Ты – лишь жертва!

Огромный в размерах пенис мужчины, сильно ударил Лизу по ягодицам, глубо поглаживая: по ним пронеслась жгучая боль, соизмеримая с тем, если бы её обожгли качергой, минуту назад вынувшую из огненного пламени… Вдруг, член Чудакова второй раз вонзается в Лизу, но уже в копчик: было очень больно чувствовать, как каменная и острая палка вонзается в раздражённую кожу. Больно было как и Лизоньке, так и Профессору. Но боль Лизы ни чем не удерживалась, от того она и мычала, рыдая, а боль учёного фильтровалась и проходила с помощью штуки под названием УДОВОЛЬСТВИЕ… Осознав, что нужно использовать тягучую жидкость, дабы проникнуть в анус Элизии, Чудаков нервно и спешно вдруг стал искать её. Слюна была слишком рискованным методом, а смазки рядом не было. «Точно! Слезы!» — глупая, и одновременно странная идея зажглась в больной голове Чудакова: слёзы сейчас есть исключительно у Элизии, ведь по удолитворённому и заплаканному лицу Дим-Димыча, уже как несколько минут перестала течь струя заветной жидкости. Слюни в перемешку с слезами! Идеально! Парня, лежащего на койке и ощущавшего язык на своей блевотной и мерзкой промежности, в очередной раз поглотило удолитворение… Ничего, пока нужно заняться Лизой, у которой слёзы лились словно из наполненного водой ведра. Ничего не оставалось, как приподнять Элизию за подбородок одной рукой, словно покорную во всём рабыню; второй же рукой, потереть её слёзное лицо: на руке чувствовалась прохлада в перемешку с сильной влажностью. Опять вернувшись в прежнее положение, профессор стал намазывать мокрую руку на член, харкая на гениталий, не останавливаясь. Учёный пытался сдерживаться, чтобы не слизать её слёзы и свою слюну, и не дать попробывать сие блюдо своему спящему заложнику, кстати, с заложником другая история: профессор слабо держался чтобы не врезать парню, который утонул в возбуждении, которое мелькало на фоне небольшой боли в области промежности. У парня, у которого из рта шли слюнки… Но этой выдержки Чудакова было вполне достаточно для сдерживания своих эмоций и похотливых фантазий, ведь если бы её вообще не было — скорее всего, Дима бы умер на первых же секундах «приёма» от сильных ударов в челюсть и в голову. Обмазав слёзы Лизоньки по своему разбухшему и мерзкому гениталию, по которому хорошо было видно сухожилия, в перемешку со своей тяжкой слюной, (которая выглядила сладостно, как никогда), он воткнул скользкий член прямо в анальный проход Элизии: без подготовки, без разтяжки… Он даже не умудрился использовать средства защиты, презервативы или гандоны, или хотя бы манипуляции для увеличения заднего прохода пред таким вхождением! При такой «подготовке», конечно, жгучей и сильнейшей боли было не миновать. Раздался громкий стонующий крик, просящий прекратить, задыхающиеся тело Лизы рвалось из-за всех сил. Но на эмоции Лизы было плевать, зато было не плевать на вход члена глубже в анус… И глубже… До того момента, когда половой орган не дотронулся до какого то органа: испугавшись, профессор сильно вытащил свой член из ануса, оставляя садины и царапая тело женщины изнутри. Кровь брызнула на член Чудакова, который уже хотел кончать, в прямом и переносном смысле. Но садист жаждал крови, безщадно втыкивая свой гениталий в Лизоньку уже второй раз, пытаясь сдержать поток спермы. Терпеть больше не было сил. Профессор, со второго раза кончил прямо внутрь испуганной Элизии. Жидкость стала нескончаемо течь из члена Чудакова, и поэтому он, вынув член из сопротивляющегося тела Лизоньки, вылил остатки спермы себе на руки, снова войдя в брыкающееся и кричащее тело подопытной. У Лизы не было ни капли удовольствия, она в глазах коллеги выглядела как секс-рыбыня-шлюшка, которая покорно выполняет свои обязанности, жадно посасывая промежность третьего-лишнего. Лиза, кричала прямо в тело спящего парня, из-за этого звук был приглушённым — тем не менее, профессору было всё прекрасно слышно. Серо-белая сперма, стала течь из окровавленного ануса Лизоньки, которая без конца задыхалась от недостатка кислорода: её рот послушно работал, сосал промежность Дим-Димыча, лизал, уделяя внимание то одной части, то другой: парень уже по всей видимости уснул, окунулся по уши в сексуальное и единственное в данной ситуации удовлетворение, и не захотел выниривать из этого астрала эмоций, нужно растянуть его как можно дольше, растянуть, словно анус Лизоньки… неизвестно, кому было больнее, Лизе или Дим-Димычу, но второй явно утопал в широкой улыбке и слезах, двигая промежностью в такт движениям рта Лизоньки, ну а первая… я промолчу. Спермы было слишком много: большая её часть ещё была на руке Чудакова, другая — прямо внутри брыкающегося тела, а остальная ещё не успела достичь головки и потечь из члена Чудакова, и поэтому, после того, как она полилась, было видно, что она была смешана с кровью, со слюнями, со слезами и с другими телесными жидкостями. Из-за этого казалось, что это не сперма, а особая «изуродованная» кровь, которая лишь выглядела как сперма, хотя была липче, и стала похожа на клей ПВА красного оттенка. Мерзость. Но не для садиста. Не для Чудакова, что уже вынул свой член из рыдающего тела. Ещё один момент — и снова, Элизия ощутила лобковые волоски члена профессора на своих ноющих ягодицах. Это было чуть-чуть щекотно, но эту ласку затмевала боль, кровь и разного рода жидкости, что хлестали из её разорванного ануса. Также слёзы, что не давали ей расслабиться, текли на промежность Дим-Димыча, который перестал контролировать свои эмоции, и… описался… Из дырки парня, которая была в гуще волос Лизы, просачилась тёмно-оранжевая жидкость, которую было сложно контролировать. Сначала, Лизонька даже не поняла этого, пока не почувствовала увлажнение своих волос. Она, изо всех сил приподняла голову, хрустанув непослушной шеей, и в её рот стремительно начала течь моча жёлтого оттенка… И снова, она вырвала из себя оставшиюся еду из своего желудка, прямо на место члена Дим-Димыча, что сладко спал в окружении приятных и таких незнакомых чувств… Моча в перемешку с блевотой, стала струёй литься прямо в ротовую полость Элизии. Она, начала захлёбываться, так как мочи было не мало: «ОТКУДА В ТЕБЕ СТОЛЬКО?!». Безуспешно пытаясь вырваться, она стала терять сознание, и дабы не задохнуться она всё же глотнула смесь из своих слёз, своих слюней, своей блевоты и чужой мочи, высунув язык, и обхватив кончиком языка дырку чуть выше промежности она заглатнула ещё больше, поочередно проглатывая данную жидкость… Элизия, сделала уверенный вдох носом, снова вырвав из себя окончательную дозу оставшийся еды. Больше нечем блевать. Лизу, снова прижимают сильной рукой к мокрой промежности, которая начинает плохо пахнуть, не только из-за слюней, но и из-за мочи, которую Лиза так жадно глотнула уже несколько раз «Фу, господи! За что мне это всё?..» Лизонька окончательно убедившись в наихудших намерениях своего неряшливого коллеги, из последних сил отодвинула голову в правую сторону. Рука перестала сжимать голову Лизы, чему послужил резкий удар головой девушки об палец Чудакова, прижимающий череп. Из-за резкого падения головы девушки вниз, с ног Дим-Димыча на койку, было слышно недоумевающие восклицая учёного, который в попыхах чуть отошёл от падающего тела Лизоньки. Девушка упала на холодный пол, вырвавшись из оков рук учёного, вставая на колени. — Ты что, сбежать удумала?! Вернись на место, фас, сука! И тут, пришло прозрение… девушка поняла, что её больше никогда не назовут по имени. Осознала, что в этой ситуации она — лишь покорная жертва. Ей суждено умереть, перед этим хорошенько помучиться, поработать ртом и удовлетворить своего хозяина. Если будет сопротивляться — её убьют. А лучше самим безболезненное сдохнуть, чем погибнуть от какого-то горе-садиста и по совместительству бывшего коллеги. Лучше был бы быстрый суицид, чем терпение горьких страданий от садиста, который издевается не только над тобой — над 11-классником, ещё совсем молодым и сексуальным, юным и неприкосновенным… Лиза, откашливаясь, на коленках подползла в тёмный угол комнаты. Нащупав шприц, она посмотрела на профессора: — ЗАЧЕМ ВЫ ЭТО ДЕЛАЕТЕ?! Но, маньяк, словно не слышал её мольб о прекращении: он произнес фразу, что должна была переубедить Лизоньку совершать суицид. — Ещё не все потеряно! Ты, можешь убить меня этим шприцом, и доказать что не рабыня! Доказать, что ты не собачка, не ковёр об который можно вытирать свои грязные ноги! Докажи это, сучка! Докажи! Лиза, спешно взглянула на шприц, и сразу на профессора. Время тикает. Спешить некуда, но совершить важное решение как-раз кстати… Элизия, прикрывает глаза: — В каком жестоком и ебанутом мире мы живём… Спаси нас бог… После этих слов, Элизия воткнула в своё горло шприц, и ладоней надавила на него, проткнув свою кожу насквозь. — Тварь! У девушки смыкнулись губы, полностью замкнулись глаза. Её психика погибла ещё когда она только увидела тело Дим-Димыча, привязанное к койке, с кровью на полу… Она это не забудет… Не забудет все мучения, что ей причинил её друг-коллега… Она, погибла от его действий — жалко только, что от своих дрожжащих рук. Тело Элизии стремительно падает, издавая душещипательный крик души, о том, чтобы её кто нибудь услышал. Чтобы невинного 16-летнего мальчика спасли. Она надеется на этот всем своим большим сердцем, делая последний вдох. Пустота… для неё всё исчезло… она, даже не почувствовала той боли, о которой думала. Точнее, почувствовала, но на считанные мгновения. Острый кончик шприца вонзился и проткнул кожу на бледном теле Элизии, добравшись до мяса, проткнул и его, разорвав сухожилия и места, где текла кровь, такая важная для стукающего сердца… После этого, женщина падает с колен на спину, закрывая свои голубенькие глазки, и сердце делает последний громкий стук… Бледное тело Лизоньки удобно разложилось на полу, в окружении крови, слюней, спермы и мочи что была по периметру её рта и языка… и тех удивлений, что доносились из улицы. Кто-то, видимо, услышал пронзающий и последний крик Лизы… но этот человек, равнодушно прошёл мимо лаборотории. Мимо этого адового местечка, где уже царит кровь и сперма, беззаконие и насилие… Там, где уже есть один кровавый труп, который перед смертью знатно помучился. Труп молодой девушки, которую изнасиловали, заставив лизать промежность несовершеннолетнего, а потом и униженно, глотать мочу и сперму, словно щеночек, которому оторвут голову за неповеновение хозяина. Там, где появится и второй труп. И там, где в третий раз проснулся Дим-Димыч, первым делом увидев труп единственной, кто разделяла с ним всю боль и унижение… Труп единственной, кто дала парню удовольствие в такой болезненной ситуации, чуть ли не довела до оргазма. И эта единственная — теперь разлогащийся труп, безжизненные глаза которого смотрят в серый потолок…