Светофоры

      — Мне конец, — прошептала паникующая Катя, схватившись руками за голову и уткнувшись лбом в холодную парту. — Я не напишу это работу.       — Катюша, не нервничай, — ласково пропела Полина, плавно поглаживая подругу по голове. Пушистая коса Кати растрепалась за шесть уроков, но её неряшливый вид со стороны выглядел только очень уютно. Задумчивый Антон стоял возле своей парты, смотрел в одну точку. В его голове за секунду успевали пролетать тысячи мыслей.       — Я не могу понять, чего ты боишься? — прохрипела Морозова.       — Полин, ты Валерию Борисовну просто не знаешь, — девушка вяло завыла, спрятав нос в переплетённые на парте руки. — Она и словари отберёт, и рассадит всех по одному… — подруга выжидающе покосилась на Петрова, будто глазами умоляя: «Да сделай ты уже что-нибудь!»       Наблюдающий Антон тяжко вздохнул и нахмурил светлые брови. Только Полина, будучи близкой Катиной спутницей, знала о их какой-никакой дружеской связи. А время шло. Оно и не думало останавливаться. Скромный звук, ударивший о деревянную парту, заставил Смирнову поднять голову и открыть глаза. Рядом лежал маленький бумажный самолётик. Будто кто-то из отряда тупых одноклассников баловался и случайно отвлёк Катю от безутешного нытья.       Блондинка оглянулась назад. На задних партах сидят девочки-тихони и два хулигана, а кроме них в классе только… Антон? Может, это не просто чья-то потеха?       Торопливо, дрожащими от волнения пальцами, девушка развернула конструкцию и осмотрела светлый материал. Ближе к левому нижнему углу было оставлено послание: «Не суетись, я помогу. Садись за четвёртую парту третьего ряда, я сяду на ту же, но второго.»       С первых строк показалось, что записка от Ромы, но следующие предложения были написаны без единой ошибки. Значит, тайный отправитель не он. Да и в английском Пятифанов мало чего понимает, как поможет-то? Девчонки, что устроились на последних партах, чтобы более отдалённо ото всех провести перемену, учились в другой группе. Остаётся Петров.       Окинув знакомого сомнительным взором, она вскинула бровь, будто молча спрашивая: «Это же твоя идея?»       Антон подмигнул одним глазом, моментально повернувшись спиной к подруге, чтобы не продолжать смущать её своим взглядом. Потому что по ярким Катиным щекам несложно было понять её внутренние эмоции. Затем Катя, моментально оглядев Полину, заметила удовлетворённую улыбку на лице одноклассницы. Видимо, Морозова догадалась сразу, кто был отправителем самолётика, и, уловив в поведении Смирновой больше спокойствия, молча наслаждалась таким раскладом.       — Может, вам не стоит скрывать своей дружбы от других? — внезапно шёпотом задала вопрос брюнетка. Катя оторопела. Она неподвижно продолжила сидеть за партой.       — Тебе напомнить о прошлом? — Смирнова нашла в себе силы ответить.       — Ну, эти одноклассники ведь не они. Просто я не вижу смысла в этих прятках.       — Это никакие не прятки. Он меня понимает.       — Да он хоть знает об этом? — выдавила Полина. Она произвольно кивнула головой в сторону Петрова.       Катя промолчала. Девушка не хотела ничего говорить. Всё равно будет так, как решит она. Совет подруги важен, но лишь по рассказам Смирновой вряд ли можно полностью погрузиться в «прелести» тех времён. Да и не было возможности что-то сказать, ведь уже через несколько секунд по школьному зданию пронеслась раздражающая трель звонка.       Двадцатиминутная перемена обрела конец. В коридоре стало тихо и холодно. Когда дети разбежались по разным кабинетам, на длинных этажах воцарился мёртвый покой. Но только из нескольких учебных комнат моментами выглядывали потные головы пятиклашек. Петров тоже так делал, будучи более юным. Они с одноклассниками часто стояли «на карауле» возле входной двери, выжидая опаздывающего учителя.       Очень даже солидное количество учеников остались получать знания до одиннадцатого класса. И, так как английский — язык сложный, их коллектив разделили на две части. Один преподаватель вряд ли умудрился бы справиться с двадцатью шестнадцатилетними конями, при этом сохранив себе здоровую нервную систему. И ребятам будет проще усвоить материал, если учитель ознакомит всех с правилами и заданиями поподробнее.       Английский Смирнова не любила никогда. Катя шла на красный диплом, и иногда её мать могла замолвить словечко, чтобы дочке повысили оценку на балл. Авансом. И, естественно, основным условием такой сделки являлось обещание, что девушка безусловно будет стараться учиться на более высокую отметку. Порой списывать удавалось, если самостоятельная работа выпадала в день объединённых уроков или когда у преподавателя были важные дела, связанные с заполнением бумаг. В большинстве случаев Смирнова зарабатывала себе оценки пересказом текстов, выполнением проектов и диктантами. Память у Кати хорошая.       Перейдя в другой класс, девушка заняла обговоренное место. Антон, не отставая, шёл позади Смирновой и приземлился на свою парту. Установив на столе подставку для учебников и поставив на неё книгу, Катя облокотилась на руки, держась ладонями за щёки. Антон чувствовал её напряжение. Чувствовал каждые нервные движения и ощущал те слова, что были высказаны ядовито. С иностранным языком Смирнова справлялась плохо. У Кати были не самые хорошие отношения с учительницей, та в свою очередь не давала необходимую мотивацию, вот и желания учить её предмет как не было, так и нет.       Молодая учительница часто опаздывала на уроки, и этот раз не стал исключением. Зато, вместо стройного силуэта в дверном проёме показался человек тучного телосложения. Парень вальяжно вошёл в классную комнату, держа под мышкой учебник и потрёпанную тетрадь без обложки, а в руке самую обычную синюю ручку.       — Подвинься! — пнул он стоящего рядом с партой одноклассника, проходя между рядами. Тот по инерции отшатнулся, но на ногах устоял. Пробубнил что-то себе под нос и, открыв учебник, начал повторять правила по предмету.       Невежа подошёл к столу, за которым сидела Катя. Положив грубую руку на деревянную поверхность, он обратился: «Смирнова, это место уже занято.»       Антон бросил возмущённый взгляд на спину одноклассника, затем на перепуганную Катю. Глаза её округлились, будто она тоже была не в восторге от подобного отношения, но сделать что-то была не в силах. После, метнув зрачки в сторону первых парт, Петров уловил на себе хмурый взгляд Ромы. Общество, окружавшее этого нестандартного знакомого вне школы, Антон не знал, но пару раз видел, как с Ромой болтает и Катя. Это злило, но, когда девчушка вновь посвящала всё внимание блондину, этот неизвестный прилив агрессии как рукой снимало. Хулиган смотрел на Антона так, будто надеялся на какие-то действия, будто глазами говорил: «Ну, оправдай ты уже её ожидания.»       Антон отвернулся резко, словно обжёгся, встал из-за стола и, ухватившись за толстое плечо обидчика, развернул на себя.       — Какие-то проблемы? — спокойно выразился Антон.       — Тебе чего, четырёхглазый? — обозвался одноклассник, ткнув очки Петрова в районе переносицы.       — Не лезь к ней, пожалуйста, — блондин чувствовал на себе пронзительные взгляды учеников, что уже успели занять свои места. Но более выразительным был Ромкин. Он смотрел выжидающе, казалось, готов был прыгнуть в драку, но чего-то ждал, — И извинись за свою грубость.       — Слушай, репейник, иди займись делом и не жужжи мне над ухом, — обидчик натянул на лицо противную улыбку. Он ухватился за Катину подставку, видимо, пытаясь переставить её на другую парту.       — Руки убрал! — прикрикнул Петров. Одноклассник же был до удивления спокоен. Его лицо молча говорило, мол, сдрисни уже отсюда.       А Рома смотрел. Осторожно, внимательно, предвкушающе. Он солидно развалился на стуле, повернувшись боком к эпицентру происшествия. Нога на ногу, руки в расслабленном состоянии лежат на близлежащих предметах, голова слегка запрокинута назад, но глаза сосредоточены на определённой точке — это внешний образ Пятифанова. В любом взоре прочитать можно многое.       — Малой, тебе реально дело до неё есть? Иди в песочнице поиграй, — как должное произнёс грубиян.       Сейчас Катя выглядела скорее озадаченно, чем испуганно. Она, шустро моргая, металась глазами от одного персонажа конфликта к другому. Рома же нахмурился и до неузнаваемости изменился в лице. Густые брови двинулись к переносице, а глаза так и выражали фразу: «Ебашь, Тоха.»       — Малой в штанах у тебя, ублюдок, — прорычал Антон. Обидчик, расслабив лицо, выдал своё очевидное смятение потухшими глазами. Видимо, взаимного унижения он не ожидал встретить от столь тихой персоны. Да ещё и публичного унижения. Обратив внимание на согнувшиеся плечи противника, Антон уже успел тысячу раз похвалить себя за такие прямые и уверенные слова. Он-то надеялся, что на этом их дискуссия обретёт конец. Но одноклассник, быстро сообразив, что его местный авторитет стремительно норовит утонуть в глязной луже, сурово сжал кулаки и, замахнувшись, приложил стёртые костяшки к чужой губе. Катя взвизгнула и прикрыла рот ладонями. Рома дёрнулся. Класс смотрел на всё с изумлением, все выжидали окончание потасовки, чтобы наконец узнать, кто выйдет победителем.       Антон машинально отшатнулся. Приложив руку к ушибленному месту, он кожей пальцев ощутил тёплую жидкость, а облизнув нижнюю часть губы, почувствовал на языке металлический привкус. Жестокая сдача не заставила себя ждать. Вскоре Петров тоже нехило вмазал однокласснику, но удар пришёлся по животу. Этому приёму он научился у Новикова. Его тактика казалась Антону мудрой, но на само́м Диме он её тренировать не желал. Боялся выглядеть глупо, говоря откровенно.       Толстое тело согнулось пополам. Ребята слишком увлеклись, потому что даже не заметили, что в класс тревожно вошла учительница по английскому. Тут среагировать успел Пятифанов. Хулиган встал из-за парты и ухватил знакомого за шиворот.       — Пойдём, Семечкин, проведём профилактическую беседу, — бросил Рома и выпихнул толстяка в коридор. Наказание последует и за ним. Женщина испугалась, бросила книги на ближайшую парту и, схватившись за голову, подбежала к Петрову. Она затараторила о чём-то вроде техники безопасности, аккуратности и разумности. Но Антон её не слышал. Благодарные и довольные глаза Кати говорили намного больше. Монолог её изумрудных очей можно было слушать вечно, смотреть в яркий цвет зеркал и наслаждаться звонкой мелодией тонких чувств.       — Доведёте меня до инфаркта… — не унималась учительница. — Петров, загляни в медпункт, — сказала она и устало опустилась на мягкий стул, что стоял у её рабочего стола.       — Всё в порядке, не стоит! — заметался Антон, потому что вспомнил, что обещал помочь Кате в написании контрольной работы.       — Иди, говорю, — теперь приказным тоном обратилась женщина, массируя пальцами виски́. Ведь если Антон сейчас покинет классную комнату, то Катерина не просто провалит тест, но и подпортит свою нервную систему.       — А как же контрольная? — протянул парень. Весь класс отозвался на его вопрос цоканьем языками, таким образом пытаясь сказать: «Закрой свой рот, молокосос, она могла и вовсе о ней забыть.»       — Займёмся этим в следующий раз. На сегодня хватит экстрима, — раздражённо процедила учительница. Антон облегчённо выдохнул, мельком посмотрев на Смирнову. Девушка растянулась в улыбке.       — Ну, так я схожу до медицинского? — буркнул Антон, показывая ладонью в сторону входной двери.       — Иди ты уже, Петров, иди, — учительница отмахнулась рукой, открывая журнал.       Блондин вылетел из класса и направился в сторону санузла. Обрабатывать рану парень и не планировал, посчитал, что в этот раз урон нанесли ему не смертельный, поэтому можно обойтись и ледяной водой из-под крана. Провернув вентиль, Антон поместил руки под мутную воду, продержал несколько секунд, а когда пальцы охладились, приставил к опухшей губе. Боль чувствовалась, но была она настолько незначительной, что юноша почти не замечал её присутствия. Подойдя вплотную к стене, Антон прижался спиной к холодным плитам и спустился на корточки. Голова самостоятельно отклонилась назад, а веки прикрылись. Руки, что лежали на согнутых бёдрах, скрепились в плотный замок. Захотелось спать, но утомление, полученное в процессе драки, было приятным. Лишь воспоминания о тёплой девичьей улыбке разгоняли все плохие мысли по углам, не оставляя для них в голове и места. Лишь воспоминания…       — Чё приуныл, Тошик? — раздался хриплый голос со стороны двери.       Антон машинально открыл глаза, осматривая зашедший в комнату силуэт. Широкоплечий Ромка, оперевшись локтем о косяк двери, стоял у входа. А под носом красовались кровавые подтёки.       — Ром, что это?.. — испуганно завопил блондин, засуетился, попытался подняться.       — Сиди-сиди, — скомандовал Пятифанов, усаживаясь рядом с товарищем.       Антон нервно сглотнул. Рома выглядел до жути спокойным, говорил чётко и ясно, смотрел сознательно. И лишь когда шатен устроился на корточках поудобнее и поставил локти на колени, стали видны до ужаса страшные кисти, стёртые в области костяшек до крови.       — Где Арбуз? — спросил Антон, озираясь на грубые руки.       — Отдыхает Арбуз. На заднем дворе, — с лёгким смешком выдавил Ромка. — Да ты не парься, всё нормуль с ним, — поспешил он успокоить друга. Петров облегчённо выдохнул, улыбнулся краем губ и снова закрыл глаза. — Я чего спросить хотел… — пробормотал он. — Ты к Катьке моей, что ль, неровно дышишь?       Антон чуть не подпрыгнул на месте. Чичи пришлось разлепить, а после и смущённо уставиться прямо на Пятифанова. «К моей»? «Неровно дышишь»? Что за вопросы личного характера? Моментально все слова вылетели из головы. Выдавить из себя хоть что-то, кроме несвязного мычания, казалось невозможным. Значения терминов путались, смешивались или исчезали из памяти бесследно. Юноша готов поклясться, что забыл своё имя.       — Да ко всем я неровно дышу… То есть… к моей Катьке дышу неровно… В смысле… к твоей Катьке ровно не дышу… вернее… — Антон ощущал, как сердце колотится с бешеной скоростью, а яростный стук алой машины отдаётся в виски́. Голова закружилась, в помещении стало душно, а плотная рубашка предательски начала сжимать горло. Рома загоготал во весь голос, услышав ересь, что сейчас пытается всучить ему Антон. Белоснежный юноша прикрыл ладонью лицо, закрывая обзор на алые щёки.       «Стыд и позор, Петров», — упрекал себя блондин.       — Ну это фиаско, брат! — чуть ли не ревел от смеха Пятифанов. Он гоготал так заразительно, что даже Антон усмехнулся своей суетливости. — Да ладно, расслабься. Я ж так спрашиваю, для галочки.       Петров пропустил тяжёлый вдох и теперь в спокойном и уверенном тоне пробовал выразить свои мысли правильно.       — Нет, конечно. Ровно я к ней дышу.       — Почему «конечно»? Ты типа из этих? — Рома вскинул одну бровь, демонстрируя гримасу отвращения. Антон возмутился.       — Чего это сразу из этих? — Петров буравил Рому глазами, будто мог развеять этот глупый диалог, что не имел в целом никакого смысла, одним суровым взглядом. Белобрысый начал тараторить, пытаясь оправдать себя, свои действия и высказанные раньше слова.       — Так, цыц, — перебил его шатен. — Понял я. Я всё понял.       — Вот и славно! — довольный своей победой проговорил блондин. Рома же поднялся с кафельного пола, протянул руки к раковине, а после и смыл кровавый подтёк, что красовался под носом.       — Семечкин совсем борзый стал, — процедил Ромка, тряся мокрыми руками. Капли холодной воды отлетали на гладкие стены, пол, и даже ненароком попали на вытянутые кисти Антона. — Онахалел.       — Это точно! — с энтузиазмом поддержал товарища блондин. — С ним вообще кто-то общается?       Рома нахмурился.       — Вовчик, вроде, дружбу с ним водил. Сейчас чё-т не видно, не слышно, — ответил Пятифанов, доставая из кармана пачку сигарет. — А ты, Тох, молодец, — таких слов отличник не ожидал услышать. Тем более настолько прямо и резко. Ромка достал из упаковки однин экземпляр табачного изделия и приставил к губам.       — Чего это? — смутился белобрысый.       — Ну, не побоялся. За Катюху мою заступился, — из-за постороннего предмета во рту Рома говорил неразборчиво, поэтому Антон не сразу понял, что пытался донести ему товарищ. Но спустя пару секунд, сообразив общий смысл предложений, продолжил диалог.       — За твою? — рискнул спросить блондин.       — Ну да, за мою. А чё?

«А ничё.»

      — Да так, забудь, — Петров проговорил это на выдохе, непонятно чем опечаленный. А Пятифанов лишь усмехнулся, явно поняв настрой одноклассника.       — Та не ревнуй ты, фраер. Меня Смирнова, как девушка, не интересует, — выдавил Ромка, прикуривая сигарету. Он пропустил короткий смешок, отрывая взгляд от окна и переводя его на надутого Антона.       — Ром, чего ты докапался? Не ревную я, — встрепенулся Петров, вставая с корточек.       — Да-да, залевай мне щас. — гоготнул Пятифанов, снова устремляя взгляд через старое стекло вдаль. — Другом жениха позовёшь, ёбырь?       — Что ты несёшь… — взохнул Антон безнадёжно. На что услышал в ответ гомерический смех. Одна рука Пятифанова была опущена в карман, другая придерживала сигарету. Товарищ промолчал, но не стёр с лица подозрительную, довольную улыбку. Докурив, он зашёл в одну из кабинок и на расстоянии метра от туалета бросил в унитаз бычок. Даже не смывая.

«Во Балда…»

      — Ты со мной? — спросил Пятифанов, показывая пальцем в сторону выхода. Антон отрицательно покачал головой.       — Я ещё тут побуду, — пробормотал очкарик. В его планы не входило возвращение в кабинет английского языка. Коль контрольная работа не состоялась, то и переживать нечего.       Ромка пожал плечами и вышел из помещения, бубня себе под нос: «Тили-тили-тесто, жених и невеста…»

***

      — Ты свободен сегодня? — спросила Смирнова. Антон искал свою куртку в гардеробе на первом этаже, а Катя неожиданно подошла сбоку. Блондин кинул на подругу потерянный взгляд. Сделав вид, что не услышал, он продолжил копошиться в общей куче вещей. Ведь они до сих пор находятся в школе, а вокруг много людей. Неужели её вопрос может быть адресован ему? Исключено. — Ты чего молчишь?       Парень покосился на одноклассницу, вскидывая одну бровь.       — Да расслабься ты! — продолжала она. Антон наконец-то снял пальто с вредного крючка и обнял его другой рукой. Блондинка тоже успешно справилась с этой небольшой трудностью и выжидающе стояла напротив знакомого. Она ухватила друга за запястье и потащила в коридор.       — Ты не представляешь, на уроке английского, пока ты в медпункт ходил, мы помогали окна украшать! — восхищённо лепетала Катерина.       Петров смущённо смотрел на жестикуляцию рук, постоянно оборачиваясь в стороны.       Когда ребята оказались на улице, Антон машинально отнял у Кати тяжёлую сумку.       — Игра окончена? — спросил Петров.       — Какая игра? — улыбчиво ответила вопросом на вопрос девушка.       — Прятки. В школе, — спокойно продолжил парень.       — Ах, да! Больше не будем нас прятать! — воодушевлённо пролепетала Катя.       — Нас? — парень изогнул бровь. Ему не послышалось? Почему сейчас в его груди маленькие человечки начали выплясывать чечётку?       — Я имею ввиду дружбу, — одноклассница опустила взгляд в ноги. Сейчас они шли рядом. Антон нёс два нелёгких рюкзака, а Катя кокетливо прятала нос в вязанный шарф. На этот раз она накрутила его на шею, чтобы друг больше не ругался.       — Ясно, — пробурчал Антон. Он на что-то рассчитывал? И если да, то почему чувство великой радости посетило его так неожиданно, исподтишка, а после быстро покинуло? Что за побочные эффекты от её глаз?       — Ты не ответил на мой вопрос в школе. Не занят сейчас? — девчушка осветила друга ясным взглядом. Блондин расстаял. Так стремительно и быстро, что сам не заметил, как вытянул из себя яркую эмоцию до блеска в глазах — чувство влюблённости. То самое чувство, когда ощущаешь готовность к чему угодно.       Это точно какая-то ошибка. Нелепая, дурная и болезненная. Но разве сердце умеет обманывать? Сейчас оно делает кульбит, прыгает, смеётся. От одного взгляда? От единственного взгляда…       — Свободен, — отчеканил парень. Ему предётся пройти ещё очень-очень длинный путь по осознанию своего отношения к Смирновой.       — Замечательно! — девушка похлопал в ладоши, после оставив их сложенными возле груди. — Тогда я приглашаю тебя к себе!       Сердце упало в пятки. К себе? Ещё пару часов назад, до убеждений Ромы, показалось бы, что это хороший повод провести вечер в прекрасной компании. Но сейчас, после знакомства с некой эйфорией, идея звучала скорее не заманчиво, а пугающе. Все мысли крутились в голове, внутри, где-то в потайной комнате души. А снаружи Петров лишь безразлично пожал плечами, хмыкнул и кивнул.       — Хорошо, я только за, — пробубнил он, закусывая губу. Надо быть мягче, снисходительнее, ласковее. Прежде Антон был уверен, что будучи влюблённым, легко выскажет о своих чувствах и ощущениях. Но сейчас, когда лучезарная девичья улыбка освещает всё вокруг, выдавить лишнее слово стало трудно. Будто кто-то жестоко ухватился за горло и теперь душит изнутри и сознание, и части тела. Язык будто превратился в камень. Но, собравшись с силами, чтобы никоим образом не обидеть подругу тоном безчувственного робота, добавил, — Фея.       Катя выдавила лишь короткий смешок. Кажется, она привыкла к новому прозвищу, что подарил ей Петров. Теперь девушка лишь отзывалась на данную форму её именования или дружелюбно хихикала.       — Мама попросила купить мясо на салат, зайдём? — повернулась к Антону Смирнова, исподтишка заглядывая в глаза. Ребята проходили рядом с магазином мясных продуктов, поэтому Катя указала ладошкой в сторону входа.       Блондин сразу понял, что вопрос был риторическим, поэтому ухватил девушку под локоть и повёл к нужному пункту назначения.       Зайдя в помещение, одноклассники сразу скривились от царящего в комнате запаха. Пахло сырым мясом и прочей пищей животного происхождения. Холодильники с основной продукцией стояли по средине зала и рядом с кассой, по полкам расставлены пакетики специй, а в самом углу маленькая ветрина с печеньем и конфетами. За кассой стояла бледная женщина. Волосы и глаза были тёмными, а брови густыми. Ребята прошли внутрь помещения и встали в очередь.       — Ушки любишь? — спросил Антон, поворачиваясь к знакомой лицом.       — Ушки? — замялась Катя, очевидно не понимая, о чём идёт речь.       — Печенье такое, — пояснил Петров, заметив на лице подруги явное смятение. Он бросил взгляд в сторону ветрины со сладким.       — Не знаю, — неуверенно пробубнила девушка. — Не пробовала никогда.       — Тогда сегодня попробуешь, — твёрдо заявил блондин. Постепенно очередь растворялась, а друзья приближались к кассе.       — Добрый день! Что будете брать? — дружелюбно спросила продавщица. Внешне она была немного другой, отличалась от остальных тёмными бровями и причёской.       Логичная мысль о том, что женщина может быть другой национальности, практически сразу пронеслась в голове.       — Нам говядину, пожалуйста, — ответил Антон.       — Сколько? — последовал другой вопрос.       На ухо Петрову Катя прошептала, что полкилограмма на салат хватит. От её мягкого голоса по телу пробежали мурашки. Смирнова уже копошилась под боком, шелестела купюрами, набирая приблизительную сумму, на которую может выйти товар. Петров озвучил женщине нужную массу продукта, а после добавил: «Посчитайте ещё ушки, пожалуйста. И пакет. Маечку.»       Кассирша неуверенно посмотрела на покупателя. Вбила что-то в кассу, посовещалась с другим сотрудником, а затем потерянно кивнула и убежала куда-то вглубь магазина.       — Вам одну? — послышалось со стороны, куда ранее ушла женщина.

«Ну, точно нерусская.»

      — Один-один! — исправил её Антон, очевидно, слишком тихо. Имел ввиду он пакет. Ведь сладкий продукт, с которым он хочет познакомить Смирнову, продаётся в упаковке подобной пакету.       — Держи! — довольная собой Катя протянула другу деньги. Видимо, блондинка заметила на внешнем табеле кассового аппарата необходимую сумму.       — Ты что!? — возмутился Петров. — Убери в карман, — строго проворчал он.       — Держи, говорю! — злобная Катя выглядила ну очень уж забавно, поэтому Антон засмеялся. Да-да, не выдержал и расхохотался прямо посредине мясного магазина. Девушка удивлённо вытаращилась на одноклассника, а после огляделась по сторонам в надежде, что ей показалось, насколько громко Петров позволил себе повеселиться. Но нет, люди смотрели также ошарашенно. Катя толкнула Антона в бок, и лишь после этого напоминания парень замолк, прикрыв лицо ладонью. Сейчас, если бы одноклассники находились в каком-нибудь деловом офисе, а не около прилавка с мясом, со стороны можно было бы подумать, что девушка даёт Петрову взятку. Ведь зелёные бумажки Смирнова до сих пор держала перед собой, как бы предлагая их знакомому.       Продавщица вернулась на рабочее место, поставила пакет, в котором уже был один из товаров, на стол рядом с кассой и положила к общей покупке говядину. Пока женщина пропадала в потайных углах заведения, мужчина-ассистент подготовил к отдаче нужный мясной товар.       Антон достал из кармана пальто собственные деньги и протянул кассирше. Теперь ему всю дорогу придётся слушать недовольное ворчание Кати, но он потерпит. Хотя, скорее даже, насладится. Парень взял пакет за ручку, поблагодарил продавщицу и, ухватив Катю за локоть, направился к выходу.       По дороге домой Катя, как Петров и предполагал, бубнила о том, какая она самодостаточная, что может заплатить за себя сама и поступок парня в данной ситуации был нетактичным. Даже заставляла принять деньги. Но Антон шёл молча, продолжая держать девушку под руку, переодически закрывая глаза и растворяясь в её голосе. Он не задумывался над смыслом высказанной тирады, а просто молча двигался вперёд, позволяя душе утопиться в столь мелодичном произношении подруги.       — Ну и чего ты молчишь? — обижено протараторила Смирнова. Остановиться пришлось: из-за светофора. Красный свет препятствовал движению, но уже через несколько минут его можно будет продолжить. Это тот самый светофор на перекрёстке, что разделяет тротуары их улицы, создавая два отдельных друг от друга пути. На прибор аккуратно опускается лёгкий снег, а Петров стоит, смущённо оглядывая его макушку и улыбается. Вроде взрослый, но по-детски. Как псих.       — А что мне говорить? — терпеливо промолвил парень.       — То есть, хочешь сказать, что на весь мой монолог не найдёшь ни единого ответа? — нахмурилась блондинка, обиженно надув губы.       Антон промолчал. Лишь освятил Смирнову трепетным взглядом и тяжело вздохнул. Девушка промолчала, но руку не отняла. Через время неживой милиционер дал разрешение снова передвигать ноги по светлой земле.

***

      — Голодный? — задала вопрос Катя.       — Нет. Не голодный, — ответил парень.       — А чай будешь? — покладисто спросила девушка, быстро забыв прежние недообиды.       — А чай буду, — заявил Антон, постукивая пальцами по столу. Катя улыбнулась и потянулась к чайнику. Залив в него воду, Смирнова поставила элемент посуды на плиту, которую предварительно включила.       Петров поднялся, вышел в коридор, ухватил пакет с покупкой и вогрузил его на деревянный стол.       — Куда мясо положить? — спросил парень, вытаскивая из пакета мясной продукт.       — В холодильник можно, — последовал незамедлительный ответ. Блондин открыл холодильное устройство, положил на свободное место говядину и вернулся к столу. Вновь опустив руку в «маечку», упаковки с печеньем Антон не обнаружил. Зато, вместо нужной сладости на дне пакета устроились запакованные в вакуум свиные уши.

«Вот тебе и нерусская…»

      Язвительная мысль поселилась в голове. Хотелось то ли плакать от досады, то ли смеяться во весь голос от комичности всей ситуации. Петров застыл, стоя спиной к Кате. Держа в руке вакуумную упаковку, парень боялся пошевелиться. Как Смирнова отреагирует на такой «прикол»?       — Тох, ты какой чай… — выговорила она, шустро заглядывая на руки Петрова через его плечо. — пить будешь… — на выдохе произнесла девушка, а через какое-то время, не удержавшись, расхохоталась не своим голосом. Видимо, заметила надпись на таре она не сразу. Юноша подхватил смешинку, приставшую к подруге, и доже разразился хохотом. Минуты три ребята чуть ли не катались по полу.       — Попробовала! — пропищала девчушка, постукивая себя по колену. Лбом она уткнулись в плечо одноклассника. — Попробовала ушек! — заливисто гоготала она, а Антон поддавался Катиным возгласам.       Вскоре, когда некий порыв веселья прошёл, возник вопрос — с чем же тогда чаёвничать?       — Предлагаю сделать печенье! — твёрдо высказала девушка.       — Печенье? — переспростл Антон, почему-то сомневаясь в правильности услышанного. Увидив одобрительный кивок, Петров улыбнулся одной стороной губ.       Ребята помыли руки, напялили фартуки, достали все нужные ингредиенты и принялись хозяйничать. Процесс проходил размеренно, друзья не торопились. Хотя и торопиться-то было некуда.       — Добавляй яйцо и молоко, — проговорила девушка. Парень выполнил указание, после чего Катя вручила ему венчик и дополнила. — Перемешай до однородности.       Ребята занимались этим в своё удовольствие. Им было приятно находиться в компании друг друга. Одноклассники подогрели молоко до комнатной температуры, чтобы оно хорошо соединилось с остальными ингредиентами. Настало время муки́. Пачку достали. Антон, как послушный мальчик, делал всё строго по указаниям подруги. Но тут Смирнова незапланированно опустла руки в светлую бумажную упаковку и испачкала их в приятной консистенции. Потерев ладошки между собой, она лёгким касанием оставила отпечаток на фартуке Петрова. Силуэт тонких пальцев отпечатался на чистой ткани, а Антон сошёл с ума. Он смотрел на хитрые глаза, что сейчас разглядывали последствия собственной шалости.       Катя смешала нужное количество муки с разрыхлителем и ввела к основной массе. Перемешивать венчиком через какое-то время стало тяжело, поэтому тесто незамедлительно переместилось на поверхность стола. В итоге масса получилась мягкой, эластичной и совсем не липла к рукам. Отойдя к духовке, девчушка поставила её на разогрев до ста восьмидесяти градусов.       Ухватив деревянную скалку раскатали тесто в пласт и с помощью формы сердца воссоздали печенье. Выложили заготовки на противень, застеленный пергаментной бумагой, на небольшом расстоянии друг от друга. Когда духовка нагрелась, изделие выпекли при ста восьмидесяти градусах. Заняло это около пятнадцати минут. За такое время Катя заварила чай, соблюдая все предпочтения желанного гостя.       — Очень красивое получилось… — восхищённо заикнулся Антон, устроившись на сплетённых руках, что сейчас лежали на столе.       — Да… Мы молодцы!

***

      Идти по мрачной улице было непросто, жутко и до одури зябко. Но Петров стремительно шёл вперёд. Дорога домой не казалась долгой, однако за такой неопределенный период времени тоже можно успеть найти приключения на пятую точку.       Колкий ветер раздувал пряди волос в разные стороны и заставлял часто моргать. Из-за присутствия некой инородности на глазах, слёзный аппарат моментами выполнял свою функцию.       Едва уловимые шаги послышались сбоку. Слева. Кто-то отчаянно пытался сравнять скорость движения. Ещё секунда… И вот Петрова кто-то схватил за шиворот. Ткань верхней одежды натянулась в районе шеи. Затем незнакомец потянул назад и злобно прошептал на ухо: «Не рыпайся, а то с моей прабабкой встретишься, баран.»       Пока Петрова, удерживая мёртвой хваткой, вели неизвестно куда, у того вся жизнь пролетела перед глазами. Через время, поняв, что ведут его за местные «гаражи», сознание потихоньку начало разрабатываться.       Тёмные низкие здания, сырая земля, холодное оружие. Матюхин непоколебим. Он окружён своей компанией, которую несложно сравнить со стаей голодных собак, и довольствуется выигрышным положением. Довольный стоит напротив Петрова и крутит в руке нож, будто дирижирует оркестром.       Антон стоял молча, прижавшись спиной к стене одного из мрачных гаражей. По разные стороны стояли незнакомцы в спортивных костюмах. Некоторые держали Петрова за руки, некоторые чесали кулаки, ненароком сообщая, что напичканы желанием стереть костяшки о чужую кожу. Вырываться бесполезно. Их много, и этих бродячих псов не остановит ни одно понятие о справедливости уличных драк. Набросятся всей кучей на одного, лишь бы добиться желаемого. Убить, уничтожить, морально унизить.       — Прощение просить будешь? — важно произнёс Матюхин. Антон молчал. Смотрел на своего сумасшедшего убийцу и стискивал зубы. До боли в дёснах, лишь бы заглушить отчаянные позывы закричать или пустить слезу. Руки болели от многочисленных стискиваний, а ноги так и норовили согнуться в коленях, разбивая чашечки о прочный слой льда. Услышав фразу недруга, Петров сжал кулаки и уже было попытался вырваться вперёд, чтобы начистить обидчику физиономию. Но остановиться заставили мощные сжатия в районе предплечий. Зашипев от болевых ощущений, Антон прикусил губу. — Ой, ба-а-атюшки! — растянул гласную Вова. — Какие мы агрессивные!       Злорадствующий шатен согнул карманный нож вдвое и сложил руки на груди, переведя массу тела на одну ногу.       — Проси прощение, плотолюбец! — вскрикнул он, подавая корпус вперёд. С разных сторон от Антона послышались мерзкие смешки и солидарные высказывания. — По-русски понимаешь?       — Ублюдок, — лишь ядовито отчеканил блондин.       — Так значит? — усмехнулся Матюхин. — Раскрасим самоубийце брюхо, парни? — холодное оружие вновь показало блеск собственного лезвия. Дружное гоготание доносилось отовсюду. Голова закружилась, в глазах помутнело а где-то в черепной коробке спрятался маленький человечек, что теперь навязчиво постукивает по виска́м. Медленными шагами преследователь приблизился к жертве, будто пытаясь растянуть момент наслаждения собственной властью.       — Сними́те с него это бабское пальто, — ляпнул шатен. Сердце Антона забилось с невероятной скоростью. Казалось, ещё немного, и оно пробьёт грудную клетку.

«Зачем? Для чего?..»

      Подчинённые послушно выполнили команду и, под неугомонные рывки Антона, освободили тело от верхней одежды. Пальто вогрузил себе на плечо один из членов банды.       — Растегните ему подол рубашки, — гавкнул насильник. Петров не выдержал. Сдался и сорвал с губ истошный крик.       — Нет! Вова, что ты делаешь? — собственный вопль заползал в уши, сбивал привычное дыхание, нарушал чистоту пульса.       — Вот как мы заговорили? Вова, значит? — иронично хмыкнул Матюхин. А жалобный стон не умолкал. Каждый раз, ненароком обращая внимание на остриё ножа, осознание беспомощности вновь накатывало волной, но уже с большей силой.       Один из парней компании, и не пытаясь церемониться, разорвал светлую рубашку в районе живота так, что несколько пуговец даже отлетело в сторону.       Ситуация оставила в сумраке вечера не только душераздирающий крик, но и жуткие дорожки тёплых слёз. Капли уже скатывались по алым щекам, а некоторые и вовсе растворялись в площади льда на сырой земле.       — Пожалуйста, не надо! Прошу! — продолжал вопить Антон. С каждым звуком, с каждым уверенным шагом, что отдавались в ушах словно взрывы, паника поступала к горлу.       — Напишем ему на животе его же прозвище! — заявил обидчик. — Дятел? Быдло? Гнида? — он перебирал все возможные варианты ужасных оскорблений. — А-а-а, точняк! — обрадовался Вова. — Мы ж собрались здесь по особому поводу... Ты ж за Катюхой моей увязался, помнишь? Вот сейчас и почувствуешь истинный вкус подростковой любви, псина, — подойдя в плотную, он скомандовал опустить Петрова на землю, но не сбавлять силу хватки. — Напишем ему на пузе «ядрыга», чтоб за бабами чужими не ухлёстывал, — сдвинув тонкую ткань, Матюхин обвёл взглядом бледный живот. И вот, на коже почувствовалось первое прикосновение острого предмета. От чувства иной температуры, тело вздрогнуло. Грудь продолжала бешенно вздыматься вверх, после опускаясь вниз. Мягко приставив остриё к жертве, Вова слегка надавил на рукоятку и резким движением провёл вниз. С губ блондина сорвался болезненный стон. Теперь насильнику предстояло вывести в букве «я» плавную дужку. И через некоторое время, под звуки душных всхлипов, миссия была выполнена. Кровь сочилась, каплями текла вниз, а Матюхин продолжал. Безжалостно, но так аккуратно и старательно он выводил каждый символ. И сейчас, сидя на корточках рядом со своей жертвой, он закончил выполнять первую букву. Красные глаза Антона выдавали все его мучения с потрохами, но Матюхин этим питался, ему нравилось смотреть на то, как страдает жалкий провокатор.       — Баран, ты когда напрягаешься, только больнее себе делаешь, — заботливо протараторил шатен, тут же ярко хмыкнув. Услышав эти слова, Петров лишь громче замычал, но вырываться уже не пытался.       Перед тем, как начать вычерчивать следующую букву, Вова на зло провёл лезвием от грудной клетки до ремня, вызвав этим действием новый поток мурашек. Спустя несколько минут вторая буква была так же красиво выведена.       Сейчас Петров уже рыдает навзрыд, молит о пощаде. Тёплая вязкая жидкость скатывается каплями вниз. Друзья хвалят товарища, поддакивают, смеются.       — Что это там происходит?! — послышалось чьё-то возмущение. — А ну разошлись! Я щас милицию вызову! Пошли вон! — мужской голос казался спасением. Вова от неожиданности дёрнул рукой и оставил на животе более углублённую рану.       — Сука, валим, — выплюнул он и рывком дёрнулся в сторону. Банда рванула за угол, направляясь к высоким зданиям. Они проскочили мимо рыдающего Антона, наступая грязными ботинками на белую ткань рубашки, разлетевшиеся пуговицы, спотыкаясь о конечности. А обнажённое тело, будто мёртвое, лежало на холодной земле, захлёбываясь в собственных слезах. Живот болит так, будто в него вонзили множество толстых игол. Послышались чьи-то глухие шаги.       — А ты чего разлёгся? — грубо проворчал незнакомец. Но после, заметив кровавый след, развёл руками. — Это ж кто тебя так, паренёк? — мужчина сел на корточки, стараясь осмотреть нанесённый бандитами урон. — А ну, поднимайся с земли! — неизвестный ухватил Антона за локоть, самостоятельно поднимая поникшее тело.       Белоснежный юноша не дал ответы на заданные вопросы. Лишь кратко поблагодарил за столь важное внезапное появление и в удобном темпе удалился.

***

      Добравшись на лифте до своего восьмого этажа, он вбежал в квартиру, которая, к счастью, оказалась открыта. Ничего не ответив на материнское «Здравствуй, Тоша», он снял обувь, после вбежав в ванную комнату. Кожа в районе живота нещадно ныла, но обработать рану стоит. Это не разбитая Семечкиным губа. Стянув с себя окровавленную рубашку, блондин взял чистую тряпку из новой упаковки, подставил её под прохладную воду и мягкими движениями попытался стереть с живота кровавые подтёки. Было больно, очень, но пришлось потерпеть. Затем парень обмочил ватный диск перекисью водорода и приложил к ранам. Раствор вступил в реакцию с царапинами, вследствие чего послышалось шипение. Антон сморщился, закусил губу и зажмурил глаза.

«Надо, Антон, надо.»

      — Тоша, у тебя всё хорошо? Что-то случилось? — послышался из-за двери обеспокоенный голос матери.       — Нет, всё в порядке. Я скоро выйду, — нервно проговорил парень, машинально включая воду в ду́ше.       — Тебе девочка какая-то письмо передала, — довольно протараторила Карина.       — Мне? Письмо? Ты ничего не путаешь? — замялся сын.       — Не-а! — хитро протянула мать.       Антон смутился, помял пальцами переносицу и, ничего не ответив, продолжил отходить от «весёлого» вечера. Умыл лицо, снял одежду и простирал её руками, чтобы не вызвать лишних вопросов и не потревожить невзначай Олину слабую психику. Развесил одежду на батареях, а ремень ухватил с собой. Как неопытный актёр, Петров завернулся в полотенце, ещё раз намочил волосы и с неправдоподобной улыбкой зашёл в кухню, перед этим отнеся ремень в комнату.       — Привет, Антон! — повторно поздоровалась Карина, завязывая на талии ленточку фартука. Она встала недалеко от плиты, достала дощечку, нож и принялась нарезать помытые овощи.       — А, да, привет, — однотонно пробубнил парень. — Ты говорила про какое-то письмо?       — Ох, да-а-а! — воодушевлённо протянула женщина. — Вон оно! Лежит на столешнице рядом с телевизором.       Парень тяжело вздохнул, после переведя взгляд на аккуратно сложенный конверт. Взяв в руки послание, Антон повертел его и заметил в углу крошечную надпись.

«Дорогому Антону от Василисы»