Вселенское Крушение

— Могу я поговорить с вами о моем сыне, доктор? Линда резко останавливается, переводя удивленный взгляд на стоящего напротив мужчину. А на мужчину ли? Этот термин вообще может считаться подходящим по отношению к Всемогущему Небесному Повелителю, Творцу и Вседержителю? С тех самых пор, как дедушка Чарли объявился, приветствуя всех вокруг теплой улыбкой и озорным мерцанием в темных глазах, ее эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Бог. Он – Бог. Она никогда не сможет этого переварить. — Э-э… конечно, - нервно отвечает Линда. Самому Богу нужны от нее ответы. Однако, казалось, ничего более ужасного, чем невероятно неловкий и напряженный семейный ужин, который ей только что довелось пережить, уже просто не может случиться. Что происходило с ее жизнью? Всего несколько минут назад она делила трапезу с тремя архангелами и Создателем Вселенной, а сейчас они вдвоем спокойно сидят на кухне, пока Аменадиил кормит ее ребенка полу-ангела, а Михаил, хмурясь и раздраженно бурча себе под нос что-то явно некультурное о своем близнеце, вот-вот по рассуждению Отца покинет Землю. — Не стоит волноваться, дорогая, - уверяет Бог, очевидно, почувствовав ее тревогу. Конечно, он может позволить себе развлекаться такими трюками. Он всеведущ. - Я просто подумал, что ваше мнение может оказаться для меня ценным. — Спасибо, это очень лестно. Но, э-э, учитывая, что Вы всемогущий, всевидящий и все… Ну, все все. В общем, я не думаю, что я смогу рассказать что-либо об Аменадииле, чего Вы уже не знаете. Облокотившись о гранитную стойку, Бог задорно смеется. — Ах, у всеведения множество нюансов. Один из них заключается в том, что мои дети, находясь на Земле, могут время от времени ускользать от моего взгляда. Однако я сейчас говорю не об Аменадииле. На данный момент меня больше беспокоит Самаэль. Сердце Линды пропустило один удар. Люцифер. Господь хочет спросить ее о Люцифере? Это, определенно, не закончится чем-то хорошим. — Вы ведь знаете, что я психотерапевт Вашего сына? – Бог кивает, - Тогда Вы должны понимать, что все, что мы когда-либо обсуждали на сеансах, покрыто конфиденциальностью между врачом и пациентом, а это значит, что, скорее всего, я не смогу предоставить Вам всю информацию, которую Вы хотели бы получить. — Я понимаю, - и хотя Бог, похоже, не в восторге от такого ответа, его губы изгибаются в легкой улыбке, - Я восхищаюсь вашей преданностью моему сыну, Линда. Я рад, что у Самаэля есть такие друзья. Линда слегка морщится. — Ладно, есть … э-э … есть одна вещь, которую я определенно точно могу Вам сообщить, - не желая в этот момент смотреть Богу в глаза, она начинает нервно протирать мокрые бокалы, - Это… Это скорее совет. Люцифер больше не носит имя Самаэль. Откровенно говоря, он ненавидит его. Если Вы действительно хотите честно и спокойно поговорить с ним, Вам следует воздержаться от использования данного обращения. Этим Вы его только больше разозлите. Хмурый взгляд Бога и глухой стук ливня по окнам заставляют ее съежится. — Люцифер – лишь титул, должностная позиция. Самаэль – имя, которое я выбрал для него. Почему бы ему вдруг понадобилось отказаться от него? Линда твердо стоит на своем, заставляя себя не обращать внимания на очевидные, хоть и слабые нотки раздражения в голосе Господа, и всеми силами пытается воздержаться от вопроса о том, почему он вообще решил, что назвать своего ребенка «Слепотой» и «Ядом» Бога – хорошая идея. Ей оставалось только надеяться, что Бог прямо сейчас не читает ее мысли, иначе вся эта ситуация представлялась бы весьма неловкой. — Я не хочу нарушать врачебную тайну. Как психотерапевт Люцифера, я не могу таким образом разрушать его доверие. Однако я вижу, что Вы действительно беспокоитесь, поэтому, пожалуй, взамен предложу Вам некоторую информацию. В медицине мы называем это «психологическим триггером» - объясняет она, - Когда человека называют именем, связанным с травмирующими воспоминаниями, это часто приводит к эмоциональному расстройству и может значительно подорвать его психическое состояние. По сути, это является одной из форм так называемого «деднейминга», - она делает достаточно длинную паузу, чтобы следующее предложение звучало несколько отдельно от предыдущего, - Люцифер отождествляет себя с выбранным им самим именем гораздо больше, чем со своим старым, поэтому и предпочитает называться так. Теперь Бог выглядит весьма обеспокоенным. — Какие травмирующие воспоминания? — Это зависит от пациента. Беспокойство на мгновение сменяется разочарованием. — Что касается Самаэля. — Я не могу Вам этого сказать, - извиняется Линда, - И тем не менее, если Вы всерьез намерены избегать ссор с ним, я бы настоятельно рекомендовала перестать называть его Самаэлем. Наверняка Вы уже заметили, что Аменадиил и все остальные обращаются к нему, как к Люциферу. Единственный, кто величает его по-старому – Михаил, а он явно делает это не из лучших побуждений. И снова она задается вопросом, зачем буквально называть собственного ребенка «Ядом». Это казалось ей невыразимо жестоким, и если Богу действительно нужно было разъяснять, о каких психологических травмах Люцифера идет речь, то он явно ничего не знает о своем сыне или, по крайней мере, совершенно не имеет представления, какой неизгладимый ущерб он собственноручно нанес ему, изгнав с Небес и бросив в Ад на произвол судьбы. И это совсем не говорило о нем, как о хорошем родителе. — Насколько сильно я ранил своего сына, доктор? – неожиданно спрашивает Бог; его голос остается ровным, однако легкая, едва заметная дрожь выдает его смятение. Линда наконец встретилась с ним взглядом. Что она может ответить? Как ей реагировать на подобное? Решив говорить абсолютно откровенно, соблюдая при этом конфиденциальность, она сообщает ему: — Очень. Ад был, ну… Адом для него. До того, как Вы появились, я была полностью уверена, что для Вас он потерян, что Вы не сможете достучаться до него никакими речами. — Но? — Но он пришел на ужин, - пожимает плечами Линда, - И, честно говоря, этого я вообще не ожидала. — Он пробыл здесь меньше десяти минут, - указывает Бог, приподнимая бровь. — Это все равно на целых десять минут дольше, чем он, по моему мнению, должен был продержаться в непосредственной близости с Вами, - смущенно признается она, - Да, Люцифер ушел, но не «закатив истерику», как раньше было подмечено Михаилом. Он ушел, потому что достиг своего предела, и вместо того, чтобы вступить в очередную драку с Вами или своим близнецом, решил, что уйти будет самым правильным решением. На самом деле, это было довольно зрело с его стороны. Линда по-настоящему гордилась им. Когда они все сели за стол, она была весьма обеспокоена вероятным началом Армагеддона, но Люцифер был относительно спокойным большую часть времени и вспыхивал всего несколько раз. Бог выглядел заинтригованным ее анализом ситуации. — То есть вы не согласны с мнением Михаила о том, что Самаэль появился только для того, чтобы устроить истерику? – спрашивает он. — Нет, и не думаю, что Вы считаете также. Слова Люцифера, какими бы злыми и гневными они ни казались, были спровоцированы глубочайшей болью. Но и надеждой тоже. Люцифер хочет быть любимым Вами, хоть и думает, что никогда таковым не будет, и, вероятно, даже не считает себя достойным. Если Вы действительно хотите воссоединиться с ним, то это потребует больших усилий. Причем в основном с Вашей же стороны. Не торопитесь, сближайтесь с ним маленькими шажками, давая ему достаточное эмоциональное пространство, чтобы все спокойно обработать. Бог медленно кивает и повторяет: — Маленькими шажками. Например, называя его по выбранному им имени... Обрадованная тем, что достучалась до него, Линда согласно качает головой. — Да, именно так, - через пару секунд напряженного молчания деликатно добавляет: - Я бы также рекомендовала быть терпеливым и честным. Люцифер может быть… упрямым, и он ненавидит, когда ему лгут. — Спасибо, доктор, - говорит Бог тихим голосом, будто бы глубоко задумавшись, - Я подумаю над вашим советом. Линда дружелюбно улыбается, внутри себя крича: “Черт возьми, сам Создатель Вселенной собирается принять во внимание мой совет. Выкуси, Аменадиил!”