Интермеццо

На репетициях Азирафаэлю труднее всего было не отвлекаться на Кроули, который обжигал его взглядом со своего места у стенки. Сегодня, когда до премьеры осталось чуть больше недели, к нему присоединились Ньют и Анафема, которые наблюдали за Азирафаэлем, сложив на груди руки и вскинув брови. — Так все-таки… дирижер что-нибудь полезное делает? — спросил Ньют громким шепотом. — Или все махания этой хреновиной только для виду? — А знаешь, я тоже всегда задавалась этим вопросом. Анафема даже не потрудилась снизить голос. Кроули прыснул. — Да-а, Феллу только дай помахать своей хреновиной. Музыканты загоготали. Азирафаэль одарил их суровым взглядом и обернулся. — Если вы трое сейчас же не замолчите, то оставшуюся часть будете слушать из коридора. Я вас вышвырну, даже не сомневайтесь. Анафема изогнула губы в улыбке, которая ясно говорила «любопытно было бы это увидеть», и Азирафаэль решил, что вообще-то нет, ему бы не было любопытно. Он вновь повернулся к ансамблю. — Композиция номер пять, прошу вас, с самого начала. Он подождал, пока все долистают до нужной страницы, и поймал взгляд каждого из восьми музыкантов, прежде чем поднять палочку. Последние недели перед выступлением шли пока просто катастрофически. Все были на взводе, в том числе и сам Азирафаэль. Есть что-то непреодолимо унылое в том, чтобы день за днем видеть одни и те же лица, запираясь в подвале без окон, как бы ни старался он поддерживать оптимистичный настрой и продуктивную атмосферу. Даже съемочная группа перестала приходить после трех-четырех репетиций, объявив, что отсняли достаточно пленки, на которой Азирафаэль в отчаянии ерошит волосы. Оно и к лучшему, честно говоря. Последнее, что ему сейчас нужно, — это чтобы Пеппер лезла ему в лицо со своей камерой. Зазвучала музыка — постепенно нарастающий гул волынки, фортепиано и виолончели. Пятый — круг гнева, мрачный и угнетающий. Мадам Трейси вступила в девятом такте — как всегда, без нареканий. Азирафаэль поначалу ее немного жалел: день за днем приходить на репетиции с музыкантами на несколько классов ниже себя по части как таланта, так и профессионализма. Но, к его удивлению, она наслаждалась происходящим больше всех остальных. Даже сейчас, когда нервы у всех были натянуты, как тетива. Азирафаэль легким кивком дал сигнал Магу, и комариным писком в верхних ладах вступила гитара. Мальчик сосредоточенно хмурился, но играл безошибочно и выразительно, раздражая и почти изводя слушателя, как Азирафаэль и хотел. Затем лязгнул диссонанс, и Маг вскрикнул от боли: лопнула первая струна. Азирафаэль уронил руки, и музыка сошла на нет, только Маг матерился себе под нос. — Бывает, незачем паниковать. У тебя есть с собой запасная струна? Маг кивнул, продолжая трясти ладонью, на тыльной стороне которой появилась красная отметина. Позади него Хастур со стуком уронил палочки на малый барабан и преувеличенно тяжко вздохнул. Азирафаэль на секунду прикрыл глаза. — Давайте воспользуемся возможностью отметить пару моментов. Шедвелл, начну с тебя. В третьем такте ты не должен играть главную тему вместе с роялем, ты тянешь одну ноту, мелодия перейдет к тебе только значительно позже, на второй странице. Шедвелл пожал плечами — его типичная реакция на замечания Азирафаэля. — Увлекся. Такая прекрасная мелодия, прост’ не удержался. Трейси закусила губу, стараясь не рассмеяться. Азирафаэль давно начал подозревать, что Шедвелл участил свои выходки, чтобы произвести на нее впечатление, и, вопреки здравому смыслу, это, похоже, работало. — Постарайся играть по нотам, ладно? Шедвелл ничего не ответил, но подмигнул мадам Трейси, и та захихикала. Азирафаэль повернулся к тройняшкам. — Эрик-на-скрипке, твоя цель здесь — поддержать гитарную партию, а не затмить ее. До тебя еще дойдет очередь позже, а пока что держи себя в руках. — У меня вообще-то есть имя, — без энтузиазма отозвался Эрик-на-скрипке, но добавил замечание в ноты. — Хастур. Хастур поднял на него тяжелый взгляд. Азирафаэль покачал головой. — Тебе надо смотреть на меня, особенно перед вступлением Трейси. Нельзя просто играть в своем собственном ритме, игнорируя rubato, иначе вокал не попадет в такт. Мы это уже обсуждали. — Я не подчиняюсь напыщенным болванам вроде тебя. Азирафаэль вздохнул. Вариации этого спора тянулись из репетиции в репетицию. — Поскольку я здесь дирижер, придется тебе, как говорится, «подобрать сопли». — То, что ты спишь с композитором, не значит, что ты можешь мной помыкать. — Эй, а ну цыц! Кроули поднялся со стула. Азирафаэль молитвенно сложил ладони, зажав между ними дирижерскую палочку, и вновь почувствовал себя высокооплачиваемой, но низкоквалифицированной нянькой. — Спасибо, Кроули. Твоя помощь не требуется. Анафеме хватило наглости заржать, чем она заслужила совершенно не возымевший эффекта укоризненный взгляд, после чего Азирафаэль вновь повернулся к ансамблю. Маг успел заменить лопнувшую струну и теперь довольно шумно настраивал гитару. Хастур скрестил на груди руки, но по его смиренному виду Азирафаэль понял, что теперь он будет придерживаться нужного темпа. Он снова вздохнул, прикидывая, насколько эта ситуация в самом деле похожа на пятый круг ада. — Если все готовы… прошу вас, еще раз с самого начала. После репетиции он практически вытолкал Ньюта c Анафемой из комнаты, когда остальные уже разошлись. Кроме Кроули, который сел за фортепиано поиграть гаммы. К несчастью, Анафема упорно не желала оставить их в одиночестве. — Богом клянусь, Азирафаэль, если вас тут поймают за чпоком, я ничем не смогу помочь. Кроули прекратил играть и обернулся. — Что? — спросила она. — Знаю я вас. Только дай волю. — Ты назвала это «чпоком», — пояснил Ньют. — Ага, реально, — подтвердил Кроули. — Странно от тебя такое слышать. Азирафаэль кивнул. — Не слишком-то уместно, моя дорогая. — Ох, да блядь! За такую херню мне не платят. Она вылетела из комнаты, Ньют, беспечно пожав плечами, двинулся следом. Кроули встал с фортепианной табуретки и лениво приблизился к Азирафаэлю, по дороге захлопнув дверь. — Ну так… ты правда думал тут чпокнуться? А то врать не буду, после такой репетиции я был бы не прочь чутка снять напряжение. — Не совсем. — Азирафаэль шагнул ближе и прошептал: — Но кое-что мне все-таки нужно, чтобы действительно как следует… расслабиться. Кроули уже нырнул к его шее, ненавязчиво целуя его под ухом. — Я о-очень надеюсь, что кое-что — это мой член в твоей заднице. — Боюсь, что нет. Ну, может позже. Но прямо сейчас я очень хотел бы потанцевать.

***

Гот-клуб принял их со всей теплотой; стена шума, что встретила Азирафаэля на входе, уже не казалась такой страшной, как в первый раз. А может быть, он чувствовал себя здесь как дома, потому что Кроули положил руку ему на спину, мягко ведя сквозь толчею людей в черной одежде. В любом случае он с головой бросился в музыку, которая в этот раз звучала иначе. Более тихо, медитативно. Гулко, пронизывая печальной мелодией и плавным стройным ритмом. — Сегодня вечер классики, — пояснил Кроули, когда закончилась песня, в которой Азирафаэль узнал одну из любимых Кроули мелодий The Sisters of Mercy. Все-таки время, проведенное в его квартире и машине, не прошло даром. Он взял Кроули за руку и потянул на танцпол, где они влились в скопище готов, мерно двигающихся в такт музыке, покачивающихся с поднятыми в воздух руками, как тростник на ветру. Выглядело это невероятно глупо, и все же Азирафаэль сразу к ним присоединился. Кроули секунду наблюдал за ним с тем же замешательством, с каким смотрел на него в примерочной того маленького бутика. Они обвили друг друга руками и вместе закружили среди танцующих. — Я не думал, что ты и правда хочешь потанцевать, — почти прокричал ему на ухо Кроули. — Я всегда говорю, что думаю. Азирафаэль закинул руки ему за шею и переплел пальцы, закрывая глаза и позволяя музыке накрыть его и вымести из головы все мысли. Хастур и Шедвелл, остальные участники ансамбля. Девять композиций о падении все глубже и глубже в ад. Премьера, что угрожающе над ними нависла, с каждой секундой становясь все более реальной. Не прошло и минуты, как все это растворилось в душном воздухе клуба. Азирафаэль снова превратился в марионетку, управляемую музыкой и Кроули, они вдвоем — лишь еще одна пара в море танцующих. Потом кто-то коснулся его плеча. Открыв глаза и обернувшись, он увидел мужчину и женщину, глядящих мимо него прямо на Кроули. Азирафаэль вздохнул. Он знал, что последует дальше. — Простите, — женщина старалась перекричать музыку, — вы случайно не Энтони Кроули из Demonic Miracle? Мы с Дином большие фанаты, мы даже познакомились на вашем концерте в Бирмингеме в 2004-м. Азирафаэль выпутался из рук Кроули и двинулся к барной стойке. Он уже привык к тому, что Кроули везде узнают. Фанаты спешат выразить свое восхищение. Он нашел свободный табурет и наблюдал, как Кроули общается с парой. Улыбается, отвечает на их вопросы. Позирует для несомненно смазанного селфи с ними обоими. Какой он все-таки милый. — Какой ты все-таки милый, — заявил он Кроули, когда тот стряхнул фанатов и присоединился к нему у барной стойки. Кроули явно не знал, что на это сказать, и лишь пробурчал что-то в ответ. Азирафаэль растаял. — Кстати, дорогой мой, я ценю твой, эм, рыцарский порыв прийти мне на помощь с Хастуром сегодня днем. Но если я хочу иметь у ансамбля какой-никакой авторитет, мне нужно справляться с подобными выходками самостоятельно. — Хастур — болван. Вообще не надо было его приглашать. Но Лигур иначе бы не согласился, я точно знаю. — А Лигур — безусловно ценное приобретение. Несмотря на скверный характер. Кроули притащил свободный барный табурет и забрался на него, выворачивая шею в попытке поймать взгляд измученного бармена. Азирафаэль не отступал. — Я не из ревнивых, но мне трудно представить, что вы когда-то были, ну, вместе. Вы же такие разные. — Что? Я был озабоченным кобелем в двадцать один. И думаю, у меня есть типаж. Азирафаэль ахнул. — Какой еще типаж? В каком таком мире, в какой вселенной мы с Хастуром принадлежим одному типажу? Кроули слишком поздно осознал свою ошибку. — Э-э. Вы оба блондины? Кроули кашлянул, щеки его залились краской, заметной даже в приглушенном освещении клуба, и он схватил меню напитков со стойки. — О, смотри-ка, сегодня на «змеиные укусы» акция, два по цене одного. Азирафаэль не стал препятствовать этой очевидной попытке сменить тему. — Звучит противно. Могу предположить, что это какой-то коктейль. Кроули распахнул глаза в насмешливом негодовании. — Ты ни разу не пробовал «змеиный укус»? Что же ты тогда пил в универе? — Джин. Вино. Приличный алкоголь, стоящий. — Вино? — Вполне оправданный выбор. Кроули забыл о нем, когда подошел бармен. — Два черных «змеиных укуса», — заказал он, заглушая писк ужаснувшегося Азирафаэля. Бордовое пойло, поданное в безобидной на вид пинте, оказалось чудовищно гадким. Азирафаэль отхлебнул, скривился, смиренно выслушал от Кроули обвинения в снобизме, а потом задержал дыхание и разом осушил свой бокал. Это почти стоило того, с какой гордостью Кроули на него посмотрел. А потом с поистине дьявольской усмешкой попросил повторить заказ и высоко поднял стеклянную пинту. — Нас ждет Альберт-холл, ангел! Злоебучий Альберт-холл! — По-моему, он все-таки Королевский Альберт-холл. — За Альберт-холл! Азирафаэль тоже поднял бокал. — За Альберт-холл! Королевский. Остаток вечера прошел в круговороте осушенных пинт и все более пылких тостов. Начиная с «За Би-би-си» и «За музыку», распаляясь до «За звездюка Гавриила Арчера и эту стерву Алексис Михаил» и заканчивая «За весь гребаный мир». К концу вечера Азирафаэль счастливо опьянел от «змеиных укусов», музыки и окутывающего их золотистого тепла.

***

Наконец настал день икс, и Азирафаэлю выделили собственную гримерку в Альберт-холле. Это была просторная комната с его именем на двери. «Азирафаэль Фелл, дирижер». Он даже не возражал, что там не было приписано «доктор». В комнате имелось и окно, и большое трюмо с хорошо освещенным зеркалом. Все это было несколько чересчур, учитывая, что ему всего-то нужно было переодеться в свой белый костюм. Но все равно приятно — поправлять бабочку перед зеркалом в полный рост. Когда Азирафаэль был уже совершенно готов, а до выхода на сцену все еще оставалось значительно больше получаса, он запаниковал. Все началось с единственной невинной мысли о дирижерах, которым доводилось бывать здесь до него — возможно, в этой самой гримерке. Бернстайн когда-нибудь выступал в Альберт-холле? Вот сэр Саймон тут точно был. Азирафаэль сам его видел с третьего ряда: седые кудри так и летали, пока он руководил совершенно захватывающим дух исполнением Восьмой симфонии Дворжака Лондонским симфоническим. Так одна мысль перетекала в другую, и вскоре Азирафаэль превратился в разодетый и трясущийся комок нервов. Как раз когда он начал подумывать о том, чтобы сбежать через окно, в комнату постучали, и внутрь проскользнул Кроули, закрывая за собой дверь с тихим щелчком. Он пробежался глазами по костюму Азирафаэля, от безупречно завязанной бабочки до отутюженных стрелок на брюках. — Просто хотел тебя увидеть раньше всех остальных. — Он чуть-чуть запыхался, и от хрипотцы в его голосе по спине Азирафаэля побежали мурашки. — Ты великолепен. Бесподобен. Охрененно прекрасен. Азирафаэль пересек комнату и упал в его объятия. Вдохнул знакомый аромат базилика и дыма, обхватывая руками мягкую кожу его пиджака. Кроули долго колебался между своим обычным рокерским прикидом и черным смокингом, который надевал в оперу несколько месяцев назад. В итоге привычный наряд победил. Азирафаэль был этому рад. Ему нравилось видеть Кроули таким — в полной мере самим собой, уверенным в себе, своей одежде и музыке. А выглядел он великолепно: солнцезащитные очки зацеплены за нагрудный карман черной футболки, а ноги затянуты в самые узкие черные джинсы. Азирафаэль нашел ртом его губы, надеясь, что этого хватит, чтобы отвлечься от мыслей о прославленных дирижерах. Но что-то пошло не так. Когда он отстранился, Кроули поймал его за руки, проводя по ним большими пальцами. — Ты весь дрожишь. В чем дело? — Просто немного волнуюсь. Все это становится пугающе реальным. Понимаешь, я тут вспоминал Бернстайна… — Леонарда Бернстайна? — Разумеется Леонарда Бернстайна. И теперь я уже не так уверен, что вообще умею, ну знаешь, дирижировать. Это правда не входит в мои компетенции. Жутко сложное дело, все эти махания палочкой. — Фелл. — Думаю, ты согласишься, что я совершенно для этого не гожусь. Азирафаэль придушено рассмеялся и попытался отвернуться, но Кроули все так же крепко держал его за руки. — Азирафаэль. — Так что, пожалуйста, извинись за меня перед Гавриилом Арчером и Ее Величеством королевой, если она среди зрителей… — Ангел. Это наконец его уняло. Он перестал пытаться сбежать и вновь обернулся к Кроули, который глядел на него с невыносимо нежной улыбкой. — Знаешь, что всегда помогало мне перестать волноваться? Когда Demonic Miracle собирала стадионы? — Честно говоря, не уверен, что хочу это знать. — Рецептурные бета-адреноблокаторы. Но раз уж их у нас нет… придется импровизировать. И в один шаг, вскруживший Азирафаэлю голову, Кроули поменялся с ним местами и прижал его спиной к двери гримерной, дразняще разводя ему ноги коленом. Жар в его взгляде было ни с чем не спутать. Азирафаэль фыркнул. — Ради бога, Кроули, тебе не выдрочить из меня страх сцены. — Вообще-то я думал его отсосать. Так должно быть почище. Не хотелось бы испачкать этот чудный белый костюм. — Неужели ты правда думаешь, что у меня встанет со всеми этими нервами? Рука Кроули замерла над молнией Азирафаэлевых брюк. — Это значит «нет»? — Скорее, «можешь попробовать, но особенно не надейся». Кроули ухмыльнулся, опускаясь на колени. — Похоже на вызов. Азирафаэль рассмеялся и, к своему удивлению, почувствовал первые искорки возбуждения, когда Кроули расстегнул ему брюки и вытащил пока еще мягкий член. — Поверить не могу. Мы же в Альберт-холле! — Не говори-ка. Далеко ушли с гардеробной в Глайндборне, а? Азирафаэль опять рассмеялся и откинулся спиной на дверь гримерки, расставляя ноги так широко, как позволяли штаны. Кроули длинными руками обвил его бедра, удерживая на месте, и взял в рот его член. Азирафаэль судорожно искал, за что бы ухватиться. Не хотелось испортить Кроули художественно взъерошенную укладку, так что он опустил одну руку ему под затылок, покачивая его голову, пока он неторопливо, дюйм за дюймом, вбирал его член. Другой рукой Азирафаэль схватился за деревянную дверь за спиной, изо всех сил стараясь удержать равновесие. Теплый рот Кроули оказался именно тем, что ему было нужно, чтобы отвлечься. О какой неуверенности в себе может идти речь, когда самая настоящая рок-звезда стоит перед тобой на коленях, проводя языком по стремительно каменеющей эрекции? Азирафаэль откинул голову и краем глаза увидел толкучку машин за окном. Черные кэбы, красные автобусы и толпы народу, спешащие перейти улицу. Сколько из них торопятся именно сюда, чтобы послушать новый эксперимент Энтони Кроули в сочинении классической музыки? А может, их привлекло имя мадам Трейси, сравнявшееся размером с именем Кроули на постерах, которые Азирафаэль в течение последнего месяца замечал по всему Лондону? Ни один из них не пришел сюда ради него. Азирафаэля Фелла вообще никто не знал, за исключением пары заядлых слушателей «Классик FM» и Кармин Цуйгибер, которая, без сомнения, будет критиковать премьеру для «Культурного обзора». Но о ней сейчас думать вообще не хотелось. Вместо этого он думал о музыке. Девять композиций. Девять кругов ада. Вот только для него они были раем, эти несколько месяцев с Кроули, возможность узнать его со всех возможных сторон. Увидеть его на сцене с гитарой в руках, или в студии, заплутавшим в тонкостях своей композиции, или на коленях, целиком посвятившим себя его удовольствию. Готовым на что угодно, лишь бы сделать ему приятно. — Черт… Кроули поднял глаза, и что за зрелище он собой представлял: влажные красные губы растянуты членом, пламенные волосы чуть растрепаны оттого, что Азирафаэль нечаянно зарылся в них пальцами. И глаза — потемневшие от похоти и горящие чем-то совершенно иным. Теперь он выкладывался по полной, выходя на финальный рывок, быстро двигая плотно сомкнутым ртом, зная, как Азирафаэль это любит. Когда он кончил, вздрогнув и прикусив стон, Кроули впился пальцами ему в бедра и сглотнул, не выпуская его изо рта. И они ненадолго замерли так, тихо и неподвижно, пока Азирафаэль не потянул Кроули вверх. Тот оперся рукой на дверь у его головы, наклоняясь ближе. — Ну что, помогло? Азирафаэль забыл, как дышать. Сердце все еще колотилось, но жар, бегущий по венам и вызывающий дрожь в руках, теперь объяснялся скорее послеоргазменным блаженством, чем нервным возбуждением перед выступлением. Он рассмеялся. — Знаешь, а похоже на то. — Обращайся. Так. Я пойду найду маму. У нее билет в первый ряд, но она ни разу тут не была. И, нежно взглянув на него напоследок, Кроули покинул комнату. Азирафаэль слушал грохот своего сердца еще пару секунд и вдруг с изумлением осознал, что влюблен по уши. Это оказалось такой неожиданностью, что он захохотал, как безумец, и прикусил ладонь, чтобы хоть как-то себя заглушить. Не хотелось, чтобы случайные прохожие за дверью решили, что он потерял рассудок, когда на деле он потерял всего только… ну, эта мысль была слишком избитой, чтобы ее продолжать, пусть даже никто ее не услышит. Следующие пятнадцать минут пролетели мгновенно, и, не успев даже осознать, как попал туда, Азирафаэль очутился на сцене с разношерстным ансамблем Кроули впереди и тысячами зрителей за спиной. Где-то наверху скрывались Пеппер и Адам, и еще три оператора, нанятых специально на выступление. А в первом ряду сидели Гавриил и Михаил — средоточия власти, и все же сегодня — лишь малая доля публики. Еще пара лиц в толпе. Он выпрямился, слушая, как шепчутся и шикают друг на друга четыре тысячи человек. Как слушатели убирают в карман телефоны и прекращают шуршать программками. Кто-то поспешно чихнул, кто-то — кашлянул, и наконец установилась напряженная, полная предвкушения тишина. Азирафаэль прикрыл глаза. Представил себе, как Кроули сидит в первом ряду, вытянув ноги и скрестив руки. Быть может, в солнцезащитных очках. В конце концов, это его премьера, и никто не посмеет его за них отчитать. И за темными линзами его взгляд, направленный на Азирафаэля, наверняка полон любви — прямо сейчас, за миг до того, как его музыка разольется по залу. Азирафаэль ощущал ее, эту любовь. А может, то была его собственная. Он чувствовал ее в кончиках пальцев, сжимающих теплое древко дирижерской палочки. Она поможет ему твердо стоять на ногах, она пронесет его через все девять частей цикла, в самую глубину мрачной адской бездны. Азирафаэль вновь открыл глаза и осмотрел свой ансамбль. Восемь музыкантов глядели в ответ, затаив дыхание, готовые исполнить и воплотить в жизнь композиции Кроули. Улыбнувшись, он отсчитал секунды и позволил своему пульсу стать ритмом. Он поднял палочку и начал выступление.