(Не)молчать

«Мы отпустим вас, Соня, но только официально. Макарова Лиза и Ева Эванс уже и так устроили множество проблем. В конце этой недели. Может быть, вы ещё передумаете» Соня знает, что не будет никаких «может быть». Чувствует подсознательно, потому что проект и его составляющие отбирают куда больше, чем дают, опустошая итак практически пустую душу. Хотя, возможно, она просто не дошла до «того самого» испытания, которое открыло бы глаза на её никчемную, безликую жизнь. Но, с другой стороны, дольше шести-восьми недель она бы здесь не осталась — зрителям нужны зрелища, драки и ссоры, объятия после и улыбки, нужны сильные, волевые личности, готовые абсолютно (не)изменится ради проекта. Такие, как она, симпатичные, может, даже душевные в какой-то мере, но правильные и не конфликтные не нужны. За миллиметрическими изменениями таких банально не интересно наблюдать. Это прекрасно понимает руководство, прекрасно понимают педагоги, переставшие вкладывать в проплаченный на 90% проект искренние эмоции. Прекрасно понимает Соня, потому что опросы, потому основная часть зрителей, обожающие абсолютно не её. Было бы у неё детство трагичное, с буллингом и одиночеством, цеплялись бы за неё больше — а так… ну, педофилия. Но детство же у неё было, родители любили, вон, потому что, улыбается почти каждое испытание. Соня больше не хочет в этом участвовать. Даже ради славы, которой у неё не будет и при условии нереальной победы. Даже ради себя и собственного желания сделать жизнь лучше.

***

Когда их привозят на стройку, Соня знает — будут каблуки, потому что неделя женственности. Готова к ним, как, пожалуй, только Диана Адаменко. Не считает это преимуществом. Вера сидит рядом с ней в автобусе, держит незаметно для всех за руку, тихо шепчет о том, что стоит передумать, остаться, не ради неё, ради себя. Вера красивая, Вера внушающая и стойкая. Соня кладёт голову на её плечо, закрывает глаза. Обсуждать не хочется, она решила, и решения не изменит. Проект душит её, и моменты нежности с Верой, участившиеся после побега Лизы, хоть и приятные до мурашек, но явно недостаточно сильные, чтобы перетянуть внимание с основных проблем. Вера целует её в лоб.

***

Вызывающее поведение Дианы Соня, в отличие от Веры, не поддерживает, потому что четвертая неделя, месяц с парой дней на проекте, и в фуре одного водителя быть просто не может. И правда — охренительно выглядящая в костюме Лаура Альбертовна смотрит на них, гогочущих, неодобрительно.

***

— У вас одно яблоко? Спрашивает Соня, когда настаёт её очередь нести ношу Адама, Евы и Змия, чтобы не концентрироваться на том, что яблоко вот-вот ёбнется с её кудряшек. — Да, так что будьте аккуратнее, Соня. — Не в этом дело. — В чём же? — Я просто хочу кушать. Девочки смеются. Юлия улыбается. Яблоко успешно кочует с одной головы на другую.

***

Дефилировать перед строителями запойного вида на полосе препятствий с одним из самых основных врагов шпилек — дырчатой поверхностью, трудно и неудобно. Соня старается изо всех сил, но неожиданно понимает, что и ноги короткие, и акробатика не к черту, и плечи сожраны напряжением, и нести эти пиздецки тяжелые ведра просто невыносимо. Думает, что идёт более-менее ровно, но чуть ли не падает, попадая в одну из дыр каблуком. Почти у самого края полосы препятствий. Помогает Вера, держит за свободные от полупустых ведер руки, и шепчет еле слышно «тише», потому что чувствует — Соня паникует, Соня злится и рискует сломать и ногу, и каблук. «Вот так, умница».

***

— Ещё льда, может быть? Соня суетится вокруг Маши Романовой и её поврежденной лодыжки. Не находит себе места и всеми силами старается не шутить про возможный дуэт. Потому что знает — явно перебор. — Всё в порядке. Правда. Маша смеётся, румяная, с горящими глазами. Не привыкшая к вниманию и заботе со стороны. Соня не может не улыбнуться в ответ. Выходит, потому что уже поздний вечер, и пора бы вернуться в комнату, где на несколько градусов холоднее.

***

В комнате её встречает какое-то злое, в какой-то мере даже агрессивное, веселье. Девочки сидят на кроватях Поцелуевой и Адаменко, обсуждают что-то своё, и посвящать в это что-то вошедшую Соню явно не хотят — недавно переехавшая Карина затыкается как по команде, у Даши исчезает улыбка, тогда как у Дианы просто вянет, превращаясь в псевдо-радостную. Только Вера слегка щурит глаза и приветливо машет рукой. Спрашивать, от обсуждения чего Соня их отвлекла, неожиданно не хочется, и она просто закрывается в ванной, чтобы привести себя в порядок перед сном. То, что Вера становится для восьмого сезона второй Грац, кажется всё более очевидным. Соня не хочет в это верить, но понимает — поверит придется, так как уже существуют «темы комнаты», и все в этой самой комнате соседки начинают выглядеть, как шестерки. От мысли, что она, в отличие от них, выглядит всего лишь шлюхой, Соня улыбается. И это, блять, нихуя не нормально.

***

Соня улыбается, когда слышит комментарии девочек о том, что женщины на картинах — уродливы и больше напоминают обрюзгших свинюшек, чем «эталоны красоты». Скрывает таким образом комментарии типа «это пиздец», потому что женщины на картинах ей нравятся, она выглядят нежно и женственно. Конечно, Соня признает их излишнюю мягкость, но считает, что стоит убрать лишь пару сантиметров в объёме — и будет идеал.

***

— Почти моя фигура. Улыбается Соня в допросной.

***

— А вы что думаете о людях на этих картинах? — Я считаю их очень красивыми. Как уже сказали, тогда женщина считалась хозяйкой очага, и в этих картинах это показано прекрасно. — Тем, что она слишком много на кухне сидит? Спрашивает Буслаева, девчонки смеются. — Тем, что фигуры этих женщин имеют мягкие плавные изгибы, намекающие на спокойствие, уют и безопасность, тогда как фигуры мужчин — крепкие, что прямо указывает на воинственность и стойкость, полную противоположность. — Капец ты умная. — У вас очень интересный взгляд на эти вещи. Это похвально. — Спасибо. Соня улыбается, складывает руки в замок спереди. Комментарии о том, что женщины уродливые, не эстетичные, разочаровывают. То, что таких взглядов поддерживается Вера, прямо об этом не говорящая, но улыбающаяся от комментариев Карины, неприятно отзывается на душе.

***

— Можно просьбу? — Да. — Нарисуйте мои шрамы. Главный художник озадаченно кивает. Соня садится, послушно отставляет левую ногу и, импровизируя, спускает простынь, обнажая правую грудь практически до соска. — Вы позировали раньше? — Рисовала позирующих.

***

— Как вы чувствовали себя в роли натурщицы, Соня? — Это был интересный опыт, и я им, в принципе, осталась довольна. Соня отвечает уклончиво, потому что открываться не хочется, видит, что Любовь Розенберг недовольно поджимает накрашенные красной помадой губы.

***

Открывать рисунок перед девочками и психологом немного страшно, но Соня смело сдергивает ткань. Смотрит на результат, и едва ли не плачет от того, насколько это для неё идеально. Одинокая, сидящая в полуобороте фигура, смотрящая вдаль на вечернее небо, комкающая ткань простыни на уровне груди. Чувственная, с покрытой ниточками шрамов кожей. — Потрясающе! — Красиво!

***

— Мне не понравилось. Диана сложила руки на животе, качает ногой. — Гнетуще так. Печально. Соня не такая.

***

— Я могу забрать её? — Если хотите. Когда Соня садится обратно, Маша Сёмина кладет руку ей на плечо, улыбается. — Прям модель. — Спасибо. Соня хочет сказать, что и её картина получалась хорошо, но встаёт Алина, и Карина рядом поворачивает у ней голову. — Я не ожидала, что ты согласишься оставить шрамы. — Я сама настояла на том, чтобы их выделили. — Типа, они часть тебя? — Типа, да. Поцелуева кривит губы, отворачивается. Соня пожимает плечами. — Вам понравилась картина, Соня? — Да.

***

Возвращаясь вечером в дом с громоздким листом подмышкой и предложением от заботливой Розенберг об индивидуальной череде занятий, Соня чувствует себя неожиданно усталой. С трудом впихивает в себя приготовленный заботливыми руками повара ужин и первая идёт в душевую, пока остальные разбредаются кто куда. Сил не хватает ни на что, буквально, потому что даже реагировать на крутящуюся вокруг Федоренко Карину, весёлую, болтающую без умолку, не получается иначе, как безразличием. Крутится и крутится, но Вера ведь не её целует иногда, не её обнимает и шепчет какие-то глупости на ухо, потому что «нравится улыбка».

***

— Всё в порядке? Соня не может сдержать улыбки, когда Вера вновь отвлекает её от чтения Брэдбери. Но на этот раз продолжает лежать на животе и всего лишь закрывает книгу. — Вроде бы. Как тогда Вера садится на край её кровати, но на этот раз касается смелее, оглаживая кончиками пальцев голую из-за задравшейся майки поясницу. — Мне показалось, ты погрустнела после сегодняшнего. Что случилось? — Ты правда считаешь фигуры женщин на тех картинах жирными? — Ты из-за этого грустная такая? Из-за того, что я посчитала каких-то жирных свиней жирными? Соня откладывает Брэдбери в сторону, поворачивается на спину, вынуждая татуированную руку скользнуть по талии к животу. Смотрит снизу-вверх. — Да. Потому что, знаешь… Соня осторожно сжимает чужие пальцы, мягко ведёт по животу вверх, вдоль солнечного сплетения. Глаза Веры, внимательно смотрящие на неё, кажутся дёгтевыми лужами. -… Я недалеко ушла от них. Соня кусает губу, пытаясь полностью раствориться в новых прикосновениях, абстрагироваться от мыслей, мыслей, мыслей. — Чушь не неси… Вера наклоняется к ней, сжимает грудь до хриплого выдоха, неосознанно вырвавшегося из горла. -…Ты — это ты. Не те свиноматки. — Ты врешь мне или самой себе? Соня улыбается уголками губ, не сдерживая тихие стоны, когда Вера целует её в шею. — С чего я тебе буду пиздеть, куколка? — Может быть, потому, что я больше похожа на женщин с картины, чем на ту же Диану? Или Карину? Вера отстраняется, садится обратно на край кровати. — Ты без скандалов вообще не можешь? Спрашивает немного устало. Соня непонимающе хлопает глазами, чувствует, как возбуждение заглушается неожиданно сильной, как в детстве, обидой. До слез, застилающих глаза, и мелкой дрожи. — А ты — ответить прямо. Ты мне врешь, потому что я тебе даю? На этот раз Вера слегка приподнимает брови и едва заметно поджимает губы — Соне становится волнительно от осознания. — Куколка, я могу получить здесь любую. Но близко общаюсь только с тобой. Как думаешь, почему? Соня вместо ответа кусает губу, потому что звучит грубо, отвратительно и невероятно чувственно, возбуждающе. Вера видит, наблюдательная, улыбается томно. Подхватывает под ягодицы и отвечает на поцелуй, когда Соня садится на её колени и обхватывает за лицо и щёки. — Потому что я тебе ещё не дала? — Противоречишь сама себе, куколка. — Не могу нормально мыслить, когда сижу на тебе. Вера улыбается в самые губы, заползает пальцами под майку, гладит спину, лопатки, проходя по каждому рубцу шрама. Вера уверенная, Вера спокойная, очень чувственная и невероятно сексуальная, когда смотрит своими чёрными глазами и, снимая майку, покрывает грудь сухими, обжигающими поцелуями…

***

На следующее утро Соня не может встать с постели, чтобы участвовать в съёмке нового испытания, потому что всё тело ломит и бьет ознобом. — Ты пиздец какая горячая. Говорит, одергивая руку со лба, Вера, первой заметившая неладное. Соне хочется улыбнуться, потому что фраза после вчерашнего звучит двусмысленно, но не она может — раскалывается голова. — Карин, метнись, позови Дашу.

***

На испытание едут без неё. Соня не сильно расстраивается — все-таки ещё одна более-менее обоснованная причина её ухода. Засыпает, напичканная аспирином, витамином С, завернувшись в одеяло, как гусеница в кокон.

***

Просыпается от шума и шагов прямо у кровати. Узнает, что девочки из другой комнаты те ещё пезды и сейчас на каком-то там мастер-классе. Предчувствует из-за тона повествования и использованных слов какой-то пиздец. Оказывается права. — Я не буду в этом участвовать. — Правильная такая? — Называй, как хочешь, но это пиздец — портит чужое имущество. Верните мишку на место. — Куколка, Буслаева это заслужила. Вера встаёт перед ней, сжимает плечи, смотрит прямо в глаза, гладит большими пальцами голую кожу. У самой во взгляде злой, аморальный, азарт. Соня не может проникнуться всеобщим весельем и принять его. Отстраняется, отходит на шаг. Все девчонки в комнате наблюдают за ними, Диана явно смущается и что-то шепчет на ухо Поцелуевой. Карина, всегда улыбчивая и оптимистичная Карина, поджимает губы. Соне уже абсолютно всё равно, кем они будут казаться девочкам теперь. Она отходит обратно к своей кровати, забирается с ногами, прекрасно понимая, что не остановит решительно настроенных девчонок от мести. — Делайте, что хотите, мне похуй. — Какая ты не весёлая. Замечает Карина с насмешкой и злым задором в голосе. Соня не хочет задумываться о причинах перемен в её поведении и характере. Не хочет верить, что знает их. Она, если подумать, вообще ни о чем думать и знать не хочет.

***

— Хореография. ***(Великолепно) Делится с оператором и зрителями Соня, уже переодетая в костюм. Поправляет его.

***

Соня кривляется в окружении девочек, смеётся, будто не было ничего. Они верят, для них Соня Воронцова — ослабленный болезнью человек против четырёх решительно настроенных сук, который искренне не хотел таких жестоких конфликтов. По крайней мере, для Маши Романовой и Маши Сёминой, которые также, как и она, в шутку крутят бёдрами, потому что легинсы, потому что каблуки и передышка между разучиванием танца. — Сюда бы мужиков каких красивых. — Ага, Кена. — Не, более крепких и пиздатых. Карина смотрит на неё «что ты наебываешь» глазами, но Соне — пока что — похуй. На неё и почти кардинальную смену поведения, Адаменко-Поцелуевых и конфликт интересов между Федоренко и Буслаевой. Сейчас — только хореография, только две Маши и взаимные подколки как гарант хорошего настроения.

***

— Мне понравилось. Делится Соня после основного выступления, когда их отпускают со спокойной совестью в стены дома, и большая часть девочек обосновывается прямо у главных дверей, потому что ясный, солнечный день и яркие впечатления. Сидят, кто где хочет, пускают по кругу две бутылки с разбавленной коньяком колой. — Чувствуешь себя прям секси. — Сексигерлмайфакинпусси? — Сука-а. Соня смеётся громко, поворачивает голову, хотя раньше бы прикрыла рот рукой. Маша Сёмина ржёт рядом. — Зарина зе бест. — Зарина? — У них там свои приколы, зай. Отсмеявшись, Соня пропускает свою очередь. Алкоголь мягко даёт понять, что вот он — предел, и нарушение его чревато последствиями. В первую очередь для завтрашнего голосования. Передаёт бутылку обратно Маше, сталкивается взглядом с задумчивой Верой, опирающейся о косяк входной двери и скрестившей руки на груди. Карина рядом что-то говорит ей, смеётся. Оелана, на которую автоматически обращается внимание, не говорит ни слова, заставляя усомниться в завтрашнем уходе. Если она вызовется покинуть школу первее, то Соне ещё неделю здесь отсиживаться. Можно, конечно, съебать, как Грац или Макарова Лиза, благо, есть Гриша, вполне себе неплохой юный оператор, но это будет слишком дохуя для восьмого сезона. «настолько плохо, что участницы сами сбегают!» Соня прыскает от смеха, потому что звучит очень правдоподобно. — Ну да, это пиздато. Если научиться ходить, конечно. Соглашается Романова. Соня слушает её вполуха, потому что мысли заняты другим и подключиться обратно к общему расслабленному настроению так просто уже не получится.

***

— Кукла… Скажи честно, ты изменяешь мне? Соня, складывающая вещи в приятном уединении, вздрагивает от неожиданности, когда слышит голос Веры за спиной. Прекращает попытки застегнуть чемодан и поднимается, поворачиваясь, чтобы встретить раздражение в тёмном взгляде. — Ты о чём? — О Сёминой и этих ваших приколах. Трахаешься с ней? Соне хочется засмеяться от чувства дежа вю, но она прекрасно понимает — смеяться не нужно. Вера — взрослая и серьёзная, она не примет эмоций вместо чёткого ответа, как приняла бы Лиза, с которой почти что одногодки. Соня вздыхает, старается говорить спокойно. — Нет. Я бы никогда не изменила тебе. И с Машей… Она относится ко мне как к сестре, которой у неё никогда не было… — Она хочет тебя трахнуть, куколка, и я это прекрасно вижу. Вера подходит ближе, обхватывает лицо ладонями, серьёзная, суровая, человек, отсидевший десять лет в тюрьме за убийство. — Может быть, с её стороны есть что-то такое. Но не с моей. Клянусь. Она обхватывает за запястья, осторожно и нежно. Хочет спросить про причины сомнений, про то, что отдаляются друг от друга, о Карине и группе из комнаты, в которой, почему-то, не остаётся места Соне. — Правильно, куколка. Потому что ты — моя. Запомни это раз и навсегда. Соня целует первая.

***

— Соня, как вы себя чувствуете? — Уже лучше, благодарю. — Тогда мы должны сообщить вам, что на этой неделе вы показали прекрасные результаты. — Спасибо. Стараюсь изо всех сил… Соня кивает, остро чувствуя, что этот момент, это голосование, фальшивка в красивой обертке. Ничего более. Камушек у дорожки в саду, грязный и обшарпанный, не стоящий ровно ни-ху-я. — Вы уже которую неделю радуете нас своими успехами, Соня. — Да, почти на каждом испытании вы выходите лучшей… Соня вздрагивает, когда Диана мягко берет за руку в успокаивающем жесте. — В связи с этим, Соня, мы думаем, что вы можете покинуть школу пацанок и продолжить изменения уже вне проекта…

***

— Это, типа, ***(возмутился можно), как было неожиданно.

***

— Да, я понимаю. — Подойдите к дворецкому, Соня.

***

— Это… пиздец… Соня искренне старается заплакать, но понимает по взгляду оператора и редактора, что ржёт вместо того, чтобы театрально лить слёзы. — «Знаете, вы такая ответственная, сильная, добрая, справились со всеми трудностями, которые выпали вам на жизненном пути… ***** *****(вы готовы покинуть проект)»

***

— Жалко, нормальная девчонка. Токарова пожимает плечами, потому что, собственно, четвёртая неделя, и «нормальная девочка» для неё — почти полная характеристика Воронцовой.

***

— Девчонки, я должна вам кое-что сказать. Соня улыбается, сглатывает ком в горле и старается сдержать слезы. Прощание даётся удивительно тяжело, будто она действительно привязалась с этому проекту и этим людям. Хочется быть честной, быть искренней. — Ты ещё вернёшься? — Нет, солнце. Я… сама попросила о выгоне. Не могу больше здесь находится. 24/7 под камерами это пиздец. — Есть такое. Романова обнимает её первая. Токарова, Оелана, чуть не задушившая Буслаева, Маша Сёмина, пожелавшая удачи в творчестве. Диана, удивительным образом не устроившая истерики, Поцелуева, нехотя взявшая пример с Адаменко. Вера, задержавшая объятия на несколько секунд, шепнувшая, чтобы ждала с чеком на полляма, поцеловавшая в мочку уха. — Даже не обнимешь на прощание? Спрашивает Соня у Карины, вытирая слезы.

***

— Не хотела обнимать её. Делится Карина с оператором, прячет взгляд. — Боялась разрыдаться.

***

— Неа. Соня пожимает плечами, последний раз окидывает взглядом особняк и улыбается на прощание Вере и остальным. Соня прекрасно знает, что Вера не будет искать её, если выиграет. Не будет искать даже, если проиграет. Потому что они никогда не строили планов, просто трахались, имеют большую разницу в возрасте, и Соня написала записку, которую Вера прочитает, как только откроет Бредберри, оставленного в подарок. «Помнишь, я говорила, что никогда не изменяла тебе? Я солгала. Я трахнулась с Лизой Макаровой в тот вечер, когда получила белую ленту хорошей, правильной девочки»