Записки из папки с драконом

5 ноября. Нарцисса: Мерлин! Небеса милосердные! Получилось! Сработало! В зеркале не было видно никаких изменений. Но моим новым зеркалом стали окружающие. Где бы я не появлялась, во что бы не была одета, все внимание было обращено на меня! Если во взглядах и поступках девушек отражалось скорее недоумение и зависть, то с мужским полом творилось что-то невообразимое. Взгляды, полные восхищения, забота и учтивость, скрывающие попытку прикоснуться хотя бы к моей мантии, записки и письма с приглашениями пройтись вокруг Хогвартса посмотреть звезды, позаниматься вместе в библиотеке, познакомиться поближе во время ближайшего визита в Хогсмид... Младшие пытались писать стихи, которые вызывали во мне скорее улыбку и умиление, чем пламенные ответные чувства. Старшие действовали осторожнее, намекая в своих посланиях о взаимовыгодном общении. Особенно галантно вел себя Нотт. Его письма были длинными, изысканными, обстоятельными и обязательно снабжались открытыми обещаниями, что мне стоит лишь намекнуть, и я получу все, о чем мечтаю. Не то, чтобы я верила ослепленному шестикурснику... Но меня никто раньше не окружал такой обходительностью, и это опьяняло. Этим летом, зайдя в покои к Андромеде по какому-то вопросу, я заметила на ее столе письмо,которое явно написал тайный поклонник. Сейчас стыдно об этом вспоминать, но я простояла над этой бумажкой гораздо дольше, чем следовало, стараясь задушить поднимающуюся в душе зависть рассуждениями, что бы я почувствовала,если бы однажды кто-то написал мне. Как оказалось, мечты и мысли имеют свойство сбываться, и теперь я в полной мере испытала гамму желанных чувств. Забавно, что чары действовали даже на преподавателей. Профессор Флитвик, в понедельник после Хэллоуина, прямо на уроке сказал, что моя улыбка – солнечная, и большое преступление скрывать ее от людей. А старик Слизнорт с начала недели звал меня при всех только прекрасной леди. Конечно, были цветы. Разные, но неизменно ароматные и свежие. Уже в среду я могла спать на ароматных лепестках вместо простыни, как принцесса эльфов. Только один человек неизменно дарил мне цветы из разноцветной бумаги – несчастный Барт, с которым мы так и не поговорили с хэллоуиновского бала. Я видела немой вопрос в его глазах каждый раз, когда мы случайно пересекались взглядами. Но что-то меня удерживало от беседы. Скорее всего, какой-то невыразимый подспудный стыд перед самой собой. Я боялась, что он влюбился. Влюбился еще в меня робкую, не преображенную чарами Кровавой Мэри. Боялась, что разговор будет означать, что у него есть надежда, которой быть не должно. Мерлин, как же хорошо, что моя стыдливость и привычка краснеть больше не выражались внешне! Я была одинаково прекрасна для всех и всегда! И меня больше нельзя было читать как распахнутую книгу! Мне не терпелось явиться в новом прекрасном облике на Рождественском балу в родном поместье, чтобы показать всем, что крошки Блэк больше нет, и на ее место уверенно заступила мисс Блэк-младшая, гордая и недоступная. Больше всего меня смешила все эти дни физиономия Малфоя! Вот уж не могла я подумать, что этого вечно скучающего аристократика было так легко вывести из равновесия. Вот так-то! Не думал, что я могу быть сильной и прекрасной – получай! Мне было ничуть не жаль его. Сначала я боялась, что он захочет продолжить то,что не смог сделать в темном коридоре Хогвартса после бала. Но страхи были тщетными. Впрочем, я старалась не думать о нем. Не смог мне помешать –и это главное. Со дня бала мне хотелось узнать, как я выгляжу со стороны. Спросить у Шарлотты, ходящей всю неделю с усталым и недовольным лицом, я так и не решилась, и потому обратилась к своей крестной-волшебнице Берте. Та в ответ слегка снисходительно улыбнулась и ответила:"Ты сияешь. Раньше этого не было видно, а теперь ты просто ослепляешь". Если окружающих мне удавалось водить за нос, то сестры заподозрили неладное и даже попытались вывести на чистую воду. Вчера перед общим отбоем они явились ко мне вдвоем. Кажется, начать неприятную беседу по договоренности должна была Андромеда, но она окинула взглядом букеты цветов, окружающие мою кровать и как-то смутилась. Инициативу перехватила Беллатриса: – Ничего не хочешь объяснить, Цисси? – начала она, гордо вздернув подбородок. На ее бледном лбу проявились две тонкие вены, что было явной приметой, что сестра очень нервничала. – А что? – невинно поинтересовалась я, расчесывая распущенную косу и не глядя в глаза сестры, чтобы ненароком не поймать момент,когда она в очередной раз нервно моргнет. – Признавайся, что ты с собой сделала! – громко потребовала Белла, не обращая внимая на Андромеду, которая дергала ее за рукав платья, пытаясь напомнить о соблюдении тишины. – Сестрица, милая, я не понимаю о чем ты... – безбожно фальшивя, протянула я. – Не прикидывайся! – тон Беллатрисы стал почти злым – На тебя глазеет неделю весь Слизерин, и не только он! Старшие курсы пускают слюни! Мелочь вся взбаламучена! Еще недавно ты глаза поднять боялась, а теперь... – А тебе завидно? – неловко пошутила я. К моему изумлению, Белла не стала вопить в ответ и даже не вцепилась в мои волосы. Лишь побледнела, а Андромеда сурово свела брови и медленно проговорила: – А ты оказывается, бессовестная, Нарцисса Блэк. – Бессовестная?! – я вскинулась, с досадой откидывая волосы на спину, – А может мне просто надоело быть в вашей тени?! Может, я захотела наконец, доказать всей этой школе, что и я могу быть яркой, красивой, умной, желанной и любимой!… – Кто тебе отказывал во внимании, глупая… – снова начала Андромеда, но я оборвала ее: – Почему вы просто не можете порадоваться, что я на празднике в кои веки не растерялась,не раскраснелась, а произвела фурор, раскрылась, ощутила себя красивой? Что вы за сестры такие? Я всхлипнула, но больше для вида, чем из-за наплыва чувств. Да, не в моих правилах было давить на чувство вины собеседника, но это был единственный способ отвлечь внимание от своего превращения. Потом привыкнут и забудут. Главное, не заострять внимание сейчас. После недолгого молчания, Андромеда быстро коснулась моей руки и пробормотала: – Пожалуй ты права… Прости. Мы забываем, что ты стала совсем взрослой. Белла ничего не сказала, только серьезно кивнула. Быстрая уступка казалась мне подозрительной только первое время. Желание выяснять отношения так и не возникло. В моем случае, поднимать шум Это был единственный эпизод, расстроивший меня в невероятную неделю. Хотелось бы верить, что теперь вечный праздник будет всегда будет всегда. 6 ноября. Люциус: Таинственное преображение Нарциссы сводило с ума. Все, что прежде казалось в ней привычным, будто усилилось в десятки раз и выжигало мои глаза... Она, будто угадывая мою настороженность, по-прежнему старательно избегала меня. Однако, с помощью одних лишь наблюдений я смог убедиться, что метаморфоза девушки носила магический характер. Уверившись в правильности своих суждений, я отправился в библиотеку, искать средства улучшения облика за короткое время. С книгами я не расставался до пятницы. Дневного времени не хватало, даже при том, что я отдал выполнение домашней работы бесцветным отличницам со старшего курса за десяток галеонов. Приходилось сидеть ночами. После таких ночных бодрствований я выглядел ужасно и ненавидел себя каждым утром, разглядывая в зеркале свое серое лицо и красные глаза. Мгновениями задавался вопросом, стоит ли Блэк того, чтобы ради неё штудировать огромные фолианты и пыльные связки пергаментов. И тут же отвечал себе:"Стоит". Шестое чувство, которое никогда не подводило меня, в этот раз внушало острое чувство опасности и страха за эту желторотую. А со страхом – какую-то необъяснимую ответственность за её жизнь и здоровье. Кто виноват, что ее сестры – самодовольные клуши, не желающие следить за своей младшей? К пятнице я узнал, что добиться похожего эффекта помогают сильные древние зелья. Оставался вопрос – что именно приняла Блэк и использовала ли она ту сторону силы, которой не следовало касаться. Точнее можно было, но с крайне осторожностью. Пытаясь думать также, как непутевая девчонка, и выстраивать логические цепочки, я сломал себе всю голову и убедился сполна, что малолетка не могла дойти до подбора снадобья своим умом. Она ведь была откровенно слаба в зельеварении, это мог подтвердить любой слизеринец! Пытаясь припомнить значимые детали в ее поведении из недавнего прошлого, я невольно вспомнил про ту самую записку на обрывке пергамента, которую девчонка украдкой изучала в свободные минуты. Удача улыбнулась неожиданно – мне удалось заполучить этот клочок, когда обольститель-Нотт вызвался в гостиной нарисовать портрет Блэк и попросил ее снять мантию и устроится возле камина и изящной позе. Улучив минуту, когда зрители сгрудились вокруг натурщицы и вокруг художника, я, не отвлекаясь от книги, незаметно запустил руку в карман брошенной на софе мантии и – какая удача! – нашел скомканную, потрепанную записку, в которой оказался написанный от руки состав и рецепт незнакомого мне зелья! На радостях, я даже не сказал Нотту, что портрет у него вышел совершенно нелепый. Я рисую намного лучше этой бездарности, но мне ни к чему было самоутверждаться на словах. Достаточно просто заглянуть в мой альбом, или в альбом Лотты, с которой мы, кстати, молча разошлись, на удивление, без сцен и истерик с ее стороны. Удивительно, но зачатки мудрости, видимо, все-таки таились в душе этой ветреной дамочки. Дать совет по изготовлению сложных и древних зелий на Слизерине, а может, и во всем Хогвартсе мог дать только один человек. Поэтому, назначая подозреваемой субботнюю встречу в заброшенном отдаленном подземелье, я почти не сомневался в том, что угадал. Салливан сильно опоздала и заявилась, когда я, окоченевший и в промокшей обуви уже был готов уходить. Ее глаза переливались при свете фонаря каким-то безумием. Слишком довольный и безмятежный вид пятикурсницы, сразу толкнул меня на грубость: – Что ты посоветовала Блэк для смены облика? – вместо приветствия бросил я. – С чего ты взял, что это моих рук дело? – беззаботно поинтересовалась оборванка, прислонившись спиной к холодной каменной стене. – Равных тебе по зельям нет во всем Хогвартсе, – сквозь зубы выдавил я. – И то верно, – Салливан игриво мотнула головой, чуть помолчала и добавила – Но ты же не думал, что я все выложу тебе просто за красивые глаза? Я хрипло выдохнул, выпуская в темноту облачко теплого пара. Слизерин в крови. Хорошо, что деньги всегда были при мне. Любопытно, насколько дорого эта зельеварка ценила свое время и тайны: – Сколько ты хочешь? – Поцелуй меня. В первое мгновение, мне захотелось рассмеяться в голос. Затем стало жутковато. Умозаключения в голове, до этого словно сплетенные в идеальную симметричную паутину, будто превратились по капризу ветра в бесформенный комок. Стараясь не показывать растерянности, я уперся рукой в холодный камень над головой убийственно спокойной девушки и поинтересовался вполголоса: – Ты так предсказуема, загадочная Берта Салливан? – Все мы, женщины, предсказуемы... – неожиданно легко согласилась она, зачем-то покусывая губы. Неужели это был какой-то нищий намек на кокетство? Мерзость. Меня все-таки пугало, что самая странная студентка Слизерина, не из знатной и обеспеченной семьи и блещущая умом, а не красотой, желает получить именно мой поцелуй. – Подставишь лобик? – спросил я, из последних сил рассчитывая на наиболее легкий путь. Салливан неожиданно скривилась и сложила руки на груди: – Это не серьезно, Малфой... Мне не нужно было намекать повторно. Оборванка желала получить поцелуй в губы: – А если я берегу первый поцелуй для будущей невесты? – все еще ожидая компромисса, заметил я. Салливан гордо мотнула головой: – Тогда – прости... Она повернулась к выходу, но я в последний миг обхватил узкую талию, развернул Берту к себе и впился в её тонкие сухие губы. Холодно и с плохо скрываемым отвращением. Она же обняла меня за шею, и несколько раз провела согнутыми пальцами по затылку, что опять показалось странным до жути. Беззвучная пытка длилась бесконечно долго. Мне не было слышно даже ее дыхание. Сухое, как у кузнечика, тело казалось на ощупь отвратительным, травяной запах от волос душил. Пытаясь не сойти с ума от абсурдности происходящего, я невольно возвращался мыслями к умирающей мечте, что однажды непослушная младшая-Блэк взглянет на меня не как на врага, улыбнется, скользнет прохладными пальчиками по груди и плечам и... После того как я отпустил Берту, мы какое-то время молчали. Я, совершенно опустошенный, несколько минут не мог оторвать взгляд от фонаря, который поставил на пол. Но это не помешало мне боковым зрением заметить, что Салливан осторожно вытерла губы белоснежным платком и спрятала его в карман мантии. Аккуратность, с которой слизеринская ведунья не самых высоких манер обошлась с кусочком ткани меня озадачила. Обычно она быстро комкала его и пихала в карман. Тревога пробежалась по позвоночнику. Салливан явно вовлекла меня в игру, правила которой оставались от меня скрыты. Пришло время получать награду за унижение, которое я претерпел во имя совсем не нужной мне крошки-Блэк: – Зачем к тебе обращалась Нарцисса? О чем просила? Что ты ей дала или посоветовала? И насколько это вредно? Вопреки моим ожиданиям, хрупкая фигурка метнулась к выходу: – У меня нет уверенности, что ты никому не скажешь о том, что услышал. А потому нет и желания говорить! Может, если поклянешься благополучием рода Малфоев... Это было уже слишком. От моего броска, фонарь упал на пол и его пламя захлебнулось в жидком воске. Тишину подземелий пронзил сдавленный крик. Я вцепился в Салливан, как разъяренный хищник, и втащил обратно в каменный каземат, несмотря на попытки сопротивления. Конец моей палочки уткнулся в тонкую птичью шею: – Пусти! Кричать буду! – взвизгнула оборванка, пытаясь ударить меня каблуком по ногам. В ответ, я грубо впечатал ее в стену так, что ее мерзкие зубишки лязгнули. – Я тебе голову размозжу, прежде чем сюда кто-то придёт! – прорычал я, и слегка тряхнув ее, возобновил допрос, – Отвечай! Что за зелье ты посоветовала Блэк? – Эмульсия Кровавой Мери, – всхлипнула с присвистом Берта – Прочитать о нем можно в девятитомнике "Дуальные зелья". Я не помню, есть ли он в библиотеке Хогвартса... Больше я ничем не могу помочь. О таких рецептах не пишут, их предпочитают забывать... Получив долгожданный ответ, я тотчас с силой оттолкнул мерзавку от себя. Она упала на колени, всхлипывая и пискляво жалуясь. – Если думаешь, что можешь играть с наследником рода Малфоев, то ошибаешься! – надменно заявил я, подбирая еще теплый фонарь с пола и готовясь уходить – А если еще раз увижу тебя рядом с Блэк, превращу твою жизнь в сплошное мучение. Салливан ничего не ответила. Только одарила меня на прощание взглядом, от которого у меня застыла в жилах кровь Выясненное название зелья не принесло мне облегчения. Поцелуй, платок, предупреждение... Все это было не к добру. "Опоздал..."