смайлик.

«Альбедо…» слышится в чудной голове на повторах. Мучительные хрипы, издающие, словно во все перепонки. Будь-то к миру Тейвата подключен чужой голос. Словно это обладатель всего мира, создатель принца мела. Но смогла бы Рэйн связаться бы с ним? навряд-ли. Это не его голос…это голос слишком близкого человека. Тот, кто посмел бы быть ближе, а именно тот, кто исходит от создателя. Но голос тут же утихает. От него нету смысла. «.АЛЬБЕДО!» вновь в мучительную ноту в более испуганном тоне. Что же это? это чужой голос, что ярит только после моей кончины? что это за воспоминания? почему они бьют в голову? что же это может значить? хотел бы знать Альбедо хоть когда-либо. Хоть один ответ на свой вопрос в его грязной жизни. Это повторялось вновь и вновь, а с каждой мыслью всё сильнее, не давая хотябы какого-то покоя. Это как цикличная реакция, что бурлила бы в той же самой пробирке, пока не разъела бы вовсе целое стекло. — Ну так очнись, Альбедо. В чем же ты погряз, мой мальчик? слышал алхимик, когда его бедра раздвигали, а после неугомонно сдирали с него кожу целыми ногтями, а на бедрах оставались ярые следы, чуть-ли не в кровь разодранные. В остальных случаях мел ничего не ощущал. Его в буквальном смысле рвали до потери сознания. Такое, увы, было уже настолько привычным, что он уже и не помнит, что такое «ощущение стыда», а что означало «чистейший человек в глазах других людей». Как ему вернуть тот смысл, что у него должен был быть? как ему вернуть ощущение, что родной брат — целое создание от Рэйн, что имеет его же обличие, не ебал Альбедо до потери его же пульса? не раздвигал его ягодицы и тактично, с хлюпом, не входил куда глубже, во всю длину? как ему вернуть воспоминания ребят, что видели в Альбедо лишь алхимика, лишь того прошлого художника, что частенько пропадал на хребте, а не потерянным в чужих глазах юношей, который закатывал свои глаза от присущей боли и не в состоянии себе помочь? «Альбедо мог сделать всё. Он же гений, настоящий алхимик… разве нет?» нет. Двойник бы ответил, что тот ничтожен. Он бы мог себе помочь, если бы так захотел. — ты же ведь просто желал, чтобы я выебал тебя как суку? - нет. Альбедо так нисколько не думал. Для него это был кошмар, когда руки неумолимо дрожали, ногти впивались в кожу аж до крови, а тот стискивал зубы, лишь бы не закричать от боли. Он хотел забыться. Вырубиться точно так же, как в прошлый раз… Грудь алхимика прижимается к земле от присущего давления средь его лопаток, когда двойник упорно поджимает того, стискивая к земле и не давая какого-либо пространства, даже малейшего движения в сторону выхода от лаборатории. Вьюга дунула. На хребте кишела абсолютно другая нота. Казалось, та, что убьет одного из них. Пальцы поджимают снег, становясь ледяными, как сосульки, что оборачивались колом, будь-то режущим орудием. Клон по то время абсолютно сдирал с Альбедо всю одежду, рвал её, как какие-то тряпки, как корочку от давней засохшей раны. — одно движение, Альбедо, и ты сам понимаешь, что будет с тобой после. Клянусь, я опозорю тебя даже без особых усердств. холодная, мокрая ткань от пальцев проходится по чужой оголенной спине. Всё буквально разодрали. От одежды лишь остался единственный лоскуток, что был под Альбедо. Всё остальное превратилось в кашу, что аж по пазлам не соберёшь. Такова ли их история? именно. Утешительный снег, что шёл буквальной зимней порой, касался новой абсолютной тропинки, пряча следы самозванца в сею же минуту. Ведь вьюга заодно придавала белый, словно последний, фон, что можно было увидеть от хребта. Аномальная погода холода, что заморозит любого, кто прийдёт хоть как-либо тепло одетым. Попробуй-ли узнать, что от тебя останется, присмотревшись бы ты в эту белую пору. –...пошел ты, Рубедо. В сею же минуту последовали попытки окончить данные издевательства. В голове читалось одно: «Прекрати, брат. Пожалуйста. Хотябы здесь оставь меня в–…обрыв. Руки, что неугомонно пытались оттолкнуть Рубедо, были заморожены. Их словно пробрало колом. В сердце поспешно ударил некий поток боли в левом боку. В Альбедо вонзили нож. — заткнись. Мерзавец.