Лицеист

Я вышел с лицея. Это был крайне тяжёлый день. Оставшись в лицее до ночи, работая над проектом, я лишь пытался заглушить крик души, рвавшийся наружу. Слова Арта, слова силуэта, всё это лишь угнетало меня. Моя душевная боль была гораздо громче криков тысяч людей, но была всего лишь шелестом, по сравнению с писком мыши. Я пошёл по улице. Уже горели жёлтые огни придорожных фонарей, в квартирах ближних пятиэтажек уже горели тускловатые лампы люстр и абажуров. Люди медленно шли домой с работы, такие же пустые и уставшие как я. Время будто замерло. Не смотря на тяжёлый день, беспорядки в жизнях и на работах, люди не переставали жить и радоваться. После пахоты на дядюшку за небольшую подачку с барского стола, они возвращались в родную тёплую квартиру, к семьям и детям. Лишь я один в этом празднике спокойствия и усталости был чужим. Меня, можно сказать, не было. Я не был нужен ровным счётом никому: ни семье, ни друзьям, ни даже самому себе. Если я умру — я ничего не потеряю. Я как не жил, так и не буду. вместо меня продолжит жить Арт, или силуэт, или вообще кто-то другой. Я никогда не жил самим собой. И не начну. Это никому не нужно. Проспект Дерзжинского был необычайно красив. Хоть это ненадолго заполнила пустоту в моём сердце, помогло хоть на пару мгновений перестать думать о всё, что сейчас происходит со мной. Интересно, а смогу ли я когда-нибудь хоть на толику приблизиться к счастью в усталости, как у этих работяг? Скорее всего — нет. Ощущение собственной ничтожности вдруг захлестнуло меня с головой. Мне аж противно стало от того, как сейчас я буквально отказываюсь от своего будущего, просто потому что мне сейчас больно. «Соберись, тряпка!» — прозвучало в голове. Я остановился, вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух, и вдруг услышал голос. Не в голове, а в реальности. — Артём! Бегом сюда! Я обернулся. Из двора мне рукой махал кто-то. Голос был знакомый, будто я слышал его в лицее. Сумерки ночи не позволили мне увидеть самого человека, но я всё-таки сорвался и побежал. Вряд ли при обычной ситуации меня бы стали так громко и резко звать. Скорее всего кому-то нужна помощь. Это мой шанс доказать хотя бы себе, что я кому-то нужен. Что я на что-то способен. Что я — не мелкая пылинка в этом мире, а что-то большее. Я бежал в этот двор со всех ног, торопя самого себя каждую секунду, будто ожидал что со мной случится что-то судьбоносное. Так и произошло.За углом дома кто-то стоял. Он был высокого роста, хилого телосложения, с банданой на голове. Как только я его увидел, стало понятно — добром это не кончится. Одним метким ударом в колено, этот человек сбил меня с ног. Я ничего не мог с этим поделать. Эффект неожиданности, плюс то, что я всё ещё продолжал бежать, перевели на ноль все мои шансы избежать падения. Я упал в траву. Мягкая земля смягчила падение. Я сразу же перевернулся на бок чтобы встать, однако человек в балаклаве пнул меня сапогом под почки и я не смог подняться. После чего мне прилетел удар кулаком в лоб, что дезориентировало меня и на пару секунд лишило возможности хоть как-то обороняться. Этого хватило, чтобы он поднял меня за грудки и нанёс удар в щёку, а затем откинул на спину. В голове гудело, спина и лицо болело. Я пытался перевести дух и встать, но пинок в живот не дал мне это сделать. В голове Арт задал мне вопрос: «Это конец?». Я бы очень хотел ответить нет, однако сам в этом уверен не был. В глазах поплыла земля, Он нанёс мне удар рядом с печенью, поэтому я согнулся в три погибели. Я был готов сдаться. Он взял моё обездвиженное болью тело и поднёс к дереву. Он посадил меня к большому, крупному стволу тополя, хотя мне к тому моменту было плевать. Я прекрасно понимал, что на этом закончится моя история. Что я как никогда не был самим собой, так никогда им и не стану. Сейчас, здесь, у этого тополя, я умру. Если не физически, то духовно. Артём Коваленко перестанет существовать на этой жалкой, ничтожной земле. Как всю жизнь мелкой, никчёмной букашкой прожил, так такой же жалкой и дурной смертью умру. Уставший, холодный, испуганный, побитый неизвестным человеком где-то в подворотне. Завтра по новостям покажут моё окровавленное тело. Синяки, гематомы, кровоподтёки — это всё, что я оставлю не этой планете. Как никому не был нужным, так забытым на задворках общества и остался. Человек подошёл ко мне. Сел на корточки, достал какую то баночку, капнул её содержимое на ватку и приподнёс её к моему носу. Запах нашатыря привёл меня в чувство. — Я хочу чтобы ты видел кто с тобой это сделает, и как, — с этими словами он снял балаклаву, Убрал нашатырь и поднёс пламя зажигалки к лицу, — Узнаёшь? Длинные волосы, безумный взгляд, бледное лицо, которое ещё сегодня чмырило меня в лицее. Конечно же я его знал! Подонок-некромант убрал жигу с нашатырём в карман джинс и дал мне пощёчину. По всему телу пробежал звон, начавшийся в ушах. Правое ухо заложило. Затем я получил следующую пощёчину, затем ещё и ещё. Избиение меня продолжалось до тех пор, пока я не дошёл до грани потери сознания. Запах нашатыря снова привёл меня в чувство. — Теперь с тобой, говнюком мелким, будет покончено. Теперь, как я сказал, отброс системы станет мертвецом. Только есть нюанс, мёртвым не душой, телом. Он свистнул, подошли ещё несколько ребят, он им что-то сказал, они подошли ко мне и натянули балаклавы. Эти лица я запомню надолго. Меня начали бить толпой. В ход шло всё — руки, ноги, то что валялось на земле. Всё, о чём я успел подумать — был ответ Арту. «Да», сказал я ему и всё что осталось после этого в моей голове — лишь боль. Били меня минут 20, я уже не был похож на жильца. После чего их главарь скомандовал им что-то, на что они взяли меня на руки и понесли в машину. К этому моменту я уже смирился со своей судьбой. В голове моей не было ничего, кроме боли — физической и душевной. Меня повезли куда-то в полной гробовой тишине. Я был готов уснуть, умереть, если бы не боль. Только уже когда меня привезли и выкинули в какой-то мусорный бак, я смог отключиться. Возможно, на время, а возможно и навсегда перед моими глазами возникла пелена мрака.