Лондонский мост крепко стоит.

Каждый шанс, Каждый шанс, что я брал — Я брал в дорогу. Километры красных огней, И я всегда оглядывался, Но каждый раз разбивался В одной и той же машине.

Которую неделю возвращаясь из школы, Барти мысленно проигрывал в голове музыкальный альбом «Low» месячной давности. О, это был превосходный альбом, настолько превосходный, что Барти слушал его на повторе почти ежедневно, жалея о том, что не может нырнуть в музыку с головой. Февраль никогда не отличался особыми холодами. Барти брел по мокрому тротуару, не зная, куда лучше смотреть — на холодно-белое небом или под ноги, в отражающие свет лужи. Даже погода была идеальной, без дождя, но и без яркого солнца. Тихо напевая мотивы под нос, Барти двигался спокойной походкой вдоль длинной улицы и представлял себя героем фильма, кем-то вроде Томаса Джерома Ньютона, и все прохожие с их примитивными мыслями были не важнее грязи под обувью. Ему ужасно хотелось обзавестись черной шляпой и более солидным портфелем. Ветер дунул Барти в лицо, и он картинно зачесал назад разметавшиеся волосы назад. Без шляпы тоже неплохо. В начале своего пути Ньютон тоже был без шляпы. Проезжавшая мимо машина подняла волну брызг, заставив Барти разрушить образ и вжаться в стену. Поворот, что вел к дому Краучей, он пропустил, около десяти минут шагая до набережной. В школе такой же высокоинтеллектуальный и достойный общения одноклассник поделился с ним сигаретой, так что Барти собирался использовать остатки свободного времени, как полагается. Эстетично подпалив кончик, он прислонился к мокрому парапету. Темная вода медленно текла внизу, совсем не отсвечивая под пасмурным небом. Терпкий дым окутал его, и Барти элегантно отшагнул вбок — не стоит оставлять за собой улик, у его матери чуткий нос. Ветер снова пахнул навстречу приятной сыростью. Все вокруг было особенным, и Барти с его особенной призмой в глазах одухотворился до невозможности. Смакуя фильтр, он представил себя успешным ученым или еще кем-нибудь, вообразил, как во всех газетах напечатают его имя и фотографию: «Бартемиус Крауч — первый человек на Марсе!» Просто Бартемиус Крауч, без приписки «младший». И его глупые одноклассники будут болтать всем на свете, как учились с ним в одной школе. А когда его корабль разобьется на обратном пути, весь мир заплачет. — Должно быть, стрелка приближается к девяносто четырем… Счастливый Барти крутанулся на сто восемьдесят градусов и обомлел. На другой стороне дороги припарковалась машина его отца, сам он, как всегда суровый и до невозможного деловой, стоял снаружи, тоже покуривая. Лицо отца совершенно ничего не отражало, но Барти смог уловить плохой знак. Сегодня музыка отменяется. Недокуренная сигарета, разбившись о темно-синюю гладь воды, пустила круги. — О, но я неизменно разбиваюсь в одной и той же машине.