Притяжение

      Всё расплылось. Просто расплылось перед глазами, когда голова стала тяжёлой и словно затуманенной чем-то. Она была слишком слаба, чтоб бороться и держаться в сознании. Слишком много всего произошло. К тому же, Кайя поймал бы её.       Очнулась Суна по её ощущениям быстро, за окном ее комнаты все еще было темно. Но в это время над ней уже колдовал какой-то мужчина под четким руководством Госпожи Ифакат.       — Переутомление, — сказала она, почти сочувствующим тихим голосом. Кайя дремал на стуле напротив в абсолютно ненормальной позе. — Тебе вколют витамины и снотворное. Организму надо восстановиться.       Не спрашивала позволения, а констатировала факты. Слабость была слишком сильной, чтоб спорить. Она спала почти двадцать часов и подняться с кровати было совсем не привлекательной перспективой. Но пересилить себя получилось. Она приняла душ, но едва ли смогла впихнуть в себя принесённую служанкой еду. Возможно лёгкая тошнота была вызвана лекарствами, едва ли она видела много антибиотиков или тех же витаминов в жизни. После снова вернулась в кровать, с неудовольствием скрытым волнением осознавая, что слабость всё ещё присутствовала, лучше бы была эффектом снотворных, а не полного коллапса организма. В конце концов, Суна была выжита изначально. Слишком много событий. Слишком много переживаний. Но Саффет стал последней каплей. Проснувшись, она чувствовала опустошение сильнее всего остального. Часть ее гордилась. Минутная решительность, навеянная лёгким безумием ситуации, смогла воплотиться в долгожданную месть. Мизерную в своем проявлении, но столь ценную для неё. Наконец, напуганным кроликом, что барахтается в своем страхе и беспомощности, была не она. Наконец, насильник стал жертвой и был полностью в ее милости. Суна упивалась этим чувством. Даже воспоминанием о нём. Она не должна чувствовать удовлетворение от этого. Но она его чувствовала все равно.       В изнурительном и болезненном процессе самокопания Суна поняла, что конечно, угрожать пистолетом — крайняя и самая последняя мера, но в ее случае приемлемая. Она помнила, как боялась поднять глаз на Кайю, думая, что он так чтящий законы осудит её или не поймёт. Но Кайя понял, и принял, и, кажется, даже прочувствовал. Ее трясло неясно от каких эмоций и рыдания сами вырывались из груди тогда. Она просто не могла остановиться буквально, и от этого было даже немножко страшно. Но через эти болезненные слезы, словно становилось легче. Было ощущение, что она очистила больную, гноившуюся рану. Процесс был болезненным, словно неаккуратные кляксы концентрированной перекисью, что прижигает и обезвоживает кожу. Словно неаккуратными стежками, под стать тем, что накладывал Тарык, ее рана была скреплена рваными, уродливыми краями и стянута болезненным, резким движением. Больно и грязно, но действенно. Ведь она чувствовала извращённое облегчение. Ощущалось это всё одним из этапов ее личного преодоления. Извращённого, как и вся ее жизнь.       Тихий стук в окно прервал спутанные мысли. Страх прошиб тело холодным потом. Неуклюже она сползла на пол и схватила столовый нож, что ей принесли с едой. Тишина едва не душила. Её минута смелости не произвела ни на кого должного впечатления, кроме её самой? Для тронутого Саффета это было недостаточным?       Смс оповещение своим непропорционально громким звуком заставляет её подпрыгнуть на месте с тихим шорохом. Она судорожно стягивает телефон с тумбы и уже готовится набирать номер кого-угодно от Кайи, Абидина и Тарыка до самого Эрдогана. Но вверху всплыло лишь сообщение от Кайи:       Суна, напиши мне, когда проснешься. Надо поговорить.

Это ты стучишь? Кто-то под окнами моей спальни.

      Ответ приходит мгновенно, но она все равно едва не седеет в ожидании.       Да. Ты можешь открыть его?       Выдох слышен на всю комнату. Она секундно обмякает всем телом между кроватью и тумбой. Нож для масла со звоном ударяется о паркет. Всего лишь Кайя.       У неё чуть кружится голова от резкого подъёма, но в целом даже слабости нет. Неловко она ковыляет до окна, но прежде чем отодвинуть тяжёлые портьеры бегло оглядывает себя. Кофта из разряда «стыдно надеть, но жалко выкинуть» и спальные штаны. Повторный стук перечеркивает все вариантны с переодеванием. Она только приглаживает влажные после душа волосы, прежде чем открыть себе вид на окно и Кайю стоящего в ожидающей позе под ним.       — История повторяется, а? — произносит он вместо приветствия с неловкой улыбкой и уверенно запрыгивает на подоконник. Однажды она также стучалась к нему предлагать выход из женитьбы. Словно пол жизни назад ведь. Рукой он почти машинально тянется к ней и подтаскивает ближе. — Как ты себя чувствуешь? Врач сказал переутомление и стресс, но…ты буквально рухнула.       — Нормально, выспалась зато… — Суна не сопротивляется контакту и позволяет себе это украденное объятье под риском быть пойманными снова. Хотя, если ли кому дело до этого уже? Кайя мгновенно сгребает ее в буквально охапку, едва получив зелёный свет. Только в объятье она понимает, насколько действительно нуждалась в этом. Просто на секунду раствориться в покое его рук и заново поверить, что не все так плохо.       — Кайя? — ответом послужило непонятливое мычание, отдающее вибрацией. Отпускать ее он бы не намерен. — Что было пока я спала?       — Цирк, — без промедления или сомнения, — Я тебе клянусь, в общежитии такого дурдома не было, а нас там жило три сотни человек…       Суна закатывает глаза и отстраняется, игнорируя чужие руки, что тянут обратно: — Я серьёзно. С Халис-беем все нормально?       — Ментально? Нет. — Она раздражённо цокает языком, заставляя его усмехнуться, — В порядке он, что ему будет? Лежит у себя под надзором Латифа и отказывается ехать в больницу.       Что ж, это действительно неплохо. Несмотря на неприязнь, Халис-бей был гарантом стабильности в доме, хоть и сомнительной. В любом случае, посещать новые похороны не хотелось ни разу. Кайя в это время всё же отстраняется и заставляет себя быть серьезным.       — Он вызывал меня к себе поговорить, когда пришел в себя, — у неё сердце сбивается с привычного ритма. — Нормально прошло, не волнуйся.       — Что он сказал? — Суна не стесняется своего въедливого, почти панического интереса. — Тебя выгоняют или…?       — Мой непомерно религиозный дедушка увидел в своём приступе кару Аллаха, — Кайя даёт ей время переварить информацию. Смысла большого нет в этом, — Сказал, что подкладывать женщину одного брата другому — грех. Пусть и с «благими намереньями».       — То есть тебя не выгоняют? — все в миг стало проще.       — Пока нет, — его усмешка была абсолютно не к месту.       — Что еще он сказал? В каком контексте? — нужны были детали и подробности.       — Ничего, только сказал, что его предложение было неправильным и всё. А…Он ещё извинился перед Асуман, она тоже была там, — удивление мгновенно отражается на ее лице и подвигает к продолжению, — После…нашего ухода Халис-бей предложил выставить Пелин беременной от Фуата.       Она чувствует, как глаза буквально лезут на лоб: — От Фуата? Боже, как? Он…он же…       — Не знаю, — Кайя попросту недослушивает ее блеянье, — Но он действительно до безумия не хочет потерять лица.       — Он давно его потерял, — осторожно говорит Суна, неуверенно смотря на него из-под длинных ресниц. Кайя согласно кивает и мягко ей улыбается до очаровательных ямочек на щеках.       — И ещё тебе наверное стоит знать, — начинает он, вдруг смутившись. — Сейран решила оставаться тут только на время пока ты не поправишься, чтоб убедиться, что с тобой всё в порядке. Она спала вон в том кресле, пока её горе-мужинёк не пришёл сюда объясняться за…всё наверное. Они от души скандалили у себя, пока Сейран не ушла в комнату к Асуман, Ферита кажется ждет еще один развод.       Новость не повергла ее в шок. В целом вызвала мало реакции. Это было ожидаемо в каком-то смысле. Беременная Пелин пришла в их дом. Ферит знал и молчал, кто знает, сколько времени…Боже, он же клялся после тех фотографий, что Пелин нет и ничего он не знает..Вопрос стоял в другом. Что будет с Сейран и куда она пойдет дальше? Ее маленькая импульсивная сестрёнка не отличалась продуманностью.       — Иначе и быть не может. Но покинуть Ферита значит жизнь с отцом и очередной договорной брак или… — у нее все же чуть сбивается дыхание, обнажая весь страх и неуверенность. В этот раз Сейран может попасться кто-то вроде Саффета, а этого допустить нельзя. Никак нельзя.       — Она сказала, что поживет у подруг из университета, будет подрабатывать, — Кайя её настроение словно детектором считывает, малейшее колебание чувствует. Его руки успокаивающе скользят по плечам в медленных, почти ленивых движениях. Смотрит, уверяя в собственных словах, но так открыто и интимно почти, что на щеки набегает едва заметный румянец. — Она кажется потеплела к мне, ни разу не зыркнула даже. Считай прогресс.       Суна легко усмехается: уж зыркать Сейран умела. Одними глазами транслировала все свои мысли. Ей, конечно, пришлось бы смириться с этим браком, который, помоги им Аллах, случится с Кайёй. Но хорошо всё же, что это произошло раньше, нежели позже.       — И ещё, — его тон вдруг наполняется предвкушающим весельем, пока он лезет в карман спортивных штанов. — Мне совсем невтерпеж и зная наши свадьбы, что угодно может случиться, поэтому… — в маленьком тканевом мешочке для украшений оказывается кольцо, что он с уверенностью надевает ей на безымянный палец. Ободок скользит, как влитой и, рассмотрев его, Суна вдруг смеётся. Белое золото огибает ее палец изящным переплетением листьев, а маленькие камушки заставляют конструкцию ярко переливаться на свету. Один в один похоже на эскиз, что она однажды случайно подглядела, когда пришла прояснить ситуацию с Сейран. Теперь неловкие попытки спрятать набросок от её глаз приобретают новый оттенок.       — Боже, Кайя, это ведь…ты рисовал его на террасе тогда, — Кайя на это криво усмехается и с притворной досадой говорит.       — А вот не надо было подкрадываться тогда, испортила сюрприз теперь.       — Нет…не испортила, — камни и плетение идут по всему ободку, а в конце словно небрежно переплетаются под стать кольцу из листьев, что он ей презентовал в день их спешной помолвки. — Очень красиво, какая изящная, кропотливая работа… — она силится подобрать слова, — Спасибо.       За неимение красноречия сейчас Суна целует его в щёку, долго задерживаясь губами на теплой коже. Чувствуя, как Кайя руками спускается к талии. Его смешливая улыбка приобретает какой-то щекотливый или даже игривый оттенок. Смотрит с хитрым, почти соблазнительным прищуром глаз и вмиг будто весь меняется, тянет на себя резким и отлаженным движением, прижимает так, что с каждым вдохом их тела буквально вдавливаются друг в друга.       — Нам очень нужно пожениться, Суна, — она едва не смеётся на короткую реплику.       — Прям очень? Ты куда-то спешишь? — Кайя фыркает в ответ и, словно в отместку, предупреждающе сжимает пальцы на острой тазобедренной косточке. Все вдруг приобретает откровенный характер, нечто под меткой «слишком» для неженатых людей.       — Что ты… — преувеличенно беспечным тоном произносит он и медленно, в дразнящей или же неуверенной манере сминает край кофты. Суна чувствует, как застревает дыхание от такого посягательства. Бесстыдство абсолютное. Но любопытство до его следующих действий слишком велико, — Я хочу жениться на тебе прежде чем моего деда шарахнет очередная гениальная затея, — дыхание идет к чертям, когда первые, аккуратные прикосновения прохладных пальцев к кожи талии буквально выбивают почву из-под ног. Она по привычке скользит к его лицу и беспомощно оглаживает ладонью щетинистые щеки, в стремлении хоть что-то контролировать, держаться за. — Ну и ради других вещей…       — Других вещей? — тупо переспрашивает Суна, ощущая горячую ладонь на пояснице. Это ни разу не правильно и она уж точно не должна позволять ему так себя касаться, но смотрит Кайя слишком открыто, слишком уязвимо и…отчаянно? Словно ему это необходимо, как воздух. Другой рукой он поднимается к затылку, тянет ее голову на себя, и почти улыбается полному отсутствию сопротивления. Дыхание буквально опаляет ей губы и как на зло вспоминаются их недавние лихорадочные поцелуи. Руки на теле и острота желания. — Каких именно?       Подначивание чистой воды, провокация, как она есть, но есть ли в этом грех, если Кайя так добровольно ведётся?       Губы необычайно резко находят её. Суна даже не успевает подавить удивленный выдох. Его волосы под рукой ощущаются чуть суховатыми и фактурными от средства для укладки. Кайя бесстыже лезет языком ей в рот, когда она перебирает пальцами непослушные пряди. Мокро и несколько судорожно их губы двигаются друг против друга. Определённо слишком. Теплая рука на спине, посылает стайку будоражащих мурашек по телу, а когда он скользит еще выше, к лопаткам, ей кажется, что весь кожный покров, словно приобретает ультрачувствительность.       — Чтоб я мог делать вот так, — отрываясь произносит Кайя, — И так, — он смещает голову ниже, чтоб своими бесстыжими губами коснуться нежной кожи шее. Заставить её слишком громко для тишины комнаты всхлипнуть. И ещё раз, когда шероховатость языка касается её вместо губ. Рука ползёт ниже, к пояснице, чтоб соскользнуть на бедро, скрытое лишь тонкой тканью спальных штанов. Беспредел. Просто беспредел в чистом виде.       — Кайя, — она делает попытку его остановить. Потому что слишком, просто слишком. До сбитого дыхания и трепыхания сердца в груди. Так, что от жара, заполнившего тело, можно буквально упасть в обморок.       С неясным щемящим чувством нежности чувствует, как он послушно возвращает руки обратно на талию и, носом ведя по коже, возвращается к её лицу, чтоб легко поцеловать щёку напоследок.       — Поэтому, Суна, — говорит он, словно ничего не произошло, — Нам очень надо пожениться. И скорее всего в тайне.       — Что? — она вмиг выныривает и разнузданного состояния и резко упирается ладонями ему в грудь, поражённо смотря в глаза. — В тайне?       — Да, в тайне, — спокойно продолжает он, недовольно отнимая, упирающиеся руки от себя, чтоб снова сократить расстояние до жалких сантиметров. — А потом просто поставить всех перед фактом. Суна, я честно не знаю, что ещё придет в голову моему гениальному деду, а рисковать…всем я не хочу.       Тобой рисковать не хочу.       Этим браком рисковать не хочу.       Нами рисковать не хочу.       — Я тоже, — Суна его непроизнесённые откровения словно нутром чует. Понимает и соглашается внутренне. — Так…каков план?       Кайя вдруг усмехается, сжимает губы, словно старается сдерживать смех: — Вероятно, мне придётся тебя выкрасть, — она поднимает бровь в удивлении, — Твой отец получит больше от сделки с Халисом или так думает, я поэтому по окнам и лазаю.       Что-то неприятно изворачивается внутри под самым убогим углом. Болезненно скручивает малюсенькую часть её сердца, что в ответ отдаёт тупой болью в грудине. Конечно, очередная сделка. И чему ещё можно удивляться?       — Суна… — Кайя непонимающе хмурится. Нет, она не станет думать об этом сейчас.       — Тогда решено, — подытоживает она с напускным весельем. Отец не стоит ее переживаний. Никогда не стоил, наверное, — быть краже.

***

      Сейран без слов сгребает ее в отчаянное обьятье. Стискивает тело чуть сильнее, чем нужно и долго прижимает к себе, как самое ценное в мире. Суна от неожиданности валится на кровать спиной, но не пытается выбраться из неудобной позиции. Сердце в сотый раз сжимается за сдавленные всхлипы сестры.       — Я так испугалась, Суна, так испугалась, — бормочет она ей в спутанные, всё ещё влажные волосы. — Ты долго не приходила в себя, а потом спала, доктор сказал, что все нормально будет, но… — ее голос жалобно дрожит от обвеваемых ее чувств, наконец, прерывается резким всхлипом. Суна мотает головой и прижимает ее к себе, быстро целуя в округлую щеку.       — Всё нормально, — сейчас все действительно нормально, — Ферит… я слышала от Кайи.       — Он отрицает свою вину, — Сейран вдруг словно ожесточается. Ощетинивается словно кошка и едва не шипит злым тоном, — Говорит, что не даст развода. Преследует меня всюду, клянусь, я однажды просто убью его чем-то тяжелым. У меня кровь вскипает от одного его вида.       — Никто тебя винить не будет, — ее гнев логичен и правилен. Пусть лучше горит им, чем оплакивает свой брак. Сейран движима именно гневом и яростью. Каждая из эмоций результируется в бешеной, сбивающей все на своём пути энергией. — Кайя сказал, что собираешься переехать к подругам из университета…что это вообще за люди?       — Они хорошие, честно. Мы делали вместе несколько проектов и когда я увидела фото…после они проводили меня до дома. Аише сказала, что я могу остаться у них, диван свободен. А как найду работу, буде тоже вкладываться.       Суна чуть сжимает губы и качает головой, не уверенная в этих людях. Но и варианта лучше предложить не способна.       — Все будет хорошо, не волнуйся. Тебе вобще не надо волноваться, сейчас особенно. Они хорошие девушки. Помогали мне бескорыстно в прошлые разы, это не какой-то…притон, вполне хороший район даже, с университетом близко, — продолжает Сейран убеждать её, — А работать репетитором буду, английский или французский…хоть языки знаю.       Французский…       И тут ее осеняет. Вспоминается какая-то бизнес встреча Тарыка, где она переводила разглагольствования его будущих партнёров. Он сказал, что есть счет на ее имя и вряд ли забрал обратно недавний перевод.       — Подожди…— она почти метается к телефону, чтоб позвонить и узнать пин-код, когда вспоминает, что на улице поздняя ночь и Тарык, что выглядел едва ли не трупом вчера, сейчас наверняка отсыпается. — Помнишь пришло уведомление от банка? Это был перевод Тарыка, я однажды переводила ему встречу, когда его переводчик не смог приехать…не знаю, сколько там, но на первое время тебе должно хватить. Хотя бы снять свою квартиру или комнату, если не получится с твоими девочками.       — Тарык дал тебе деньги за перевод? — теперь сомнение было и в голосе Сейран.       — Да… — Суна судорожно ищет новую тему для разговора, за что еще он дал ей деньги она не скажет. — Тебе они нужнее сейчас.       — Спасибо, — ее ладонь инстинктивно находит её, сжимая в благодарности. Их обручальные кольца звенят и неприятно скребут друг о друга. Ободок из изящных веточек, обвивающий её палец в противовес красивому кольцу от Картье, что купил Ферит на их вторую помолвку , — Но я постараюсь не тратить их. Вдруг что-то пойдет не так с Каей и ты тоже присоединишься в клуб официально бездомных. Не дай Бог, конечно.       Её порадовало, что под отцово крыло и она не собиралась возвращаться.       — Красивое, — шепчёт Сейран, поднимая ее ладонь ближе к своему лицу, — Не видела его до этого…       — Кайя подарил, — она и сама любуется изящным переплетением веточек и блеском камушек. Брильянт или фианит Суна не могла понять, глаз не наметан пока. — Мы поженимся в эти дни.       Сейран чуть приподнимает брови и мягко улыбается: — Женитесь, я, может, была неправа на его счёт. Он…действительно привязан к тебе. Волновался очень эти сутки за тебя. Он отказался от проекта и денег Корханов ради тебя, это дорогого стоит.       Суна кивает, чувствуя, как еще один груз падает с плеч. Она бы вышла за Кайю и без её одобрения, но все же с ним шаги даются легче.       —Я много думала в последнее время, сестра, — Сейран уязвимо смотри на неё с грустной улыбкой, — О многих вещах и только начала понимать, как несправедлива была. Настолько мой рассудок был затуманен. Абидин никогда не делал и не сделал бы для тебя того, что делает Кайя. Он действительно никогда не защищал тебя перед отцом, никогда не поддерживал после Саффета. Ты была права не слушая меня. Прости пожалуйста. Я…я очень глупо себя вела.       Суна кивает и снова целует ее в щеку: — Проехали.       Меж ними снова была мирная гладь, что не нарушалась штормами снаружи, и этот простой факт, словно целительный бальзам, лечил израненное их разлукой сердце.

***

      Ей кажется, что она попала в какой-нибудь фильм или книгу, когда тайком собирается сбегать из особняка, чтоб выйти замуж. Сейран старательно орудует плойкой, укладывая волосы во что-то отдалённо напоминающее голливудскую волну. А Суна, припудривает лицо, стараясь не испачкать бежевой пылью белый ворот платья. Конечно, не свадебного, в таком никак не умыкнёшь из дома, не привлекая внимания, но нечто не менее красивое, пусть и простое.       Кто-то из них постоянно косился в сторону двери, так и ожидая, что сейчас влетит разъярённый отец или возмущённая тётя. А может и Ферит, прознавший, что его жена пришла за остатками вещей в его отсутствие сорвётся с новоприобретённой работы. Ферит не согласен на развод и с маниакальной въедливостью пытается найти новый адрес Сейран и начать очередной раунд оправданий. Суна по-честному чувствовала тошноту от его бесстыдного отрицания вины и настояния, что их брак нужно сохранить. На её счастье пока Сейран не спешила прощать или даже слушать своего всё ещё мужа. А ещё вчера вечером Суна честно пыталась поговорить с отцом и настоять на своем желании выйти за Кайю, но в ответ получила только болезненное хватание за волосы и возмущённые нотации. Через просветы между купюрами от Халис-бея Кайя резко стал недостойным женихом. От этого побег ощущался еще запретней и соблазнительней. Они не дают благословения? Прекрасно, обойдёмся без него?       У неё с утра все внутри то заходилось волнением, то искристым предвкушением. От нетерпеливости буквально кололо кончики пальцев. Потому что брак с Кайя ощущался, как глоток свежего воздуха, а брак с ним — вожделенная свобода и безопасность. Потому что с каких-то пор именно Кайя стал ее главным желанием.       Сейран бесстыже суёт ей запечатанный комплект белья, из той серии, что она стыдливо брала с Асуман и хитро-хитро улыбается, пихая ее в бок локтём: — Не изображай святую невинность, я видела, как вы обжимались прям тут у всех на глазах.       — Не было такого, — Суна чувствует, как смущение затапливает каждую клеточку тела. — Не было.       — Конечно, не было. Я думала, ты ради приличия хоть шугнешь его, но нет, только стояла в ожидании продолжения, — она виртуозно уворачивается от прилетевшей в неё салфетки. — Ну хватит, сейчас тут мне всю красоту испортишь. Я только закончила, пусть хоть остынут кудри.       — Глупостей не надо говорить потому что, — Сейран показательно хохочет, ясно показывая, что думает об этих оправданиях. Ее звонкий смех прерывается с подозрительным шуршанием у двери, что приводит их обеих в состояние паники и страха. Тихий стук едва не заставляет их обоих вскрикнуть, а после одновременно облегченно выдохнуть, когда слышится тихий, чуть развеселённый голос Кайи: — Я очень извиняюсь, но у нас по программе кража и роспись.       Сейран тихо прыскает себе под нос и быстро отпирает ему дверь и безапелляционно заявляет: — Без выкупа не отдам её.       — Что? — кудрявая голова Кайи появляется в дверном проеме с выражением чистейшего европейского непонимания. Оно всё стирается до капли, когда его глаза находят её. Когда мягкая улыбка трогает губы, а глаза словно подсвечиваются удовольствием и обожанием. Кайе определённо нравилось, что он видел перед собой.       — Я…— он прочищает резко запершившее горло и, не отрывая от неё глаз, отвечает Сейран, — Давай…потом договоримся, мне она сейчас очень нужна.       Сейран крепко-крепко сжимает губы, пытаясь сдержать смех и чуть краснеет с довольством смотря на них обоих: — Свои люди — сочтёмся.       — Спасибо, — Кайя наконец решает подойти и в два мягких шага оказывается перед ней. Слишком трепетно берет за руку и прижимается губами к скуле, предельно близко к уху, чтоб потом прошептать: — Никого красивее не видел.       Четыре слова беспощадно повергают ее в состояние безграничной радости и смущения. Но прежде, чем она успевает что-то ответить он уже поворачивается к Сейран, поддельно увлечённо рассматривающей…косяк? Из всех возможных вещей: — Начнем?       — По вашей команде, — они обмениваются знающими ухмылками партнеров по преступлению, и Сейран уверенно выступает в холл, чтоб проверить его на наличие свидетелей. — Чисто.       Дорога до комнаты Асуман занимает считанные минуты, но у нее болят ступки от старательного вышагивания на цыпочках. Ладонь Кайи крепко сжимает её, периодически играя с пальцами, а его улыбки до невозможности хитрые и довольные. Все ощущается, словно глоток искристого шампанского, что покалывает язык. Она словно нырнула в сказку на несколько часов и по счастливой случайности ещё не была вытянута оттуда неумолимыми руками судьбы.       — Вай, вай, вай, — дивится Асуман на них, как только их чудесная компания пересекает порог комнаты, едва не подпрыгивает от радости сама, — А вот и мои нарушители порядка. Какие вы красивые…у нас все по плану?       — По плану, по плану, но надо ускорится, нам сказали прийти до закрытия, чтоб нас вписали последними, — Суна лично считала, что им всем просто нечего делать, раз они решились на такой изощрённый и хитросплетений план. Задумка заключалась в том, чтобы они с Каёй выбрались через комнату Асуман, обошли дом и ждали между служебных домов, пока девочки отвлекут охрану. В теории это позволит им уйти без лишнего шума, на практике Суне хотелось всего возможного шума и скандалов. Она впервые в жизни шла на перекор и для такого значимого действа, предпочла бы иметь публику. Отец придет в ярость, но в этот раз бессильную и ей хочется глядеть ему в глаза.       Все проходит, как ни странно, почти гладко. Они даже не попадаются никому на глаза, и её фееричный выход из окна сопровождается всего парой ругательств и нескончаемыми смешками Кайи. Он слишком наслаждался всем этим.       — Ты самая ретивая невеста на краже, и оделась сама и через окно перелезла, как мне повезло, — она не стыдится пихнуть его в плечо за лишние разговоры.       Асуман и Сейран, наверняка, уже начали свой, ей неизвестный пока акт, или готовятся к нему. Пока Суна с почти детским восторгом и нетерпеливостью ждет с Каей в проулке.       — Где твое кольцо? — вдруг спрашивает он поднося ее ладонь близко к лицу, — С размером не угадал?       — Здесь оно, — Суна непонятливо подставляет вторую руку, — Сидит, как влитое.       — А…в Турции на левой носят, да? В Британии обычно отдают предпочтение правой, — Теперь обе ее ладони оказались в его. Пальцы кажутся совсем тонкими и чрезмерно ухоженными, лощеными в сравнении с его: мозолистыми от работы с украшениями и рисования, с застарелыми шрамами и незажившими ссадинами на костяшках. — Я тебе ещё кое-что приготовил, — Суна восторженно улыбается и ради приличия в удивлении поднимает бровь. — Чёрт, я не умею хранить секреты.       — Ну почему же? Ты начал рисовать эскиз кольца еще давно, а презентовал мне только сейчас…       — Просто, чтоб ты знала, я его специально в мастерской оставлял, просто чтоб не подарить тебе раньше времени… — Он улыбается чему-то своему, — Господин все эти недели подкалывал меня. Говорил, что я единственный мужчина, что ждёт свою свадьбу с тем же нетерпением, что и женщины.       — Ты кажется ладишь с ним, — она вспоминает, как Ферит безостановочно жаловался на него, — Мне казалось, он очень чёрствый и жесткий человек…       — Так и есть, он строг и не терпит ошибок, помарок или баловства, — Суна усмехается внутренне от того, с какой ретивостью Кайя защищает мужчину. Может правда спелись? — А когда критикует работу не выбирает выражений. Но со временем он оттаивает к людям, почти теплеет, хоть и все равно не особо разборчив в словах, — Кайя вдруг улыбается явностей и опустив ее руки обнимает за талию, проникая ладонями под полы пальто, — Знаешь, что он ещё говорит?       — Что? — Суна смущенно закусывает губу, но смотрит скорее с пикантным любопытством.       — Что чем ближе к свадьбе, чем лучше мои работы, словно что-то заново вдохновляет меня изнутри… — она чувствует, как губы непроизвольно растягиваются в улыбке. От его тела идет пленительное тепло, что превращается в натуральный жар под ее ладонями. Кайя лишь чуть-чуть вздрагивает от прохлады ее рук на своей груди.       — Наверное, разглагольствования Халис-бея перед ужинами, не иначе, — Кайя коротко смеётся и только крепче прижимает ее к себе.       — Ну разумеется…никак не моя очаровательная жена, — и можно ли настолько на нее влиять всего лишь словами?       — Мы пока не женаты, — замечает она, просто чтоб отвести внимание от собственного разомлевшего состояния. Кайя на её реплику только закатывает глаза и качает головой, заставляя прядь волос упасть на лоб.       — Детали. Скоро будем, — Последнее слово он произносит совсем близко у её лицу. И когда успел только? Она почти чувствует его губы на своих и уж точно плюет на слой кораллового блеска для губ, что наверняка окажется размазан, как слышит отдалённое шуршание гальки из-за угла.       Все законы жанра исполняются сейчас, потому что через секунду показывается Абидин с занесенной ко рту сигаретой. Он, как вкопанный, замирает на своем месте стоит только ему заметить их. От болезненного и вмиг расстроенного выражения его лица ее уже не тянет плакать самой, но желание прекратить все это никуда не исчезает. Почему нельзя без этих второсортных драм напоследок?       — Абидин-бей, — произносит Кайя резким голосом, очнувшись первым, он весьма многозначно стискивает ладонями ее талию под пальто и ни разу не собирается отпускать. — Мы тут несколько…заняты. Идите покурить в другом месте.       Лицо его в миг меняется, на гримасу боли и ревности наслаивается злость и едва не презрение. Он цедит каждое слово: — Извините, мне казалось… — он остро смотрит на неё в обвинении. Когда-то это было их место встреч, — Я не думал, что тут будут посторонние.       Кайя зло, насмешливо усмехается, прежде чем произнести знающим голосом, притягивая её ещё ближе: — А думать надо, Абидин, думать всегда надо и наперёд, — а потом небрежным кивком указывает на поворот из которого он появился, — Но извинения приняты, можешь идти.       Вот так. С пренебрежением. Словно с пустым местом. Смачным плевком. Доводя собеседника до гремучей ярости.       — Госпожу Суну ищет отец, — друг выдаёт он, крепко сжав руки в кулаки. Суна мгновенно напрягается, несмотря на медленные поглаживания пальцев Кайи на талии. — Он просил привести её, как можно скорее.       Явная отчаянная ложь, продиктованная ревностью и обидой.       — Да ни хрена, совсем нас за идиотов держишь? — Кайя срывается с тихим щелчком собственного спокойствия и успевает несколькими шагами сократить расстояние меж ними. Суна едва успевает остановить его в метре от Абидина, явно ждущего повода начать второй раунд их идиотских драк. — Чего ты хочешь добиться этой примитивной ложью?       — Кайя… — она пытается остудить пыл. Долго же это в нём томилось.       — Никто тебя не ищет, и ты и я и даже он это знает. Просто ищет оправдания задержать нас. — к счастью он все ещё контролирует свой голос и если что к ним не привлечется много внимания. Боже, если кто увидит, то стыда не оберёшься. — Но ни хрена не выйдет, даже если все свои скудные умственные способности задействуешь. Тебе ничего не светит здесь.       — Да что ты говоришь? А не думаешь, что… — они просто идиоты со слишком большим количеством энергии.       — Хватит, — говорит Суна до того, как Абидин может закончить предложение и дать Кайе повод. Они правда устроят сейчас здесь этот балаган? — Прекратите немедленно. Я не хочу драк в мой свадебный день. А вы, Абидин-бей, действительно должны уйти, как вам и сказали.       — Но ваш отец… — он уже совсем теряет пыл вдруг. Словно цепенеет после ее слов и гнет свою линию совсем без энтузиазма. Суна чувствует, как что-то ломается или встает на место в нём. Она знает, как его ранят последние слова. Знает, что в голове он приравняет это к приказу, к выпячиванию факта того, что Кайя — Корхан, а значит выше его по статусу. Что она бьет в его работу, в его социальное положение. Но ей уже почти плевать по-честному. Конкретно сейчас точно. Может думать, что хочет, но подальше от них.       — Скажи ему, что мы с Каей поехали расписываться. Пусть это и испортит весь сюрприз, — Кайя нехотя поддается ее пиханиям в грудь и отступается назад, подальше от Абидина с его стойчекским гневливым выражением лица.       — Что на тебя нашло? Вы и так дрались недавно. С чего сейчас заново начинать? — Кайя на это только зло фыркает и неверяще качает головой. Отвечает, только когда Абидин действительно уходит.       — А то ты не понимаешь… Он все ещё надеется на что-то в твоем отношении. Лезет и лезет, думая, что ему это блять все ещё разрешено, — он в отвращении морщит лицо и убирает руки в карманы, словно отгораживаясь от ситуации. Словно стыдясь своей ревности, этих острых реакций.       — Ты ревнуешь, — мысль бездумно обретает звуковую форму и слетает с губ. Кайя смотрит на неё чуть разочарованно, словно такая очевидность могла и не проговариваться. — Я имею ввиду…даже сейчас? Когда я буквально сбегаю от отца, чтоб выйти за тебя?       Кайя стыдливо тупит глаза в пол и беспокойно прикусывает губу в нервном жесте: — Это не то, чем я горжусь. Но правда такова, что мы живем в одном доме с твоим бывшим, с твой «великой любовью», каждый день ты встречаешься с ним и пока мы не уедем отсюда изменить ничего нельзя будет… Его постоянное ошивание рядом и эти масляные взгляды меня охренеть, как…нервируют.       В нем это росло действительно дольше, чем она предполагала. Выходит, что в каждой короткой интеракции с Абидином, Кайя видел двойное дно, мучился от неизвестности и ревности? А она никогда не проясняла этот момент, предпочитая замалчивать ради собственного комфорта. Ей вдруг становится стыдно, за такую непродуманность       — Не было никакой «великой любви», если тебе станет легче от этого, — она нерешительно подходит ближе и оправляет лацканы пальто, запахивая на нём этот предмет одежды. — Мне нужна была хоть какая-то поддержка в то время, а Абидин всегда был поблизости. Ту неловкую симпатию, что мы имели, я принимала за большую любовь по неопытности. Потом… — она сглатывает, вспоминая свое бракосочетание. Руки Кайи медленно ползут к плечам, видимо понимая тяжесть ее мыслей, — …меня выдали за Саффета, а после него он отказался на меня смотреть. Считал предательницей, хотя мое слово едва ли имело значение в вопросе, — лицо Кайи искажается в болезненной и горькой гримасе. Но именно она озаряет его глаза неотвратимым пониманием, — Правда в том, что Абидин был большой иллюзией и кучей пустых ожиданий. Он бросил меня в самый трудный момент, не пытался понять или банально защитить от отца…и от всего этого скорее грустно, чем горестно, Кайя. Ведь мое доверие и надежды, то возможное светлое чувство были так болезненно растоптаны.       Кайя чуть кивает. Смотрит серьёзно и с непонятным оттенком уязвимости. Его руки ложатся на скулы. Таким знакомым, почти родным жестом, что Суна вдруг чувствует неясное облегчение внутри. Аккуратно обнимают лицо, гладя шершавыми пальцами кожу. Внутри…спокойствие. Долгожданная тишина. Все словно встаёт на свои места.       — Я не предам твоего доверия. Я буду стоять за тебя до конца, — его губы накрывают лоб в коротком поцелуе-обещании. — Я сделаю все, чтобы ты не пожалела.       Каждое слово словно выжигается в сознании. Впервые за долгое время она почти не сомневается. Впервые она не смотрит на клятвы, как на пустые слова, что обратятся в прах при первом огне.       — А теперь, — он уверенно смотрит ей в глаза и азартливо улыбается, — пойдём и поженимся. Уверен, Сейран и Асуман уже разыграли драму достойную Оскара.

***

      Как ни странно, хотя бы церемония бракосочетания проходит без инцидентов. Кайя сравнительно быстро объясняет ситуацию и их…женят. Суна действительно выходит замуж. С реальным согласием, неровной росписью дрожащей рукой и даже обменом кольцами. Кайя без стеснения целует ее едва получив разрешение, крепко и отчаянно прижимается губами. А после счастливо улыбается, как мальчишка и громко благодарит женщину-регистраторшу. Суна цепляется за него руками, трет пальцы привыкая к ощущению кольца и едва дышит, боясь, что все окажется пустой сказкой.       Ни отец, ни тётя, ни даже Ферит не кажут носа из своих комнат, когда они рука об руку входят в особняк. Кайя радостно трясет документами перед своей мамой и с напряжённой улыбкой выделяет слово жена. Суна не скупиться добавить яду в собственную ухмылку, когда целует ее дрожащую руку в знак уважения. Ее глаза блестят гневом и растерянностью, словно в ней борются две личности. Но даже она способна выдавить фальшивое, как и почти все в этом доме, «поздравляю».       На ужине все кажутся больше удивленными, чем действительно радостными за них. Только Асуман едва не прыгает на месте и оглядывает их обоих с широкой, белозубой улыбкой. Её проигрывания бровями едва не посылают Суну в истеричный смех. Напряжение в ее теле только строится и строиться высоченной башней. А мандраж колотит тело в разы сильнее нужного. Халис-бей не спускается к ужину по состоянию здоровья и даже не принимает их у себя, хоть ради приветствия, но передает свои поздравления через Латиф-бея. Скрежащее, но одобрение. Этого пока достаточно.       Ее семья не выходит ужинать. Никто. Ни мама, ни отец, ни тётя. У Суны нет ни единого сомнения, что это ответ на ее своеволие. Ей необходимо до стыда много усилий, чтоб преодолеть это простой факт. Но слезы обиды все же собираются в уголках глаз. Как только она перестает быть покорной или послушной они исключают её, считая предательницей.       Госпожа Ифакат одаривает ее оценивающим взглядом и изгибает губы в подобии улыбки. В реальности это выглядит оскалом змеи перед броском. Суна давит желание отвернуться, трусливо отвести взгляд и только улыбается в ответ, обнажая ровный ряд зубов. Пройдет еще долго времени прежде чем она станет равной госпоже Корханов. Суна это принимает. Но и время позорного отвода глаз тоже прошло.       Их новая комната больше, чем ее прошлая. И вид перенесенных и даже уже разложенных вещей вызывает смешанные чувства в ней. Вид Кайи деловито перекладывающего все в те места, что ему удобны — тоже. С ужасом она чувствует, как дрожат собственные колени, при мысли, что она ближе…ближе уже некуда.       В ванной бесконечно долго оправляет шёлковую сорочку. То затягивая халат наверху потуже, то вовсе едва не стягивает его с плеча. Дыхание безбожно сбивается и Суна старательно отбивается от приступа паники, что того гляди дотянется до лопаток и скользнет в самое нутро. С приступом тошноты она вспоминает свою первую ночь с Саффетом. Весь свой страх и бессилие. Отвращение, что пробирало до костей.       Суна загнано дышит и дышит, сжимая кулаки пока кости в пальцах не трещат. Старательно думает, успокаивает себя. Заново вбивает, что Кайя — не Саффет. Ни разу. Просто ни единого. Кайя дышал с ней, когда приступ паники перекрывал кислород. Кайя нёсся на всех парах, чтоб защитить от отца. Пошел против деда и своих интересов, чтоб сейчас они могли находиться в этой комнате одни. Никогда не давил или принуждал. Был на ее стороне, когда она едва не пристрелила человека. Не может, просто не может все это быть обманом или притворством.       Суна в последний раз ополаскивает лицо холодноц водой и в каком-то истеричном волнении просит Аллаха не причинять ей еще большей боли. Не делать это очередным испытанием.       Когда она выходит из ванной, Кайя задумчиво сидит на кровати и вздрагивают, когда полы под ее босыми ногами скрипят. Она буквально выдыхает. Едва не смеётся от облегчения, когда видит в его глазах схожее волнение.       — Я… — он быстро облизывает губы и с усилием отдирает взгляд с её голых коленей, когда она нерешительно садится рядом с ним. Как ни странно Суна чувствует желание прикрыться лишь на половину. — Просто, чтоб ты знала, если…я не давлю на тебя, — он наконец четко смотрит ей в глаза, убеждая в собственной честности, — Одно слово, Суна, и…мы будет просто спать сегодня, если захочешь.       Ее дерёт на части от эмоций. И, конечно, он не давит, конечно, оставляет право выбора за ней. Как она могла сомневаться? Как она думала, что после всего, он опустит ее до принуждения? Волнение с оттенком страха покидают ее тело. Оставляет пружинистое чувство лёгкости в замен, что тут же приправляется щекотливым смущением и любопытством. Сколько раз она задыхалась после его поцелуев? Сколько раз бессильно сжимала бедра, чувствуя напряжение меж ними? Сколько раз гадала, какого будет не остановиться? Исследовать эти ощущения полностью?       — Я не хочу, чтобы ты заставляла себя сейчас или делала, потому что думаешь, что должна, — тихо произносит Кайя, не представляя какой оборот приняли ее мысли, — В этом вопросе я не согласен ни на что меньшее, чем твоё желание, — он открыто и несколько напряжённо смотрит ей в глаза и прочищает горло, — Поэтому…можем положить подушку или…я не знаю…что-то еще придумать…       Но Суна не хотела думать. Не хотела подушек меж ними или смущающей полу фикции полу реальности. Она хотела Кайю. И он давал ей возможность действительно выбрать его сейчас.       — Не надо, — её голос кажется слишком низким и тихим, выдающим с головой. Она пробно и неуверенно касается его руки на кровати, — Не надо ничего придумывать. Никаких подушек между нами. Я выходила за тебя не для этого.       Кайя медленно поворачивается к ней корпусом полностью. Цепляется пальцами за ее ладонь и ласкающими движениями поднимается к запястью: — Тогда для чего ты за меня вышла?       Суна чувствует, как тяжелеет дыхание, как кожа покрывается мурашками от его касаний. Как одним своим словом сейчас она переступит черту и окажется на новой территории. Как сделает все почти необратимым между ними.       — Потому что хотела, — Кайя тяжело сглатывает и наклоняется ближе. Судорожно мажет взглядом по её губам и телу и выглядит, словно спортсмен на старте. Одно слово и он сорвется. Помани и обратной дороги не будет. Суна двигается ближе и кладет ладонь ему на щёку, чувствуя, как колется щетина. — Потому что хочу сейчас. Этого брака, — Его губы оказываются в считанных сантиметрах от её, — Тебя.       Кайя добровольно срывается с тихим выдохом и с чувством захватывает ее губы в поцелуе.       Сильнее и судорожней, чем обычно.       Словно жил ради этого момента.       Словно оказался за гранью и не мог надышаться.       Руками быстро и знакомо находит талию, пересчитывает пальцами ребра и целует так, что внутри всё сжимается от затаенного восторга. Одобрительно мычит стоит ей скользнуть ладонью в растрепанные кудри и прижать к себе сильнее. Его язык не знает никакого стыда. Проходится по губам, проникает в рот, ласкает, подымая ответить. Заставляя дышать все судорожней, прижимать его ближе к себе. Ощутить снова горячее тело, прислониться кожа к коже, до предела близко. Как хотелось уже давно.       Его рот переходит с губ на шею, особо чувствительную сейчас. Почти знакомая ласка, но и он застает ее врасплох своей интенсивностью. Суна громко и загнано дышит в тишину комнаты и подставляется сама, млеет от откровенной ласки. Отчаянно цепляется за его плечи, пока Кайя выцеловывает каждый открывшийся сантиметр с непомерным усердием. Влажно оглаживая кожу языком, каждое движение которого, словно отдается пульсацией между бедер. Чуть прикусывает переход шее в плечо, чем вырывает первый стон. Сдавленный и откровенный. До стыдливого смущения нуждающийся. Напряжение нарастает между ними, воздух ощущается буквально тяжелым, слишком плотным для легких. Суна теряет себя в пространстве и в жадных прикосновениях, не до конца веря, что всё действительно может ощущаться первозданным удовольствием без капли боли или отвращения.       Кайя тянет ее ближе, крепче сжимает руки на талии и спине, словно ему эта близость так же необходима. Но рукой все равно неловко ослабляет узел на поясе и стаскивает с плеча рукав, тут же исследуя открывшееся пространство губами. Жадно и крепко целуя, оцарапывая зубами в собственном безумии. Бесстыже накрывает ладонью грудь и с жадностью сжимает полушарие до нового стона. Пытается стянуть халат вовсе и раздосадовано мычит, когда ткань натягивается на теле, но не поддается полностью. Ощущение шелка на коже раздражает и будоражит одновременно. Но если стянуть ткань, то скольжение шелка заменится на кубы Кайи, а она в этом до абсурдности сил но сейчас нуждалась. Суна сама помогает ему. Трясущимися руками тянет с себя верх халата, так и не развязав узел полностью и тут же оказывается повалена на кровать.       Кайя накрывает ее сильным телом, словно пуховым одеялом и отделает от всего остального мира. Непроизвольно он оказывается между ее ногами и от переодических касаний бедер и животов внутри все наполняется вязким жаром. Напрягается до предела, делая её развязанней. Напоминая, каким сильным может быть плотское желание.       Сейчас даже не важно, что похоть это грех, что наверняка непотребно так откровенно хотеть мужчину.       Внутри только желание и затаенный восторг. Пьянящие ощущения тяжести и легкости одновременно.       Кайя стонет, буквально стонет ей в шею, когда Суна обхватывает его ногами и тянет на себя, вжимает так, чтоб поучить хоть каплю необходимого трения. Звук только добивает её, заставляя мышцы меж бедер беспомощно сокращаться не то принося удовлетворение, не то усиливая нужду. Ощущения настолько интенсивные, что голова буквально идет кругам, и комната в тусклом свете ночника рябит цветными пятнами. Кайя добирается до груди. Бесстыдно приспускает сорочку и целует до того, как она успевает смутиться. Его язык ведет холодную дорожку от центра грудины до соска и ощущение до того острое и новое, что Суна громко всхлипывает на выдохе, чувствуя, как пульсация меж бедер обретает новые обороты. Как голова становится совсем легкой.       — Боже, Кайя… — Суна беспомощно скребет пальцами по спине и плечам, дышит совсем поверхностно, делая каждый выход похожим на стон. Тонкий остро вспарывающий тишину комнаты. Горячая ладонь накрывает ягодицу, с усердием гладит, сжимает, даже скомкано тянет ткань белья, заставляя с шипением втянуть воздух сквозь зубы. Ткань сжимается меж бедер трется и скользит в том интимном контексте с таким необходимым давлением. Суна почти просит его вернуться, когда Кайя переходит на оголенное бедро, сжимает пальцами плоть. У неё по телу проходит дрожь.       Всего мало и много одновременно, ей словно тесно изнутри.       Она беспомощно ерзает под ним, вжимаясь сильнее, подсознательно ища необходимого давления. Едва не хнычет от недостатка. Кайя скользит рукой ниже по ноге, к колену, и пытается как-то направить ногу или завести себе за спину, когда тело вдруг неопрелеленно цепенеет. Просто коченеет в фантомном воспоминании рук Саффета. В животе поверх горячего возбуждения вяжется узел страха и острого дискомфорта. Суна чувствует, что тело Кайи вдруг слишком давит на неё, а руки его в опасной близости от голени, что почти ступни. Красная зона. Она вдруг не может нормально сконцентрироваться и отогнать этот приступ, как делала обычно.       — Кайя…— тон совсем не похож на тот, каким она его звала минуты назад. Он лишь непонятливо приподнимает голову, отсоединяясь губами от её кожи. Она чуть пихает его от себя, чтоб получить достаточно воздуха и с паникой думает, как объяснить, чтоб он понял правильно.       — Суна…? — заторможено убирает руки и к ее облегчению, дистанцинирует себя от неё. На вдохе она жмурит глаза до ярких пятен и концентрируется на отсутствии чьих либо касаний на ногах. Трет ступни о покрывало кровати и выдыхает с тихим свистом, берет во внимание обстановку, Кайю, а не Саффета.       — Я…все нормально, просто… — ее не хватает договорить предложение. Становится слишком обидно, больно даже. Что сейчас это встаёт таким образом. Что часть ее не может преодолеть это.       — Дыши… — Кайя откатывается в сторону и разворачивает голову к себе, заставляя смотреть в глаза. Ощущение его ладони на щеке, медленно гладящих кожу пальцев отдает чем-то знакомым и почти родным. Успокаивает и дает чувство большей чем минуту назад безопасности, — Я прекратил, ничего не будет, если ты не готова. Просто дыши, ладно?       Такой благородный и хороший Кайя. С мягким обеспокоенным взглядом и распухшими губами на раскрасневшимся лице. Минуты назад теряющий себя в вязком возбуждении, а теперь блюстящий её комфорт и спокойствие. Ей становится еще обиднее вдруг, потому что она хочет этого сейчас с ним. И эта заминка, этот малодушный приступ все портят.       — Нет…я…я хочу, просто…вспомнила и ты коснулся икры…и…       — Прости, — он тут же сокрушённо качает головой, — Прости, Суна, я забылся. Ты нормально или…?       — Нормально, — это было нечто секундное. Почти пустое в сравнении с сожалением сейчас. Потому что она с Каёй. Она с тем, кто ставит ее комфорт в приоритет и уж точно ни за что не принудит. Она бегло осматривает его тело, останавливаясь на задравшейся на животе футболке. На полоске бронзовой кожи, что оказалась неприкрыта перед ее взором. Страх покинул ее тело, снова оставляя ее наедине с острым возбуждением, что заставляет напрячь бедра. — Ты…не будешь…? Я имею ввиду…       — Ты…все ещё хочешь? — она видела надрыв в нём. Его борьбу внутри. Неуверенность и откровенное желание одновременно, — Ты ничего мне не должна сейчас.       Щетина колит ладонь, когда Суна приближается к его лицу и целует сама. Медленнее, чем до этого. С концентрацией и полной отдачей себя. Глубже и развязанней, чем она когда-либо себе позволяла.       Часть ее буквально умоляет его. Помочь ей преодолеть этот блок, перелистнуть страницу окончательно.       Кайя подключается молниеносное быстро и его руки вновь жадно сжимают ее тело, тянут ближе, заставляя её буквально лечь на него. Непонятная поза, никак не та, что она ожидала, но с определённой стороны более комфортная. Минимализирующая давление на нее и дающая ощущение большего контроля, а значит комфорта для неё.       — Я сама хочу, Кайя, — Суна чувствует нужду произнести это в слух. Тяжело сглатывает, когда он всё же стаскивает полностью с нее халат, резко вытягивая полы зажатые меж ними. Смотрит он слегка дезориентированно и глаза, словно заволокло туманом. Но внимает каждому слову все равно. Рукой находит поясницу и нерешительно замирает на переходе спины в ягодицы. Дышит совсем тяжело ей в губы, но смотрит, смотрит в ожидании, и, кажется, только ждет зелёного цвета, — Покажи мне, пожалуйста.       Рука спускается к ягодицам и подтягивает её выше, чтобы вставший член упирался ровно между ее бедер. Суна только успевает выдохнуть от неожиданности и острого удовольствия, прежде чем ее рот снова оказывается занят крепким поцелуем.       Кайя выполняет ее просьбу.