Без единого слова

Конечно, их разогнали — не в буквальном смысле, конечно, растащили, но расцепиться заставили и сесть отдельно друг от друга тоже. И пусть до Феликса теперь было не больше полуметра, это расстояние Минхо всё равно казалось огромным. Но ближе подвинуться ему не давал Джисон, приобнявший за плечи в качестве карающей цензуры-контроля, потому что всё-таки с Феликсом они парой минут назад каким-то образом увлеклись и чуть было не подняли рейтинг вечера на заоблачную высоту. Феликс теперь обнимался с достаточно мрачным Сынмином — видимо, разговор у того с Чаном всё-таки пошёл как-то не по плану. Ещё более уверенным в этом предположении Минхо делала кислая физиономия Чана: ну в точности как у человека, который решил какую-то херню и упрямо за неё держится. Минхо, правда, совершенно было неинтересно, какую именно. Однако интересоваться приходилось просто потому что. Точнее, потому что у Феликса не то чтобы неожиданно, но очень не вовремя обнаружилась глубоко сочувствующая душа, и, судя по всему, Сынмин Минхо его возвращать до конца вечеринки не собирался. В общем, причины у Минхо были — не придраться. Именно поэтому он орлиным взором следил за Чаном и, стоило тому отправиться на кухню за очередной бутылкой, через несколько секунд ломанулся следом, захлопывая за собой дверь в комнату, чтобы создать хоть какую-то иллюзию уединения (не в этом смысле, фу). — Что-то случилось? — поднял голову Чан. Игнорируя цель прихода, тот стоял, упёршись кулаками в столешницу, спиной к комнате, и только на удрученный возглас ударившегося по пути о дверной косяк коленом Минхо обернулся через плечо. — Ты в порядке, Минхо-я? — Пойдёт, — отмахнулся Минхо, закусывая губу, и обрушился всем весом на отчётливо скрипнувший стул. — У меня — ничего, а у тебя, хён? — Что?.. — наморщив лоб, Чан растерянно улыбнулся и, развернувшись, прислонился задом к тумбе. — О чём ты?.. — Сынмин, — услужливо напомнил Минхо, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не проскользнуло тщательно скрываемое злорадство. Достаточно Чан у него крови попил, теперь Минхо собирался отомстить ему от всей своей широкой корейской души. — Он так бросился к тебе, как только пришёл… — Точно, — невесело усмехнулся Чан. — Что ты ему наговорил, Минхо-я? Почему он кинулся мне на шею, как только увидел? Нахмурившись, Минхо уставился в его лицо. Чан выглядел и звучал так, будто совсем не был такому Сынмину рад, и это значило, что… Минхо ошибся? Или что Чану уже разонравился Сынмин и слишком сильно понравился Минхо, и тогда сам пришедший его сейчас допрашивать Минхо только подавал ему ложные надежды? Или же Сынмин тому и не нравился никогда? — А ты что? — в конце концов не выдержал молчания он. — Что ты сделал? — Что-что, — проворчал Чан, складывая руки на груди, — отодвинул его и спросил, не заболел ли он. Сынмин, знаешь, никогда вообще скиншип не любил, и чего его так понесло — я так понимаю, только бог и знает. И ты, видимо. — Он тебе вообще не нравится, что ли? — Минхо вопросительно вскинул брови. — А при чём здесь это? — подозрительно переспросил Чан и, кажется, начиная что-то осознавать, сделал шаг навстречу. — Минхо-я, объясни-ка словами… — При том, что если он так сделал после того, как услышал, что ты думаешь, что ему нравится Ликс, то, вероятно, это что-то значит? — Минхо посмотрел на него как на идиота. Идиотом, конечно, Чан не был, а вот тупить, видимо, мог знатно. — И откуда он это узнал? — риторически уточнил тот. — Только не говори мне, что… — Да я просто о своих отношениях с Ликсом рассказывал! — фыркнул Минхо, отводя взгляд. Ну рассказывал, да, хоть и с дальним прицелом, и что Чан ему сделает? Оказалось — ничего. Оказалось — расстроится. И вовсе не из-за своего собственного поведения. — Минхо-я… — укоризненно пробормотал тот, опустив взгляд. И замолчал. — Ну что? — не выдержал Минхо. Видимо, слишком громко: через пару мгновений злой тишины дверь в комнату приоткрылась, и к ним выглянул Феликс. Нахмурился, задумчиво поморгал несколько мгновений и решительно прошел внутрь, замер перед Минхо. Не сразу поняв, что от него хотят, Минхо некоторое время смотрел на него в ответ, и Феликс, с улыбкой закатив глаза, похлопал его по подвёрнутой под себя лодыжке, прося выпрямить ноги. Только тогда до Минхо дошло; сев нормально, он потянул Феликса к себе на колени. Тёплая тяжесть не показалась ему непосильной, нет: не то чтобы Феликс весил как воробушек, но близко к тому. Однако само его присутствие согревало душу и тело лучше любой, даже самой дорогой грелки. Чан кашлянул. Осознав, что снова залип, Минхо повернулся обратно: — Что, хён? Я не должен был рассказывать ему, как ты на нас с Ликсом отреагировал? Держать в секрете? — Хотелось бы, чтобы да, — вздохнул Чан, настойчиво отводя глаза от них двоих: — Но я сам виноват, что не предупредил тебя. Ну хотя бы в этом отношении тот мыслил адекватно, слава богу, подумал Минхо, стараясь мыслить адекватно сам, а не сбиваться на абсолютно нецензурные фантазии о кое-ком, слишком ёрзающем в попытке устроиться поудобнее у него на коленях. — Вот именно, — решительно кивнул он. — И ты, хён, кажется, сам себе всё испортил. — Нечего было портить, — покачал головой тот и тихо, слабо выдохнул: — И не было никогда. — Что, хочешь сказать, что я неправильно понял и ты ему даже не нравился никогда? И он тебе? — сдвинул брови Минхо. Феликс в его руках тихо вздохнул, но пока не встревал, давал им возможность разобраться самим. Просто сидел, и… Интересно, а не ревновал ли тот опять? Просто чтобы успокоить — ну, или порадовать превентивно, как получится — Минхо чмокнул Феликса в плечо и упрямо уставился на Чана, не собираясь сдаваться просто так, без объяснений. — Какая разница, — тоскливо пробормотал Чан. — Всё равно мне нечего ему предложить. — В смысле «нечего»? — охренел от неожиданности подобной аргументации Минхо. — Но ты же… — Я — айдол, — перебил его тот. — Минхо-я, я с трудом выбиваю время на собственного брата и то с каждым месяцем всё меньше и меньше, и у меня огромное количество ограничений, контроля, вокруг меня вечно камеры, сасены, хейтеры. У меня нет времени на личную жизнь, тем более гомосексуальную. Если фанаты узнают, это крах всему. — Ну заведи себе официальную девушку по контракту, у вас вроде многие так делают? — предложил вроде бы как очевидный вариант Минхо, но Чана всё равно не устроило. Феликс тихо и успокивающе погладил Минхо по колену: ну да, он-то ответ знал. И брата знал. — Я не имею права поступать так, — помотал головой этот самый упрямый донельзя брат. — И не хочу, понимаешь? Не хочу уходить от него, брать её под руку и врать всем, что люблю её, лишая нас троих — а то и четверых, если у неё кто-нибудь есть — права любить открыто. — Как будто ты сейчас как минимум вас двоих не лишил, — зло оценил его действия Минхо. Не будь Феликса, он бы, скорее всего, не удержался от чего-то и поядовитее. Иногда просыпалось в нём… этакое. В этот раз в нём говорила, скорее всего, неожиданная солидарность с таким непривычным, но очень понравившимся ему Сынмином. Минхо просто представил себя на его ме… Хм. Представил — и вслух уточнил: — А ещё ты врёшь, хён, и если Сынмин на это купился, то я — нет. Вновь повисла тишина, которую нарушало только недоумённое поёрзывание удивлённого Феликса. Впрочем, за телефоном тот всё равно не тянулся, так что, поглаживая тонкую спину, Минхо основную часть внимания обращал всё же на Чана. Ждал. И не дождался — сильно надавил, может? Ещё что-то? Но вместо ответа Чан молча, с перекошенным лицом сорвался с места; мгновение спустя грохнула, закрываясь, дверь ванной. Феликс ткнул его в плечо. «Почему?» — жестом показал он. — Что?.. — начал Минхо, но, опомнившись и стряхивая лишние мысли, помотал головой. — Нет, Ликси, он действительно врал, я уверен. Знаешь, почему? Потому что, ну… Ты же знаешь, что я ему нравился, да? Его вообще не смущало ничего: ни ориентация, ни фанаты, ни конец карьеры — то есть дело именно в Сынмине. И то, что он вот так сорвался и сбежал, это только доказывает. Вот теперь Феликсу жестов — тех, которые Минхо понимал, разумеется — всё-таки не хватило. «Может быть, ему просто теперь нравишься ты, а не Сынмин?». — Я тоже об этом думал, — кивнул Минхо. — Было бы грустно, будь это так. Всё равно я не смогу дать ему того, что он хочет. «Чего именно?». — Ты серьезно, Ликс? — переспросил он и растерялся, увидев в ответ яростный кивок. — Ладно… Я не знаю, что нужно твоему хёну, но он явно хочет позаботиться о ком-то. Ему и Сынмин-то вряд это даст, но Сынмин хотя бы сможет позаботиться о нём самом. «Если хён ему позволит». — Я бы хотел, чтобы Чан-хён для начала побеспокоился о себе сам, — задумчиво согласился Минхо. — Но пусть уж хоть Сынмин… «Но почему не ты?» — Что, это твой способ спросить, чем именно ты мне таким понравился? — невесело усмехнулся он. И по выражению лица Феликса — изумлённому, испуганному самую малость, — по дрогнувшим на его груди пальцам вдруг понял, что угадал. Феликс, кажется, только выглядел внешне уверенным в себе. Или, может, и был таким, но исключительно в постели. По крайней мере, смотрел тот сейчас так, будто Минхо его единственной фразой мог и убить, и воскресить сразу же. Но вопрос, честно говоря был сложный, Минхо даже задумался, подбирая слова — и думал до тех пор, пока не понял, что его молчание причиняет Феликсу откровенную боль, что тот постепенно начинает сползать с колен в попытке сбежать. Пришлось ловить и прижимать к себе. — У меня нет конкретного ответа, — шепнул он в нервно сжатые, побелевшие губы. — Я думаю, что конкретного ответа и не может быть. Это просто ты, Ликси, такой, как ты есть. Как ты улыбаешься, как морщишь нос, когда я пью кофе, как учишь меня говорить на своём языке и рассказываешь мне о своём детстве. Как доверяешь мне, как сейчас, и мне кажется, что я держу в руках что-то волшебное. То, как я боюсь причинить тебе боль. Как страшно, что ты в какой-то момент откроешь глаза и пожалеешь, что выбрал меня. Ликс-а? Ликси-я?.. Что ты?.. Феликс старательно, со всей силы, жмурил глаза, и из-под век вдруг по покрасневшим щекам, по подбородку потекли, пугая Минхо до отчаяния, крупные, блестящие слёзы. Мгновение тот продолжал нервно мять рубашку на его груди, но после, всхлипнув, потянулся к телефону. «Я никогда не… — принялся набирать он на виду у Минхо. Замер ненадолго, сглотнув, стрельнул в него быстрым взглядом и продолжил печатать: — Я никогда не пожалею, что выбрал тебя, хён!». Мокрые реснички дрожали, когда Феликс, прикрыв глаза, повернул к нему телефон сильнее — как будто бы Минхо и так не прочитал уже всё в первое мгновение и теперь не смотрел лишь на него самого, пересчитывал, пытаясь успокоиться, отчего-то очень яркие на побледневшем лице веснушки, и всё не мог взять себя в руки. Неожиданно эмоциональная реакция Феликса зацепила и его: захотелось прижаться ближе и чуть ли не впервые за последние годы заплакать вместе с ним. — Почему ты выбрал меня? — не удержался он от такого же тихого, жалобного вопроса; боль в голосе принадлежала не ему, но чувствовал он её как свою собственную. Феликс поспешно распахнул глаза и принялся писать снова: «ты, — пауза; рваные строки, как в инстаграме, почти полное отсутствие знаков препинания, помимо точек, игнорирование заглавных букв: — ты пришел тогда когда мне было плохо и принес с собой покой. ты такой красивый. ты все время был рядом когда мне было нужно и тебе не противно. и ты теплый. и это тоже только ты». Наверное, Минхо бы сделал какую-нибудь глупость: разревелся бы позорно всё-таки от умиления, сопереживания, сочувствия и в то же самое время — от переполнившей его любви, в этой любви признался бы или руку и сердце предложил бы, причем именно в таких идиотских формулировках, но его спас высунувшийся из комнаты Джисон. Оглядев кухню, тот мигом наткнулся на них любопытным взглядом и, мгновенно оценив ситуацию, хитро поиграл бровями. Оскалившись в его сторону, Минхо непроизвольно сжал руки, притягивая Феликса совсем вплотную — и, поняв недвусмысленный намёк, Джисон хихикнул и вернулся обратно в комнату. Всё равно туалет пока занят был, в принципе. Только тут до Минхо дошло, что Чан так и торчал в ванной, судя по всему, расстроенный слишком сильно, да и они двое слишком уж откровенничали друг с другом для этого вечера, который в ближайшие несколько часов они бы всё равно не смогли провести так, как бы им хотелось. И друзей они все бросили. — Ликс-а, — позвал он ласково, снова собирая себя в кучку. — Я столько всего хочу сделать и сказать, но мы здесь не одни. Ближе к ночи, ладно? Или завтра? Феликс капризно наморщил нос. — Мы никуда не денемся, — рассмеялся Минхо, мгновенно поняв причину его недовольства. — Ликси, котёнок, у нас впереди вся жизнь, мы уже живём вместе — просто позволь себе расслабиться, ладно? Или, — вдруг настигло подозрением, — они тебе не понравились? Они тебе что-то сказали? Смешливо фыркнув, Феликс тем самым мгновенно развеял его страхи. Поэтому, когда тот, соскочив с колен на пол, с улыбкой потянул его обратно в комнату, Минхо уже улыбался тоже. До ушей. *** Очень не хотелось запираться с Чаном в ванной. Одно дело — кухня, а вот ванную Феликс бы ну никак не оценил. Без сомнений. Поэтому Минхо решил проблему проще, зло и бесцеремонно, совершенно не заморачиваясь этической стороной вопроса: попросил Сынмина выйти с ним и попросту затолкал его в эту самую ванную, подпёр дверь своим телом и уставился в бессмысленно-серую дальнюю стену. Хёнджина попросить, что ли, на ней какого-нибудь персонажа из аниме нарисовать? Или кошку ведьмы студии Гибли? — Выпусти меня, придурок! — яростно застучал Сынмин в дверь с той стороны. — Минхо-хён, ты с ума… Чанни?.. Ага. Повисла тишина. Точнее, не совсем — голоса и интонации Минхо всё ещё мог слышать, но уже не разбирал слова — и, решив, что эти двое достаточно сильно от него отвлеклись, он аккуратно отклеился от двери и, пытаясь ступать как можно тише, двинулся к комнате. Уже взявшись за ручку, он в последний раз насторожил уши: нет, эти двое продолжали самозабвенно ругаться. Усмехаясь, Минхо отвернулся: замка на дверях в ванную у него не было вообще, так что никакого плена; стоило бы кому хоть пальцем толкнуть эту самую дверь — и та распахнулась бы настежь. Ему даже интересно было, сколько те проторчат «взаперти», прежде чем догадаются. Последним, завершающим штрихом он сбросил Сынмину сообщение в каток: «Додавливай, он вовсе не реакции фанатов стесняется». И, ещё более последним, ещё одно: «Смазка в шкафчике на верхней полке». И третьим, самым-самым последним: «Чистые полотенца в тумбе. Даже не смейте притрагиваться к тем, что на вешалках!» Впрочем, оба полотенца, и свое, и Феликса, Минхо — вот просто на всякий случай — собирался всё равно завтра же постирать. Слишком уж нервировало его возможное прикосновение к тому же куску ткани, о который, возможно, Чан совсем недавно вытирал собственные яйца. *** Остаток вечера прошёл тихо-мирно. Поставив себе таймер на час, Минхо собирался было где-то в то время проверить, как дела у несчастных водоплавающих влюбленных, но те ввалились в комнату в обнимку с бутылками соджу уже минут через сорок. И вроде бы ничего такого в по-собственнически лежащей на плече у Сынмина руке Чана не было, да и улыбались они всем остальным, а не друг другу, но сели уж слишком близко, и это вселяло в Минхо надежду. Как минимум надежду на то, что его не убьют в какой-нибудь случайный момент в темном коридоре, когда он отвлечется и отойдет ненадолго от Феликса. А вот Чонин с Хёнджином как расползлись по разным углам комнаты, так и остались там, словно привязанные, изредка обмениваясь странно пристальными взглядами. В первый раз, обратив на них внимание, Минхо списал их на произошедшее между этими двумя что-нибудь там, вызвавшее непонимание — но проблема, кажется, оказалась несколько глубже. По крайней мере от слишком близко в какой-то момент подошедшего Чана Хёнджин не то чтобы отшатнулся, но заметно отодвинулся точно. И дело было точно не в Чане: когда мимо Хёнджина за какой-то бутылкой попытался протиснуться Феликс, то реакция оказалась точно такой же. На себе Минхо проверять уже не стал — поленился. В оборот он взял уже явно нетрезвого Чонина. — Кто-о-о-о тут мой сладкий хлебушек? — протянул он руку, пытаясь ущипнуть того за щеку, но Чонин, щёлкнув зубами, мгновенно качнулся назад, избегая угрозы. Даже средней степени опьянение не мешало ему уворачиваться от изредка слишком любвеобильных хёнов. — Ну зачем, Минхо-хён! — принялся ныть он, строя из себя бедного и обиженного. Никто уже давно не покупался на его жалобные хитрые глаза… но все всё равно отчего-то умилялись и поддавались на любые его крайне неловкие и очевидные манипуляции, которых Чонин даже и не скрывал. — Затем, — уверенно настоял на своём Минхо и шагнул следом. — Как там Джинни? У него всё в порядке? А вот тут Чонин посерьёзнел и даже, кажется, протрезвел малость. Выпрямившись, он с лёгкостью выдержал пристальный взгляд Минхо и даже в этот раз не отшатнулся от провокационного взмаха рукой у лица. — А вот это не твоё дело, хён, — спокойно сообщил он, словно незыблемая глыба, заслоняя собой… кого? Друга? Парня? Минхо хотелось бы знать, но… Вздохнув, он сделал шаг назад. — Пообещай мне одну вещь, Инни, — попросил он. — Если случится что-то, с чем, что, тебе хотя бы на миг покажется, что вы не справляетесь, вы придёте за помощью. Может быть, не ко мне, но… — А почему ты думаешь, что мы, — в этом «мы» Чонин, даже не оборачиваясь, с незнакомой лёгкостью объединил себя и Хёнджина, и улыбнулся Минхо: — уже не пришли за ней?.. Звучало в каком-то смысле почти обидно. Явно ведь не к нему пришли. Но, может быть, случилось что-то, в чём Минхо помочь и не мог? Следовало бы верить людям, выбранил себя мысленно он. Хотя бы друзьям. Может, дело в здоровье, и Минхо ну вообще не врач, и какая разница, кто Хёнджина к врачу отвёл, Чонин или Минхо, и зачем был бы там вообще этот лишний промежуточный Минхо?.. Он заставил себя кивнуть: — Я тебе доверяю, Инни. — Спасибо, хён, — опять незнакомо, сухо усмехнулся Чонин. И, без колебаний встав, обошёл кругом диван и уселся под боком удивлённого этим фактом донельзя Хёнджина. (И Чанбина с другого бока, большую часть времени так и молчавшего и тоже не менее удивлённого. Но тут Минхо думал, что знал, в чем дело). (И Джисона. Но этого никакое удивление не брало). И удивляя остальных. Всех. Кроме, кажется, довольно улыбнувшегося прицельно этим двоим Чана. К нему, что ли, обращались? А зачем?.. Мотнув головой самому себе — не твое дело, глупый — Минхо вернулся на своё место и немедленно оказался снова в знакомых и таких успокаивающих странную смуту на душе ловких и нежных руках Феликса. Сгрёб его ладони и уже, пожалуй, почти привычно поднёс к губам. Сладкое тепло в очередной уже раз усмирило метель в душе, успокоило, расслабило, избавило от лишних тревог и сомнений. Они справятся. Он справится.