Интермеццо

Несколько недель спустя Азирафаэль вновь оказался в студии звукозаписи в квартире Кроули, и опять они двое были слишком одеты. К тому же еще и не одни. Все члены съемочной группы «Наверху» стеснились в крошечном пространстве, и от компьютерных вентиляторов, нагнетающих в комнату теплый воздух, становилось только душнее. Кроули сидел за столом, пользуясь комфортом единственного нормального кресла. Справа от него на табурете для пианино устроился Азирафаэль, а Адам, Брайан и Уэнслидейл сели по-турецки прямо на полу в уголке, за пределами кадра. Пеппер снимала все из дверного проема. Азирафаэль с трудом мог усидеть на месте. Он не виделся с Кроули целую вечность, и, судя по пламенным взорам, тот скучал по нему не меньше. В студии было достаточно жарко и без обменов томными взглядами, хотя, если Азирафаэля кто-нибудь спросит, в красноте его щек виновата исключительно температура. Кроули неделями не вылезал из квартиры, на несколько дней кряду отключая телефон, чтобы поработать над вокальным циклом. Азирафаэль, тоскующий по нему и одинокий, с головой ушел в другую работу. Рецензии и радиошоу — все то, что когда-то занимало его внимание гораздо больше. Но это было до того, как Кроули забрался ему в голову в этой своей несносной манере, вызывая почти нездоровое пристрастие к своему обществу. Но была и вторая причина его воодушевления: сегодня, спустя чуть больше четырех месяцев с начала съемок, он наконец впервые услышит сам цикл. Ну… первые три из девяти его композиций. И пока только в цифровом прототипе, который Кроули записал на своем оборудовании. — Партии Трейси мы сейчас вообще не услышим, — объяснял Кроули Азирафаэлю и камере. — В ней будет целый ряд нетрадиционных певческих техник, которые на компьютере вообще никак не повторить. — А ты сам ее спеть не можешь? — с невинной улыбкой поинтересовался Азирафаэль, наслаждаясь полученным в ответ презрительным взглядом. — Могу ли я спеть партию, которую написал для одной из самых искусных сопрано в стране? — прорычал Кроули, отчего у Азирафаэля по спине пробежали мурашки. — Как ни удивительно, нет. Ты сам-то не хочешь попробовать? Если голос у тебя такой же мощный, как самомнение, тебе это должно быть раз плюнуть. — Ну что, давайте послушаем, — сказал Адам, и Азирафаэль в седьмой раз за день пожелал, чтобы он просто собрал остальных детей и ушел. Кроули нажал кнопку старта, и из колонок на всех четырех стенах студии зазвучала первая композиция. Азирафаэль откинулся на спинку стула за миллисекунду до того, как вспомнил, что сидит на табурете. Кроули успел поймать его за локоть и помог выровнять положение. Азирафаэль покраснел еще гуще. Он одернул жилет и сосредоточился на композиции. Даже без партии Трейси она была хороша. Никто не узнал бы в ней произведение того же автора, что создал зверскую «Еву и яблоко». Она была… эклектичной. Именно так Азирафаэль описал бы ее в «Обозревателе новой классики». Он так и видел это в печати, на развороте. «Интригующий баланс между угодой публике и авангардом, непринужденный подход к выбору стиля». Руки зачесались взять репортерский блокнот. Азирафаэль сложил ладони вместе и закрыл глаза. Незамысловатая барабанная дробь явно пришла из пост-панковской традиции, напоминая музыку, которую он услышал той ночью в гот-клубе. Но на нее накладывались яркие, повторяющиеся фортепианные кластеры, подчеркнутые звучанием струнных. Было что-то бесспорно завораживающее в этой явной атональности вкупе с простым барабанным ритмом. Игривым контрапунктом звучала электрогитара, и, хотя она была самым молодым инструментом в ансамбле, ее мелодии казались знакомыми и привычными, как что-то из оперы Моцарта. Подкупающе анахроничными. На середине отрывка мощным, разрушительным диссонансом ворвалась волынка, совершенно изменив характер всего произведения. Азирафаэль метафорически пускал слюни на протяжении всего этого времени, контролируя себя ровно настолько, чтобы не начать по-настоящему капать слюной. Интересно, насколько реально будет отправить кэб в несомненно роскошный особняк мадам Трейси и убедить ее приехать, чтобы он мог услышать и вокальную партию этого многопланового шедевра? Первая часть закончилась бурным финалом — уверенным заявлением, которое пробудит в слушателях желание слушать дальше. За последним аккордом последовало короткое молчание, и Азирафаэль снова открыл глаза. Кроули рядом с ним ерзал, беспокойно отстукивая ногой рваный ритм. — Кроули, — начал Азирафаэль дрожащим голосом. При съемочной группе ему приходилось сдерживаться изо всех сил. Но все-таки он не станет врать ради нагнетания драмы. — Это невероятно. Кроули разом расслабился, чуть не соскользнув с кресла. — Вовсе незачем так удивляться, — сказал он с напускной небрежностью, которая никого не обманула. — Я давно тебе говорил, Фелл. Я знаю, что делаю. Азирафаэль восторженно ему улыбнулся. Он знал, что от него волнами исходит обожание, но ничего не мог с собой поделать. Кроули — его Кроули! — сочинил нечто стоящее. Нечто великое. Музыку, которая покорит слушателей в Альберт-холле и зрителей Четвертого канала. Азирафаэлю потребовалась вся сила воли, чтобы не взять его за руку. — Я просто не могу дождаться, когда услышу это вживую на репетициях. И, столкнувшись с такой искренностью, даже Кроули не смог побороть румянец.

***

Азирафаэль сгорал от желания выразить свое непреходящее восхищение после ухода съемочной группы. — Я здесь кэб подожду, — соврал он, когда остальные четверо втиснулись в лифт. — Раз вы не можете заказать мне машину. Я сыт по горло общественным транспортом. Его даже не волновало, поверили они или нет. Как только закрылась парадная дверь, он схватил Кроули за руку и потащил его прямиком в студию, по дороге завозившись с его ремнем. К тому моменту, как он толкнул Кроули обратно в кресло, пуговица и молния на его джинсах уже были расстегнуты. — Включай, — сказал Азирафаэль, опускаясь на колени. — Что? — Свой цикл. Я хочу снова его услышать. Кроули рассмеялся, едва дыша. — Ты хочешь отсосать у меня под музыку моего собственного сочинения? — Не вынуждай меня повторять. Кроули разинул рот, но послушно потянулся за мышкой. — Чуднее и не придумаешь. Ты чудак. Тебе кто-нибудь говорил? — Да. Теперь помолчи. Азирафаэль стянул с Кроули джинсы, насколько возможно, и высвободил уже твердый член. Кроули положил руку ему на голову, пока не сгребая волосы, а просто по ним проводя. — Если у меня встанет на репетициях, в этом будешь виноват только… Господи боже мой! Азирафаэль сомкнул вокруг него губы, расслабив челюсть. Наконец-то. Ради этого ему всего-то пришлось просидеть здесь целый день, мечтая, воображая. Он начал покачивать головой в такт первой композиции. Глаза закрыты, колени твердо стоят на мягком ворсе ковра, покрывающего весь пол студии. Звуки, которые издавал Кроули, были идеальным вокальным сопровождением — гораздо лучше всего, что он мог написать для мадам Трейси. Азирафаэль извлекал их из него, как из инструмента: тягучий шепот, прерывистые вздохи и протяжные стоны sostenuto. Музыка лишь для его ушей. Все ощущения сократились до слуха, обоняния, осязания, одной рукой он держал член Кроули, другую прижимал к своему, стиснутому плотной тканью брюк. В волосах запутались пальцы Кроули, под тонкой тканью футболки вздрагивали его напряженные мышцы, на языке был его терпкий вкус. К концу первой части губы у Азирафаэля припухли, с легкостью скользя вверх и вниз по смеси слюны и смазки. По виску струился пот, челюсть начинала болеть, но Азирафаэль был на седьмом небе. Проблема с композицией второй части цикла заключается в отсутствии регулярного метра, размышлял он с членом во рту пару минут спустя. Музыка то и дело переключалась между барабанным ритмом 12/8 — слишком быстрым для томительного темпа, который он предпочитал — и, кажется, полиритмией, хотя сейчас ему не хватало концентрации, чтобы разложить ее по составу. Композиция явно не была написана с мыслями о минете. Но Азирафаэль был достаточно опытен, чтобы это ему не помешало. Темп нарастал, язык прижимался к члену все теснее, рукой он все крепче обхватывал его основание — оставалось недолго. До третьей части они не добрались, потому что во время коды второй всё более безудержные стоны Кроули совершенно заглушили кротко стихающую мелодию виолончели, его бедра выгнулись, и он горячими толчками выплеснулся в горло Азирафаэля. — Ты псих, Фелл. Полный псих, — слабо выдавил Кроули после серии глубоких, неровных вздохов. И все-таки на жалобу это определенно не походило. — Так о чем же этот вокальный цикл? — спросил Азирафаэль на кухне полчаса спустя, размешивая в чае тростниковый сахар. Кроули послал ему хитрющую улыбку поверх своей кружки. — О девяти способах вынести тебе мозг крышесносным сексом. Азирафаэль довольно поерзал. — Ой, правда? — Конечно, нет. О-о, ну не дуйся. Напишу я тебе какую-нибудь секс-симфонию, если в этот раз все удастся. — Я не дуюсь. — Ага. Короче, это вокальный цикл про ад. Ну знаешь, девять кругов. Путешествие по ним одного бедолаги, из лимба до самого круга предателей и бездны Сатаны. Ответ оказался таким неожиданным, что Азирафаэль совсем забыл о том, что дулся. — Ты вдохновлялся Данте? Кроули захохотал. — Что, думал, я читать не умею, а, сноб? Азирафаэль фыркнул, разгоняя мелкие волны по поверхности чая. — Глупости. Я знаю, что ты умеешь читать. Просто не думал, что ты и правда читаешь. — Ну, Данте я прочитал. И, думаю, композиции получились достойными. Круг за кругом Трейси плавно опускается на самое дно, теряя всякую надежду. В этом был смысл. Непривычное сочетание инструментов и характерный хаос, который, похоже, был присущ музыке Кроули в не меньшей степени, чем его уму. — Я правда не могу дождаться, когда их услышу. — Только не набрасывайся на меня на репетициях. — Ничего не могу обещать.

***

К большому разочарованию Азирафаэля, репетиции проходили не в Альберт-холле. Вместо этого одним вторничным утром он очутился в Путни, спускаясь по ступеням в подвал неприметной трехэтажной студии звукозаписи. По крайней мере, он снова увидится с Кроули. Последние несколько недель тот запирался в своей студии на всё возрастающие промежутки времени, чтобы дописать вокальный цикл. Азирафаэль и сам был очень занят. Начался новый театральный сезон, и он проводил вечера на последних рядах разнообразных концертов и дома в компании кошек, превращая написанные от руки язвительные заметки в статьи для «Обозревателя новой классики». Порой, когда Кроули уставал от работы, он навещал Азирафаэля и разваливался на подлокотнике его дивана, заглядывая в экран ноутбука. — Не будь таким мудаком, — говорил он, когда считал отзыв Азирафаэля слишком суровым. — Милый, помолчи пять минут и дай мне это закончить, и обещаю провести остаток вечера с языком в твоей заднице. Это обычно работало. К тому моменту, как Азирафаэль прибыл в репетиционную, он не виделся с Кроули уже почти три недели. Тот заперся в студии, добавляя финальные штрихи в партитуру. До премьеры оставалось чуть больше месяца. Когда он зашел в удивительно просторную, несмотря на отсутствие окон, комнату, Кроули уже был там. Еще и один — сидел за роялем, который занимал целый угол. У противоположной стены были составлены стулья, пюпитры, кабели и усилители, но в центре комнаты было пусто. Кроули поднял глаза на звук открывшейся двери и, увидев его, просиял. Он пробежался пальцами по клавишам, извлекая причудливую мелодию, неспособную заглушить колотящееся сердце Азирафаэля. Тот поспешил подойти и втиснуться на табурет рядом с Кроули, вдыхая уже знакомый аромат базилика и дыма. Кроули снял руку с клавиш и опустил ему на колено. — Ну наконец-то. Я тут жду уже целую вечность, — прошептал он, наклоняясь, чтобы оставить на губах Азирафаэля невесомый поцелуй. Тот отстранился и слегка нахмурился. — И чего это ты ждешь, интересно? — Тебя, разумеется. И вот ты здесь. Пришел точно в срок, как гребаный ботан. Я надеялся поймать тебя здесь наедине, но сейчас уже начнут подходить остальные. — Возможно, если бы ты сподобился проинформировать меня о своих планах вместо того, чтобы просто надеяться, что я приду раньше… Дверь распахнулась, и Азирафаэль подскочил с табурета. Трое молодых людей, зашедших в комнату, были ему незнакомы. У всех троих были одинаковые короткие стрижки, одинаковые неуверенные улыбки, одинаковое… да всё, в общем-то. — А вы еще кто такие? — рявкнул Кроули, хотя угрожающий эффект несколько портили его порозовевшие щеки. Один из мужчин поднял руку с футляром для скрипки. — Это вторая репетиционная? Мы трио Эриксонов, к Энтони Джей Кроули? Это вы Энтони Джей Кроули? — Только мама меня так зовет. Азирафаэль фыркнул. — Твоя мама зовет тебя полным именем? Прямо с инициалом? Губы Кроули дрогнули, но он мужественно удержал грозный оскал. Его взгляд метнулся к Азирафаэлю и вновь вернулся к новоприбывшим. — Так это вы фортепианное трио? Жалкая замена обещанному мне симфоническому оркестру? Не просто обещанному, а положенному по контракту… чтоб меня, да вы же тройняшки. — Да что вы говорите. Второй Эриксон вышел из-за спины первого с огромным виолончельным футляром за плечом. — Я Бен, — представился он и добавил, указывая на скрипача, — это Том, а Дэн — пианист. Хотя вы, конечно, не потрудитесь научиться нас различать. Кроули впечатляюще быстро оправился. — Да, скорее всего. Ваша мама не облегчила нам эту задачу, с такими-то именами. Ну ладно. Ноты при вас? Бен изогнул бровь и вытащил черную папку из сумки, перекинутой через плечо. — Мы, вообще-то, профессионалы. Он развернулся и направился за пюпитром. Кроули одними губами прошептал Азирафаэлю: «Мы, вообще-то, профессионалы». Дверь вновь распахнулась и внутрь вплыла ослепительно белая улыбка Гавриила Арчера, за которой последовал и он сам. Он широко раскинул руки, словно католический священник, совершающий благословение. — Здорово, дружище! Азирафаэль был не вполне уверен, к нему или к Кроули направлено это обращение, но это было не так уж и важно. Он не был готов справляться с этим в такую рань. — Гавриил, — безэмоционально произнес он, — какая неожиданность. Очень, эм… От неловкой перспективы с серьезным лицом сказать «рад тебя видеть» его спасло внезапное появление Алексис Михаил, которая вышла из-за спины Гавриила, как библейское явление, со взглядом таким же холодным, как гуляющие по Лондону осенние ветры. — Азирафаэль Фелл. — Простите. Азирафаэль не был уверен, за что именно извиняется. Это просто казалось правильным шагом. Она его проигнорировала и улыбнулась Кроули, который поморщился. — Я смотрю, вы уже познакомились с замечательным трио Эриксонов. — Не совсем симфонический оркестр, на который я надеялся. — Судя по контрактам, которые мне показывал Сандерсон, вы довольно сильно расширили свой ансамбль. Привлекли печально известную мадам Трейси. Какая находка! Хотя я лично не ожидала некоторых более… неординарных членов этой маленькой группки. Мы их сегодня увидим? — Я уж надеюсь. А вы что здесь делаете? — Просто пришла понаблюдать за тем, как всё продвигается, вот и всё. Почему-то прозвучало это угрожающе. В коридоре возникла суматоха: несколько человек попытались одновременно протиснуться в узкий дверной проем. Победу одержал сержант Шедвелл, ворвавшийся в репетиционную с волынкой под мышкой, сразу за ним, поправляя платье, последовала мадам Трейси. Затем появился Маг, нервный и бледный, и наконец вся съемочная группа «Наверху». Пеппер уже водрузила на плечо камеру, снимая первый сбор причудливого ансамбля Энтони Кроули. Гавриил поприветствовал всех сердечным хохотом. — Проходите-проходите. Это место станет вам вторым домом на ближайший месяц. — Думаешь, он сам понял, что сказал? — прошептал Азирафаэль на ухо Кроули. Они стояли бок о бок рядом с роялем, за который уже уселся Бен Эриксон — или все-таки Дэн? Кроули повернулся к Азирафаэлю с ужасом на лице. — И что мне делать теперь? — Немного помузицировать, полагаю. Тебе не впервой. Они наблюдали за тем, как музыканты берут себе стулья и подставки для нот, достают инструменты, начинают настраиваться. Никто не знал, как именно расположиться, так что все собрались в кривоватый полукруг вокруг рояля. Гавриил и Алексис Михаил устроились на двух стульях у дальней стены, закинув ногу на ногу и явно не торопясь уходить. Только музыканты начали устраиваться поудобнее, выставили инструменты на изготовку и открыли ноты, как дверь открылась в последний раз, впуская Лигура и Хастура. У первого за плечо был закинут прямоугольный чехол, из которого он принялся доставать электропиано… или все-таки синтезатор? Азирафаэль толком не знал разницы. Хастур уставил руки в бока и обвел собравшихся угрюмым взглядом. — Ну, и кто мне поможет достать установку? Я встал в неположенном месте. Пеппер выглянула из-за камеры. — Вы всегда так просите об услуге? — Да. Возражения? — Никаких. Брайан, иди помоги. Брайан вздохнул и последовал за Хастуром прочь из комнаты. Гавриил просиял, как гордый отец. — Вот он, наш человек-оркестр! Когда барабанную установку затащили внутрь и бедный Брайан, тяжело дыша, улегся спиной на пол, Кроули проскользнул в центр круга. Судя по засунутым в узкие карманы джинсов ладоням, он нервничал. — Спасибо всем, что пришли. Сегодня я хотел просто пройтись по всем частям цикла, посмотреть, в каком мы состоянии. У нас есть еще восемь репетиций перед премьерой, так что времени, чтобы все отладить, полно. Эм… Ну, давайте просто с начала? Участники ансамбля глядели на него с разной степенью недоумения. — Нам нужен темп, котик, — с милой улыбкой заметила Трейси. — Да. Точно. Эм… Хастур. Вот так? Он четырежды щелкнул пальцами — заметно быстрее, чем в той записи, которую Азирафаэль слышал несколько недель назад. Хастур кивнул и ударил палочками. Ансамбль заиграл. Разразился хаос. Настоящий хаос, а не тщательно выверенное буйство композиции. Музыка стихла через несколько тактов, когда Эриксон за роялем ударил ладонями по крышке своего инструмента. — Гитара с синтезатором отстают, вы разве не слышите? Маг закатил глаза. — Я пытался подстроиться к Хастуру, но ни черта не слышу за сраной волынкой, — пожаловался Лигур. Трейси обернулась к Шедвеллу. — Не хочу показаться грубой, но вы и правда нас тормозите. Шедвелл выпрямился на стуле. — Я не принимаю указов от ведьм! Все заговорили наперебой, в основном чтобы упрекнуть Шедвелла, который тыкал пальцем в кого попало, крича о сосках. Том или Дэн, или кто там из них был скрипачом, заставил всех умолкнуть особенно громкой и пронзительной нотой. — Ну же, мы теряем время. — Да, — согласился Кроули, отчаянно пытаясь восстановить контроль над сборищем. — Давайте еще раз сначала. Хастур, можешь играть чуть громче? Чтобы все тебя слышали. — Только написано-то mezzo piano. Даже я в курсе, что это значит. — Это только пока, ладно? Чтобы все поняли, как это должно звучать. Хастур ударил палочками, все еще слишком быстро, и ансамбль вновь заиграл. В этот раз им удалось добраться почти до конца проигрыша, но стоило мадам Трейси взять поглубже дыхание и приготовиться петь, как всё снова разладилось. — Эй ты, Эрик-на-виолончели! — крикнул Кроули. — Ты что, не слышишь Мага? Ты должен вступить после него, а не во время. — Вообще-то я считал такты, и это он закончил позже, чем надо. И, между прочим, у меня есть имя. Лигур наехал на Шедвелла: — Что ты такое играешь вообще? У тебя же ничего нет до второй половины композиции. — Явный недочет автора, — Шедвелл послал Кроули убийственный взгляд, — использовать волынку всего половину времени. Кроули зарычал. — Шедвелл, нельзя просто брать и выдумывать себе партию. Вступай тогда, когда должен, на четвертой странице. Ясно? Все разворчались, и Азирафаэль начинал себя чувствовать весьма неуютно. Они потратили уже половину отпущенного на репетицию часа, но еще даже не добрались до конца первой страницы. Трейси обогнула пюпитр и подошла к Кроули, который выглядел совершенно разбитым. — Мальчики, не хочу озвучивать очевидное, но нам нужен дирижер. По ансамблю снова пошли шепотки. Кроули обернулся к Гавриилу и Михаил, все еще сидящим у дальней стены. — Так. Ладно. Мы можем нанять дирижера? Михаил начала листать ежедневник, который чудесным образом появился у нее на коленях. — Возможно, стоило подумать об этом прежде, чем тратить весь свой бюджет на музыкантов. На нужды ансамбля осталось ровно пятнадцать фунтов и семьдесят пенсов. Так что если вы не найдете дирижера, который готов работать за бутылку вина… Кроули в отчаянии вскинул руки. Пеппер шагнула ближе, снимая, как он кружит по комнате, будто сердитый ребенок. — Да пошла ты! Ты это нарочно подстроила? Потому что очень похоже на то. Сначала оркестр, теперь это! — Уймись, солнышко, — произнес Гавриил, вероятно, худшую фразу, которую можно было придумать в данной ситуации. — Уверен, у вас всё получится, если немного попрактиковаться. Это явно лишило Кроули дара речи. Он открывал и закрывал рот, но из него вырывались только прерывистые вздохи, которые Азирафаэлю доводилось слышать в совершенно иных обстоятельствах. — Должна сказать, — начала Трейси, само очарование и доброта, — самим нам никак не справиться. Ввосьмером, да еще с таким сложным произведением. Михаил улыбнулась в ответ, и в комнате похолодело на несколько градусов. — Боюсь, ничем не могу вам помочь. Мистер Кроули был прекрасно осведомлен о бюджетных ограничениях для ансамбля. Его неспособность предусмотреть нужду в дирижере никак нельзя ставить в вину Би-би-си. Все снова загомонили — кроме Кроули, который выглядел так, будто вот-вот расплачется. Бен или Том Эриксон уронил голову на клавиатуру, ответившую звонким диссонансом. Шедвелл неразборчиво что-то бухтел, а Маг, по причинам, известным только ему самому, начал наигрывать гитарный рифф из «Дыма над водой». Азирафаэль откашлялся. — Если хотите, я могу дирижировать. Повисло молчание, и на него воззрились одиннадцать пар глаз. — Но я рассчитываю на бутылку вина.