Записки из папки с драконом

20 сентября. Нарцисса: Я не более, чем наивная дурочка... Ожидала, надеялась, что учебный год исцелит меня, подарит перемену обстановки и обстоятельств, но жестоко ошиблась... Ошиблась настолько, что, кажется, наконец для меня наступила та самая точка невозврата, после которой жизнь не может оставаться прежней. Началось все невинно. После стычки с Малфоем в библиотеке, я мысленно похвалила себя за то, что смогла ему ответить так, что ввергла самовлюбленного ухажера своей подруги в состояние ступора. И в то же время,возвращаясь снова и снова мысленно к нашему диалогу, четко осознала, что такие удачные выпады у меня случаются редко. Обычно, я начинаю краснеть, заикаться, отсупаться от своей точки зрения, лишь бы только скорее завершить спор и перестать испытывать давление со стороны... И я решила, что пришло время менять себя. Становиться увереннее. Работать над лучшей версией себя. Над будущим образом достойной носительницы гордой фамилии Блэк. Взять ту же волшебницу Винтер из моего романа "Семь ветров" . Она не обладала выразительной наружностью, и автор много раз это подчеркнул. Но она умела подать, себя, и была невероятно привлекательна в уверенности своих слов и действий. И потому вела за собой толпы мужчин, покоряла, удивляла, даже когда уже вышла замуж за маститого чистокровного мага и невероятно разбогатела. Но мне нужно было обрести не только внутренне превосходство над окружающими, но и внешнее. Перестать сравнивать себя с Шарлоттой, научиться радоваться тому, что мое тело именно такое, каким ему следует быть,обрести своеобразную мудрость и благодарность к судьбе и родителям. В мои планы не входило никого покорять. Но достойно носить гордую древнюю фамилию нужно было научиться, чтобы не позволять больше всяким Малфоям и прочим сравнивать меня с прислугой и безродными приемышами в аристократических семьях. Я должна была помочь сама себе. Никто бы больше кроме меня самой не вытащил меня из наполненного гнилью колодца, в который я загнала сама себя,принимая близко к сердцу придирки близких и не давая себе ни малейшего права на ошибку. С начала новой недели,я строго ограничила себя в еде. Ничто так не бодрит, как чувство легкого голода, сопровождающее на протяжении всего дня, решила я. Да и в образ новой прекрасной мисс Блэк из мечты не вписывались мои ужасные бедра и щеки, которые следовало изгнать любой ценой! Также я вернула забытые на время лета утренние ритуалы:массаж лица, обработку ногтей ароматным маслом, маски... У меня было переписано в записную книжку множество действенных и простых рецептов. Давно было пора отбросить лень и взяться за кожу,которая к зиме начнет высыхать и шелушиться. Ради полезных процедур я стала вставать до всеобщего подъема, а с собой носить крошечную сумочку со средствами ухода, чтобы иметь возможность поправить причёску или увлажнить руки даже находясь далеко от спальни. Кроме того, я заставила себя как можно скорее дочитать полюбившийся роман и набрала огромное количество новых книг из библиотеки по истории волшебных семейств Британии, геральдике, этикету, старинной моде. Сейчас могу честно сказать, что далеко не все темы, в которых я пыталась разобраться, являлись действительно интересными для меня, но я была твёрдо уверена, что они помогут мне стать интересной собеседницей и многогранной личностью. Однако прожила я в новом режиме всего лишь неделю. Все кончилось также внезапно, как и началось. В субботу я поднялась с постели с головокружением, но вместо того, чтобы остаться в спальне, все же приняла приглашение Лотты немного прогуляться на природе. В то мгновение, когда мы уже двигались к выходу по первому этажу, мне показалось, что я начала медленно терять слух. Вокруг галдели младшекурсники, Шарлотта что-то говорила мне прямо на ухо, а я тонула в однообразном звоне, от которого, казалось, даже вибрировал воздух вокруг. Пытаясь понять, что происходит я испуганно вертела головой, и от этого перед глазами начали плыть пятна. Потом последовал резкий, грубый толчок в спину, от которого я потеряла равновесие и.... кажется, упала. Очнулась в темном медицинском крыле на койке, укрытая одеялом. Окно за мной было занавешено толстой шторой. В ее тени с трудом можно было различить небольшую группу людей, которая что-то обсуждала у соседней пустой кровати. Время от времени бормотание прерывали жалобные всхлипы. Осторожно ощупав саднящую, но уже подсохшую ранку на лбу и вслушавшись в разговор одновременно с трудом преодолевая противное головокружение, я поняла, что меня действительно случайно толкнули, я упала, потеряла сознание и разодрала кожу на лбу. Собственно, тот самый парнишка, из-за которого я потеряла равновесие, и стоял в окружении взрослых преподавателей,понурившись и печально сопя влажным носом. Мне даже стало слегка его жаль. Наверняка, решался вопрос о списании очков с его факультета. Полутьма не позволяла определить однозначно, но мне показалось, что мальчик был либо с Пуффендуя, либо с Гриффиндора: –Очнулась, красавица! –громкий голос мадам Помфри, заставил меня вздрогнуть, а остальных присутствующих обратить на пострадавшую внимание. Мою постель тут же окружили профессора, и я ощутила себя абсолютно беспомощной. Хотелось провалиться под землю от вопросов директора о моем самочувствии. Отвечала я ему сквозь зубы, умоляя Мерлина, чтобы преподаватели скорее оставили меня в покое. Наконец осознав, что я не настроена на беседу, Дамблдор мягко попросил у укрывающегося в его тени виновника переполоха: – Мистер Барт,пожалуйста, извинитесь перед мисс Блэк. Студент нерешительно выступил вперед, или может, его сзади подтолкнула недовольная поведением воспитанника мадам Стебль. Я невольно выхватила взглядом мятую, практически висящую на его тощем теле рубашку и яркий полуразвязанный галстук,небрежно закинутый на плечо. Его светло-русые волосы, видимо, утром были завязаны в хвостик, но после всех передряг крупные пряди выбились из причёски и с двух сторон обрамляли его тонкое лицо. Он не плакал, но влажные зеленовато-золотистые глаза горели искренним сожалением. Несколько секунд он мялся, крутя в пальцах подол рубашки, до тех пор, пока необыкновенно недовольная Макгонагалл не напомнила ему: – Джулиан, вы задерживаете взрослых людей... – П... П... Простите меня, мисс Блэк, –выдохнул со всхлипом парнишка –Я... Не хотел... Я лишь печально улыбнулась и кивнула в ответ, всей душой желая наконец оказаться в тишине и одиночестве. Какой толк был от извинений, когда все же свершилось то, чему было суждено совершиться? Наконец, толпа сочувствующих покинула крыло. Однако долгожданный покой не пришёл, так как мадам Помфри тут же начала допрос, пытаясь выяснить причины моей слабости. Узнав об ограничениях в еде,которые я сама себе навязала, она искренне возмутилась, велела принести мне обед, строго проследила за тем, чтобы я поела, не забывая попутно ворчать прямо мне на ухо: – Тоже мне, выдумали, мисс Блэк! У вас сейчас самый рост и созревание, да еще и учебная нагрузка огромная! Никаких щек у вас нет,вы, видимо, просто не видели людей, которым нужна коррекция веса! Придумали себе что-то.... Впрочем, ее доводы и попытки воззвать к моему разуму звучали словно из далёкой пещеры,не трогая ни мое сознание, ни сердце. Они напоминали шум волн, на который перестаешь обращать внимание если долго живешь в прибрежной резиденции. Убедившись, что я как следует пообедала и повторно осмотрев ранку ну лбу, лекарша приняла решение оставить меня еще на какое-то время в медицинском крыле для восстановления режима питания и сна под ее чутким наблюдением. Так я и пролежала с субботы по следующую пятницу на жёсткой койке, расстроенная, одинокая, абсолютно убитая морально, ни о чем не думая и ничего не желая. Стараниями мадам Помфри и силами ее зелий и мазей, ранка затянулась и исчезла в первые же дни. Оставалась только небольшая слабость и боль в висках. За окном все это время хлестал дождь или поднимался густой туман. Делать было нечего. Учеба на ум не шла. Книги по геральдике, этикету и секретам написания загадочных писем опротивели настолько, что я даже на их обложки смотреть не могла, и потому они лежали забытые на краю тумбочки в аккуратной стопке. Даже если бы мне предложили перечитать в эти дни "Семь ветров", я вряд ли бы взялась даже за своё любимое произведение, настолько было тошно и муторно на душе. Время от времени меня навещала Лотта, что-то щебетала, приносила сплетни и слухи, пыталась рассмешить. Заглядывала Фанни, однокурсница, которая всегда казалась мне слишком любезной для нашего "змеистого" Слизерина. Она приносила мне фрукты с общего стола. Сестры тоже заходили, но наши беседы заканчивались после сухих вопросов с их стороны:"Как ты себя чувствуешь?" и моего неизменного короткого ответа "Удовлетворительно". В их взглядах не было жалости,что в какой-то степени меня радовало. Один раз приходил Сириус, но он явно чувствовал себя ужасно неловко. Это меня задело, я снова остро и болезненно ощутила его отчуждение, поэтому никакой радости визит мне не принес. Я сделала вид, что у меня сильно разболелась голова, кузен подал мне стакан воды, сдержанно пожелал здоровья и оставил одну. Впрочем, не все посещения оставляли неприятные ощущения. Легкое утешение пришло оттуда, откуда я его не ожидала получить. В среду меня снова навестил тот самый виноватый пуффендуец, Джулиан Барт. На этот раз, он выглядел не таким растрепанным, хотя все равно неловко мялся, сутулился и прятал большие красноватые ладони в карманы. Он оказался не таким уж и маленьким, я мельком заметила, что он уже начал бриться и почему-то не считал нужным мгновенно залечивать магией ранки от бритвы, и из-за этого кое-где на его подбородке темнели крошечные порезы. Вместе с тем, возраст у мистера Барта достаточно сильно отнимал его рост: неловкий пуффендуец был мне почти по плечо: – Мисс Блэк, как вы... себя чувствуете, – запинаясь спросил он,переминаясь с ноги на ногу возле моей койки. – Лучше, – кивнула я, с любопытством разглядывая гостя. Проявление его внимания показалось мне необычным. Мало того, что я была старше и явно смущала его, так еще и училась на Слизерине, за которым была плотно закреплена слава самого амбициозного и престижного факультета... Но простачок отчаянно боролся со смущением и не сдавался. – Вы не сердитесь?... – почти жалобно спросил Джулиан. Стоило, наверное, мягко напомнить вежливому парнишке, что мы почти ровесники и обращение на "вы" не требуется, но моя скованность сделать это не позволила, и я ответила, прикрыв глаза: – Нет, мистер Барт, я вас простила. Да и виновата я больше сама... Юноша виновато улыбнулся, на его скулах и подбородке загорелись яркие пятна. Чтобы преодолеть неловкую заминку, я неожиданно сама для себя спросила: – С какого вы курса? – С четвертого, мисс. С Пуффендуя, – чуть оживившись ответил он, поправив пальцами свой галстук, на этот раз плотно завязанный на шее. В отличие от той же Беллы, я не испытывала пренебрежения к ребятам с других факультетов, даже к нечистокровным. Просто знала, что наши жизненные пути никогда не должны пересекаться. Но общение и сближение, ведущее к слиянию судеб, – разные вещи. Именно поэтому я позволила себе даже слегка пококетничать с Джулианом, насколько это позволяло мое унизительное состояние: – У вас там все такие... –я игриво указала на него подбородком – Добрые? – Да. А у вас разве нет? – с искренним изумлением спросил пуффендуец. Я промолчала. Добрые... Пожалуй, среди нас были люди сочувствующие. Но чтобы добрые и самоотверженные... Пожалуй, только когда им было это удобно. А так, каждый был сам за себя. На этот раз неловкую паузу прервал сам вежливый пятикурсник: – Что я могу для вас сделать? Может вам... Почитать вслух ? Кажется, я вспыхнула до корней волос, а мои глаза едва не выскочили из орбит от неожиданности этого милого предложения. Барт явно испугался, прочитав в моем взгляде ужас, и, предвосхищая поток его извинений, я залепетала: – Что вы, Джулиан, не утруждайте себя... Ведь вы сегодня учились,устали... – Я снова вас обидел?! – воскликнул испуганно пуффендуец. – Нет, нет... – покачала головой я, с трудом переводя дыхание и снова заговорила, сгорая внутренне от стыда за то, что вылетало из моих губ, – Вам лучше сейчас уйти. Но если вы бы захотели еще навестить меня, я была бы рада вас видеть... Джулиан ничего не ответил, только просиял, восторженно выдохнул, быстро покивал и почти бегом бросился из больничного крыла. Я проводила его взглядом и неожиданно сама для себя тихонько рассмеялась, потерев прохладными ладонями раскрасневшиеся щеки. Удивительное совпадение, но после визита робкого пятикурсника, в больничное крыло заглянуло осеннее солнце. А еще спустя десять минут, я нашла в складках своего одеяла изящную бабочку, сложенную из тонкой белой бумаги, которой я никогда прежде не видела и не трогала. Когда я взяла в руки бабочку, ее крылышки затрепетали и на них поступили размашистые красивые буквы: "Мисс Блэк, я беспокоюсь, что все же обидел Вас и потому посылаю вам этого мотылька. Я увлекаюсь маггловским японским искусством сложения фигурок из бумаги и это то немногое, чем бы я мог Вас удивить и порадовать. Если Вам понравится, я сделаю еще. Д. Б. ". Я и подумать не могла, что мятый пуффендуец обладал таким изысканным почерком. Да еще и умел делать такую красоту из обыкновенной бумаги! Воистину, бескорыстная доброта – тоже магия, которая недоступна нам, слизеринцам, привыкшим искать во всем выгоду и пользу для себя. Перечитывая послание на крыльях мотылька и поглаживая подушечками пальцев гладкую поверхность бумаги, я ощущала, как ко мне возвращаются силы. Даже начала продумывать о возвращении плана самовоспитания и добавлению к нему еще и регулярных прогулок на свежем воздухе, о которых постоянно напоминала в письмах матушка. Однако, в моей жизни все хорошее быстро кончается. Этим же вечером меня добило, уничтожило, сломало появление в медицинском крыле ненавистного Малфоя. После того обнаружения бабочки с посланием, я, счастливая и полная новых мечтаний и целей, задремала. И проснулась от четкого ощущения, что чья-то холодная рука лежит на моей обнаженной лодыжке. Не открывая глаз, я замерла от ужаса, а сознание судорожно заметалось, пытаясь определить, кто бы это мог быть. Нахальные тонкие длинные пальцы и не думали останавливаться. Они бесцеремонно поднялись по покрытой мурашками коже выше,отбросили одеяло, задрали юбку, скользнули по коленной чашечке, а потом и к внутренней стороне бедра. Упругий толчок паники, заставил меня дернуться и отскочить. Блик лампы скользнул по распущенным платиновым волосам, рассыпавшимся по обтянутым мантией плечам и спине наглеца. Смех, отвратительный, пренебрежительный, заставил меня пробудиться окончательно. Малфой, непонятно откуда взявшийся в больничном крыле, сидел на краю койки и бесстыдно разглядывал меня. Как я пожалела тогда, что не двинула голой пяткой в эту нахальную физиономию, когда она была склонена надо мной! Но чертов страх снова лишил меня не только решительности, но и голоса: – Что ты себе позволяешь?! – хрипло каркнула я. – Да так, зашел проведать вас, мисс Блэк, – нагло ответил Малфой и откинул платиновую гриву назад – А вы, я вижу, не рады меня видеть? – Нет, не рада! Убирайся! – выкрикнула дрожащим голосом я – Или... В серых глазах отчетливо отразился выразительно-презрительный вопрос: "Или что?". Я снова растерялась и выкрикнула: – Ты... не знаешь, на что я способна! Малфой снова пренебрежительно рассмеялся, а затем поднялся и скрестил длинные руки на груди: – Все я знаю, – проговорил он также насмешливо, но в то же время будто слегка устало – У тебя на лице написано:"Я – наивный цыпленок ". Смотришь на мир с ужасом, по углам от меня прячешься. Думаешь, мне Честертон не рассказала о твоей просьбе, не общаться со мной, когда ты рядом ?  У меня похолодели конечности. Я вжалась в спинку кровати и пролепетала: – И почему это так удивляет тебя? И почему ты просто не можешь оставить меня в покое, если считаешь недостойной своего общества и внимания? Выражение лица наследника рода Малфоев стало почти ласковым: – Потому что ты меня боишься, птенчик. И я могу вгонять тебя в страх, в панику, таким образом получая над тобой власть... И прежде чем я успела что-либо возразить, он выхватил из кармана мантии палочку и направил ее прямо мне в грудь. Я тут же вскинула руки, закрывая голову. Как испуганный ребенок. Как кукла, хозяин которой резко дернул за необходимые ниточки. Сердце забухало в ушах тяжелым молотом, и даже на мгновение перекрыла новую вспышку язвительного смеха. Мой мучитель был уже у дверей и готовился исчезнуть в темноте коридора. Злые искры в льдистых глазах вонзились прямо в мою душу. – Ищи себе того, кто будет тебя защищать, а то однажды умрешь от страха, крошка Блэк, – наконец бросил он таким тоном, словно я ему ужасно наскучила, – Свет полон интриг, не отрастишь когти и зубы – сожрут с потрохами, странно что ты, леди из такой семьи этого еще не поняла. Тем более в сказочках младшим сестрам всегда везет на женихов! После его визита,я долго плакала,еще больше ненавидя себя за собственные слезы. Сегодня я ощутила, что попала на точку невозврата к прошлому. И именно сегодня, двадцатого сентября, в пятницу я дождалась вечера, покинула медицинское крыло и, игнорируя ужин, сразу же решила обратиться за советом к Берте Салливан, самому лучшему зельевару нашего курса, чтобы узнать, существует ли зелье, помогающее измениться к лучшему внешне и обрести внутреннюю гармонию. Странной девушкой была мисс Салливан и совсем не похожей на знатную леди. Жидкие чёрные волосы она всегда заплетала в тугую косу, которую закалывала на затылке. Ее водянистые зелёные глаза могли показаться выпученными и глуповатыми, а нос смело можно было назвать орлиным. К этому стоило еще прибавить желтоватые зубы, несколько скрипучий надтреснутый голос, легкую шепелявость и неизменное узкое черное платье. Старшекурсники звали ее за глаза квакершей, даже не знаю, что обозначает это слово. В ней не было утонченности и грации, однако она без них, казалось, ничуть не страдала. И весь наш курс знал, что лучшего зельевара-студента чем леди Салливан в Хогвартсе не найти. Уголок Берты в нашей спальне напоминал маленькую кладовку, и я невольно застыла, как в первый раз разглядывая его, словно крошечную лавочку в Косой аллее. Над кроватью висели аккуратные и ровные пучки трав, завязанные в одинаковые узлы. Прямо над изголовьем висел тугой мешочек, в который была затянута горстка каких-то слабо поблескивающих камней. Разнообразных пузырьки и баночки, будто живые полупрозрачные существа, поблескивали при свете ламп стеклянными бочками то на тумбочке, то в полураскрытом потертом чемодане, то под кроватью... – Чего это ты тут высматриваешь, Цисси Блэк? – скрипучий голос Берты заставил меня вздрогнуть. Салливан будто бы дожидалась меня в пустой спальне, знав заранее, что нужна мне. Прочитав мое смущение, она усмехнулась и подошла ближе: – Как здоровье? – прищурилась однокурсница. – Все в порядке, – я опустила глаза, затем быстро оглядела спальню и спросила чуть тише – Можешь дать совет? – О чем-то тайном и, возможно, запрещенном? – также тихо поинтересовалась Берта и в нетерпении потерла сероватые, покрытые тонкими порезами пальцы. – Возможно, – выдохнула я. Вместо ответа, Салливан решительно поймала меня за локоть, ловко втащила в темную пустую умывальную комнату, захлопнула дверь, заперла ее с помощью заклинания, а потом выжидательно уставилась на меня своими светлыми проницательными очами. Я переглотнула и заговорила: – Я хочу знать... Существует ли рецепт зелья, помогающего измениться внешне и внутренне, обрести гармонию с собой? – Хм, – Берта облокотилась на кафельную холодную стену и прикусила губу – Тяжелые периоды перемен имеют свойство рано или поздно заканчиваться. К чему такая спешка? Я бы на твоем месте просто переждала и перетерпела. В носу защипало, тело пробрало холодом: – Я больше не могу терпеть. Берта выразительно изогнула широкую бровь, а я продолжила, глядя в пол и опасаясь, что вот-вот расплачусь: – Я устала от себя. Устала быть позором семьи Блэк. Устала быть в тени лучших во всем сестер. Устала завидовать красоте и легкости лучшей подруги... Светлые луны глаз однокурсницы то слегка бледнели, то вспыхивали при каждом движении ее полупрозрачных синеватых век. Желтоватые крупные резцы сосредоточенно терзали пухлую нижнюю губу. Я снова переглотнула и выпалила: – Устала от Малфоя, который, видимо, не успокоится пока не сделает из меня истеричку! Но у меня не получается порвать этот порочный круг самой. Берта беззвучно усмехнулась, а я вздохнула и через внутреннюю боль вслух вынесла себе приговор: – Я недотепа. А такое в свете не прощается. – Ты слишком серьезно относишься к Малфою, – заметила однокурсница, покосившись на дверь, – Мальчик просто не наигрался и чует, что еще годик и папаша найдет ему невесту, и свободы больше не будет... – А почему от его игр должна страдать я? – вырвалось у меня. – А ты не страдай, – хохотнула Берта – Он на тех, кто ему вообще не нравится, лишь смотрит свысока и не задирается. А тебя он считает достойной разговора с ним. Почувствуй разницу! Значит, что-то есть в тебе, что не дает ему покоя! На мгновение слова Салливан заставили мое сердце вздрогнуть. Но,снова ощутив в груди сосущую пустоту, я опомнилась. – Плевать мне на то, что он считает, – жестко ответила я и неожиданно для себя добавила со злым задором – Уверена, лучшей местью для него будет, если я изменюсь настолько, что заставлю его трепетать и жалеть о насмешках в мой адрес. Так существует ли необходимый для меня состав? Берта беззвучно повела ресницами в знак согласия. – Его можно изготовить в школьных условиях? – неожиданно громко спросила я и тут же осеклась, покосившись на дверь, за которой все еще было тихо. – Можно, – задумчиво протянула Берта и слегка улыбнулась своим мыслям – Только вот главный ингредиент достать будет непросто. – Насколько непросто? – настойчиво спросила я. Однокурсница коротко вздохнула и заговорила: – Единственный состав с похожими свойствами называется пурпурной эмульсией или эмульсией Кровавой Мэри. Знакомо это имечко? Я кивнула, и Салливан продолжила: – Главный ингредиент – геммофор, кровавый мох, в который, согласно поверьям, обратились капли крови ее жертв. Ты ведь помнишь, чем она промышляла во имя сохранения красоты и молодости... А растет он только у особых деревьев и под определенным углом падения лунного луча. Остальные ингредиенты достать можно и из школьной кладовой, а что-то готова одолжить тебе я. Но без геммофора нужного состава тебе не видать. – Я найду его, –уверенно объявила я – Ты продиктуешь мне состав? Берта снова странно усмехнулась и выхватила их складок мантии свою потрепанную записную книжку: – Я готова дать тебе этот рецепт, но при условии, что ни одна живая душа не узнает ни о самой эмульсии, ни о том, что о ней рассказала я, – неожиданно жестко проговорила она, шелестя серыми мятыми страничками, – Сама понимаешь, Кровавая Мэри не была особой образцового поведения, это фактически на грани запретной области магии, пользование которой не проходит бесследно для волшебника. Поэтому имей ввиду, что любая ошибка может стоить тебе очень дорого. – Пусть будет так, – отчетливо проговорила я. – Поклянись, – приказала Берта, жутковато сверкнув глазами. В ее пальцах был зажат небольшой гладкий прямоугольный листок, исписанный старинными готическими буквами. – Клянусь всем родом Блэков! – почти выкрикнула я, глядя как зачарованная на бумажку. – Пойдет, – одобрила Салливан и вложила мне в пальцы вожделенный рецепт. Тотчас за дверью послышались оживленные голоса и мы молча, не глядя друг на друга покинули умывальную комнату и разошлись по своим углам. Перед сном я еще раз перечитала неожиданно простой рецепт эмульсии и еще раз со смесью брезгливости и любопытства разглядела этот жуткий мох,изображенный на картинке снизу. Он напоминал застывшие на белой коже густые капли крови и от этого зрелища невольно становилось не по себе. Но почему-то именно сегодня, после разговора с Бертой, трусиха в моей душе словно бы притихла, уступая место холодной и решительной слизеринке, готовой пойти на все, ради собственной выгоды. Кроме того, меня подстегивало злорадное желание доказать всем вокруг, что я все же смогу стать той, кем хочу быть. Разве нет на Слизерине действительно добрых людей? Наверное, все же нет. Добрые у нас не выживают.