Ты – лишь жертва!

Дим-Димыч снова пришёл в сознание. На его шее были аккуратно обвиты мокрые трусы, которые парень скорее всего выплюнул. Он, ничего не понимая, обхватил эти трусы зубами и кинул их в угол комнаты: трусы были все в крови, в фекалиях, в моче и в слезах… но обоняние и вкусовые рецепторы Дим-Димыча ещё были в отключке, и поэтому Дима не почувствовал брезгливости, хотя он понимал, почему трусы такие влажные. Прежде чем трусы оказались в тёмном углу комнаты, Дим-Димыч ощутил себя обездвиженным рабом, который в попытках обезопасить себя начинает пробуждать в себе самые начальные природные инстингты, беря зубами обосранную ткань. Он понимал, что со стороны его действия выглядят именно так. Но вроде бы, он был в комнате один, поэтому его не съело чувство стыда от содеянного. Настало время осмотреться по сторонам палаты концлагеря… Дим-Димыч находился в той же комнате, в той же знакомой темноте, которая только и окружала парня, но не было видно нигде профессора Чудакова, точнее жестокого и безщадного садиста. «Это всё было видение?» подумал Дима, но в ту же секунду заметил, что повязка обвязывающия член пропиталась алой кровью и тёплой мочой. Дим-Димыча чуть ли не стошнило, но он сдержался, сдержал в себе сие эмоции, что хлестали из него словно из ведра. Его рот был мокрым, но чистым, будто бы не происходил весь тот хаос, что пришлось ему пережить. Также, у парня появилось другое чувство, которое сложно описать словами… Словно, он повзрослел на несколько лет вперёд: стал старше, как морально, так и физически… Вдруг, растерянный Дим-Димыч замечает, что в дальнем углу комнаты тихо лежит тот самый шприц, который недавно вонзили в его кожу. Парень разглядел надпись на нём, что не видел до этого: «НАРКОЗ». В данный момент, по всей видимости, он под наркозом — шприц, что безжалостно вкололи ему в вену, содержал не обыкновенную воду, а препарат, дабы Дима уснул и не чувствовал боли… Забота ли это, или же просто ловушка? Ладно. Боль не чувствуется, это и к лучшему, однако надолго ли это? Надолго ли облегчение связанного парня? Или, действие наркоза уже прошло, и в данный момент у Кудыкина отход от данного препарата? Дима бегал зрачками по комнате, безнадежно пытаясь найти жестокого профессора: его нет ни сзади шатена, не в других тёмных и непроглядных углах. Стояла странная, но приятная тишина, словно бог сжалился и дал Дим-Димычу отдохнуть. Однако несовершеннолетний, но достигший возвраста согласия мальчик, был явным атеистом. Он и не скрывал этого, наоборот, пытаясь протолкнуть данную мысль в умы верующиих одноклассников. Это, возможно, и погубило разум Димы — хотя что с надеждой, что и без надежды, ему бы не поздоровилось. Он бы в любом случае страдал, мучился, бился в конвульсиях. И никакой бог бы ему не помог... Вдруг за дверью стал доноситься спор: — Лизонька, вы не можете зайти сюда! Эта комната — моё личное пространство! — Ничего не знаю! Захожу… — Остановитесь! Иначе я вас силой оттащу! — Я не виновата, что вы всё всегда теряете!.. Дима понял, что Гений Евгеньевич говорит с той самой Элизией, которую он видел тоже немного раз; она всё равно ему запомнилась, слишком уж её пугливый характер и мелодичный голосок ласкали барабанные перепонки парня. Решая не молчать, снова раздался крик, глухой и писклявый — у Дим-Димыча не было сил и нужной энергии, для сильного, громкого и звонкого крика… Однако этого хватало, чтобы «Лизонька» всё услышала. Дверь распахнулась, и был слышен громкий звук удивления и замешательства. Она, заикаясь и падая в обморок, стала восклицать: — Гений Евг… Эт-то, что?! — Сучка! Сказано же было — не входить! Теперь придётся и тебя убивать… Ладно. И это сделаем… Дима, смотрел на глаза Лизоньки: они были голубоватые, но сейчас отражали лишь безысходность: она потеряла сознания, повалившись на руки Чудакова. Последний же, кинул её на пол, злобно посмотрев на Дим-Димыча: — А с тобой, придётся продолжить… Ты — мой раб! Мне не нужна твоя смерть, мне нужно удовлетворение и деньги! У Дим-Димыча по щекам в очередной раз поплыли слёзы, которых он пытался сдерживать: всё было бестолку. Его забинтованный пах снова начал болеть, снова заболела голова… Боль возвращается. Наркоз уходит… Кудыкин сообразил, что ему лучше притвориться мёртвым, или на крайний случай спящим: может быть, тогда жестокий учёный отстанет от него? Учёный, что держит у себя в лаборотории школу фикс… «Фиксики! Точно!». Шатен, понял, что единственное спасение будут фиксики, которых он не наблюдал целый день… А если, этот маньяк убил и их? Однако, эти мысли расплываются, словно на них полил проливной дождь: у «подопытного» закатываются глаза… И он, снова окунается в сон, который будет не столь протяжный. Дима, снова очутился; его пах сильно болел, снова потекли слёзы… сквозь размытую оболочку слезинки, было видно фигуру Чудакова. Он, подошёл к парню, и облизнул его единственную слезинку, словно подтёр тряпочкой крышу дома, от воды. Вдруг, Кудыкин заметил, что справа от него лежит Лизонька, что страстно просит отпустить «ребёнка», хоть и достигшего 16-дцати лет. — Только попробуй, — Лизонька, цедила сквозь закрытые зубы, наполненные яростью: профессора уже конкретно достали эти двое, хотя, если быть честным, больше всего достала женщина, — Тебе придётся иметь дело с законом, ты уже нарушил несколько статей уголовного кодекса! Чудаков, быстрым шагом отвернулся от парня, и поштопал к телу элизии: она уже пожалела о своих словах тысячи раз, и готовилась к худшему… Она была не совсем права. Её привязанные руки были развязаны, как и ноги. Она почувствовала свободу, и уже было хотела встать, как её взяли толстые и сильные руки: — ОТПУСТИТЕ МЕНЯ! НАСИЛУЮТ, ПОМОГИТЕ! Но чудаков лишь донёс сопротивляющееся тело к койке парня, принудив подопытную расположиться между ног Кудыкина; Дим-Димыч почувствовал странную вибрацию в области места, где когда то был гениталий, эта вибрация словно затмила всю боль. Будто бы, это всё и правда был сон, который сейчас оборвётся, а вибрация — тому подтверждение. Но это не так. Обнаженный Дим-Димыч, почувствовал, как его кровавый пах разбинтовывают; двое секс-подопытных противоположного пола приготовились к худшему, но оправдались ожидания лишь у девушки: её кричащий и открытый рот поднесли к кровавому месту на теле Дим-Димыча, там где неаккуратно были наложены швы. — Соси. Лизонька, не успев что либо сообразить, была сильно и резко придавлена к месту между ног, прямо к кровавому следу. Её открытый рот не успев закрыться, стал против воли посасывать место, между задом и бывшим членом. Она, сразу начала громко мычать, пытаясь бить ногами учёного, но почувствовала лишь неприятный звук: беспощадное рвание её дорогого халата. Она, не успев опомниться, стала двигать головой вправо-влево, дабы ускользнуть из сильных рук профессора. Дим-Димыч чуствовал ледяные капли слёз на его пахе. Он чувствовал весь страх, что испытывала Лиза, однако ему было чертовски приятно, хоть и больновато, словно он сам и стал садистом. Лизонька, всем видом показывала, чтобы Дим-Димыч помог ей вырваться, но у парня удолитворение затмило все другие чувства, вышвырнув их из головы, будто это ненужный мусор. Место между ног, называемое промежностью, увлажнилось жарким языком Элизии, которая громко и мучительно мычала. Дима, перестал трястись: не из-за удовольствия, а из-за покидающих его сил, которых так не хватало… Сумашедший профессор придерживал её сзади, и вдруг, он снял с неё трусы, ловким и резким движением: на Лизоньке остался лишь ливчик, который упирался в койку, дотрагиваясь до пяток Дим-Димыча. Был слышен радостный и злобный смех сексуально-удолитворённого Чудакова, предвкушающий ещё большию дозу возбуждения… ах, мучительные стоны коллеги никак не останавливали Гения Евгеньевича, а лишь провоцировали на совершения изнасилования без обоюдного согласия жертвы. Дим-Димычу становится уже раздражимы касания языка Элизии на его же промежность. Шершавый язык, жадно пытался выбраться, послушно вылизывая всю слизь с залупы, где-то потирая слизь, где-то заглатывая. Парень, начинает пристанывать, желая чтобы Лизонька прекратила делать это. Но, он не понимал, что девушка делает это не произвольно: её принуждает к этому садист. Однако Дим-Димыч этого не замечал, от наслаждения он закрыл глаза, перестав слышать сопротивляющуюся Лизу и смех профессора Чудакова, который радостно треплет: «Соси! Иначе, я сделаю эт-» — Лизонька ударила своей ногой по паху Гения Евгеньевича, от чего последний заскулил «МРА-АЗЬ!» Женщина вышла из плена, и её стошнило прямо на ноги и бывший член Дим-Димыча. Пульсировать стало ещё сильнее, а блевота осталась на губах Лизы, стекая на промежность и койку Дим-Димыча. Но, странно, во время сия акта она не блевала, а терпела, жадно вылизывая промежность… Тем не менее, её болезненное и мучительное состояние не помешало ей начать атаковать учёного, крича: — Я ТАКОГО БОЛЬШЕ НЕ ВЫНЕСУ! Элизия, в очередной раз ударила профессора, разорвав от силы удара ему брюки; отошедший от боли садист, выхватил у обнаженной Лизы доминирующию позицию, прижав её снова к койке, и снова прямо к промежности Димы, что была в блевоте и остатках еды, чем завтракала Элизия… «Третьему лишнему» было очень приятно снова ощутить её губы на месте своих бывших яиц, он пытался ей сказать «Продолжай, быстро!», радуясь, что был вне этого жестокого акта и что ему не было практически больно, лишь приятно… Лизонька, тем временем, снова стала стонать, пытаясь ударить пятками в зад учёного, и полностью обхватывая своим ртом промежность Дим-Димыча. Но Чудаков решил отомстить ей за удар по его паху, а позже и за удары по ягодицам: он разорвал одной рукой на себе халат, а позже и майку в кровавых и алых пятнах. Брюки ему стянуть не составило труда: они были повреждены, и нужно было всего лишь по-шире раздвинуть ноги, чтобы они порвались и сами слетели. Трусов на Гение не было. Он их где то потерял, что было неудивительно для такого рассеянного мужчины… Вдруг, в звукоизолирующией комнате наступила тишина. Дима, понял что Лизоньку сейчас отымеют, причём скорее всего даже без презервативов, фу! Парень не разу не видел порно, ему рассказывали одноклассники про этот жанр, но сам по себе он был жизнерадостным и не пошлым, ему не надо было смотреть это чтобы удолитворить себя. Да и вообще, Дим-Димыч не понимал, что значит слово «Дрочка», и косо смотрел на всех тех, которые могли по среди разговора обвить свой член рукой, хоть и были в одежде. Дим-Димычу было мерзко смотреть на подобное, и поэтому то, что на его глазах садист изнасилует жертву, очень взбудоражило Дим-Димыча. Снова, по его щекам поплыли слёзы, «Как мне жаль вас, Лиза…» Элизия застыла, переставая издавать какие либо звуки. Гений Евгеньевич отпустил Лизоньку, став придерживать её голову лишь одной рукой. Второй же конечностью, мужчина обхватил свой огромный член, на котором от стояка были видны вены и сухожилия по периметру паха. Одно касание возле яиц — и эрекция достигает пика своих эмоций, накапливая в себе сперму, молочко, которое, казалось бы, прямо сейчас выскочит наружу. Но нужно потерпеть: глупо будет брызнуть сией жидкостью помечая рабыню, даже не начав полового акта… Чудаков, что стоит заметить, давно не испытывал стояк, и чувство, когда хочется кончить, когда сперма переплыла через уретру и достигнула мягкой головки. Даже по утрам стояка не было, и для Чудакова это было очень грустным известием: у всех людей мужского пола, кроме него, утром была заветная эрекция. Но наконец-то, его член выпрямился, словно двенадцати сантиметровая линейка, а значит можно и начинать процедуру изнасилования… Гений Евгеньевич потёр свой гениталий пальцем, потирая его головку и плавно всовывая внутрь: скользкая слизь, оставляла свой след на пальце, она выглядела очень свежо, словно это дождевая водичка или свеже-вылитая смазка. Поднеся палец к своему языку, профессор облизнул его, жадно посасывая. Слизнув всю слизь, садист прикрыл глаза, отведя палец от губ. Почувствовав сладкий вкус своей слизи, учёный удолитворённо трепетнул своим подопечным: — Наконец-то, начнём!