Записки из папки с драконом

4 сентября. Нарцисса. Сырость, такая привычная в подземельях Хогвартса и потому практически не раздражающая тех, кто был к ней привычен, сквозила из каждой щели, пряталась в морщинах и трещинах старых камней, из которых был возведен замок. Я с трудом открыла глаза. Не стоило полночи читать роман. Но,Мерлин, какой же он был увлекательный… Страшно не хотелось вылезать из-под нагретого за ночь одеяла в пронизывающий до костей воздух спальни, ставить голые ноги на ледяной пол, менять теплую сорочку на холодную одежду, всю ночь провисевшую возле кровати. Я какое-то время полежала, дожидаясь, когда большая часть девочек отправится занимать длинную очередь на умывание, и только тогда встала приводить себя в порядок. Я люблю спать. Мое домашнее прозвище Соня, потому что я засыпаю везде, где тепло. В своей комнате, в гостиной, когда обо мне забывают гости,ваив Хогвартсе в библиотеке и даже на уроках.... Матушка считает, что это происходит от недостатка свежего воздуха и регулярно мне напоминает в письмах, чтобы я выходила на пешие прогулки. Заботится… Отец больше иронизирует. Так же, как и над округлившимися щеками. А мне иногда кажется, что только во сне я могу быть собой и не бояться критики или несоответствия чьим-либо ожиданиям. Иногда я вижу такие сны… Смелые. Вольные. И здорово, что их вижу только я, и никто меня не осудит за то, что я наслаждаюсь подобными… картинами. Кажется, я была бы идеальной Спящей Красавицей. Главная героиня сказки, конечно, была маглом, поэтому и не смогла одолеть проклятие. А я бы смогла, но не сделала этого по собственному желанию. Хотя, кого я обманываю? Я недостаточно хорошая волшебница. А все потому что не только сонная, но еще и медленная. В меня будет лететь заклинание, а я буду смотреть на него, пока меня не собьет с ног или не выбьет палочку из рук. Белле равных в заклятиях нет. Я много раз просила ее потренировать меня, но она все откладывала и перекладывала… Сначала я настаивала, но потом поняла, что, возможно, сестрица не хочет конкуренции. Впрочем, я никогда и не смогу с ней соперничать. Посетив наконец освободившуюся ванную комнату, я подошла к зеркалу в опустевшей спальне и придирчиво оглядела себя в последний раз. Из зеркальной мрачной полутьмы на меня смотрела миловидная блондинка невысокого роста. С золотистыми волосами, собранными в скромную, но элегантную прическу, резко контрастировали темные тонкие выразительные брови и ресницы. Карие глаза казались чужими на лице и глядели словно из глубины. Скорее всего, такое ощущение возникало из-за синеватых теней,появившихся на нежной кожей век из-за недосыпа. Жаль, нет заклинаний или зелий для выравнивания кожи на лице! А может и есть… Нужно будет поинтересоваться. Была у нас одна слизеринская затейница-зельеварка, мастерица по вопросам красоты и женского здоровья, дочь потомственного аристократа, который скучал-скучал в поместье, а потом взял и придумал самое лучшее зелье для омоложения женской кожи и от этого разбогател еще больше. Правда, его дочь несколько странновата, собственно, как и он сам, и когда она вещает, не всегда понятно где правда, а где ложь. Мой взгляд опустился ниже,недовольно остановился на шее, слишком короткой и нелепой, и потерялся в складках белой блузки с пышным воротником. Она сидела намного лучше, чем несколько дней назад, во время примерки,все-таки плотный корсет Лотты, с вышитым узором из черных цветов, действительно помог. Юбка из тяжелой ткани неумолимо подчеркивала округлившиеся бедра, но под мантией этого видно почти не было. Я осторожно расправила пальцами галстук, а затем поправила изумрудные серьги-капельки в ушах. Оставалось надеяться, что аккуратный внешний вид настроит на учебу.

***

На удивление, стоило покинуть мглистые сырые подземелья, как оказалось, что на улице впервые за несколько дней выглянуло солнце. Косые лучи били через стекла, озаряли каждый уголок, и от этого каменный замок казался сотканным из воздуха и света. Слегка пахло теплой пылью, а из приоткрытых окон доносились еще и пряные запахи влажной земли, острый свежий дух близкого леса и аромат начавших желтеть и опадать листьев. Чирикали птицы, но будто-то бы нерешительно, тише обычного. Чудо, какой хороший был день! Уроки пролетели незаметно. Что-то спрашивали, я что-то отвечала, зарабатывала очки для факультета. Иногда не отвечала, и тогда преподаватели перекидывались со своими вопросами на другую жертву. Мыслями я находилась в сюжете полюбившегося романа, который была вынуждена отложить глубокой ночью. Достать его прямо на уроке и читать под партой я не могла, так как за дисциплину непременно сняли бы очки, а Слизерин не может так бездумно и бестолково потерять шанс на победу в соревновании между всеми четырьмя факультетами Хогвартса. И потому, я лишь незаметно с любовью поглаживала пальцами корешок книги, лежащей в моей сумке, словно обещая милым сердцу героям, что снова вернусь к ним, как только освобожусь. Во время большого перерыва я хотела, погрузиться в долгожданное чтение, однако Лотта упрямо потащила меня на улицу: – Когда еще солнце увидим! Ничего не желаю слушать! Не знаю, действительно ли Шарлотта хотела прогуляться со мной или просто явить миру свою небесно-голубую блузку с пышными рукавами. Однако я все же пошла с ней, оставив вещи у кабинета зельеварения. Солнце грело так сильно, что мне на мгновение показалось, что снова вернулось лето. Шарлотта тут же сбросила мантию, открыв для всеобщего обзора свою кукольную фигурку, а затем стянула и галстук и спрятала его в карман: – Попадет тебе от профессора Макгонагалл за то, что ты без формы, – нерешительно заметила я. – Да ерунда, никто не заметит! – кокетливо помотала головой Лотта. Лента в ее прическе замечательно подходила к тону блузки, а на тонком носике под солнечным светом проявились едва заметные веснушки, которые, впрочем, ничуть не портили ее нежный образ. Некоторых Шарлотта Честертон раздражала своей манерой одеваться и ловить мужское внимание. Однако я не видела в этом ничего плохого. Просто юная леди умела радоваться своей молодости, цвести и радовать всех вокруг своим цветением, любила себя… Нет, нет, нет я не завидовала. Ведь это низко – в тайне завидовать лучшей подруге! Но скользнув глазами по аккуратным бедрам и талии подруги, я плотнее завернулась в свою слизеринскую мантию. Спокойно гуляли мы недолго. Мисс Честертон не была бы собой, если бы не привела меня к дубу, возле которого расположилась кучка шестикурсников-бездельников. Они тотчас заметили нас, захихикали и стали зазывать к себе Шарлотту и всячески привлекать ее внимание. Почти сразу же стало противно. То ли от того, что я все же ревновала и обижалась и сама себе не могла в этом признаться в этом,то ли от того, что бездельники вели себя не как отпрыски потомственных аристократов, а как пьянчуги из придорожного провинциального трактира. Неужели подруга считала такое поведение привлекательным? Меня подобные проявления неравнодушия бросали в дрожь: – Лотта! Иди к нам! – призывно махал рукой Шарлотте высокий кудрявый брюнет, наследник рода Ноттов. – Прошу прощения у меня дела, мальчики! – не оборачиваясь пропела девушка, нарочито медленно вышагивая рядом со мной по тропинке и будто невзначай покачивая бедрами. Однако голоса группы старшекурсников не стихали, и из этого нестройного ансамбля особенно выделялся нагловатый голос Люциуса Малфоя,который внезапно появился в школе чуть позже, чем основной состав, приехавший на поезде, но также первого сентября. Почему так получилось, я так и не узнала, не стала выпрашивать у Лотты,да и не особо мне интересно это было знать. Он был самый высокий в компании, но отнюдь не нескладный. Его красивое лицо также миновали юношеские угри, высыпания и сухость, и кожа выглядела едва ли не светящейся молодостью и здоровьем. Точеный профиль: гордый нос, острые скулы, надменный подбородок, прямые платиновые волосы до плеч, напоминающие под солнечными лучами сноп ослепительных искр... А глаза – тоскливые, равнодушные, не смеющиеся. Романтичные девочки-слизеринки говорили, что в его глазах словно застряли осколки грозового неба. Однако я была не склонна преувеличивать и искренне считала, что в серых глазах особенного ничего нет. Если глаза – зеркало души, то вряд ли кому-то понравится серое зеркало: – Иди к нам! Бросай свою компаньонку, не заблудится, дорогу в подземелья найдет! – неожиданно крикнул Малфой в привычной слегка ленивой манере,будто слегка растягивая слова. Небрежно брошенное им в мой адрес словечко поразило меня словно громом. Компаньонка?! Безродная подружка аристократки, зачастую потерявшая родителей?! И он так обозвал меня при том, что, знал, что я – урожденная Блэк? Ну это слишком! Гнев мгновенно застлал глаза. Я молча вырвала руку из-под локотка Лотты и решительно двинулась к гогочущей компании. Обычно я не лезу в споры. Не умею спорить, потом чувствую себя глупо. Но в этот раз мне неожиданно стало стыдно и мерзко не просто от того, что Малфой рядом, а оттого, что я вынуждена делить с ним родную Англию и планету Земля: – Это ты меня компаньонкой назвал? – спросила я, подойдя к Малфою практически вплотную и твёрдо взглянув в его лицо. Серые глаза шестикурсника расширились от удовольствия при виде новой жертвы. Он слегка нагнулся и издевательски протянул: – Надо же, младшая Блэк показала зубки! Я не знал, что ты умеешь говорить, крошка! Товарищи загомонили и засмеялись: – Я спрашиваю, это ты меня компаньонкой назвал? – слегка повысив тон голоса повторила я. Однако Люциус явно не собирался отвечать на мои вопросы и уж тем более воспринимать меня всерьез. Раззадоренный хихиканьем и язвительными комментариями, он неожиданно схватил мою руку, тем самым обескуражив меня едва ли не до потери сознания, и страстно выпалил: – О, мне право невероятно жаль! Прошу простить, я оскорбил Вас… как я могу вымолить прощение?!… – Кончай паясничать, Малфой, тебе не идет... – я вырвала руку, отступила от него и ощутила, как заливаюсь обжигающим румянцем. – Верно, Малфой, хорош обижать ребенка! – снова с укоризной прервал его Нотт – Разве так себя ведут настоящие джентльмены? – О, ты прав, простите меня великодушно! – Люциус с деланным сожалением раскланялся перед окружащими его товарищами, и вся компания снова разразилась смехом. Я бы так и стояла, остолбеневшая, расстроенная и опозоренная возле этого сборища, если бы Лотта не утянула меня в сторону школы: – Ну вот чего ты влезла?… – недовольным шепотом поинтересовалась она. – А кто ему давал право меня,урожденную Блэк, сравнивать с какой-то компаньонкой? – устало спросила я, усилием воли пытаясь победить дрожь в руках. – Я согласна, – задумчиво проговорила Шарлотта – Только имей ввиду, что он тебе это еще припомнит. Есть у него такая неприятная черта характера, высмеивать тех, кто слабее... Эта новость меня не напугала, а вызвала очередной приступ усталости. Что серьезного может мне сделать Малфой? Ничего. Он не станет портить свою репутацию старательного отличника и марать честь образцового факультета. Одни слова и пустые обещания. Если только при каждой встрече подкалывать будет. Но что мне мешало с ним просто не встречаться? Расписание занятий у нас было разным, косвенно объединяла нас только Лотта, но я решила по-дружески попросить ее общаться с Люциусом, когда меня не будет рядом. Отсидев последнее занятие после перерыва, я извинилась перед подругой и, забрав вещи, направилась в библиотеку, в которой планировала провести вечер. В одиночестве. И наконец-то с романом. 4 сентября. Люциус: Великий Мерлин, зачем Шарлотте понадобилось общение в письмах в Хогвартсе, если мы видимся практически каждый день? Поди пойми этих дам, то «поцелуй меня, Малфой», то «ах, мне стало скучно», и нет ее рядом! Я терпеть не могу, когда мной играют, но уж больно хочется, чтобы со мной рядом была ни кто-нибудь, а первая красавица Слизерина, пусть даже такая непредсказуемая и капризная. Хочет нежные письма? Будут ей письма! Только, на мой взгляд, все же плохая задумка использовать в качестве почтовой совы крошку-Блэк. Конечно, она моложе меня всего на год, но выглядит как растерянный младенец, потерявший мать. Потому и крошка. Как она разобиделась, когда я неосторожно обозвал ее! Думал даже, сейчас разрыдается! Это забавно. Совсем цыпленок! Так она не похожа со своими сестрами, которые за подобное мне бы наживую выкололи глаза!... Конечно, можно было бы воздержаться от язвительного комментария. Но такой уж я человек, которому нравится чувствовать власть, доводить человека до нужного мне состояния, выводить на эмоции, иногда запугивать. Это будто бы придает силы и уверенности, пьянящее ощущение власти… Дописав письмо для Лотты и украсив оставшееся свободное место рисунком из трех веток вереска, я положил его в концерт и оглядел библиотеку, в которой работал. Где-то здесь должна сидеть Блэк, ma cheri говорила, что ее маленькая подружка собирается весь вечер читать. Следовало передать послание ей. На удивление, не за одним из рабочих мест между затянутых вечерней мглой книжных шкафов обиженной малышки Блэк не оказалось. Уже решив, что пунктуальный ребенок заранее отправился в кроватку, я собрался уходить, но заметил в дальнем углу в тени роскошной широкой шторы слабый синеватый свет от палочки. Вон куда забралась! Я бесшумно приблизился и отдернул штору. Устроившаяся на полу девушка подскочила от неожиданности, но, быстро успокоившись, тут же снова опустила глаза на страницу толстенной темно-зеленой книги, которую держала на коленях: – Не сидите на полу, мисс Блэк, простудитесь! – усмехнувшись заметил я, не торопясь разглядывая ее. – А вам не все ли равно, мистер Малфой? – не отрываясь от чтения поинтересовалась девчонка подчеркнуто спокойно и холодно. Действительно, а было ли мне до нее дело? Пусть сама следит за своим здоровьем. Я вынул из кармана мантии конвертик и протянул Блэк: – Письмо Лотте передадите, мисс? – Передам, – коротко отозвалась она, не поднимая глаз, приняла у меня конверт и положила его рядом с собой на пол. Душу куснуло раздражение. Не похоже было на то, что малышке хотелось тоже моего внимания, как и блестящей модной подруге, хотя мне так и показалось днем. Захотелось немедленно вырвать у нее книгу, чтобы оторвала глаза от строчек и смотрела на меня. В глаза. Чтобы ее маленькие тонкие губки снова задрожали от страха, а кожа налилась румянцем смущения: – По какой дисциплине читаете учебник? – едва сдерживая злость, выдавил я требовательным тоном. – Не мешайте, мистер Малфой, – отмахнулась девчонка. Упрямая ослица!... Не в силах сдерживаться, я дернул ее книгу на себя и отчеканил: – Я привык смотреть говорящему в лицо, мисс Блэк. И мне очень не нравится,что вы позволяете себе читать при общении со мной… Она все же взглянула мне в глаза, поднялась, поправила складки юбки и ответила слегка снисходительно и с достоинством: – Мистер Малфой, зачем вы опять цепляетесь ко мне? Вам мало внимания? Сочувствую, но я тут помочь не могу и развлекать вас не намерена. После этих слов она смело вырвала из моих пальцев книгу и аккуратно закрыла ее. Никакого трепета и страха! Нежданные наглость и дерзость! Я угрожающе надвинулся на малолетку, заставляя отступить в угол, и почти прошипел, неожиданно для тебя перейдя с вежливого и официального обращения на «ты»: – Совсем страх потеряла, пигалица? – А ты – мозги и совесть, – ответила Нарцисса и неожиданно молча и уверенно направила мне в грудь палочку с люмосом, которую все это время сжимала в правой руке. Огонек на кончике отражался в ее зрачках и делал выражение глаз непримиримым и практически злым: – Дома не научили учтиво отвечать, когда к тебе обращаются? – угрожающе выплюнул я, уперевшись рукой о стену над головой пятикурсницы. – Я всего лишь не хочу с тобой разговаривать, – ответила она ровно, отчетливо и уверенно –И отвечаю грубо, потому что ты не принимаешь моего отказа. – И почему же не хочешь? – мои губы исказила злая насмешка, я снова предпринял попытку ранить чувствительное сердце, – Ты настолько высокого мнения о себе, маленькое пугало? Ответ Блэк заставил меня замереть каменным истуканом: – Я тебя не уважаю… Пока я стоял, пораженный и изумленный, едва ли не с отвалившейся, как у мертвеца челюстью, наглая малолетка продолжила громче и увереннее: – Ты смеешься над ребятами с других факультетов. Глумишься над учителями и даже над Дамблдором, который тебя старше во много раз и обращается с тобой как с родным человеком. Общаешься с ровесниками только ради полезных знакомств, а потом злословишь о них за их же спинами. Крутишь девушками, как хочешь... Достаточно или перечислить еще причины? Дар речи вернулся ко мне, и я злобно вцепился в тонкое плечо,обтянутое белой тканью блузы: – Хочешь сказать такая вся из себя положительная? Ангелочек, тоже мне! – Нет, не ангелочек! Но в отличие от тебя, свой яд я держу внутри,а не выплескиваю на всех вокруг! Она вырвалась, проскользнула под моей рукой, и бросилась к выходу, прижав к себе книгу: – Письмо забыла, дура! – потеряв какую-либо выдержку, крикнул я ей в спину. Та почти бесшумно вернулась, подхватила конверт и исчезла в темноте коридора, ни разу не взглянув на меня и лишь мимолетно задев краем юбки. Я тоже направился в спальню, снедаемый злобой и необъяснимой тревогой, время от времени подрагивая от пробирающего до костей холодка. Вот же характер отвратительный! Лучше бы уж молчала и не разевала свой рот в принципе! Лучше бы уж краснела и рыдала в ответ на любое, даже не слишком обидное замечание! Морализаторша! Глумлюсь, обижаю, высмеиваю... А кто хорош?! Кто на этом чертовом факультете чист и светел?! Не уж то пигалица Блэк мнит себя страдающим безвинным ангелом, реющим над погрязшим во лжи Слизерином? Ну уж нет... Есть и у тебя в душе червоточина, маленькая пуританка, даже если ты не готова признать эту печальную правду!