Притяжение

      Затяжка получается почти отчаянной. Глубокой, почти до кашля доводящей даже его прокуренный организм. Тарык не боится, нет. У него пистолет за пазухой и заёбанность в той степени, что о последствиях уже не думается. Что простое и лаконичное «похуй» становится доминантным в ответом на любые проблемы. Даже какой-то дрянский энергетик, что он все-таки перехватил пока Сейран спала, не спас положение.       Тарык свой организм знает прекрасно: всей этой кутерьме кончится надо через часа два — три край, потом уже хоть откачивайте. Поэтому Ферит разьяренный до края скорее волнует его возможными последствиями и перспективой новой потасовки, что заберёт и так ограниченные силы. Ну может еще чуть-чуть на фоне той блядской истории, где он остался в дураках. Ну может ещё некоторой личной конкуренцией.       — Сейран, где ты была? — его голос пропитан ядреной смесью злости и беспокойства. Глаза находят фигуру жены первой и быстро осматривают, проверяя сохранность. В нём тоска, тяга, сожаление и облегчение одновременно. Его блевать тянет и ни разу не с выкуренных сигарет. — С тобой всё в порядке? Откуда ты…?       И о… Тарык видит, как Ферит, наконец берет во внимание остальных людей, помимо его драгоценной жёнушки. Он видит быстрое узнавание во взгляде и полыхнувшую ненависть. И нет, сегодня не закончится мирно. Все до этого было приквелом основной истории, потому что Ферит Корхан наверняка не простил почти женитьбу на его женщине и вероломный выстрел. Суна как-то упоминала, что рука плохо восстанавливается, видимо сейчас он за это и отыграется.       — Что ты здесь делаешь? Что ты блять здесь забыл? — он уверенными шагами идет к нему и это чистейший гнев в его глазах, тело буквально им пышет. Эта энергия, эта ярость вели его врываться в его дом за Сейран. Это был почти взрыв, и Тарык не хотел признавать, но знал, что в этот раз ударная волна собьёт его с ног. Пистолет словно родной ложится в ладонь и без сомнений он наставляет его на Ферита, что все же останавливается в паре шагов. Руку высоко не поднимает, они не в кино, а о камере видеонаблюдения на фонарном столбе он не забыл. Правда если сейчас с ракурсом не угадает…       — Я пришёл забрать брата и уладить вопрос с Халисом. Приблизишься — вторую руку прострелю, а может и не руку, — и вот теперь гнев в Ферите разгорается еще сильнее, словно кто-то щедро подливает бензин. Может и сам Тарык…сожалений нет, к слову, просто не одного. Он даже чувствует себя бодрее.       — Блять… — раздается тут же лаконичное слово от жениха Суны. Тарык едва бросает взгляд в его сторону, но даже так видит, что Суна ловким движением утаскивается за его спину, а сам он смотрит на него, как на безумца, — Ты реально стрелять собрался на улице с кучей свидетелей и под камерами? Опусти пистолет.       Тарык только фыркает на его слова. Нашелся командир. Сам-то понимает что говорит? Кому говорит? Неужели смелость половым путем передаётся?       — Ферит, отойди от него, — а вот это уже интересно. Голос Сейран срывается на имени мужа и сочится чем-то затаённо острым. Паникой, злостью, отчаяньем и одновременно с этим жалобным страхом. Ему такое не ясно. И это непонимание неприятным жгутом скручивается в полупустом желудке. — Ферит, хватит. Ферит! Оставь его.       Сейран не то чтобы злиться, но и опознать эмоцию Тарык не может. Нечто отчаянное и надломленное бурлит в ней. Он не понимает почему, он не понимает с чего. Но эта чувство туманит ей рассудок настолько, чтоб встать практически перед дулом пистолета и с силой толкнуть своего ненаглядного. И это не тот аккуратный, пусть и стремительный рывок, которым жених Суны переместил ее к себе за спину. Это нечто сильное и небрежное, злое почти, словно жар бурлящий в груди просачивался сквозь кончики пальцев. Она пихала его с яростью и чувством, что Тарык не мог объяснить.       — Сейран, — раздраженный оклик Ферита звучит слишком громко. — Сейран, — ей плевать, она пихает его, пока запястья не оказываются перехвачены им. Жест сумбурно напоминате тот, с которым он прижал её к двери автомобиля, у него это вызывает двоякое чувство, нечто неприятно, возмущённо скребется внутри.— Что он здесь делает? Что здесь нахуй происходит?       Тарык убирает пистолет обратно в кобуру. И пытается высмотреть еще уличные камеры. Но в таких районах, видеорегестрация ведется только своих дворов и парковок, а они в отдалении, возле странного сквера. Вроде не должны запалить, а то прокурор закрывал дело и так скрепя сердце в этот раз.       — Хороший вопрос, Ферит, и ты мне на него ответишь. На каждый из них ответишь. Иди! — Сейран словно переходит в свою маниакальную стадию. Ярости не убавилось, но она пытается взять ее под контроль, словно социопатка. И это настолько неестественно, настолько болезненно и остро, что его в очередной раз разрывают непонимания. Какого чёрта происходит? — Пусти меня, пусти меня, не трогай!       — Ферит, — напряженно произносит Суна ледяным тоном, когда Сейран вырывает руки и пихает его снова. Ферит не двигается и с неясным выражением лица смотрит на неё. Ярость в нем не прошла, но даже, казалось бы, такая острая и сильная эмоция оказывается приправлена, если не заслонена чем-то отчаянным и судорожным. Он смотрит волком не неё и как-то периферией поглядывает на него, слишком коротко, чтоб можно было считать эмоцию, качает головой, хмуря просто абсурдно широкие брови. Между ними что-то сквозит, что-то мечется забитым зверем, которому того гляди переломят хребет, и Тарык с мучительным непониманием наблюдает за этим. К слову не понимать чего-то он терпеть не мог сильнее всего остального в жизни.       — Что он тут делает? Что ты рядом с ним делала? Какого черта здесь происходит? — он действительно, словно загнанный зверь. С клокочущей яростью пополам с чем-то уязвимым. Следующая догадка, словно поражает и его самого, — Ты…ты с ним приехала? Ты их его машины вышла…ты…ты к нему ездила? Вы…? Это ты так мстишь?       Баста. Финта ля комедия.       Тарык чувствует рокочущий в груди смех. Усталость словно уходит. Ферит сам роет себе могилу, судя по искаженному шоком и отвращением лицу Сейран.       Охуительный вечер.       Пощёчина буквально оглушающая. Голова Ферита отворачивается от силы удара, а сам он даже отступает. Рука у его жены всегда была тяжелой. Толчок в грудь приходится ещё сильнее. Сейран словно срывается с точки контроля и проваливается в котел собственной ярости.       — Как ты смеешь? Как ты смеешь, Ферит?! — она просто колотит его. Толкает. Наступает каблуком на ступню. Вырывается и не дает перехватить запястья. До этого подавленная и потерянная, она теперь похожа на разярённую фурию. Сокрушительно беспощадную в своём гневе. Такую открытую и сбивающую с ног. Тарык думает, что за такое зрелище стоило пережить все многочисленные события вечера. — Это ты привел беременную любовницу, это ты лгал мне месяцами!       «Беременную любовницу»       Вот это уже интересно. Прям таки вечер не только встреч, но и открытий.       Он косится на Суну, что закусив губу напряжённо всматривается в развернувшуюся сцену. Но шока на лице нет, а значит новость не новая. Хотя для него лично не очень то неожиданная. Люди не меняются, и Ферит, выебавший половину Стамбула, не исключение.       — И это так ты решила мне отомстить? Притащив этого ублюдка сюда? Переспав с ним на зло мне? — Ферит ухватывается за ее руку и сильно сжимает пальцами. Даже с метров расстояния, Тарык видит, как женское лицо искажается болью. И скорее всего не только физической.       — Это такого ты обо мне мнения? По себе равняешь? Мне больно, пусти. Пусти! Не трогай меня! — Сейран едва не взвизгивает на последнем слове. В голосе чистейший яд и возмущение. Гремучая смесь, что убила бы любого.       — Ферит пусти её, — женишок Суны влезает в самый разгар. Его голос поразительно тверд и по-настоящему серьезен. — Прекратите это. Говорите нормально.       — Тебе то что?! Какое тебе дело? — Ферит мгновенно переключается на него. Даже отпускает Сейран, шагая к нему с явным желанием насилия. — Куда ты вечно лезешь? Я сам разберусь со своей женой.       — Разбирайтесь без насилия и не на улице. Хочешь, чтобы кто-нибудь это запечатлил? — Женишок нисколько не смущается чужого гнева и упрямо пытается донести разумное между прочим семя в голову Ферита. Суна стоит позади и наблюдает за ними ястребом, пальцы руки у нее подрагивают, словно в желании притянуть женишка за шкирку к себе. Подальше от разерённого Ферита. В голове словно материализуется новый пунктик-наблюдение.       — И я бы все еще хотел забрать брата, — напоминает Тарык очаровательной компании. Хотел слишком громкое слово, вот надо больше подойдет. С идиотом-Саффетом, что подтвердил свое прозвище сегодня связываться не хотелось вовсе. Он примерно представляет что за шарманку он заведет и какие оправдания придумает. А настроение сейчас только курок спускать и пускать все на самотёк. А если он при свидетелях чего лишнего болтнет, то проблем не оберёшься. — Ну если вы закончили с семейной драмой или хотя бы готовы к антракту.       — Помолчи, — бросает вдруг Сейран ему. Еще одна с манией приструнения.       Он почти ответил ей нечто сглажено колкое, как вдалеке заметил долговязую фигуру водителя Ферита, спешащего к ним. — А вот и подручный… Жаль без веника, а то за хозяином надо уже подчищать.       — Заткнись, — взревел Ферит и рванул на него. Пистолет был уже убран в кобуру, да и по-честному перспектива драки и возможность впечатать кулак в наглое лицо идиота-Корхана были более заманчивыми. Но женишок на удивление цепко и почти профессионально перехватил бьющегося родственника. На фоне этого выделилась Сейран, что нашла глазами Суну и на краткие секунды они обменивались какими-то малопонятными ему взглядами, после бывшая сестрица кивнула головой на особняк впереди. Глаза Сейран нашли его. При всем старании нельзя было определить посыла или значения этого взгляда. Но тяжелая задумчивость и нерешительность были очевидны. Она указала в сторону Суны и одними губами произнесла нечто похожее на имя его брата. Едва заметно все это, но вопрос он понял. Проконтролировать Саффета. Защитить от него Суну, если придется? Значит знает она не только о сделке, но и о его позиции в их вопросе? Тарык все равно кивает и едва заметно усмехается. Ей здесь делать нечего, может еще и своего муженька так уведёт. — О чем вы говорите? Что блять значит этот кивок?       Ферит звереем, отталкивает женишка и подозрительно быстро, словно окрыленный, надвигается на него. Слишком медленно и неуклюже Тарык успевает увернуться от метящего ровно в нос кулака. Костяшки оппонента лишь задевают щёку, где и без него расцвела ссадина, как сувенир из Ирана.       Ублюдок.       Маленький, зазнавшийся ублюдок.       Злость в нём вскипает мгновенно, несмотря на крайнее истощение. Женишок уже дергает родственничка обратно, как Тарык возвращает услугу. Частично скованный жестом Ферит не успевает уклониться и от удара в его глазу наверняка лопается пару каппиляров. Подручный уже поспевает у ним и с непонятно откуда взявшейся силой отдирает от Ферита Кайю и что удивительно с силой бьёт последнего по лицу.       Ещё один охуительный поворот.       Ферит в это время настигает его и возможности продолжить наблюдения не представляется. Младший Корхан нашел выход энергии, и к своему неудовольствию Тарык признаёт, что обессиленный организм не справляется. Удары слабее, а реакции заторможены. Прямое доказательство истощения. И как гласит древняя мудрость: если не можешь выиграть честно, то играй не честно, а если не получается и тогда, то хотя бы не проигрывай в сухую. И это подлая вещь, что он собирается провернуть, ни разу не правильная, почти отвратительная, но кто же думает об этом, будучи впечатанным спиной в собственную машину.       — Чего тебя блять тут нужно? Ты не понял с первого раза? — Ферит хватает его за лацканы пиджака и кажется даже немного рвет рубашку резким движением. Пару раз он угодил рабочей рукой в корпус машины поэтому пыл его поубавился. Издалека к ним уже торопится охрана. Водитель и женишок Суны почти разняты самой Суной, и её окрики высокой трелью разносятся по пустынной улице. Времени в обрез. Тарык показательно смеётся. Почти комично, учитывая привкус крови в рту и невыносимую боль в прессе. Гематомы дают о себе знать. — Какого хуя ты смеёшься? Я убъю тебя сейчас!       Ферит словно бык. Упертый, опасный в гневе, но такой предсказуемый.       — Мы прямо под камерами, Ферит, давай, сделай глупость, — он знает, что после следующих слов оппонент озвереет в конец, поэтому мысленно готовится увернуться. — А смешно мне, потому что час назад я почти также прижимал твою жену. Контекст правда был иной, сам…       Ферит кричит, как только смысл до него доходит и, наплевав на собственные увечья, метит ему в челюсть. Блок выходит смазанным и собственные мышцы предательски дрожат, сдерживая его, но охранник, подгоняемый криками Сейран, подоспевает раньше и нерешительно пытается остудить пыл господина и вытащить его из драки. Бедолагу отталкиваю раньше, чем извинения срываются с губ. Тарык почти готовится к новому раунду. Почти тянется рукой к кобуре, как меж ними влезает тонкая фигура в красном платье.       — Хватит, хватит. Вы с ума сошли все?! — голос Сейран звучит…словно ее довели до ручки. Зло и устало одновременно. Она словно снова на грани истерике и в этот раз никакие сэндвичи не помогут. Краем глаза он видит, как Суна оттесняет своего женишка и что-то упорное ему говорит, успокаивающе поглаживая грудь. Водитель остаётся с другим охранником и сплевывает кровавый сгусток на асфальт.       — Отойди, Сейран, — Напряженно произносит Тарык и теснит ее за голое предплечье в бок. Буквально отталкивает, щипнув за талию, когда она не поддается. За что получает пинок в голень, разумеется, — Не влезай. — Ситуация не настолько отчаянная, чтоб прятаться за спинами у женщин.       — Иди к черту, Тарык — огрызка почти бытовая, пока глазами она следит за мужем. Ферит не выглядит резко пришедшим в чувства, но несмотря на почти обезумевший взгляд, сокрушённо качает головой, неверяще смотря на них.       — Ты закрываешь его от меня? Ты защищаешь его? Этого ублюдка? — звучит также неверяще разочаровано и…болезненно что ли. Он без зазрений совести впитывает все оттенки его эмоций.       — Приди в себя, Ферит, — Сейран непреклонна и не спешит разубеждать его. Тарык знает, что это фарс, что ради него она и палец о палец не ударила бы, но сцена все равно отдается чем-то приятным внутри. — У него пистолет. Чего ты добиваешься? Успокойся.       Ферит вдруг смеётся, коротко и резко, язвительно и горько одновременно: — Молодец, Сейран, умница. Ты…       — Хватит, — Суна неожиданно приказным окликом одергивает их всех. Сама стоит подле своего женишка, тоже задетого, надо сказать, и смотрит почти уничтожающе серьезно на всех них. — На сегодня достаточно. У нас достаточно проблем и без этого.       — Это, — Ферит цедит сквозь зубы, озлобленно огрызаясь на неё, — наша главная проблема сейчас. Этот ублюдок…       — Хватит, — и да, терпение Суны лопается словно мыльный пузырь. Тон вмиг становится жестче, а речь четче. Парой шагов она сокращает расстояние меж ними до ничтожных метров и, наклонив корпус вперед, вперивается взглядом в своего зятя, — Его брат, которой пытался меня похитить — проблема. Моя, моя сорванная свадьба и очень туманное будущее — проблема. Из-за тебя, кстати, сорванная. Твоя, Ферит, беременная любовница — обалдеть какая проблема. Поэтому не смей сейчас создавать новые.       — Ты совсем голову потеряла? — Ферит спешит ощетинится и даже отступает от него, чтоб приблизиться к Суне и скопировать ее позу. Тарык замечает, как женишок замирает у нее за спиной предупреждающей скалой и с малозаметным интересом смотрит на новый виток их сцены. — Я спишу это на стресс. Не я надоумил твоего сумасшедшего бывшего выкрасть тебя, не я позвал Шехмуза на твою свадьбу и…       — Не ты заделал ребенка Пелин? Не ты привел ее сюда в день свадьбы моей сестры? — Сейран прервала его пламенную, возмущенную речь с горьким смешком и явным вызовом в тоне. Пространство меж ними накалялось в геометрической прогрессии. Казалось, поднеси сигарету и кончит воспламенится. Но новый раунд? Увольте. Все тело болело, он едва на ногах держался по-честному. Мигрень пришла заново и теперь кажется даже отдавало звоном в ушах. Ферит был не очень-то подкован в технической части драки, но его энтузиазма хватило, чтоб отчаянно пожелать новую дозу обезболивающих.       — Сейран… — будут новые оправдания. Новые детали и аргументы. Может даже они снова подерутся. И в лучшие дни, он бы посмотрел, но сейчас он рискует попросту ёбнуться в обморок.       — Суна, где Саффет? — Тарык решает наплевательски игнорировать всю драму. Это как с малыми детьми, если не обращать внимания на истерику, то рано или поздно ребенок прекратит. Сделать пару шагов в сторону, обходя Сейран и не отказать себе в удовольствии провести кончиками пальцев по женской спине, скрытой тканью платья. Почти машинально. Ее недовольное зырканье в ответ на покусительство почти пробивает на смех. Сам уже печатает указание доверенному человеку с пометкой «срочно». До дома он точно уже не доедет, да и Саффет может выкинуть финтель. В теории Бекир должен быть сейчас в одном из клубов неподалеку и вести не совсем цивильную беседу с управляющим, что вздумал закраивать деньги. Он несомненно уже донёс все мысли.       — Заперт в доме охраны, — Суна его тактику понимает и принимает и с последним кивком Сейран отходит в сторону за ним. Сама бледная и явно уставшая. Видимо драма Корханов вытягивает все соки в замен на зрелищность.       — Я так думаю: сначала Саффета передам надежному человеку, потом замну дело с Халисом и, если придется…       — Что ты сделаешь с Саффетом? — она самым наглым образом его перебивает. Взяла же привычку. Но смотрит требовательно и решительно. Непреклонно настроена выжать из него правду. А правда такова: Тарык не знает до конца, что с ним делать. — Он нанял и вооружил, вооружил, человека, чтоб меня похитить. Похитить. Это вне любых границ.       — Я пони… — наверное, для Суны это звучит, как отговорка, как какая-то полумера, поэтому она напирает с большим упорство, не обращая внимание на заново разгорающуюся ссору Ферита и Сейран.       — Нет, ты не понимаешь. Нужно принять меры, нечто серьезное. Потому что теперь, я не смогу нормально спать, думая, когда в окно влезет очередной нанятый этим психом наркоман, — с каждым словом тон становится выше и ее действительно чуть потряхивает. Неприятные воспоминания так и норовят влезть в воспалённый мозг. Тарык ведет плечами, словно желаю стряхнуть всё это из него.       — Успокойся, — его слова не имеют влияние, а вот аккуратное прикосновение женишка — еще как. Суна переводит дыхание и буквально приказывает себе собраться.       — Она успокоится, когда его упекут в тюрьму или психушку, — резко отвечает женишок. Тон до того твёрдый, что Тарык чувствует ползучее по сознанию удивление. — Вооружённое нападение, попытка похищения, использование пистолета без лицензии в противозаконных актах…вполне достаточно оснований.       Будь больше энергии, въедливый гнев накрыл бы с головой на такую наглость такую завуалированную почти угрозу. Сейчас же решительно настроеный мужчина в мятой рубашке вызывает раздражение своей инициативностью и неясный интерес. Шибко не курящий резко решил, что его слово тут учитывается. Решил его на кон взять? Будет ему кон.       — Всем этим занимался не Саффет, а непонятный наркоман, который наверняка был под чем-то, а значит его показания против Саффета…       — Тарык…       — …если вы, конечно, убедите его свидетельствовать, большой силы иметь не будут. И если ты все же…       — Тарык, — Суна толкает его в плечо и остро смотрит в глаза. Интенсивно. Почти умоляюще. Пресекает его речь. — Кайя, — она поворачивает голову к ещё одному обнаглевшему Корхану и смотрит, словно что-то говоря одними глазами, — Пожалуйста, полиция не вариант, действительно. Но просто так оставлять это нельзя.       — Я приставлю к нему человека, — обещает Тарык, на секунду завороженный их странным взаимодействием. За Саффетом теперь правда глаз да глаз. И еще предстоит узнать с чего он сорвался так. — Его передвижения будут ограничены и 24/7 за ним будут наблюдать, — Суне не достаточно этого заверения и она всем видом это показывает, — Я дал ему чёткий указ, я его предупредил не соваться, а он все равно сунулся. Просто так подобное я не оставлю. И для эффективности напомню о возможности оказаться в лечебнице. Возможно, дам ему трейлер к этому опыту. И скорее всего он снова бросил принимать лекарства… Без меня дома совсем порядка не стало… Саффет будет приструнён, я это гарантирую. Такого пиздеца больше не произойдёт.       Суна медленно кивает, внимательно и серьёзно смотря на него. Пронзительно почти. В конце концов, у неё тут тоже руки связаны.       — Без тебя? — неуверенно переспрашивает она вдруг, чуть хмуря темные брови. — Ты съехал из дома?       — Да…решил полностью съехать. Сама знаешь, какие чудесные у меня родственники…       — Да уж…не уберег Аллах, идемте внутрь, — Суна кивает и одним взглядом призывает следовать за ней. Рукой подталкивает женишка и они снова переглядываются в той манере, что заставляет его отвернуться. Словно их безмолвная беседа слишком интимна для свидетелей, хотя ничего откровенного там нет.       И Суна не узнает, почему именно он съехал. Не узнает, что его решение надавить на Саффета с разводом повлекло в разы более крупный конфликт в доме, чем предполагалось. Те обвинения, что кидала ей в лицо его мать ядовитым шепотом, были сказаны ему множество раз. Саффет нехарактерно самому себе бушевал в возмущении и ярости. Даже дед, смотрел на него с омерзением и недовольством. Они все подозревали его.       Но ни разу не в убийстве.       Семья верила, что Тарык изолирует новую невестку в отдаленной комнате возле своей и держит Саффета подальше, чтоб беспрепятственно обладать ей самому. Что его давление с разводом вызвано обыкновенным чувством собственничества. Что Тарык Ихсанлы возжелал жену брата и не посчитал нужным сдерживать себя.       Учитывая, что Саффет видел их входящих в его комнату поздно ночью, им было не сложно поверить в это. Не говорить же, что он после упорно промывал порез на животе Суны и по её сдавленные всхлипы неловкими стежками накладывал шов. К счастью, на следующий день он смог пригласить врача в дом, под предлогом осмотра внезапно слегшей с ангиной названной сестры и его не аккуратная работа была исправлена. Но для Саффета, что видел, как его жена ночью буквально виснет на его же брате и заходит с ним в спальню, все представилось в другом ключе. И семье он все представил в этом же ключе.       Поэтому квартира, которая использовалась, как пристанище в особо тяжелые дни или как место встречи с любовницами теперь стала постоянной резиденцией. В конце концов даже у него не хватало терпения на их осуждающие взгляды и вечные скандалы. Ему казалось, что напряжение ослабнет и со временем он вернётся, но чем дольше он жил один, тем меньше хотелось возвращаться.       Да, щепетильной Суне, а тем более её горячечному женишку этого знать не стоит.       Поместье Корханов встречает их многозначной тишиной и непонятным мельтешением в окнах. Тарык внутренне напрягается и автоматически хочет ощутить холод пистолета, но сдерживает себя и свои в миг обострившиеся инстинкты.       Парадная дверь резко открывается и на пороге появляется взволнованная служанка, что пулей пробегает мимо них даже не поздоровавшись.       — Почему она убегает? Что случилось? — нервы не дают ему даже показаться не взволнованным. Суна с Каёй напряжённо переглядываются и мгновенно ускоряют шаг.       На крыльце к ним спешит небезызвестная Ифакат и судя по недовольно сжатым губам и четкой складке между бровями, вечер полон на события не только у него.       — Госпожа Ифакат? Что произошло? — женишок берет на себя ответственность беседы и спрашивает в том тоне, каким обычно требуют.       — Господину Халису плохо, его сердце не выдерживает нагрузки, скорая едет… — он слышит короткий вздох Суны и пазл ясно складывается в его голове. Любовница Ферита беременна. Свадьба оказалась сорвана какими-то вооруженными людьми, с которыми Ферит же не смог управиться, Саффет заглянул на огонёк и пытался похитить невесту…старик попросту не выдерживает таких потрясений.       Сдохнет ли он сегодня? Ему это было бы только на руку. Корханы потеряют много связей со смертью главы, а Орхан не имеет репутацию человека с исключительным талантом или хитростью. А чем сильнее просядет их бизнес, тем сильнее сможет подняться его. — Тебя увидеть не должны. Саффет остаётся тайной для господина, он не в том состоянии сейчас.       — Из-за моих слов? — стойчески спрашивает женишок. Нервное беспокойство и легкая вина проскальзывают в тоне. Что же он наговорил? Не уж то начал знакомство с семьёй с ругани? Вытрепал нервы дедку до инфаркта?       Ифакат смотрит на него задумчиво, чуть поджав ярко накрашенные губы. И выдерживает драматическую паузу, прежде чем ответить: — Ты начал это. Но после господин прочел новую статью о сегодняшних событиях и ему позвонил один старый знакомый. Еще и Асуман…       — С ней что? — резко спрашивает Суна, словно очнувшись от задумчивости. Тарык пытается понять, о ком идет речь.             — Это мы обсудим позже, — Ифакат многозначно косится на Тарыка, подсказывая, что семейные дела она при нём обсуждать не собирается.       — Я пришел замять историю с братом, Госпожа Ифакат, — начинает Тарык льстивым тоном, — Хотел поговорить с Халмс-беем и извиниться от лица всей семьи, но учитывая обстоятельства… Думаю, будет правильней забрать его сейчас без лишнего шума. Ваша семья и так проходит трудное время сейчас. Суна любезно согласилась не подавать заявление в полицию и не предавать дело лишней огласки, кому он сейчас нужна? Имя Корханов и так крутится на языке у половины Стамбула, — кто бы что ни говорил, но после Халис-бея главной в этой семье была именно госпожа Ифакат и именно ее сейчас нужно было умаслить. Благо это он умел, хоть побитое лицо и не делали эффект таким ощутимым. Женщина перед ним хитро щурила лисьи глаза и знающе улыбалась тонкими губами, смотрела гордо и с превосходством, чувствовала себя хозяйкой ситуации, хоть козырей у нее так таковых и не было. — Я готов буду лично извиниться перед господином в другое время, если эта история все же достигнет его ушей…       — Достаточно, — говорит женщина с легким движением руки, — Вы разумно поступаете, не вмешивая полицию. Надеюсь, ты сможешь четко объяснить брату, что подобное повторяться не может. Мы делаем большое одолжение семье Ихсанлы сегодня, надеюсь память не подведет тебя.       Слова ощущаются угрозой и просьбой одновременно. Ифакат рассчитывает на услугу в случае чего, и случай может представиться. И опять же он не может не восхититься ей. Бесстрашным, напористым взглядом, ловкой апелляцией словами и поведению человека, держащего все под контролем. Пусть и пустое это всё.       — Конечно, госпожа Ифакат, — Тарык кивает и легко ей улыбается, зная, что в случае чего это слово не будет стоять ни одного куруша.       — И не стоит беспокоиться на счет записи камер, я позабочусь об этом.       Тарыку хочется рассеяться истерическим смехом.       Вот же змея.       Ифакат тоже знает, чего стоят слова и припечатывает его обещание намертво. Чем вызывает ярость и восхищение одновременно. Хозяйка особняка по причине.       — Не сомневаюсь, — с той же улыбкой отвечает Тарык. Телефон в кармане коротко вибрирует. Бекир на месте, а значит начинается последнее на сегодня представление. Саффет. И пусть оно будет, услышь его Аллах, последнее на сегодня.

***

      Он не пришёл сюда за местью. Следовал за матерью, что отчаянно её желала. И наверное, проникся мыслью сам.       Он пришел сюда с непредвзятой оценкой ко всем, кроме Ферита. Он почти был готов остановить маму в её планах под стать Джокеру. Но, видит Всевышний, эти люди доведут и святого. Приди, какой-нибудь праведник в поместье Корзанов, покинул бы он его озлобленным грешником или сломленым мученником. Что уж говорить о Кайе, чья душа долгое время была пристанищем многих человеческих пороков. Со временем он действительно возненавидел лживую семью, откровенно презирал каждого из них, пусть и в разных формах и степенях. Эпицентром его отторжения стал великий в своем лицемерии и лжеправедности Халис-бей. Казалось бы дедушка, родная кровь и плоть, но конкретно сегодня Кайя был готов выкорчевать из собственного тела куски мяса, что роднили его с этим человеком. Столько грехов, что совершил он, не было ни у одного человека в этом доме. И ни один не мог так искусно прикрываться возвышенными понятиями и благими намерениями, как он. Казалось, что ненависть и презрение пронизывали каждую клеточку тела. Он не только пренебрег ими с матерью в самых изощрённых формах, не только бесстыдно использовал оружием против нашкодившего внука, но и посмел возомнить себя вершителем судеб.       Женись на Пелин.       Спаси честь семьи.       Откажись от невесты и выкинь обратно на произвол судьбы.       Договорились они, блять, с Казым-беем.       Ярость тогда накатила в той степени, что пугала даже его самого. Нечто тёмное и вязкое, словно смола, заполнило сознание. Он чувствовал, как рисковал провалиться в ту знакомую, погребающую под собой пучину эмоций. Глаза буквально застилала пелена гнева. В какую-то секунду хотелось высказать всё, объяснить буквально на пальцах чего стоит их великая фамилия и где он видел их честь. Начало положено было, к слову. И он наломал бы ещё больше дров не выведи его Суна. Кайя абсолютно ненавидел и презирал всю зазнавшуюся семейку и отчаянно желал худшего её главе.       Но почему-то нечто внутри вздрогнуло, когда он услышал о возможной смерти мужчины. Он сам и не понял, почему поднялось нечто суетное и смутное в груди. Может возможная вина за его состояние и вероятную смерть. Может нечто сочувствующее и не желающее смерти, что-то на почти общечеловеческом уровне. Кайя не знал точно, но мозг поспешил подкинуть ему другую идею. Нечто более достойное для его сознания:       Халис Корхан не заслуживал смерти, когда его семья находилась на вершине. Он не заслуживал умирать без сожалений. В достатке, с уверенностью, что его блюстимая честь и репутация в сохранности. Нет, он заслуживал увидеть крах своей семьи, худшие их проявления и умирать с мыслью, что его так упорно воздвигаемая империя — скоро превратиться в невзрачную горстку пыли. И Кайя был готов предоставить ему такую возможность.       — Не сомневаюсь, — проговорил Тарык рядом с хитрой, угождающим блекском в глазах, без труда можно было заметить его раздражение на завуалированную угрозу. Холодный взгляд с умасливающей улыбкой смотрелись буквально жутко на фоне подбитого, изнеможённого лица.       Знакомый Суны вызывал вопросы и оставался такой себе скрытой опасностью на подкорке сознания. За ним словно христианский дьявол стоял. Было в нем нечто заставляющее поджимать плечи и напрягаться всем телом. Может это знание, что пистолет в нательной кабуре у него ни разу не для красоты и сегодня Ферит правда мог оказаться простреленной рукой. Снова. А может Кайя достаточно знает людей, чтоб видеть кого-то отчаянного и также ходящего по самой грани. В любом случае ему не нравилось ни факт его нахождения здесь, ни странная связь с Суной. Меж ними было какое-то понимание, нечто связующее их и непонятное ему. Не просто поверхностное знакомство, приятельство или вынужденное общение. Нет. Человек выстрелил в Ферита и угрожал этим второй раз, он явно не собирался сдавать полиции его психопата брата и с легкостью отпускал похабные шуточки о драгоценной Сейран, но Суна все равно беспокоилось о его судьбе и наверное влезла бы сама между ним и Феритом, защищая отнюдь не зятя. Невольно назревал вопрос: какого же чёрта происходило или происходит? Чем он заработал такой кредит доверия? Какая история их связывает?       Кайя чувствовал, как недостаток понимания их отношений результируется в отголосках ревности. Беспочвенной. Их общение было далеко от притяжения, что было у любовников, бывших, настоящих или будущих. Глупой и жалкой. Они, казалось, просто пытались прийти к соглашению при давящих обстоятельствах. Но ревность была, пусть и самых незначительных проявлениях.       — Нужно достать записи с камер, — говорит Тарык, как только Ифакат царственной походкой удаляется от них. — Я не могу оставлять ни кусочка доказательства этой хитровыебанной ведьме.       И даже то, как легко этот мужчина перешел от льстивой вежливости и улыбок к холодному расчету и оскорблениям уже должно настораживать.       — Что может быть на этих записях? — возражает Суна, видимо не желая разбираться ещё и с этим. — Саффет все время находился в машине, они его оттуда и выволокли.       Ещё одна причина, почему вариант с полицией был маловероятен. Ублюдок ждал и не высовывался, надеясь, что вся грязная работа будет выполнена за него. Что дрожащую, испуганную Суну выведут прямо к нему в руки.       Хотелось убить его.       Просто разорвать на части.       Забить до мяса.       Устроить экзекуцию в самых изощрённых формах и проявлениях, чтоб потом оборвать жалкую жизнь. Чтоб мысли больше не возникало не то, что добраться до Суны, а даже подумать о ней. Не было чтоб ни воспоминаний о ее беспомощности и страхе, ни грязных помыслов. Чтоб сама Суна спала наконец спокойно и жила без оглядки на психопата бывшего.       — Кайя, — Суна касается его сжатого кулака, пытаясь привлечь внимание. Расцепает пальцы, чтоб втиснуть свою ладонь. И смотрит с незатаенным беспокойством на уставшем лице.       Он качает головой отмахиваясь от вопроса. Ни одна из пронесшихся через его голову мыслей не стоит того, чтоб говорить ее сейчас в слух.       — Бекир подъехал, — прочищает горло Тарык и косится на них. Он оказывается успел отойти, чтоб принять телефонный звонок, — Где Саффет? Надо закругляться уже со всем этим.       Суна молчит несколько секунд, словно переживая внутренние дебаты по-максимому, и неуверенно смотрит на него, обнажает собственную уязвимость. Она ведь сейчас столкнётся со своим главным страхом. С уродом, что травмировал ее на всю жизнь.       — Я могу показать им сам. Тебе не обязательно видится с ним, — Кайя отчаянно не хочет возрождения тех отвратительных воспоминаний для неё. В ее и так хрупком состоянии это может стать таким триггером, что она попросту не выдержит ментально и двинется на этой почве.       Суна решается, ее внутренние метания очевидны. Он очень хочет, чтоб она отказалась от этой затеи. Чтоб не подвергала себя стрессу и боли снова.       — Нет, — она склоняет чашу в сторону неправильно выбора. — Нет, — звучит неожиданно твердо, хоть и потеряно. Ее внутренне коробит от этого, но она все равно хочет идти до конца. — Я не буду бежать сейчас, он не получит моего страха. Он ничего не получит. А я справлюсь и переверну страницу.       Он ненавидит ее за эти слова. За эту глупую решимость и упертость там, где надо бежать без оглядки. Попросту ненавидит.       Но с той же силой и восхищается. Ненавидит уже и себя за это, но восхищается. Потому что нельзя иначе. Суна, что казалось была сделана из красивого, высококачественного, но хрупкого фарфора, раз за разом доказывала, что внутри она отлита прочнейшей сталью, металлом, что переживет все и всех. В тот момент он сам показался себе маленьким и слабым, просто ничтожным в своей ревности и планах мести.       — Тогда идём быстрее, — Подытоживает Тарык и смотрит на неё с тихим, задумчивым пониманием, что отливает гордостью при определённом освещении.       Около ворот их ждут двое мужчин, что с почтением склоняют голову перед Тарыком и внимательными, цепкими глазами оглядывают и их, и поместье. Пистолеты, невмешаемость полиции, люди, что приедут по одному звонку…все это отчаянно попахивало чем-то стереотипно-мафиозным, но ни разу не пробивающим на смех.       Они подходили к дому охраны, возле которого топтались водитель и какой-то другой работник, чьего имени он не знал. Всеми глазами следили за ними, но чётче всего Кайя ощущал взгляд Абидина. Злой и бессильно-загнанный. Если вначале, на фоне своей ревность он лишь желал подразнить вечно скорбного работника и добавить ясности отношениям, то сейчас его постное лицо бесило до чертиков. И только краснеющая ссадина на его щеке и разбитая губа радовали. Он так и не понял с чего охранник полез к нему за воротами, какого хуя ударил, но с какой-то стороны он чувствовал благодарность за предоставленный повод. Он душу вкладывал в эти удары. Насилие никогда не приносило столько удовольствия. Еще большее удовлетворение он почувствовал, когда влезшая из неоткуда Суна без единого, наконец-то, взгляда на бывшего оттеснила его к краю дороги и обеспокоенно вопрошала все ли с ним в порядке. Теперь Абидин стоял побитым псом, что неудивительно, учитывая то, как Суна рявкнула на него после драки.       Сама же Суна все больше дрожала с каждым шагом по направлению к ним. Ее паника все еще не пересилила решительность и здравый смысл. Она на секунду стиснула зубы покрепче и после отчеканила мужчинам: — Господин Тарык приехал забрать своего брата. Вам лучше оставить на на пока.       — Но госпожа Ифакат сказала, что…       — Мы договорились с госпожай Ифакат, — прервал Тарык, — Учитывая состояние господина, сейчас они не могут разбираться с этим. Идите перекурите пока.       — Это не вам решать, — резко ответил Абидин, — У нас есть указания охранять его до прихода полиции, а вы никак на комиссара не тяните.       Люди за спиной у Тарыка напряглись и недобро переглянулись. Один из них выступил вперёд с почти веселой улыбкой, но опасным сверканием глаз: — Сынок, ты бы думал, прежде чем говорить. Это ведь не…       — Никто и не будет вызывать полицию, Абидин-бей, — неожиданно твердо, хоть и скомкано проговорила Суна, — Мы сами разберемся с этим вопросом, и я, как пострадавшая сторона, даю свое разрешение, на то, чтобы господин Тарык забрал брата.       Абидин долго и почти пронизывающе смотрит на Суну, кажется даже с разочарованием или обидой, и только за этот взгляд хочется выколоть ему глазёнки. Безымянный мужчина, к счастью, оказывается разумнее и отходит от двери, прихватив Абидина с собой. Его осуждающий взгляд скользит по Суне, словно бы напоследок и Кайя едва не разворачивает его к себе лицом, чтоб потребовать объяснений за подобное. Какого чёрта?       Но Суна вдруг сильнее цепляется за его ладонь и все мысли вихрем уносятся из головы. Тарык отдает указание своим людям подождать его снаружи пока.       Комнатушка маленькая и темная, обставленная по самой базе. Даже в общежитии университета было просторнее как-то и уютнее. Хотя может причиной был связанный на полу мужчина, сидевший возле дивана и с ужасом смотрящий на Тарыка, что в пару шагов оказался перед ним и с силой впечатал кулак ему в солнечное сплетение. Мужчина, хотя скорее отвратительное подобие, тут же согнулся в двое и сдавленно застонал. Тарык насильно его выпрямил и нанес еще два удара в то же место, а после, не дав опомнится, схватил за лицо и что-то яростно зашептал, наплевав на задыхающегося собеседника. Кайя солжет сказав, что не наслаждался этим. Внутри поднималась ярость, кристально чистая и обжигающая кончики пальцев. И это убожество посмело не только измываться над Суной во время их брака, но и попыталось заполучить ее сейчас, когда она едва вырвалась? В мясо, просто в мясо хотелось его избить. До крови, до треска костей, до задыхающихся хрипов. В разы сильнее, чем Тарык. В разы жестче.       — Я убью тебя в следующий раз, — тихий, полусевший голос Суны разносится четко по маленькому помещению. Тарык замирает.— Если ты ещё раз посмеешь приблизиться ко мне или что-то сделать, то я убъю тебя собственными руками.       И это звучит несмотря на бушующие в ней эмоции холодно и уверенно. Она не столько угражает, сколько констатирует факт с глухой решительностью. Мороз ползет по коже от этого. Но будет сотню раз права даже если сейчас выхватит пистолет у Тарыка и выстрелит в тушу на полу. Кайя лично бы передал ей запасные патроны или, будь нужда, сделал грязную работу сам.       — А я не буду препятствовать, — тихое заключение Тарыка, зловещим обещанием дополняет атмосферу коморки.       — Ты понимаешь меня? — спрашивает Суна, ее голос меняет оттенок и Кайя явностно вдруг чувствует, что ее нервная система не выдерживает. — Скажи, что понял.       Она повторяет это громче, когда Саффет лишь шокировано смотрит на неё своими мелкими глазенками вместо ответа. Но взгляд такой жадный, что хочется выколоть глаза и ему.       Срыв происходит с тихим щелчком, что едва слышен на фоне тяжелого дыхания. Суна просто срывается. Во всех смыслах. В несколько шагов преодолевает расстояние между ней и братьями Ихсанлы на полу. Кайя не пытается ее остановить, пусть хоть задушит обоих, вместо этого внимание сосредотачивается на Тарыке, ведь именно он представляет главную опасность. Суна неожиданно для всех, наверное, ретиво вытаскивает пистолет из кобуры на Тарыке и дулом упирается Саффету в грудь. Тот лишь протестующе мычит в полу отодранный скотч и тяжело дышит, беспокойно бегая глазами по помещению.       — Ты больше не прикоснешься ко мне, — шипит Суна снова. Тонкие пальцы крепко обхватывают корпус пистолета. Кайя одергивает Тарыка и предупредительно сжимает пальцы на его плечах, когда он порывается в сторону брата.       — Суна, — предупреждающе зовёт Тарык с налетами паники. Суна не могла совершить убийство сейчас. Она была зла и напугана, но не загнана до убийства. Еще нет. Не так по крайней мере, не четко осозновая момент, не при свидетелях, не смотря человеку прямо в глаза. Хотя, кто может сказать наверняка?       — Ты больше не попытаешься ничего сделать. Даже думать о подобном не будешь. У тебя нет власти больше, ни капли, — сбитая и тихая речь, но она леденила душу все равно, — В следующий раз, клянусь Аллахом, я убью тебя. Пристрелю, зарежу или просто удавлю собственными руками, но это закончится твоей кровью, — она смещается и перенаправляет пистолет на на его ступню. Мужчина вдруг подскакивает на месте и задушено вздыхает. Страх настигает и его. Такой сильный, что на Суну он смотрит словно на воплощение Шайтана. Его колотит крупной дрожью и несмотря на провальность попытки он все равно пытается отодвинуть ногу от дула пистолета. Суна с силой вдавливает в пол ступню, чем вызывает еще большую панику.       Кайя ни черта не понимает в этом, но мозг услужливо замечает нелепую обувь человека. Нечто нелепое, странной формы, явно сделанное на заказ. Вспоминается и задушенное признание Суны о наклонностях бывшего мужа. Это все принимает такой оборот и форму, что он мгновенно чувствует подступающую тошноту.       — Я искалечу тебя еще сильнее. Уничтожу до основания. Ты понимаешь меня? — она сорвется через минуту, думается Кайе, спустит курок или сойдет с ума окончательно. Ни один вариант не приемлем для него, но вмешиваться кажется кощунством.       Дуло пистолета сильнее вдавливается в ступню и Саффет отвратительно взвизгивает, почти как поросёнок. И он наконец кивает. Мелко и часто, с намеком слёз на глазах. Соглашается. Покорно соглашается и молит одним взглядом. Он в ужасе. Он чувствует заползающую под кожу панику. Беспомощность. Насильник и жертва поменялись местами. Баланс восстановлен.       Кайя все-таки решается. Мягко зовёт ее по имени и пробно касается ладонью плеча. Суну начинает колотить, мелко, периодами. Он не видит лица, не знает мыслей, но понимает еще не атрофированным мозгом, что грань настолько хрупка, что не то что лишнее движение, просто колыхание воздуха разобьёт на мелкие осколки её рассудок.       Руки у нее мертвецки холодные, а пальцы намертво вцепились в пистолет. Заторможено она позволяет разжать их и забрать холодное оружие, что сразу же оказывается перехвачено ловким Тарыком. Распрямляется сама и отходит к краю дивана, чтоб опереться на него. Ноги ее явно подводят и судя по дроже в плечах, она сейчас сорвется в истерику. Кайя быстро бросает на нее взгляд и оборачивается обратно к приводящему дыхание в порядок Саффету. Второго шанса не будет. Кулак с хрустом впечатывается в мясистый нос. До его короткого вскрика. Так как и нужно. Тарык правда ориентируется быстрее и через секунду какого то хуя упирает дуло пистолета Кайе в живот.       — Я теперь есть за ней. И не думай, что не сломаю остатки костей тебе в следующий раз, — Саффет дезориентирован и все ещё не пережил угрозы Суну, но взгляд его достаточно осмысленный. Он прекрасно все понимает. И как бы не хотелось просто хоть на секунду позволить себе это. Придаться слабости… Суна была не в порядке и нуждалась в нём сильнее. А с каких пор Кайя не шёл ей на помощь?       Суна позволяет вывести себя из помещения без единого взгляда на мужчин Ихсанлы. Ее трясет мелкой дрожью и он непривычно для него опускает голову. Он слышит всхлип, резкий и отрывистый, потом второй. Суна наконец находит силы поднять глаза на него. Смотрит через пелену слёз, что никак не прикрывает надрыва, ее боли и отчаянья. Кусачего страха и опустошенной потерянности. Кайя чувствует, как этот взгляд костяной рукой захватывает сердце и сжимает несчастный орган. Суна качает головой, смотрит загнано и неуверенно одновременно, словно вгоняет ногти внутрь, сносит клапан и бессознательно раздирает мускулистые стенки, заставляя упорядоченные круги кровообращения смешиваться неясной кровавой массой.       Язык словно отсох, а мозг отказывался подавать хоть какие-то стоящие мысли. Любая его фраза будет абсолютно глупой и несущественной. Что можно ей сказать? Как выразить раздрай внутри или облегчить её? К счастью, тело знает лучше. Его почти жена, пережившая сегодняшний день со стойкостью оловянного солдатика, обессиленно приваливает на него, когда Кайя прижимает ее ближе. Держит крепко, почти на пределе, пока Суна позволяет себе впасть в полноценную истерику. Плачет, что-то хрипит и буквально задыхается в собственных всхлипах. И пусть сегодня она доказала, что способна бороться сама, Кайя все равно отчаянно желал заслонить ее от всего этого.       Суну трясет до тех пор, пока тело кажется не выдыхается окончательно. Она поднимает голову посмотреть на него и тут же её взгляд теряет фокус, а ноги подкашиваются.       — Плохо… — едва успевает пробормотать она, когда тело в его руках беспомощно обмякает, а самого Кайю затапливает паника.

***

      Дверь с тихим хлопком закрывается за ней. Эта комната не такая просторная, как та, что она делила с Фуатом. Но даже такое маленькое пространство они умудрились испортить безвкусным декором. С секунду она просто дезориентированно стоит, не понимая за что браться и как быть. Она пыталась, действительно пыталась, види Всевышний. Была благоразумной и понимающий, была добра и забывчива на обиды. Она многое делала для этой семьи, пыталась ринять её, как свою собственную. Правда в том, что Фуат был её единственной семьёй тут.       Чемодан. Наверное стоит начать с него.       Он находится за шкафом у окна. Большой и зелёный, недостаточно вместительный для всего её гардероба.       Как вдова, какое же тяжёлое слово, она думала, что больше никакая драма не могла причинить ей боль. Что всё это будет проходить мимо и она станет лишь невольным зрителем. Но Корханы попросту не могут оставить тебя в покое, они не могут не ранить тебя или не плюнуть в душу.       Она даже не осознала начале, что именно предложил Халис после фееричного ухода Кайи и Суны. Внук, от которого мало что ожидали, оказался в разы смелее и решительней, чем тот же Ферит, что молчал в тряпочку, когда его беременную девушку пытались навязать другому мужчине. Резкие слова, каждое из которых метким выстрелом поражало оппонента и являлось олицетворением мыслей каждого в комнате, привели Халиса в бешенство. Но ничему не научили. Поэтому после он покровительственным, не терпящем возражений тоном объявил, что ребёнка они припишут его другому, уже почившему внуку.       Она не была откровенно не вежлива, тут уж воспитание не позволяло. Но сказать, что это грех, так позорить почившего и огромное неуважение к ней, сказала. Асуман с удовольствием выловила из памяти исказившееся злостью и возмущением лицо Халиса. Нужно найти практическое решение, он сказал. Нужно найти мужество отвечать за свои поступки и принимать последствия, ответила она. Нужно прививать подобное и своим детям, бросила она напоследок. И вышла четкими шагами из несчастной гостиной, когда её начали душить унизительные слёзы обиды и злости на них. Какая же она дура, раз пыталась жить здесь после Фуата. Не зря он хотел уехать. Не зря задыхался здесь.       Асуман решительно открывает чемодан и приказывает себе собраться. Она справится, все нормально будет. Ей есть куда пойти и на что жить, вполне можно, и даже нужно оставить этот удушающий особняк позади.       Женщина замирает, поражённая мыслью. Даже решительно вытащенные из шкафа плечики с одеждой с мягким шелестом палают на кровать.       Но для начала…можно устаканить еще кое-какие дела. Раз уж все вдруг решили забыть о порядочности в этом доме, то и она может позволить себе сомнительные моральные выборы.       Нужно всегда помнить, что у этого дома есть уши, а молчание не обязательно значит незнание.