Снегопад чувств

Щёки горели. А в груди билось так сильно, что никакая стометровка по физкультуре не смогла бы превзойти то, как у Антона колотилось сердце. Он знал, слышал, что за ним никто не бежит, но всё равно несся, преодолевая мелькающие в боковом зрении стволы елей. Ноги ужасно болели. Он отрывисто дышал и периодически хлюпал носом. В конце концов Антон шлепнулся на снег, падая на колени. Портфель, до этого висевший на спине, тоже бухнулся на землю. Глаза щипало. То ли от ветра, то ли от слёз, которые он размазал по щекам. Лицо вновь обдул мороз. Безысходность, ненависть к себе нахлынули с новой силой, второй волной накатывая сверху. Уже мокрые ноги вмиг стали ватными, взгляд размывался. Он уже сомневался, что сможет дойти сейчас до дома, что сможет уткнуться лицом в подушку и заснуть, лишь бы никогда не просыпаться. Лишь бы никогда больше не видеть отвращение в глазах уже, судя по всему, бывшего друга. Дома его ждёт Оля, мама, отец. Они все даже и думать не думают, что Антон сейчас, как настоящая мямля и тряпка, чуть ли не валится на снег, не может даже найти в себе силы перестать хныкать. Антон прикусил губу, с ненавистью продавливая её. С потрескавшейся кожи выступила кровь. Он оперся на руки, медленно встал на ноги. Наклонился, чтобы взять портфель. Антон вытер рукавом куртки глаза, но взор всё ещё был замыленным. Сейчас он наверняка выглядит ужасно и жалко. Красные от слёз глаза и такой же красный нос. Мокрые колени. Дома, у мамы наверняка будут вопросы. Но это ещё если он всё таки дойдёт, не свалившись на землю, окончательно разревевшись. *** Будто во сне, вязком и мутном Антон дошёл до дома, наконец отворив скрипучую входную дверь. Как только эта же дверь закрылась, его объял прилив облегчения. Но только до тех пор, пока он не услышал голос мамы с кухни. – Антон? Это ты? – спросила она, делая что-то на кухне, – Антон! Он даже не сразу понял, что надо отвечать, пока мать не окликнула его во второй раз. – Д-да, мам, я дома! – голос предательски дрогнул, но мама, по-видимому, не заострила на этом внимание, дальше продолжив заниматься делом. По звуку звона посуды, этим делом было её мытьё. Из комнаты родителей доносились звуки телевизора, на котором Оля, скорее всего, смотрела мультики. Наверное, впервые Антон не захотел первым делом пойти к сестрёнке, поздороваться, а вместе с этим выслушать как прошёл у неё день. Что они делали с одноклассниками сегодня? Что она ела в столовой? И много того, что она обычно вываливала брату будто в первый раз. Всё, что сейчас хотел Антон - это уйти от всего бытового и лишнего шума в комнату. Закрыться и сидеть там до самых летних каникул. Антон сбросил с себя куртку, ботинки и стремительно прошёл к лестнице, быстрыми шагами поднимаясь в комнату, а затем и наконец закрывая за собой дверь, придавливая её спиной. Как только она с тихим щелчком встала в свое изначальное положение, к глазам вновь подступили слёзы. Все дела, которые он мог планировать на сегодня, просто растворяются под осознанием произошедшего не больше получаса назад. Антон сжал зубы и наконец отлип от двери. Рюкзак упал на пол, перевалившись на бок. Антон прошёл к своей кровати и устало бухнулся на кровать, от чего та тихо скрипнула. Он закрыл лицо руками, выдыхая в них тёплым воздухом. Ощущение того, что он потерял своего практически единственного друга из-за своей глупости, сказанной сгоряча, давило и царапало сердце изнутри. Всё звуки исчезли, в ушах лишь белый шум, а перед глазами зацикленная картина: Рома смотрит на него с отвращением, омерзением. Для него признание Антона – как предательство. Он толкает его, а Антон, даже без сопротивлений, падает на землю. В лицо прилетает удар. А за ним и ещё один. В живот упирается чужая нога, а затем и она пинает куда-то вбок, заставляя вырваться сдавленному болезненному стону. Лицо печёт от оставленных ушибов, тело ломит и кажется вот-вот его просто добьют. Сверху силуэт человека. Родного и как никогда страшного сейчас. Презрение в его глазах. Вот сейчас вновь ударят. Сильнее, чем раннее, раз в сто. Но из уст друга прозвучит лишь гадкое, мерзкое прозвище: – Педик. Вдруг дверь скрипнула и в то же мгновение из-за неё показалась Оля. Антон вздрогнул, когда услышал звук открывающейся двери и попытался сделать непринуждённый вид, привстав с кровати. – Тоша! Ты дома! – сестра вбежала в комнату, обхватив брата руками. – Привет, Оль, – Антон постарался улыбнуться как можно естественнее, но получилось довольно плохо. Оля же, все ещё беспечно улыбаясь, будто и не заметив притворства, отлипла от Антона. – А мы сегодня на трудах ёлочку из бумаги цветной делали! – довольно быстро скакнув на тему, воскликнула Оля, – Я её быстрее всех слепила, а Наталья Петровна меня в пример всем поставила. Антон, с лёгкостью уловив Олино желание похвастаться, похвалил: – Я и не удивлён. Молодец! В брата, наверное, такая талантливая растёшь, – Антон поджал губы, вновь стараясь сложить их в искреннюю улыбку. – Ну естественно! – Оля демонстративно закатила глаза, – А ещё меня потом Вася вырезать ему ровно просил. У самого же руки-крюки, потому что, – она усмехнулась, будто вспоминая эти самые «крюки» одноклассника, – Он, конечно, ещё Машку до этого просил, но ей и самой доделывать надо было, а я же добрая душа, как я откажу! Ну я и вырезала ему несколько треугольничков, а пото-ом.. Антон внимательно слушал рассказ сестры. По-крайней мере пытался слушать. Нескончаемый монолог Оли, которая перескакивала с одного на третье, а уже потом возвращаясь на второе, перемешивался в голове кучей малой. Васи и Кириллы, вместе с Катями и Машами перемешались большим комом в голове, что Антон, уже и так не вывозивший совершенно никакой информации, не мог различать кто у кого там украл ножницы, а кому учительница поставила тройку. Вдруг Оля стихла. – А у тебя как день прошёл? – задала простой, но неожиданный сейчас вопрос она, от чего Антон даже замялся. Он отвёл взгляд в пол. Просто ужасно. Но Антон не мог так ответить. Он привык врать сестре о подобных мелочах, но почему-то именно эта ложь далась крайне сложно. – Да нормально всё, – как назло Антон запнулся сразу на первом слове. Он сглотнул, – Ты лучше ещё расскажи что-то. У меня-то не так интересно будет. Бровки Оли вмиг нахмурились, а сама она стала серьёзнее. – У тебя что-то случилось? – спросила она, раскусывая Антона, как маленького, неумеющего врать мальчика. Он приоткрыл рот, стремясь опередить Олины рассуждения и опровергнуть их раньше, чем она успеет додумать, но в горле, всего на мгновение, будто образовался ком. Но и этого было достаточно для того, чтобы Оля смогла вновь озвучить свою догадку: – Ты поссорился с другом? – спросила она и снова попала, точно в цель. Антон сомкнул губы. То, что случилось сегодня вновь пронеслось перед глазами, словно на старой кассетной плёнке прокручивая все эмоции Антона на той опушке. Он слишком устал, чтобы соврать сейчас. Ему хотелось оставаться для сестры непоколебимым старшим братом, но сейчас у него просто не осталось на это сил. Антон кивнул. Оля поджала свои губки, смотря на Антона сочувственным взглядом. Она явно не думала, что попадёт прямо в рану, расковыряв её будто уже окончательно. – Ну… вы же обязательно помиритесь, да? – сказала уже достаточно погрустневшая Оля. Антон устало вздохнул. – Не знаю, Оль, – он опустил взгляд на свои руки. Ответ на этот вопрос, на самом деле, был слишком прост. Конечно, нет. Рома теперь даже не посмотрит на Антона, как раньше. Не похлопает по плечу, не пожмёт руку. Не обнимет. А сны, за которые ему до сих пор стыдно, с Роминым участием, превратятся в ночные кошмары. Оля замолчала на секунду, а после произнесла. – Помиритесь, я думаю, обязательно. Вы же друзья! А друзья всегда друг друга прощают, – она мягко улыбнулась и, на удивление, Антону от этой её доброй и чём-то подбодряющей улыбки стало немного легче. Где-то внутри стало теплее. Он тоже улыбнулся. *** Дверь с хлопком закрылась, оставляя зимний холод за порогом. Теплота обдала тело. – Рома! – возмущённый голос матери послышался из-за коридора, а через мгновение она и сама вышла. На ее лице, кроме злости, можно было увидеть и волнение. – Где тебя носило?! – она подошла к Роме, быстрым движением сняла с него шапку, приложила ладонь к щеке, – Отморозил себе, небось, всё, что только можно. Она хмурила брови, обсматривая Рому, будто ища следы драки или ещё чего-нибудь пострашнее. Рома, отстранился от неё, мягко отодвинув мамину руку от себя. Он смотрел куда-то в сторону, хмурившись. Тётя Аня слегка растерялась. Ромка молча обошёл её, медленным шагом направившись в комнату. У них с мамой она была одна на двоих, но кровати вот, естественно, разные. Сама комната была довольна просторная, хоть и не особо большая. Пыльный ковер с расписными узорами украшал стену. Пузатый телевизор, который не включался уже довольно давно, стоял на деревянном комоде. Рядом с Ромкиной кроватью стоял такой же деревянный стол, на котором красовалась настольная лампа. Рассудок, казалось, рассыпался на атомы. Мысли не могли собраться в кучу, разбегались и путались в голове. Он пришёл домой. Гулял. Полина. Антон, педик. Уроки. Точно – уроки! Роме задали домашнее задание. А делал ли его Рома когда-нибудь вообще? Он потер лоб. Взгляд устремился на настенные часы, каждую секунду издавая звякающее тиканье. Всё вокруг будто перестало казаться настоящим. В животе что-то кололо. Непохоже на боль, что-то странное. Сожаление? Рома опустил руки на лицо, выдыхая в них. Как так вообще получилось? Рома мог шутить про «педиковатось» Антона, мог позволить себе шутки про таких людей, но кто вообще, блять, знал, что Антон и правда «такой»?! Всё, что Ромка мог делать по отношению к Антону началось восприниматься по другому. Не по-нормальному. То, как он провожал его до дома, как заступался за Антона перед другими гопниками со школы. Как Антон помогал ему с домашкой, и как он же подбадривал Рому перед очередной контрольной своим простым и обычным, но почему-то важным – «Всё будет хорошо, ты главное старайся.» Антон то и сам не был знатоком всезнающим, но вот Ромке иногда помогал он конкретно. И из-за обычной дружбы ли? Рома сталкивается с таким впервые. Задумывается над этим, злится на Антона, злится на то, что Антон ему больше и не друг вовсе. Вся эта злость и растерянность в ситуации отчаивает и пугает. Пугает самого Ромку Пятифана, для которого слово «страх» – понятие несуществующее! Сон. Только сон сейчас помог бы ему. Рома глянул на часы. Короткая стрелка указывала ровно на семёрку. Рано для сна, но ему нужно было хоть как-то очистить рассудок и угомонить бурю противоречащих эмоций. Он и так уже скурил несколько сигарет за раз, но и они не приносили никакого успокоения, а, даже наоборот, делали только хуже. И наверняка мама заметила запах табака, но, на удивление, даже об этом не заикнулась. – Ром, – мама вошла в комнату тихо и незаметно, отчего сам Ромка чуть не дёрнулся, – Кушать будешь? – Нет, мам, – ответил он, поворачиваясь к ней, – Спасибо. Мама изменилась в лице. Будто Рома сейчас не отказался есть, а сказал, что убил человека. Её брови недоверчиво нахмурились, и она сама пождала губы. – Точно? Я приготовила оладьи. Кабачковые, – уточнила мама, будто надеясь на то, что сын передумает. – Я правда не хочу, – Рома свел брови к переносице. Его явно не радовал этот разговор, но он по-прежнему отвечал матери как можно мягче. Тётя Аня хмыкнула и сложила руки на груди. – Ну нет, так не пойдёт, – возмущённо начала она, – Я же готовила, старалась! А ты всегда всё ешь, – а затем, её тон изменился, стал более осторожным, что ли, переживающим. – У тебя случилось что-то, не пойму? – Да, мам, блин… – Рома вздохнул, – Ничего не случилось. Я просто… – он сделал паузу, подбирая подходящие слово, – Устал. Мама поджала губы, недоверчиво приподняла одну бровь, но наконец смягчилась и произнесла: – Хорошо. Но ты покушай всё равно, пожалуйста. – Ладно-ладно, – Ромка вздохнул, уже точно сдавшись маминой просьбе и, встав с кровати, пошёл на кухню, от куда был слышен отчётливый запах его любимых оладушек. *** Лег Пятифан в итоге всё равно поздно. Мама спала уже давно, а вот Рома кружился относительно кровати раз двести и смог заснуть только, примерно, на двести на первом. Поляна. Заснеженная и белая, словно в волшебной сказке. В воздухе, будто в невесомости, парили снежинки. – Ромочка… – Полина стояла совсем близко, напротив, – Ты такой интересный, мужественный, – её голос был мягким и сладким, расслабляющим и манящим, таким же, как и губы, – И красивый… Её руки обвили шею, поползли на затылок, погладили по плечам. – Полин? Рома не успел связать и двух слов. Мягкие губы невесомо приземлились на его, сухие. Он зажмурил глаза. Поцелуй, нежный, словно зефир на рту, был невесомым и невинным, таким светлым и прекрасным, что Рома не сразу понял, что во рту у него уже два языка. Постепенно лёгкий и мягкий поцелуй стал превращаться во что-то большее, во что-то интимное и недозволенное. Невесомость вмиг сменилась на свербящее чувство в районе паха, стало трудно дышать. – Поли… – Рома еле как смог оторваться от губ девушки, но тут же оттолкнул её от себя так сильно, что сам чуть не грохнулся, но тот, кто лишь притворялся девушкой, только лишь чуть пошатнулся. Зелёные глаза пронзали его, будто усмехались. Антон. Снег, до этого невесомый, начал валить снегопадом. Легкость сменилась тревогой и необъяснимой злостью. – Что ты.. Какого хера?! Тот же лишь улыбнулся. Сделал шаг вперёд. – Не подходи ко мне даже на метр, ты.. – Мерзкий? – Антон даже не собирался отходить. Он сделал ещё несколько медленных шагов вперёд, – Кто из нас ещё мерзкий. Ро-мо-чка. – Не называй меня так, – Рома сжал зубы, его голос стал тише, он хотел звучит угрожающе, но звучал лишь как напуганный мальчик. – С чего бы? Боишься, что станешь таким же? – Друг говорил с издёвкой. Это был не Антон. Точно не он. – Таким же педиком? – Заткнись! Закройся! Ты ничего не понимаешь! – Рома закрыл уши ладонями, кричал, пытаясь перебить этим криком свои мысли. Руки сжимались, ногтями продавливая кожу, но голос друга всё ещё звучал. Звучал где-то в его собственной голове. – Не понимаю что? – Антон жалобно свел брови к переносице, – Знаешь, ты ведь должен понимать, что это произошло из-за тебя. Рому будто холодной водой окатило. Он опустил взгляд на снег, уровень которого поднимался, будто вместо него с неба льёт вода. – Неужели друзья, по-твоему, держатся за руки? А с Бяшей вы также обнимаетесь? – Это было всего раз! И это не значит, что… – голос дрогнул. Рома сглотнул, вновь попытался заговорить и поднял голову на Антона. Он стоял уже совсем близко, смотрел прямо в глаза, будто вычитывал все потаенные секреты и мысли, все кошмары и тайны. – Тогда почему сейчас внизу так мокро? Рома распахнул глаза. Тишина. Только то и дело тикающие часы раздавались по комнате. Пару секундная отдышка, словно после страшного сна, и он приподнял одеяло. – Блять… Мат, слава богу, мог услышать сейчас только он. Рома попытался разглядеть в время на тикающих часах, но вот глаза ещё не привыкли к темноте. За окном, прикрывающимся тюлью, также темно, поэтому по нему ориентироваться было бесполезно. Но вот судя по тому, что мама ещё не проснулась и не ходит по дому, собираясь, время вставать пока его не настигло. Рома медленно встал с кровати и в спешке направился в ванную. Быстро застирать и забыть как страшный сон.