Без единого слова

Феликс его убивал. Нет, серьезно: временами Минхо ловил себя на мысли, что не выдержит и скончается в муках, причем, вероятнее всего, муках любви, восхищения, шока и изумления вместе взятых. Нет, не так: все оттенки своих чувств он описать не мог просто физически, потому что слов таких не существовало. Возможно, Минхо не должен был так думать всего после пары недель знакомства, это было слишком быстро, слишком много, просто слишком — но поймите правильно, Минхо попросту не мог сейчас иначе: Феликс притащил домой кота. В первый момент, зайдя в квартиру, Минхо решил, что у него галлюцинации. Что тихое «мяу» откуда-то со стороны кухни ему просто послышалось. Но затем на краю поля зрения шевельнулось что-то рыжее — и, стоило Минхо повернуть голову и недоумевающе уставиться туда, как кот наклонил голову набок в ответ и снова коротко, заинтересованно мяукнул. Ещё несколько секунд они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, а потом до Минхо дошло окончательно, что ему не кажется, и он выронил уже снятый было с ноги кроссовок. — Ликс-а?.. — с ноткой паники в голосе позвал он. — Ликс-а! Торопливо выскочив в коридор, Феликс мгновенно оценил открывшуюся ему картину и, тихо охнув, бросился к коту. Как будто там всегда и был, кот тут же довольно обвис на его руках и сразу же громко затарахтел, замурчал и, вытянув гладкую, с белым пятном лапищу, довольно растопырил её, и выпустил в воздух когти. — Ликс-а, — растерянно повторил Минхо. — Это что?.. Кто? Феликс только сильнее прижал к себе явственно захрипевшего кота так, словно пытался закрыть его, защитить собственными руками, и, жалобно кусая губы, уставился на Минхо так, будто тот мог сейчас выгнать их обоих. Мог бы — наверное, забормотал что-то просительное, заныл бы, заскулил, но он не мог и оттого просто беззащитно сжимался под его застывшим взглядом. Именно этот неожиданный и упрямый страх — Феликс боялся, точно боялся его реакции, но всё равно притащил кота домой и теперь отчаянно его защищал — и вызвал в душе Минхо тот самый всплеск отчаянной нежности, которым его накрыло сразу и с головой, до желания не просто обнять, а раздавить своими объятиями и весь мир подарить в ответ, не меньше. Но был ещё кот. Настороженно прядающий ушами, затихший, чувствующий напряжённую атмосферу, и Минхо просто не мог не. Стащив с себя второй кроссовок, он тихо шагнул навстречу и медленно поднял руку, протянул, давая возможность себя обнюхать. Кот дёрнул усами, подумал — и потянулся сам навстречу, аккуратно коснулся носом кончика пальца. Как же Минхо любил кошек… Аккуратно гладя под вновь сияющим доверием взглядом Феликса рыжий гладкий лоб, почёсывая за ухом, он, после последней пары ещё по инерции раздраженный и недовольный, чувствовал себя уже куда спокойнее. Уютнее как-то, что ли?.. — Расскажи мне, — тихо попросил он, всё ещё не отводя глаза от шерстистой макушки. — Откуда он тут? Я не против, честное слово, но… как? Рассмеявшись, Феликс аккуратно сгрузил кота ему на руки и умчался куда-то в сторону кухни. Как оказалось — за телефоном. Пока Минхо ждал его, то, чувствуя тёплую тяжесть, он снова, не удержавшись, принялся кота гладить — уже по всему телу, и возобновившееся мурлыканье стало ему наградой. «Ты простишь меня? — напечатал вернувшийся Феликс. И, не слушая возражений, продолжил писать: — Сынмин позвонил мне и сказал, что его соседка, которой он помогал с продуктами, умерла, и Суни остался один. Попросил присмотреть за ним, пока он ищет ему новых хозяев». — То есть он у нас не насовсем? — тут же расстроился Минхо и, подобно самому Феликсу, рефлекторно в защитном жесте стиснул руки. Недовольно мявкнув, кот дёрнулся и спрыгнул на пол, важно взмахнув хвостом, оглянулся на глупых людей: чего замерли? Есть пошли, я голодный!.. Мотнув головой, Минхо шагнул следом, но Феликс торопливо остановил его очередным сообщением на экране. «Ты не против? Правда?». Один взгляд на толстую кошачью задницу — и у Минхо даже сомнений не возникло. — Не против, — широко улыбнулся он. — Как я вообще могу быть против кошек, Ликс? Со смешком пожав плечами, тот на ощупь нашёл его ладонь и потянул за собой. Не в кухню, как поначалу показалось Минхо, а в комнату, на их любимый диван. «Когда я жил с родителями, у нас всё время были кошки, — со вздохом повернул Феликс к нему телефон. — Последней, Принцессе, исполнилось три года, когда я переехал. До сих пор чувствую себя предателем, когда вспоминаю о ней. Интересно, где она живёт сейчас и жива ли ещё вообще…». Не дожидаясь, пока Минхо дочитает, Феликс сморщился и вдруг отвернулся, весь сгорбился под его удивлённым взглядом и спрятал лицо в ладонях. Что-то было не так в этом сообщении, что-то такое… что зацепило Минхо изнутри своим несоответствием, но он даже не понял, не дал себе труд задуматься — отбросил телефон куда-то в сторону и быстро придвинулся ближе. — Ликс-а, — пробормотал он. — Что ты?.. Стоило ему коснуться напряжённой спины, как Феликс вслух всхлипнул и развернулся, буквально бросился ему на шею, отводя покрасневшие глаза. Чувствуя, как холодит щеку срывающийся с его дрожащих губ воздух, Минхо растерянно притянул его ближе. Пожалуй он уже слишком привык к сильному, уверенному в себе Феликсу, уже успел забыть их ту встречу на улице и те беспомощные объятия — настолько, что сейчас выставленная напоказ им слабость оказалась для Минхо тем ещё сюрпризом. Конечно, Феликс вовсе не изображал страдания — но и даже не пытался скрывать их, вовсе не сдерживаясь, словно плотину прорвало: он держался за рубашку Минхо, цеплялся пальцами, иногда дёргал и сопел сквозь слёзы нечто непонятное, абсолютно неразборчивое, но совершенно точно осмысленное. И звуки — о, сколько звуков он издавал, Минхо действительно думал, что услышит их такое обилие только в постели, но никак не вне её, вне секса, просто из-за… Он даже не знал, из-за чего! Всё же было нормально до последнего сообщения! Что там такого было?.. Подтянув телефон к себе ближе, он почти на автомате разблокировал экран, лишь в где-то глубине сознания поставив галочку напротив пункта «Ликс добавил мой отпечаток пальца в свой телефон», и уставился в текст. «У нас с родителями были кошки». «У меня была была кошка и я не знаю, что с ней сейчас». «Я чувствую себя предателем». Что из этих трёх информационных составляющих могло вывести Феликса из себя настолько? Что вообще не так было с этим сообщением? Ведь что-то же его да зацепило… Феликс поёрзал, и Минхо вмиг забыл о своих догадках, потому что сейчас явно было не до них. Здесь и сейчас рядом плохо было тому, кто за последние дни стал иметь для него слишком большое значение. Стал слишком для него важен за прошедшие дни, каким-то чудом пройдя насквозь все выстроенные годами барьеры и оставив их целыми за спиной. Стал… своим, оставаясь по-прежнему, в отличие от того же Хёнджина, ужасно привлекательным и возбуждающим, даже будучи другом. Не выдержав, Минхо потянул его к себе ближе, на колени — просто чтобы быть совсем рядом, чтобы, вот так, по-прежнему в солидарном молчании, продолжать чувствовать его всего, как будто бы каким-то образом разделяя испытываемую тем боль — и Феликс послушно сдвинулся, пересел и стиснул бедра по обеим сторонам его ног, как будто объятий ему было мало. Как будто бы тот не желал отцепляться никогда, заранее всем — и в первую очередь самому Минхо демонстрируя, что чувствует по этому поводу. Минхо, конечно, многое по отношению к Феликсу додумывал. Иногда, наверное, слишком многое, из-за молчания частенько делая выводы, основанные на слишком малом количестве информации — или даже, возможно, отказываясь делать эти выводы вообще. Лишь бы, подумал он, ощущая ледяную змею в позвоночнике, лишь бы не додумать лишнего. Не перепутать дружбу, уважение, может быть, неосознанный поиск замены хёну — с любовью. Доверие — со вседозволенностью. Феликс еле заметно подрагивал и, пытаясь его успокоить, Минхо потёр ему спину — как ребенку, как в детстве, кругами, почти бесцельно. Просто давая понять, что он здесь и рядом, что поддерживает и готов ждать, пока того не отпустит. Или даже гораздо, гораздо дольше. Отпустило Феликса далеко не сразу, Минхо успел не то чтобы заскучать, но определенно прийти в себя, перестать откровенно нервничать и начать думать о том, что приготовить на ужин, когда хватка вокруг его груди наконец ослабла. Коротко, с неясным, но ужасно милым звуком зевнув, Феликс чуть отстранился и, опустив голову, принялся гладить неизвестно откуда взявшегося рядом свернувшегося в клубок кота — Минхо уже успел забыть его имя — так, как будто ничего интереснее в своей жизни никогда не делал. — Что ты хочешь на ужин? — наконец решился разорвать тишину Минхо. Феликс молча пожал плечами, мол, «что хочешь» или «мне всё равно». И закопошился свободной рукой в стороне, нахмурился; Минхо аккуратно вложил ему в ладонь телефон и ободряюще улыбнулся, надеясь, что тот захочет с ним пообщаться, а не начнёт переписываться с тем же Чаном или играть в любимый Геншин. Не угадал. Просто глянув на время, Феликс снова заблокировал экран и отбросил телефон куда-то в сторону. Ещё мгновение — и, снова превратившись в жалобную коалу, он обнял Минхо, ткнулся холодным носом в не менее холодную шею и сам же первый, недовольно зафырчав, отстранился обратно. — Ну что ты?.. — Минхо автоматически потянулся следом. Поднял руку, проследил большим пальцем хмуро сдвинутые брови, собрал влагу с длинных ресниц и завороженно растёр её между подушечками. Добился только сухого смешка — и на вопросительный взгляд Феликс только плечами пожал, как будто сам не понял, что это такое вообще было. Ещё и рукой махнул: не обращай внимания. Но как можно было не обращать-то — на него? То ли утешая, то ли просто лаская — Минхо уже и сам не знал, что делает — продолжив движение, он погладил Феликса по щеке и заставил всё-таки повернуть голову в свою сторону. — Всё будет хорошо, — пробормотал он заезженное, банальное — но на язык больше ничего не шло. — Я с тобой, котёнок. Против ожидания, нового витка расстройства — или, наоборот, смеха — эта фраза у Феликса вовсе не вызвала. Более того, прищурившись, тот внимательно всмотрелся в лицо Минхо, а затем наклонился ближе к его ладони, вжался в нее и доверчиво прикрыл глаза. Без слов было сложно. Феликсу наверняка ещё сложнее, напомнил себе Минхо и не удержался — коснулся покусанных влажных губ, провёл подушечками. И правда словно лепестки, удивился он, хотя эти лепестки и трогал последний раз неизвестно когда — но представлял себе их именно так: нежными, шелковыми, хрупкими и податливыми. И в поцелуе они остались такими же, пусть в этот раз Феликс и позволял ему вести. Впрочем, главным себя Минхо чувствовал недолго. Буквально минута — и тот опомнился, но вовсе даже не подумал отодвигаться, а, напротив, перехватил инициативу. Под прикосновениями Феликса, казалось, его кожа шла ожогами и замерзала одновременно, и если Минхо застонал тому в рот после первого же прикосновения через одежду — то что ж, всё равно других свидетелей у них не было. Только кот, стоило им зашевелиться слишком уж активно, лениво спрыгнувший с дивана — да и всё. Да и сам Феликс. Улыбку на его губах Минхо чувствовал всё это время и улыбался в ответ, не в силах перестать купаться в этом солнечном свечении и сделать хоть что-нибудь ещё, что-нибудь, что могло понравиться Феликсу и при этом не быть слишком наглым, на что тот не давал согласия… … Минхо слишком много думал. К этому выводу он пришёл, когда Феликс принялся выцеловывать линию его челюсти и возиться с пуговицами рубашки. На нём самом была всего лишь футболка, и, позволив себе осмелеть, Минхо сунулся под неё горячими ладонями. Феликс обжигал, губами жёг шею и кусался, наверняка оставляя вполне очевидные следы. Впрочем, от кого им было скрываться? Не от Чана же, в конце концов, и не от Джисона с Хёнджином. Спину Феликса, кажется, стоило в музее выставлять. По крайней мере, на ощупь тот совершенно определенным образом мог сравниться со многими скульптурами: худой, но с развитыми долгими занятиями спортом мышцами, тот, кажется, таил в себе не только куда больше уверенности, чем казалось на первый взгляд, но и куда больше сил. Впрочем, Минхо подчинился бы, позволил себя вести в любом случае. Ему — позволил бы. Последняя пуговица рубашки зазвенела, улетев куда-то на пол, и пришлось оторваться друг о друга и начать наконец раздеваться. Минхо откровенно терял последние остатки сдержанности; последний раз сексом он занимался слишком уж давно, чтобы не перевозбуждаться сейчас. До него только в этот момент дошло, что Феликс прекрасно чувствовал его эрекцию собственной задницей и, судя по всему, изо всех сил старался не провоцировать ещё сильнее. Не хотел чего-то большего?.. Как же Минхо не хватало слов. Как же… Но нельзя было, не… Он замер, мысленно выругавшись: откуда всплыло это дурацкое «нельзя»? От Сана, который заставлял его быть тише и периодически намекал, что ему не нравится голос Минхо, но никогда не запрещал впрямую? От отца — которого он почти не помнил и который бил его в детстве, а потом бросил мать с маленьким, больным ребенком на руках? Из-за отца ему в детстве даже делали операцию: из-за слишком сильного удара осколок ребра повредил внутренние органы и пришлось его удалять. На память остался шрам, который Минхо демонстрировать откровенно не любил — в первую очередь потому, что не любил объяснять его происхождение. Но в общей сумме он сам считал, что неплохо справился со своим прошлым, и, наверное, он просто заразился тишиной от Феликса, пытаясь быть с ним на равных хотя бы здесь, хотя бы так, и почти позволил этой навязчивой идее повлиять на то, чем они занимались. Феликс почуял его состояние, притормозил и убрал руки с подола майки, сам уже по пояс голый. Минхо очень хотелось большего, и он накрыл его руки своими, не давая остановиться совсем: — Ликс-а, — позвал он. — Ты уверен? Тот только бровь изогнул, очень доходчиво лицом передавая сомнения в интеллекте Минхо. Потом вдруг нахмурился и наклонил голову набок, указал на него в ответ: а ты? Ты уверен? — Я да, — с облегчением кивнул ему Минхо. — Просто не хочу сделать что-то, что тебе не понравится, зайти слишком далеко и надавить на тебя, — вспомнил он их недавний разговор, — понимаешь? «Я, — Феликс ткнул себя в грудь, показал дальше: — Хочу…». И, чуть было не отправляя Минхо прямиком к праотцам, он сдвинулся и положил руку ему на член, сжал сквозь одежду и огладил чётко обтянутые тканью контуры жадным взглядом. Феликс его убивал. Нет, правда: это человек делал с ним страшные вещи. Например, заставлял без капли сомнения сдёрнуть с себя майку, выставляя напоказ и шрам, и живот в целом с этим шрамом, и вроде бы как вполне неплохую грудь, и… Перестал он сомневаться в своей внешности, только когда обнаружил, что во взгляде Феликса явственно прибавилось заинтересованности и недвусмысленного желания. Да и руки, тут же потянувшие к этой самой груди, о чем-то говорили, так? Прямо-таки кричали, если дать себе труд задуматься. Впрочем, спустя всего несколько мгновений Феликс вернулся к своей первоначальной цели и принялся расстёгивать ремень на его джинсах, увлечённо кусая губы и наконец-то ёрзая — но не там, где хотелось бы Минхо, а несколько ниже. Пытался ли тот доставить себе удовольствие или просто развлекался, Минхо не имел ни малейшего понятия, но, в любом случае, вёл здесь не он и Феликс имел право делать с ним всё, что хотел. Феликс хотел, чтобы он разделся, не вставая. Чтобы приподнял под ним бёдра, стянул джинсы с задницы вместе с трусами, чтобы… Минхо повиновался его тонким, сильным пальцам, привстал там и тогда, когда тот хотел, сдвинул ноги там и тогда, и послушно застонал, стоило этим пальцам обвиться вокруг только-только показавшегося из-под резинки члена. Не выдержав, он рухнул обратно и потянул Феликса за собой следом, зло зашипел, мазнув слишком нежной головкой по раздражающе-шершавой ткани. Феликс всё ещё был одет. С одной стороны, это выглядело жутко горячо, с другой — Минхо поклясться был готов, что вот-вот сломается и начнёт умолять о члене. Именно умолять, потому что безмолвные намеки тот, кажется, не понимал нарочно — и даже не дал расстегнуть ему собственные брюки. Сжав его запястья и хитро улыбаясь, Феликс переложил его руки себе на бёдра и снова толкнулся навстречу, по-садистки наслаждаясь мгновенным эффектом. — Ликс-а, — жалобно выстонал Минхо. Он действительно боялся, что не сможет выдержать слишком долго. И дело-то было даже не в том, что он слишком давно не занимался сексом; в конце концов, считались ли те их слишком откровенные обнимашки сексом, если в них участвовали они оба? Нет, всё дело было в Феликсе. В его уверенном выражении лица, в веснушках на коже и быстрой улыбке, в то и дело мелькавшем в прорези губ розовом языке, в его тонких, но сильных плечах, в крепком, сухом теле, в светло-коричневых ореолах сосков, при взгляде на которые Минхо чувствовал, как выделяется слюна. В том, как Феликс мыслил, в конце концов; в том, кем Феликс был. Минхо не думал, что его хватит дольше, чем на пару минут, если Феликс продолжит в том же духе. Но, как обычно, он ошибся, потому что в следующее мгновение, поймав его взгляд, Феликс отстранился и принялся раздеваться окончательно. Откуда тот достал смазку — Минхо не заметил и вообще бы не заметил, восхищённо разглядывая его прекрасное тело, но негромкое щёлканье крышки всё-таки привлекло его внимание. Феликс вопросительно смотрел на него. «Ты или я?» — жестами показал он. Честно говоря, до этого момента Минхо даже не задумывался. Конечно, он догадывался, что когда-нибудь он будет заниматься с Феликсом сексом — по крайней мере, надеялся на это, верил, но, дроча в душе, раз за разом представлял себе исключительно то, что уже было между ними обоими — и, к его лёгкому стыду, ему более чем хватало. Одни только воспоминания о поцелуях, о тихих вздохах, об ощущении его рук на собственном теле… Минхо, в общем, чувствовал себя настолько в беспорядке, насколько вообще это было возможно с учётом его не особенно богатой на эксперименты и приключения сексуальной жизни. И, в общем, с одной стороны, Феликс сидел у него на коленях, и было бы очень даже приятно помочь ему опуститься на собственный член именно в этой позе, с другой… Последние раз дохрена Минхо был исключительно снизу. И Сан — или кто-то другой — был тут совсем не причём. Просто слишком уж ему нравилось это ощущение заполненности, тесно связанное со стимуляцией простаты, гораздо, гораздо сильнее, чем то же самое, но с другой стороны. Нет, Минхо мог и был, но… — Я, — шепнул он, и Феликс, отчего-то хмыкнув, вдруг сунул ему смазку, тем самым поставив Минхо в некоторый ступор. Феликс… не хотел помочь ему, да? Растянуть? Ладно, тогда он сам… Шоу? Будет Феликсу шоу. Сдвинувшись ниже, он напоказ вылил себе на живот небольшую лужицу и всё с тем же щелчком захлопнув крышку, отбросил баночку куда-то в сторону. Феликс уже в этот момент, глядя жадно и тяжело, качнулся ему навстречу — но Минхо его добил. Раздвинув ноги, он мазнул пальцами по смазке и почти неторопливо повёл ими вниз, мимо члена, мимо яиц, к тесному входу; под громкий вздох Феликса он загнал внутрь сразу два. Ну да. Физиология. Когда Минхо в своё время узнал, что у других не так, то очень удивился. Но вот лично он мог принять достаточно тонкий член вообще без подготовки и последствий — но со смазкой, разумеется. И сейчас, кажется, это сыграло свою роль. Или нет, и Минхо добил его другим, и Феликс, приоткрыв рот, вовсе не следил за его пальцами, а напряжённо смотрел ему в лицо. — Всё хорошо, Ликс-а? — встревоженно выдавил Минхо. Это был тот самый момент, когда больно не было уже, но приятно ещё тоже, и он просто ждал, тяжело дыша и расставляя пальцы. Тёмные брови хмуро шевельнулись, и вот теперь Феликс потянулся за телефоном. Черт побери, именно сейчас он не мог обойтись жестами?! Успокаивая себя, Минхо выдохнул и коснулся на пробу простаты. Острая вспышка удовольствия не ослепила его, но точно помогла отнестись к происходящему легче. «Ты точно уверен, что хочешь быть снизу?» — прямо под предыдущим сообщением торопливо напечатал Феликс, придвинувшись почти вплотную — бедром чувствовался его стояк. — Уверен, — бросил Минхо, вводя третий палец. Кто бы мог его винить за торопливость? Но чёрт его дёрнул спросить: — Почему нет? Раскрасневшийся, но всё ещё хмурый Феликс искоса глянул на него. «Мне говорили, что я создан быть снизу». — Мне тоже, и что? — Минхо пожал плечами, чувствуя, как начинает спадать возбуждение, и всё-таки вытащил руку, оставив себя пустым, раскрытым и нуждающимся. Феликс подсунул ему ещё какое-то сообщение, но Минхо вместо этого зацепился взглядом за предыдущее — ещё то, длинное, про кошку и родителей, — и замер, охваченный подозрением. Кажется, он понял, что его тогда не устроило.