицам. Такое времяпрепровождение грозило вечными фанатами, разговорами, преследованиями глаз. Пристальное внимание нервировало, но орать на людей из-за того, что он им нравится, как минимум, неправильно. Приходилось маскироваться под обычного человека – что не удавалось ни разу – или просто лишний раз не выбираться из основных сцен действий. И Макс предпочитал второе. Всё, что он обычно видел – отель, комнату, паддок и трассу. Лишь иногда девушки или другие пилоты (особенно этим грешил Ден) вытаскивали парня из номера и проводили по разным закоулкам, каким-то укромным местам, где можно было чувствовать себя скрытым от вездесущих глаз людей. В Италии такое местечко нашел Ландо, и Макс, когда приезжал в Монцу, всегда наведывался туда. Думалось, и в этот раз ему удастся выкроить часик-другой, чтобы посидеть в спокойном одиночестве. Но такие вылазки были редкостью. Обычно Макс работал в номере или в боксах, по уши зарывшись в данные и диаграммы, изучая, прикидывая расклад сил перед гонкой. Или разговаривал с инженерами. С механиками. Со всеми, кто имел отношение к его машине. Или корпел над созданием своего «образа» в СМИ. Одним словом, вкалывал, как шприц в венах наркомана. Он давно уже не умел расслабляться в гоночные уик-энды. Да и в принципе по ходу сезона. Всё веселье, или его подобие, было во время зимнего перерыва, иногда он давал себе отмашку во время летней паузы, но в остальном работал, как неуёмный трудоголик. И не видел в этом ни плохого, ни хорошего. Просто так, как оно есть. Робот, перед которым поставлена задача – гонять на пределе возможностей. Значит будет гонять. Макс как раз выходил из очередного дорогого отеля в Спа, собираясь сразу направиться в Италию – чтобы лишних перелетов не делать – когда позади раздался тихий, но различимый душой голос. - Макс. Ферстаппен обернулся и заметил позади Кими, в неизменных черных очках, с чемоданом в руках. Есть что-то прекрасное в неизменности Кими, и пилот всегда радовался, встречая финна в любое время суток. Рядом с ним было спокойно и непринужденно, словно покачиваешься на нежных волнах теплого моря. Или закутался в одеяло и сидишь с кружкой какао (с зефирками – Макс бесконечно обожал такой напиток, и плевать, что совсем не брутально и не по-взрослому) в зимний холод. Такое могло чувствоваться только с Райкконеном. - Кими. Без лишних слов и длинных приветствий. Зачем? Они понимали друг друга без красивых изречений. - Я еду на несколько дней в Швейцарию, к семье. Вернусь в четверг на трассу. Ты со мной? Макс бы удивился, не знай он так хорошо Кими. Для него эти гонки, конференции и прочие процедуры давно были до лампочки, и будь его воля, он приезжал бы только на квалификации и гонки, даже без тренировок. Пилот жил где-то там, с семьей, его дом и душа были в другой стране, где, к сожалению, гонки Формулы-1 не проводились. Ферстаппен бы удивился, почему Райкконен просто не уйдет, но парень знал правду и не пытался выдумывать лишних уточнений. В голове вертелась тысяча и одна причина, почему предложение Кими не стоит принимать, почему голландцу надо ехать в совершенно другое место, почему ему стоит поменьше заниматься ерундой… - Конечно. Мягкая, едва заметная улыбка скользнула по губам ветерана. Макс почувствовал, как холодное дневное небо слегка растаяло в утреннем сумраке. *** Теплое солнце Швейцарии скользило по ресницам, проникало лучом в приоткрытые губы, нежно проводило по артерии на шее и бежало дальше, по горячему телу. Максу никогда не надоест бывать у Кими. И дело не в только в приятной погоде или уютном доме. Дело в семье: в радости Минтту и её светлых объятиях, в счастливых визгах детей, спешащих повалить «дядю Макса» на пол. В том бесконечном чувстве собственного места в этом мире, места, где его любят и ждут, даже если он всего лишь гонщик, коллега, да и в целом едва знакомый парень с улицы. Ферстаппен не чувствовал себя лишним, не был и гостем. Он словно капитан, который раз в месяц возвращается из плавания домой на 3 дня, чтобы потом снова встать за штурвал. И за эти три дня он расслаблялся, отпускал всё, что заставляло быть в тисках, улыбался открыто и ярко, говорил мало, но с юмором и весельем, играл с детьми, помогал Минтту на кухне, ощущал себя частью крепкого семейного узелка. Да, Макс умел готовить, и весьма неплохо. Отчасти это заслуга вечно переезжей жизни, при которой в целом можно есть, что хочешь, но нельзя, иначе можно сказать «прощай» спортивной форме и результатам в гонках. Йос, конечно, готовить не желал, и его мало волновало, где Макс будет доставать еду, главное, чтобы достал. Так что Ферстаппен без труда выучил основные блюда, которые можно легко и быстро сварганить и не повредить организму. А позже, когда он впервые побывал в гостях у Кими и затесался на кухню, Минтту без длинных политесов припахала его к помощи в готовке. А узнав, что парень не полный дилетант в искусстве обращения с продуктами, взялась за его обучение. Макс был не против – да и как можно быть против, участь чему-то у такой удивительной женщины? Ферстаппен по-доброму завидовал Кими. Где только он откопал такое сокровище, которое всего несколькими действиями превращало голое помещение в готовый обустроенный мирок? В голове парня Минтту ассоциировалась с маленьким облачком, которое неспешно плывет по голубому до рези в глазах небу. Оно способно стать грозовым, способно заполонить собой всё небо, но в основном это сгусток счастья и красоты, который прекрасно дополняет небесный склон. Найти человека, с которым будет уютнее, чем одному, найти того, кто поддержит тебя, создаст ощущения спокойствия, с которым даже тишина всегда будет комфортной – это, пожалуй, дар более редкий, чем победа в гонке на машине без колес. И Макс не знал, доведется ли ему испытать что-то подобное. Чувствовать себя частью сплочённого улья, понимать свою ценность для людей, которые, по сути, совсем ничего тебе не должны, но все равно дарят свою поддержку и любовь, наслаждаться каждым моментом вдали от гонок, трасс и медиа – да, Макс однозначно был не против оставлять всё позади. Сейчас он просто нежился на солнышке, развалившись в одних шортах на шезлонге. Дети играли в доме с Минтту, а Райкконен… А где был Кими, знал только сам Кими. - Что случилось? Да, если долго думать про финна, то он обязательно появится. А еще наверняка ухватится за самую суть проблемы. Как мужчине раз за разом удавалось уловить самое важное, Макс не знал. Но однозначно стремился к чему-то похожему. - Льюис, - пожал плечами парень, чуть приподняв глаза. Кими сел рядом, не пытаясь ничего из него выудить. Просто давал шанс рассказать самому. Макс никогда не был против излить душу, потому что о чем бы он ни рассказывал финну, у того всегда находились нужные слова. Или особый вид тишины. - Ему от меня что-то надо, - продолжил Ферстаппен. – Начал навязываться, писать сообщения, лезть в душу, учить гоняться. - Глаза, - просто ответил Кими, откидываясь на спинку шезлонга. Да, пилот прекрасно знал, о чем речь. И дело не в том, что глаза – зеркало души. Именно в глазах нельзя скрыть истинные чувства. Именно они всегда выдают человека с головой, когда бегают, застывают, расширяются, закатываются. По этой причине Кими всегда носил очки, а Макс – надвигал кепку посильнее. И он точно знал, что прочитал сообщение в глазах Льюиса. - Знаю. - Будь осторожен. - Буду. - Я рядом. Я помогу. Как лед может растопить солнце? Легко, если этот лёд – Кими. - Мне будет тебя не хватать, - Макс знал, что следующий год для финна – последний в Формуле-1. Они много (насколько это возможно с Райкконеном) говорили об этом, не собираясь раскрываться раньше времени перед медиа или даже перед командой, но Ферстаппен действительно грустил, понимая, что больше не сможет приходить в номер к финну, общаясь тишиной и молчанием. - Тебя всегда здесь ждут. Макс и Кими встретились глазами. Пошел мысленный разговор. Им обоим не надо было что-то озвучивать, объяснять и доказывать, чтобы понять друг друга. Не надо было изворачиваться во фразах и оборотах. Зрачки глаз ловили блики и отсветы, обещая, смеясь и прощаясь. Формула-1, пожалуй, потеряет самого неоднозначного персонажа. Человека удивительно тихого и спокойного, громкого и буйного, немногословного и ёмкого. О Кими можно было говорить долго, но сам он всегда ограничивался в таких случаях одним словом: bwoah. И пожалуй, большего было и не надо. Зачем петь комплименты человеку, внутреннюю красоту и необычность которого видно и так? Да, у них впереди целый год. Да, они еще увидятся, и Макс не упустит возможность побывать в семье Кими, почувствовать себя словно дома. Да для него дом Кими давно уже стал его домом. Будь воля Макса, он бы переехал прямо к Райкконенам и остался бы жить здесь, наплевав на гоночный трек. Но так было нельзя, поэтому парень довольствовался крупицами счастья, что давала ему семья, словно вышедшая из сказки. Но через 2 года всё станет иным, с другим привкусом и другим направлением. Кими не уходит. Он просто меняет траекторию. В это время в Финляндии начался снегопад.