выпускной альбом

Золотая осень неожиданно оказывается тёплой. Тёплой настолько, что можно смело ходить в шортах и в футболках, носить кеды, а также гулять с утра и до самой ночи. Все бы ничего, если бы не школа, выпускной класс и, конечно же, экзамены. Айыллаана курит чапман с шоколадом прямо у ворот школы, игнорирует взгляды младшеклассников и щурится от яркого солнца. Она смотрит на свои новые кеды и думает, что порвет их уже к октябрю. По гаражам бегать это не на диване лежать. Макарова кусает губы, потому что видит директрису и тушит сигарету об руку. Морщится немного, а позже совсем уж женственно вскрикивает, потому что на неё прыгает… — Бля, Карин, а если бы уронила? Ты же малышка совсем, бро. Айыллаана сжимает бедра своего, как она говорит, «кента» и подкидывает, заставляя заливисто рассмеяться: — Ага! Я не букашка, братан, помнишь, как я Сереге втащила? А он почти на две головы выше. Макарова закатывает глаза. Да, она помнит эту великолепную драку, когда стирала кровь с подбородка и с губ Долиашвили и отчитывалась перед её бабушкой, мол упала Карина. А ещё помнит, как та впервые в слезах позвонила и рассказала, что дедушка её так сильно побил тапочкой, что дышать тяжело. После этого Оел поняла, что её подруга не клоун, а сломленная девочка. Айыллаана тащит совершенно без труда маленькую заразу, а Диана, у которой на этой неделе фиолетовые волосы, смеётся: — О, букашечка наша прицепилась к Оел! Долиашвили надувает губы, в этом Макарова уверена на все сто процентов. Она стягивает Карину с себя уже в классе и та усаживается за парту, закидывая на неё ноги. Айыллаана садится рядом и бормочет: — Господи, с кем я общаюсь? У Долиашвили настроение хорошее, поэтому она, смеясь, отвечает: — С самым прекрасным другом на планете! Оел глубоко вздыхает, но не спорит. Карина и правда прекрасный друг… Всего лишь друг, подружка. А хотелось бы больше, наверное… Быть не друзьями, а парой. Она видит, как Юлиана, сидевшая на первой парте с патлатым Максимом, поднимает юбку и вздыхает глубоко: — Вот ша… Долиашвили кидается ручкой в Калякину и та пищит: — Ты че? Э, мелочь! Карина показывает язык: — Мелочь у Макса в штанах! Парень краснеет и что-то бубнит, но всем, кроме Юны, плевать. Приходит Лаура Альбертовна, которая ведёт у них профильную математику, но Оел плевать. Она думает о голубых глазах, о растрепанных мягких волосах, о звонком смехе и о том, что хочет целовать и любить, а не дружить. — Айыллаана, какой ответ? Макарова вздрагивает, смотрит на преподавательницу, а та будто понимающие смотрит, будто знает все прекрасно и выражает поддержку. Или так кажется? — А… Три? Класс взрывается хохотом, Оел краснеет и накидывает на голову капюшон. Карина, у которой смешинки в глазах, говорит мягко: — Ты че, она спросила, пойдёшь ли ты со всеми на экскурсий. Макарова падает лицом на парту, потому что это позор. Окончательный, блять, позор. Три, надо же!

***

— Айыллаана, у тебя все в порядке в семье? Лаура Альбертовна останавливает Макарову у выхода из класса. Смотрит мягко и Оел знает, что та заботится. Она обо всех заботится, добрый человек. — Да. Вы простите… Ну, за то, что не слушала. Я иногда задумываюсь и теряюсь. Лукина улыбается и качает головой: — Не переживай. Ты лучше поговори с этим человеком. Молодость быстро проходит. В её глазах миллионы мыслей, там нет тишины, Оел знает. Она кивает и обнимает учительницу, что действительно ей близка, что всегда рядом, когда плохо. — Хорошо, Лаура Альбертовна. Я постараюсь.

***

— Светозаврик! Светка! Маша Романова бежит за подругой, а та, сжимая в руке фиолетовую одноразовую сигарету хохочет: — А ты поймай! Они бегут по жёлтой листве, Токарова перепрыгивает лужи и Маша видит, как пачкаются её джинсы. — Поймаю и побью! Не побьет, на деле. Максимум по заднице даст, потому что они дружат с садика. С дня, когда их познакомили в группе «черепашки» и посадили на горшки напротив друг друга. Света сворачивает на старую детскую площадку, что стоит около общежития, она затягивается так сильно, что кашляет, этим и пользуется Романова. Она запрыгивает на Токарову и та, уронив одноразку, не даёт упасть. — Поймала, Свет! Маша широко улыбается, её волосы под тусклым солнечным светом умудряются отдавать приятным медовым оттенком и, наверное, Света только тогда полностью осознает, что влюблена. Класса с шестого, наверное, когда поняла, что женская грудь для неё выглядит намного лучше мужского пресса. Они садятся на старые скрипучие качели, от которых на руках остаётся потускневшая синяя краска. Выше к небу, будто они хотят взлететь Токарова видит, как волосы подруги поднимаются даже с кепкой, видит, как на мягких щечках выделяются ямочки и влюбляется снова и снова. Она же все знает про Романову, всё. Знает, что мама била за четвёрки, знает, что к ней приставали мужики, Света сама их отпугивала с помощью розового шокера. Маша раскачивается сильно, её ноги в жёлтых кедах поднимаются все выше и выше, Токарова даже боится, вдруг улетит, словно бабочка? Вдруг упадёт? — Машка, аккуратно! Романова хохочет и кричит: — Я всегда аккуратная! Прыгает с качели. Кеды скользят по грязи, потому что утром шёл дождь, Маша вскрикивает и падает, головой едва не попадая по железу. Света пугается. Она тормозит ногами, вся пачкается и за секунду оказывается рядом с почти плачущей Романовой. Берет покрасневшее лицо в холодные ладони: — Машка? Машка, что болит? Где? Блять, ну дурашка же, зачем прыгала? Гладит, даже не думает, пока Романова смотрит испуганно и отвечает со всхлипами: — Нога… Болит. Очень. Позже оказывается, что у неё растяжение. Маша записывает голосовые из травмпункта и говорит, что теперь никакой беготни по гаражам. Света расстраивается, потому что они, лежа на гаражах и покуривая сигареты, говорили о жизни и были близки.

***

Токарова рисует на листочке в линию мягкие черты. Рисует пухлые губы, кепку, большие глаза и сигареты в тонких пальцах. Света часто рисует Романову. С улыбкой, с цветами, с рыжим котом и иногда в платье, хоть никогда Машу в такой одежде и не видела. Представляет её даже такой, но никогда никому это не показывает. Рисование же мелочи и ерунда, разве не так? — Нифига… Светозавр, скучаешь по Машке? Карина оказывается рядом и падает на место Романовой. Заглядывает любопытно в тетрадку Светы, а та краснеет и прячет её в рюкзак: — А тебе че? Иди к Оел, заскучает без тебя. Долиашвили фырчит, взъерошивает свои волосы и со смехом произносит: — Ничего не заскучает, взрослый человек. Так что, ты из нашей гильдии любителей прекрасного пола? Токарова закатывает глаза и открывает учебник по английскому. Прячется за ним: — Пока, Карина. Долиашвили показывает ей средний палец и возвращается за парту. Говорит недовольно: — Света меня обидела. Оел, сохраняя каменное выражение лица, спрашивает: — Мне ей по губам дать? Карина качает головой, выдыхая: — Не… Лучше по жопе. Я что, виновата, что Романова пизданулась? Скучает, в гости сама не ходит, мне Маша об этом говорила! Макаровой плевать на всех, кроме Долиашвили, поэтому она слушает её и чуть улыбается, находя Карину безумно милой. — Ты слушаешь меня вообще? «Господи, да я только тебя и слушаю», — думает Айылаана, кивает, облизывает губы, хочет сказать, повторить свои мысли, но не успевает, потому что начинается химия.

***

кому: Маша❤️ хээээй! ты как? ножка сильно болит до сих пор??? давай приду, помогу с домашкой! задали решить вариант по егэ! Света, растрепанная и выдыхающая дым с ароматом смородины, топчется уже у подъезда Романовой. Пиликанье и сонный голос: — А? Светозаврик, ты что, уже пришла? Всегда так делаешь… Токарова улыбается, прижимается к железной двери, кивает, будто Маша видит, а после исправляется и произносит: — Да! Пустишь? Я твои любимые печеньки взяла. Тишина, но потом радостное: — Пущу! Только это, до тебя мне придётся прыгать. И, стоит Свете позвонить в домофон через пять минут, открывает.

***

Токарова, когда видит растрепанную и домашнюю Машу, чувствует надлом внутри себя. Она подхватывает ойкнувшую Романову под мягкие бедра и обнимает. Нога, перевязанная эластичным, нелепо висит в воздухе, пока Света несёт Машу на кухню, сжимая в пальцах ещё и пакет. Усадив Романову на стул, Токарова улыбается: — Сюрприз! Машка, ты прости, что я не приходила… Просто… Думала об одном… Света краснеет, а Маша улыбается и спрашивает, поставив кружки на стол: — О чем? Токарова достает из рюкзака свой альбом, потрепанный и полный рисунков с Романовой. Отвечает тихо: — О том, что мне нужна модель. Попозируешь для меня? Буду рисовать. Хочу научиться рисовать людей. Не рассказывает, конечно, что кучу раз рисовала уже, просто хочется показать ей хоть один рисунок. — Ой, конечно! На душе сразу легче становится, потому что Маша хочет этого. Хочет, чтобы Света написала её. Это прикольно.

***

— Ну Света-а, я устала! Романова ноет, постоянно ерзая на диване и закидывая аккуратно ногу на подушку. Говорит, хныча: — И ссать хочется! Ну че ты творишь… Токарова вздыхает глубоко и кивает: — Ладно, пойдём ссать. Хватает на руки ничего не понимающую Машу и несет в туалет. Буквально на унитаз сажает и слышит, уже закрыв дверь: — Стрёмно-то как! Света, я обратно сама пойду! Не пойдёт, но не суть. Токарова, хоть и выглядит милашкой, очень даже упрямая. И сколько бы смущенная Романова не выступала, она выигрывает.

***

Пока Света моет руки, Маша тянет к себе её альбом и улыбается, потому что у Токаровой очень классный стиль и навыки рисования. Романова решает посмотреть другие рисунки и с удивлением видит себя. Аккуратные штрихи, акцент на глаза и на губы… «Неужели Света видит меня так? А зачем рисует столько?», — Маша пока не понимает. Не понимает, но ей приятно. Кому будет неприятно, если его будут так часто и красиво рисовать? — Эй, ты что… Не надо! Токарова возвращается из туалета и мокрыми руками выхватывает альбом. Смотрит испуганно и бормочет: — Прости! Прости, блять… Она буквально бежит к двери, кеды накидывает и даже шнурки не завязывает. Альбом вылетает из рук, но Света не замечает, убегает только, виня себя за дурость. Как можно было взять с собой альбом, где куча рисунков твоей первой любви, с которой ты будешь? Ну не дура же? «Я дура… Может нравлюсь ей?», — Маша, допрыгав до двери, подбирает альбом и бережно разглаживает рисунки. кому: Светозаврик💞 светка, ты куда так убежала? давай поговорим, у тебя классные рисунки! Но ответа нет. Романовой грустно, потому что, черт возьми, вдруг её чувства взаимны? Она же влюбилась в Светку ещё тогда, когда та была с длинными волосами...