Твое сердце будет разбито

На следующий день она опять не пошла в школу — нужно было доработать в гипермаркете, который открывался сегодня вечером. А с самого утра её доставала Диана. Позвонила, когда она гуляла с Лордом, и устроила настоящую истерику. Мол, она ей на сообщения не отвечает, не звонит, доброе утро не желает, и вообще, не уделяет ей внимания. Знает же прекрасно, что она работала! Какого фига достает? — Маш, ты меня обижаешь своим игнором! — выкрикнула в трубку Ди. — Подруги уже спрашивают, где ты, почему я все время одна! Ты вообще моя девушка или кто?! Вот Юлиане ее парень все время пишет! А Соне подарки дарит! И мне все бывшие подарки дарили и внимание уделяли. А ты…. — Она всхлипнула. Рома вспыхнула. — Слушай, мы же с тобой говорили — у нас свободные отношения, — отрывисто ответила она, сжимая поводок. — А ты не заметила, что наши свободные отношения стали другими? — Не очень. — Дура! Я думала, мы пара! — в голосе Дианы появились истерические нотки. — Не в курсе того, что ты думала, но повторюсь. Я тебе с самого начала сказала, что в отношениях не нуждаюсь, — отрезала девушка. Это было правдой. Когда они говорили об этом, барби смеялась и говорила, что сама такая же. Они просто нашли друг друга. Просто будут тусоваться вместе без обязательств. — Разве я тебе не нравлюсь? Разве я недостаточно хороша для тебя? Маша, я просто хочу внимания! Я что, многого прошу? — Слушай, ты мне надоела. Не звони больше, — сказала Рома. Ее поведение ее раздражало. — Маша… — Пока. — Маша! Дальше слушать Рома не стала. Сбросила звонок. Ну достала же! Почему все красивые девушки истерички? А самая главная ненормальная — это синеглазка. Как ее там, Катя? Да какого хуя она опять у неё в голове?! На следующий день я не хотела идти в школу. Сначала решила, что притворюсь, будто больна — знаю, как сделать так, чтобы градусник показывал высокую температуру. Однако лежа в кровати и вспоминая, как меня называли крысой, я вдруг поняла — я не хочу прятаться. Не этому меня учил папа в детстве. Напротив, он всегда говорил мне: «Катюш, никогда ничего не бойся. Иди только вперед. Ты смелая девочка, а смелым помогает судьба». Тогда я не понимала его слов, но сейчас почему-то вспомнила и поняла. Прочувствовала. И решила, что не хочу убегать. Начать убегать сейчас — значит убегать всю жизнь. Это первое мое взрослое испытание, и я должна с достоинством его пройти. Я встала, привела себя в порядок, оделась. В окно смотреть не стала — за ним шел дождь. Пришла на кухню, чувствуя себя просто ужасно. Там меня уже ждали мама и отчим. Вместо традиционного доброго утра от мамы я услышала другое: — Ты наказана, Катя. — Что? — не поняла я. — Ты наказана, — повторила мама и глянула на Андрея. Он улыбнулся ей уголками губ. — В смысле? — За вчерашнее. Тебе не стоит повышать голос на нас и дерзить, — продолжала мама. — Мы с Андреем решили, что должны тебя наказать. Ты лишаешься всех карманных денег на этой неделе. И домой должна приходить в семь. — У меня репетиторство в семь заканчивается, — насмешливо сказала я. — Мне нужно добраться до дома за мгновение? — Не дерзи, — нахмурилась мама. — Значит, будешь приходить домой до половины восьмого, — холодно сказал отчим. — Хорошо, — пожала я плечами. Теперь у меня нет друзей, гулять мне не с кем. Задерживаться тоже негде. — И попроси прощения, — вдруг сказала мама. — У Андрея. — За что?! — выкрикнула я. Чего-чего, а этого я не ожидала. — А сама не догадываешься? — Мам, я ничего ему не сделала! — Ты сказала, что Андрей тебе не отец, — выдала мама и с беспокойством глянула на отчима. Тот кивнул, словно подбадривая ее. — Но это ведь действительно так… — Этим ты обидела Андрея. Он все делает для тебя — так, как это делала бы твой отец. А ты оскорбляешь его. Извинись за свои слова. — Мама была зла. Я понимала это по ее тону, по выражению лица, по жестам. И не знала, что делать. Просить прощения за то, что отчим мне не отец — это абсурд. Но молчание… Оно себе дороже. — Прости, — сквозь зубы сказала я, опустив глаза. — Впредь веди себя адекватно, — снисходительно бросил Андрей. — Сядь за стол. У тебя десять минут на завтрак. Завтракала я в тишине. Мама молчала, Андрей — тоже. На улицу мы тоже вышли молча. — Если я еще раз услышу от тебя это, наказание станет другим, — обронил Андрей уже в машине, и я почему-то сжалась. Его голос был спокойным, но взгляд, который он кинул в зеркало заднего вида, пугал. Я ничего не сказала. Лишь опустила глаза, про себя кроя его последними словами. Мы быстро доехали до школы, и я вышла, специально громко хлопнув дверью — знала, что Андрей это ненавидит. Он вновь подозвал меня к себе, открыв окно. — Что? — Сегодня до половины восьмого не появляйся, — услышала я в ответ. — Мы должны отдохнуть без тебя. Но опаздывать не смей. Поняла? — Поняла, — прошипела я. Он холодно мне улыбнулся и уехал, а я отправилась в школу, надеясь, что сегодня день пройдет не так плохо, как вчера. Однако проблемы начались, едва я только ступила в школу. Все шло по классике. Мой шкафчик вскрыли и посадили туда живую мышь. Серую, с облезлым хвостом и шевелящимися усами. Я открыла шкаф и закричала от испуга. Не то, чтобы я боялась мышей, скорее испугалась, что на моих вещах кто-то сидит. Стоящие рядом старшеклассники дружно заржали, и у меня в голове закралось подозрение, что это они посадили туда мышь. На крик прибежал охранник. Увидев в шкафчике живую мышь, он офигел, однако сумел поймать ее и с брезгливым видом унес, пугая по пути учениц. Я закусила губу, понимая, что желания складывать в шкафчик вещи у меня нет — там же была мышь… Мало ли какие микробы она притащила! Зато я нашла записку: «Крыса для крысы» — гласила она. Я фыркнула. Идиоты! Какая крыса, мышка это обычная. Небось, настоящую крысу ловить побоялись! Идя по коридору в класс биологии, я то и дело ловила на себе чьи-то насмешливые взгляды. Кажется, вся школа уже была в курсе, что новенькая из одиннадцатого «А» — изгой. На лестнице ко мне подлетел какой-то парень и шлепнул меня ниже талии. Я тут же заехала ему рюкзаком по лицу, и он возмущенно заорал. — Крыса, ты офигела?! Да я щас тебя… Что он там хотел мне сделать, я так и не поняла — откуда-то возникла Атом и перегородила парню дорогу. — Ты с ума сошел, Васильев? Что за речи в стенах школы? Пока она отчитывала его, я поднялась на второй этаж. Было ли мне страшно? Очень! Пульс зашкаливал, ноги были ватными, а воздух казался тяжелым и горячим. Заходить в кабинет биологии не хотелось больше всего на свете, однако я смело открыла дверь и оказалась внутри. Все повторилось. Едва завидев меня, одноклассники стихли. — Привет! — громко и с вызовом сказала я и села за свою парту. Но тотчас вскочила под громкий хохот — кто-то налил на мой стул воду. Хорошо, что юбка была темно-синяя, и пятно на ней было не слишком видно. — Мы должны отловить всех крыс, — нараспев сказала Поцелуева, сидя по обыкновению на парте с ногами. Не обращая на нее внимания, я достала дневник, тетради, учебник, пенал и, надев наушники, уткнулась в телефон. Я делала вид, что мне все равно. Не хотела показывать им, что боюсь. Никаких слез и мольбы о пощаде. Начался урок биологии, а я опять сидела одна —Романовой снова не было. В какой-то момент биологичка решила раздать какие-то методички — одну на парту, потому что их у нее было мало. Мне она велела пересесть за парту к девочке, чей сосед тоже сегодня отсутствовал. Девочка взглянула на меня, как на прокаженную, и демонстративно отсела подальше. Когда я вернулась на свое место, то не нашла пенал. Его украли. Наверное, они хотели, чтобы я сказала об этом учительнице, но я промолчала. А после уроков осталась в кабинете и стала искать его, потому что в пенале лежала мой детский амулетик — стирательная резинка в форме клубники, набор из которых когда-то давно подарил папа. Я по привычке таскала ластик с собой — на удачу. А сейчас лишилась. Пенала нигде не было. Глупости, конечно, но от осознания того, что они стащили подарок папы, захотелось разреветься. Но я обещала себя, что буду держаться. «Они выкинули пенал в окно, — пришло сообщение от Дилары. — Я попросила сестренку забрать его, он у нее, она потом тебе его отдаст». Я облегченно выдохнула. В класс неожиданно залетели Ольга Владимировна и какая-то дородная женщина с высоким пучком — как оказалось, еще один завуч. Обе они были настроены серьезно. — Сели по местам! — прикрикнула завуч зычным голосом, и одноклассники нехотя опустились на стулья. — Урок же еще не начался, Наталья Вадимовна! — Ничего, переживете! У нас на повестке важный вопрос! Почему часть из вас вчера сбежала с последнего урока? Класс молчал. Все переглядывались, но говорить боялись. — Еще раз — почему вчера вас не было на уроке обществознания? — обвела всех недобрым взглядом Наталья Вадимовна. — Как это вообще понимать? Почему большая часть класса ушла? — Учителя долго не было! — выкрикнул кто-то. — И что из этого? — Если учителя нет пятнадцать минут после начала урока, можно уходить! — Что за глупости! — вмешалась Ольга Владимировна. Она явно была рассержена. — Вы не имели права убегать. Тем более на крышу, хотя вам сто раз было сказано — там вам делать нечего. Ученикам запрещено подниматься туда! Кто вчера был на крыше, встаньте. Разумеется, никто не встал. Струсили. — Понятно. Следующий вопрос — у кого были ключи от крыши? — продолжила классная руководительница. — Даю вам шанс признаться. Если этот человек признается, я не буду наказывать остальных. Почему-то мне казалось, что у Даши хватит духу сказать, что это она. Однако она не сделала этого. Побоялась. Видимо, смелой была только в кругу подружек. Я оглянулась на нее и обожгла взглядом. Учительницы переглянулись. — Что ж, — медленно произнесла Наталья Вадимовна. — Я давала вам шанс, но смелых среди вас нет. Никто признаваться не хочет. А ведь мы всех поименно знаем. Слава богу, в вашем коллективе нашелся человек, который обо всем нам рассказал.Поцелуева, встать. Даша нехотя поднялась на ноги. — Итак, это ты, верно? — Ну и что? — развязно спросила девушка. — Ты, Ветрова, Лаврова, а также Лысенко, Бочкарев и Есин стали инициаторами ухода. Кроме того, оказывается, вы постоянно «тусуетесь», как говорите, на крыше. Из-за того, что вы побоялись брать на себя ответственность, наказан будет весь класс. По кабинету прошелся недовольный гул. Наказания никто не хотел. — Во-первых, все вы лишены дискотеки на следующей неделе. Во-вторых, те, кто был на крыше, в субботу приглашаются на уборку территории с младшеклассниками. В обязательном порядке.Поцелуева, Ветрова, Лаврова, Лысенко, Бочкарев и Есин, будьте добры, после уроков подойти к кабинету директора. Вас ждут для серьезного разговора. И ваших родителей тоже. После того, как учительницы ушли, в кабинете воцарилась тишина. Я чувствовала, с какой ненавистью на меня смотрит часть класса. Они были уверены, что это я сдала их! И обвиняли во всем меня, а на Поцелуеву, которая нарушила школьные правила! — Та-а-ак, — громко сказала Даша. — И какая свинья нас сдала? — Это новенькая, — фыркнула ее подружка. — Кто еще-то? — Точно, она! Отомстить решила, стерва! — Вот уродина! Какого фига ты свой рот вообще открыла?! — Если мать в школу вызовут, мне айфона нового не светит! Эй, крыса! Тебе не жить! — заорал один из пацанов, чью фамилию назвала Наталья Вадимовна. Кажется, его звали Вадим Есин. — Я вас не сдавала, — резко сказала я, встав на ноги. Меня охватила злость. Меня трясло — но не только от оскорблений, а от того, что меня решили сделать виноватой. Я ненавидела несправедливость! — Да конечно! Не заливай, дура! — Это ты, Николаева! — Ты же крыса! Крысы своих всегда сдают! — Какие вы мне свои? — с усмешкой спросила я. — Вы мне бойкот объявили. — Крыса, ты охамела? — Есин вдруг подскочил к ведру, в которое набирали воду для мытья доски, и под одобрительные выкрики одноклассников вылил на меня. Вода была грязной и холодной, и я на несколько секунд остолбенела, чувствуя, как она стекает с моих волос за шиворот. Как мерзкие капли бегут по моему лицу. Как вода проникает под белую блузку, оставляя на ней грязные мокрые пятна. У меня потемнело перед глазами — от той невыносимой ярости, которая охватила, будто пламя. Я подскочила к своему обидчику и схватила за ворот рубашки. — Извинись! — закричала я. — Извинись за то, что сделал! — Не трогай меня, крысятина! — заорал Есин и оттолкнул меня от себя. Он был не самым высоким парнем в классе и казался хлипким, однако сил у него было куда больше, чем у меня. Я полетела в стену и ударилась плечом, еще и руку расцарапала до крови. А остальные, будто не понимая, что мне больно, стали смеяться. На глаза навернулись слезы от осознания собственного бессилия, но я поднялась на ноги. И увидела, как часть одноклассников окружила меня. Я оказалась загнанной в угол. — Что, крыса? — спросила одна из подружек Поцелуевой. — Повеселимся? — Сейчас мы тебя научим манерам, — подхватила другая. — В нашем классе крысятничать нельзя! — Пошли вы, — упрямо сказала я, зная, что если они нападут, я буду защищаться до самого конца, несмотря ни на что. Мои кулаки были крепко сжаты. Снова мерзкий смех и оскорбления. Снова насмешливые взгляды одноклассников. В их глазах я стала жертвой. Крысой, которую нужно было поймать. Я поняла, что все серьезно, когда одна девица — из тех, кто был у Поцелуевой на побегушках — выскользнула за дверь, чтобы стоять на стреме. — А ты дерзкая, Николаева! Заложила половину класса! — Еще и парня у нашей подруги увести хочешь! — А мы такое не прощаем! — Пацаны, давайте ставки делать! — заорал кто-то из пацанов. — Сколько крыса продержится против наших девок?! Я и прижалась спиной к холодной стене, пытаясь понять, что можно схватить, чтобы защититься. Под рукой, как назло, ничего не было. Были только страх и злость, которые разрывали изнутри, заставляя сердце колотиться так, будто я бежала изо всех сил, а не стояла на одном месте, ожидая нападения. Сердце выскакивало из груди, и я даже боли не чувствовала. Они готовы были наброситься на меня, но им помешали. — Хватит! — вдруг услышала я голос Дилары. Она растолкала окруживших меня одноклассников и встала к ним лицом, загораживая меня. — Хватит, не трогайте ее! Не трогайте! В ее голосе было столько отчаяния, что по моим рукам побежали мурашки. Диларе было страшно, я знала это. Но она переборола себя и кинулась меня защищать. — Не надо, Дилара, — прошептала я, но она не слышала меня. — Перестаньте! — прокричала она. — Это неправильно! Это низко! Вы не понимаете, что делаете! — Айдарова, ты рехнулась? — раздался спокойный голос Поцелуевой, которая не вмешивалась, а наблюдала с некоторого расстояния. — А ну отошла от нее, пока сама крысой не стала. — Даша, это неправильно! Хватит ее травить! Катя ни в чем не виновата! Не была она на свидании с Данилом ! И вообще, пусть он сам придет и скажет, что между ними ничего не было! — с отчаянием воскликнула Дилара. — Уйди, Дилара. Пожалуйста! Я сама разберусь! — Мне не хотелось, чтобы она пострадала. Но на сердце вдруг стало теплее. Я не одна, не одна! Хотя бы один человек не бросил меня! — Нет, Кать, — тихо сказала Дилара. — Я так не могу больше. — Огонь! Айдарова тоже крыса! — провозгласила Поцелуева. — Ребята, а от крыс нужно избавляться, да? Часть класса стыдливо прятала глаза — в том числе, Милана и близняшки. А часть с радостью поддержала Лику. Одна из подружек Даши дала Диларе пощечину. Не для того, чтобы сделать больно, а чтобы унизить. Кто-то заржал, а вторая подружка толкнула ее. Дилара едва устояла на ногах, и упала бы, если бы я не поддержала ее. Мы прижались друг ко другу, и я почувствовала, как ее трясет. И поняла — я должна защитить нас обеих. Я кожей чувствовала, что на нас нападут — в воздухе витала неприкрытая агрессия и желание унизить тех, кто слабее. Однако у них ничего не получилось. Дверь распахнулась, и в класс вбежала та девчонка, которая должна была стоять на стреме. — Народ, училка идет! — выпалила она, и одноклассники тотчас расселись по своим местам. Попадаться учителям они боялись. На ногах остались только мы с Диларой. На ней лица не было, и я схватила ее за руку. Ее пальцы были ледяными. — Давай выйдем, — тихо сказала я. — Куда это вы выходить собрались, девочки? Урок начался! — на пороге появилась учительница. Но увидев бледную Дилару, которая закрывала горящую от удара щеку ладонью, округлила глаза. — А что с Айдаровой? — Нехорошо стало, — быстро ответила я. — Можно, мы к медсестре сходим? Я ей дойти помогу. — Что же, сходите, — кивнула та. И мы вышли, чувствуя на спинах взгляды одноклассников. Я знала — они не простят мне того, что я их якобы заложила. А Диларе не простят того, что она пошла против всего класса.