Твое сердце будет разбито

Сначала я даже ничего не поняла. Заметила, что меня удалили из чата только поздно вечером, тогда, когда я попыталась отправить сообщение, но ничего не получилось. Я даже не нервничала — решила, что это какая-то ошибка. Приложения ведь часто глючат! И просто написала в чат с девчонками. «Слушайте, а что такое с общим чатом? Меня исключили?» Мне никто не ответил. Ни через десять минут, ни через час, ни через два. Я попыталась дозвониться до Дилары и Миланы, но девочки не брали трубку. И тогда я стала понимать — что-то произошло. Однако успокаивала себя тем, что, скорее всего, одноклассницы уже спят. Спала я плохо — меня мучало какое-то нехорошее предчувствие. Снилось, будто я стою по щиколотки в мутной реке, а с берега на меня надвигается чудовище. Оно окутано туманом, и я вижу лишь его силуэт и алые сверкающие глаза. Чудовище все больше приближалось, и мне приходилось отступать дальше. Вот я стою уже по колени в воде, по бедра, по пояс, по грудь, по плечи… Вот больше не чувствую дна — барахтаюсь в реке, стараясь не утонуть. Мне страшно, и я боюсь, что вода вот-вот сомкнется над моей головой, я задохнусь и меня не станет. Чудовище погружается в воду, плывет ко мне. Оно снова рядом — хочет схватить меня за ноги и утащить на дно. Однако в последний момент рядом со мной появляется лодка. В ней сидит какая-то девушка, чье лицо я не могу разглядеть, потому что оно закрыто маской. Она хватает меня, вытаскивает из воды ровно в тот момент, когда чудовище хочет схватить меня. Я в лодке. Сижу напротив, дрожа от страха, и тянусь к лицу незнакомки, чтобы стянуть с нее маску и увидеть её лицо. Но именно в этот момент зазвонил будильник, и я подскочила на месте. Холодно было потому, что я забыла прикрыть окно, а одеяло упало на пол. Наверное, поэтому кошмар и приснился. Перед тем, как пойти завтракать, я проверила соцсети — мне так никто и не ответил на мое сообщение. А еще несколько одноклассниц отписались от меня. Да что происходит-то? В школу я пришла рано — Андрей снова сделал великую милость и подвез меня, хоть я и отказывалась. Однако мое «нет» он по обыкновению не слышал. Велел спускаться и садиться в машину. Пришлось подчиниться. Первым уроком стояла математика. Когда я вошла в класс, ребята, которые уже пришли, резко замолчали. — Привет! — сказала я неуверенно и улыбнулась. Они мне не ответили — отвернулись и стали тихо разговаривать. О чем, я не могла разобрать. Все те, кто приходил в класс, меня игнорировали — либо делали вид, что не замечали, либо одаривали недобрыми взглядами, будто я совершила что-то ужасное. Я сидела за своей партой и не понимала, что происходит. А когда пыталась заговорить с кем-то, меня игнорировали. Дилара, Милана и близняшки зашли в класс одними из последних, и у меня появилось ощущение, что они сделали это специально, чтобы не общаться со мной. Я бросилась к ним с улыбкой, потому что надеялась — может быть, хотя бы они что-нибудь мне объяснят? — Девочки, привет! — воскликнула я. Дилара опустила глаза и первой прошмыгнула на свое место мимо меня. Милана одарила меня мрачным взглядом, но тоже ничего не сказала. А близняшки насмешливо фыркнули. Оля задела меня плечом, а Лариса тихо прошипела: — Идиотка! Самыми последними в классе появились Даша Поцелуева и ее подружки. Они будто что-то знали — уставились на меня так, будто бы я была мусором. Сложив руки на груди, Даша рассматривала меня, как охотник — добычу, но я не стала опускать взгляд. Смотрела ей прямо в глаза. Нашим гляделкам помешало появление Ольги Владимировны, которая залетела в класс и сразу же объявила: — Урок уже начался! Займите свои места! Вставать не надо! Даша криво улыбнулась и походкой модели направилась по проходу на свое место. А я опустилась на стул, чувствуя, как бешено колотиться сердце. Романовой сегодня не было — за партой я сидела одна. — Романовой нет? — спросила классная, зорким взглядом огладывая присутствующих, чтобы сделать отметки в журнале — в обычном и в электронном. — Кого еще нет? — Токаровой и Буслаевой ! — выкрикнул кто-то из ребят. — Ясно, — кивнула Ольга Владимировна и захлопнула журнал. — Так, собрались! Начинаем эту неделю продуктивно! Запомните, этот год для вас особенный, вы не должны подкачать! Она начала урок с проверки домашнего задания, затем объяснила новую тему и устроила проверочную в самом конце. Как назло, у меня закончилась паста в ручке, а запасной не было — я умудрилась забыть пенал, когда собирала сумку. — Есть запасная ручка? — спросила я тихо, обернувшись к Диларе. Канцелярии у нее всегда было много, и она саму себя в шутку называла «канцелярской феей», однако одноклассница вдруг замотала головой, хотя на краю парты лежал ее пенал. Меня словно парализовало. Дилара явно не хотела общаться со мной. Тогда я обратилась к другим девочкам, но они сделали вид, что ничего не слышат. Меня накрыло паникой. Да что происходит-то?! — Николаева, хватит вертеться и разговаривать! — услышала я голос Ольги Владимировны. — Так, листочки все приготовили? Сейчас раздам задания. Мне писать было нечем — паста в ручке закончилась, и остались только карандаши. Пришлось брать один из них, спешно подписывать листок и решать уравнения. Ольга Владимировна собрала листочки, ничего не заметив. ‍ ‌‌  ‌‌‌  ‌ ‌‌ ‌   ‌ ‌‌‌ ‌‌   ‌‌  ‌‌ ‌ ‌   ‌ ‌‌‍Урок закончился, однако из кабинета мы выходить не спешили — по расписанию стояло две математики подряд. Класс наполнился привычным гулом. Кто-то разговаривал, кто-то смеялся, кто-то смотрел видео в тик-токе… И все, как один, делали вид, что меня не существует. Даже те, кого я стала считать своими подружками. Дилара, Милана и близняшки вылетели из класса и остановились у окна напротив, что-то громко и весело обсуждая. А когда я попыталась подойти к ним, просто ушли. Я стояла как вкопанная на месте, и чувствовала, как холод ползет по моим ногам, позвоночнику, проникая в сердце и замораживая его. И тогда я поняла. Мне объявили бойкот. Только за что? Что я сделала? В чем провинилась? «Девочки, пожалуйста, скажите, что случилось?» — написала я в наш чат, они читали, но молчали. «Что я сделала не так? Я ничего не понимаю…» Вместо ответа меня удалили из чата. В класс я вернулась абсолютно потерянная. Никогда раньше я не оказывалась в таком положении, когда от меня отказались все — ни в прежней школе, ни в лагере, куда иногда меня отправляла мама. Напротив, я всегда со всеми общалась, старалась помогать, если это было в моих силах, поддерживала. Я никогда не оказывалась одна.Даша Поцелуева снова смотрела на меня с глумливой ухмылкой. Видимо, за всем этим стояла она. Но что я ей сделала? Неужели это как-то связано с Данилом Лебедевым, которого сегодня тоже не было в школе? Даша ревновала его ко мне? Но ведь я лишь пару раз поговорила с ним и помогла вчера с решением уравнения. Ничего больше! На следующей перемене, перед химией, я решила подойти к Даше и прямо спросить у нее, в чем дело. Было страшно, и сердце билось где-то в горле, а виски будто обхватило обручем и сдавливало. Но больше оставаться в неведении я не могла. Мне нужна была правда. Пусть объяснятся. Даша сидела за партой и болтала ногами. Юбка у нее почему-то была короче, чем у других девчонок. видимо, она укоротила ее, чтобы лучше было видно стройные ноги. Рядом с ней расположились ее подружки. Они весело что-то обсуждали, не стесняясь в выражениях. Поцелуева заметила меня, но болтать не прекратила. И мне пришлось влезть в их разговор. — Слушай, я не понимаю, что происходит? — спросила я, набравшись смелости. Обруч еще сильнее сжал виски, и сердце билось так громко, что я боялась — его сейчас услышат. — Мне кажется или у нас в классе завелась крыса? — громко спросила Даша, продолжая болтать ногами, не глядя на меня. — Я слышу, как кто-то пищит. В классе воцарилась тишина. — И я слышу, — заржала одна из ее подружек. — Точно! Пищит кто-то! — поддержала ее другая подружка. — Это крыса! — подхватила третья. Кто-то из пацанов заржал. — А крыс надо травить. Они заразу разносят, — сказала Поцелуева и все-таки повернулась ко мне. Я вспыхнула. Жар обжигал щеки и лоб, пальцы дрожали, но я не собиралась отступать. — Что случилось? — повторила я, стараясь держаться. Даша прищурилась. — Крысиный писк становится громче. Надо поймать ее. — Ты прекрасно меня слышишь. Отвечай. Что я сделала? — повысила я голос. Ярость сменяла страх. Я не привыкла, чтобы меня унижали. — Крыса пищит все громче, — явно повторяя за Поцелуевой, высокомерно сказала одна из ее подружек. Издевательский смех в классе усилился. Мои слова лишь больше раззадоривали их. Я резко развернулась и пошла вон из класса, понимая, что ответа я так и не получу. Лицо горело все сильнее, и мне хотелось ополоснуть его холодной водой. Да и слезы, подступающие к глазам, хотелось смыть — чтобы их никто не видел. Быстрым шагом я дошла до женского туалета — в нем никого не было, кроме двух девчонок из параллельного класса. Однако увидев меня, они изменились в лице и поспешили поскорее покинуть туалет. — Это та самая, — услышала я голос одной из них. — Это она? Же-е-есть… Они обсуждали меня, но почему, я так и не поняла. Я долго плескала в лицо водой, держала руки под краном — так, что они покраснели от холода, пыталась успокоиться и выровнять дыхание. Когда я почти пришла в себя, в туалет забежала Дилара. Лицо ее было испуганным — настолько, что мне и самой вновь стало страшно. Дилара огляделась по сторонам, убедилась, что в туалете мы одни и поманила меня к себе. — Что? — непонимающе спросила я. — Иди сюда! В кабинку! Быстрее! — прошептала она. Я зашла в узкую кабинку, и мы заперлись в ней. Дилара устало закрыла лицо ладонями. — Что случилось? — тихо спросила я. Одноклассница тяжело вздохнула. — Полин, пожалуйста, пусть то, что я скажу тебе, останется между нами. Хорошо? Пообещай мне! — Обещаю, — ответила я. — На тебя обозлилась Даша. Открыла охоту на крысу. — Что? — заморгала я. — Какую охоту? — Это так называется — открыть охоту на крысу! Школьный буллинг, понимаешь? Крыса — это жертва. Ты. — В голосе Дилары были слезы, и сама она выглядела так, что вот-вот заплачет. Я сглотнула. — Поцелуевой не понравилось, что ты ходила на свидание с ее парнем, Данилом, понимаешь? — продолжила Дилара тихо. — Что? Какое свидание? — выкрикнула я, и одноклассница закрыла мне рот ладонью. — Не кричи! Нас не должны услышать! С крысами разговаривать запрещается, — зашептала она испуганно. — За то, что я с тобой разговариваю, меня тоже могут сделать крысой… Ой, прости! Я не считаю тебя крысой, Кать. Но идти против Поцелуевой и ее подружек тоже не могу. Я уже однажды была изгоем… В старой школе. Мне… Мне очень страшно. А Даша… Она же у нас королева школы. Делает, что хочет. — В ее голосе послышалось призрение. — Но я не понимаю, какое свидание? — тихо спросила я. — Это какой-то бред! Дилара вытащила телефон и открыла беседу класса, из которой меня исключили. Общение там шло активное. Я не успела прочесть всего, но выцепила какие-то колкие фразочки про себя. Обсуждали мое поведение, лицо, фигуру, одежду… Однако Дилара не дала мне прочитать все это, а просто открыла фотки, на которых были изображена и я и Даня. Нас успели снять вчера и сделали это тайно. На первой фотографии я и Лебедев стояли в обнимку — тайный фотограф выцепил момент, когда я едва не упала, а он меня подхватил. И выглядело это так, что мы обнимаемся. Затем было несколько фото, где мы сидели на лавочке, и сделаны они были так, что со стороны казалось, будто мы беспечно болтаем. Последняя фотография была откровенно провокационной. Нас сфотографировали в тот момент, когда Данил убирал у меня в волос паука, близко-близко склонившись к лицу. Издалека казалось, будто бы мы целуемся. Я смотрела на эти фото большими глазами, не понимая, кто мог их сделать и для чего. Это же какая-то несусветная глупость! Данил мне и даром не нужен! А фото… фото буквально высосаны из пальца. — Теперь понимаешь? — прошептала Дилара. — Все думают, что вы ходили на свидание. Поцелуева в ярости. Боже, Катя, зачем ты пошла с ним гулять… Даша тебя со свету сживет! — Это не то, что ты думаешь! Меня кто-то подставил! Я не была на свидании с Лебедевым. Да он мне вообще не нравится… — Все думают иначе. Катя, не ходи одна, хорошо? Они могут поймать тебя в туалете или после школы. Там, где нет камер. Находись в людных местах, или там, где камеры есть. При них они не осмелятся нападать. За это их сразу из школы выкинут… В туалет вдруг кто-то зашел — судя по шагам, несколько человек, и Дилара сжалась. А глаза ее наполнились страхом. — Крыса должна быть тут, — услышала я голос одной из подружек Даши. — Да, девки сказали, что она сюда зашла, — подхватил другой класс, тоже женский, но незнакомый. Видимо, его обладательница училась в другом классе. У Даши была своя личная свора. — Крыса, выходи! — выкрикнула одна из девчонок. — Или мы тебя найдем! — Выходи по-хорошему! Они стали заглядывать в каждую кабинку. Дилара зажала рот ладонью, и стала теребить меня за рукав, глазами показывая на унитаз. Я сразу поняла ее — она хотела, чтобы я забралась на унитаз с ногами. Тогда бы они не заметили, что в кабинке нас двое. Это было реально страшно. Агрессия от своры шла такая, будто они готовы были разорвать меня на кусочки. Я никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным. А вот Дилара сталкивалась, а потому боялась гораздо сильнее. Я видела, как ее трясет. Дверь в нашу кабинку тоже попытались открыть, но, разумеется, этого не случилось. Замок тут был хороший. — Крыса тут! — заорала одна из подружек Поцелуевой. — Я ее нашла! — Сейчас мы тебе устроим! Готовься! Открывай по-хорошему, мразь! Я прикрыла глаза, понимая, что сейчас произойдет что-то плохое. Мы должна защититься от своры. Схвачу ершик для унитаза и буду тыкать им в лицо. Я уже представляла, как делаю это, как Дилара вдруг громко сказала: — Девочки, тут я! — Кто я? — Дилара Айдарова! — И что ты там делаешь?! — У меня живот прихватило, — жалобно сказала Дилара, не сводя с меня немигающего взгляда. — Болит ужасно, что-то не то в столовой съела. Свора расхохоталась, однако поверила ей. Ей дали несколько тупых советов и со смехом вышли из туалета. Я облегченно выдохнула. Дилара — тоже. — Я не хотела, — прошептала Дилара. — Я правда не хотела! Но Даша всех заставила объявить тебе бойкот. Она хочет сделать твою жизнь невыносимой. Прости меня… Я не могу тебе помочь. Боюсь, что меня снова станут травить, как в прежней школе… Лучше переведись, Кать. Одноклассница открыла дверь и выбежала. А я подошла к зеркалу и посмотрела в свое отражение. Лицо у меня было усталое, но глаза блестели — в тусклом свете они казались темно-синими, будто грозовое море. Должна ли я сдаваться? Убегать? Или должна дать отпор? Но как? Их много, а я… Одна. Прозвенел звонок, и нужно было вернуться в класс, однако я не торопилась сделать это. Еще какое-то время провела в туалете, снова умыло лицо, переплела волосы туго затянув их в высокий хвост, и только потом вышла в пустой коридор. В класс заходить не хотелось, однако пришлось сделать это. В коридоре меня заметила Атом, отругала и велела идти на урок. Я открыла дверь и, извинившись, села на свое место. Ольга Владимировна не стала мне ничего говорить, просто кивнула. Наверное, решила, что я задержалась случайно. Литература прошла относительно спокойно. Я чувствовала на себе недобрые взгляды и слышала шепотки, которые классная руководительница то и дело пресекала. Я знала, что одноклассники смотрят на меня и обсуждают. Было больно, что девочки, с которыми я подружилась, так легко отказались от меня, но я была благодарна Диларе, что она нашла в себе силы что-то мне объяснить. Пару раз мне в спину прилетали бумажные шарики — кто-то плевался мне ими в спину. Правда, один раз шарик прилетел не в меня, а в подружку Романовой , которая сидела рядом с Диларой. В ту самую, с короткой стрижкой и с хулиганским выражением лица. — Охренел? — на весь класс злобно осведомилась она, повернувшись назад. — Я тебе сейчас эту бумажку в задницу засуну! — Токарева, что за лексикон?! — возмутилась классная руководительница. — Немедленно отвернись! Еще раз услышу — у тебя будут проблемы. — Это у них будут проблемы, если еще раз в меня чем-то кинут, — пообещала подруга Романовой . Больше в меня никто шариками не пулялся. Видимо, испугались, что снова попадут в Свету. В конце урока мне пришла записка. «Ты от нас не убежишь», — было написано в ней. Я оглянулась и увидела, как подружки Даши нагло ухмыляются, и демонстративно разорвала бумажку на части. Их улыбочки померкли. Бойкот продолжался весь учебный день. Меня продолжали не замечать, при этом шепотом обсуждая. Подружки Поцелуевой больше не искали меня — Дилара была права. Они боялись открывать боевые действия там, где были камеры и свидетели. Такие трусливые мрази, как они, привыкли нападать, оставаясь с жертвой наедине. Последним уроком было обществознание. Весь класс стоял под дверью кабинета, но после звонка учитель так и не появился. — Давайте свалим? — предложила Даша скучающим тоном. — Все равно скукота. — Кому это общество тупое нужно? — подхватила ее подружка подхалимским тоном. Я хотела сказать, что мне — я сдаю экзамен по обществознанию. Да, думаю, не только я одна. Но народ промолчал. — Так, уходим! — заявила Поцелуева. — Какого фига мы этого старого чмошника ждать должны? Ее поддержали подружки и несколько пацанов — из тех, кому не нравилось учиться. — Нас накажут, если уйдем, — нахмурилась староста. — Помните, как в прошлом году было? — Камон, вам это надо? Ну сидите, если хотите, — пожала плечами Даша. — А мы пойдем на крышу тусоваться. Если чмошник придет — напишете, ясно? Народ, кто с нами? Закинув на плечо сумку, Даша с видом королевы первой направилась в сторону лестницы. За ней потянулось большая часть класса. На крышу подниматься не разрешалось, но у Поцелуевой откуда-то были дубликаты ключей, поэтому она время от времени тайно туда проникала. Человек десять осталось стоять у кабинета — в том числе староста и девчонки, с которыми раньше я хорошо общалась. Странно это слово — раньше. Еще вчера мы весело болтали и переписывались, а сегодня они меня сторонились, как прокаженную. Только Дилара время от времени испуганно на меня смотрела. Ей было стыдно и страшно одновременно. Историк, который вел общество, так и не пришел. Наташа ходила в учительскую, и там завуч смогла дозвониться до него — оказывается, историк попал в аварию по дороге в школу. Слава богу, с ним все было хорошо, но у него не сразу получилось связаться с руководством. Мы отправились по домам. А завуч даже не заподозрила, что большая половина класса ушла на крышу. Забрав из шкафчика одежду, я вышла на улицу. Внутри было пусто — то, чего я больше всего боялась, случилось. Я стала изгоем. Мне казалось, что Поцелуева и ее свора догонит меня на улице, и то и дело оглядывалась, однако ничего плохого не произошло. Они не пошли следом за мной — просто стояли рядом со школой и весело кричали: — Крыса! Крыса! Мы тебя поймаем, крыса! Чтобы не слышать этого, я показала им средний палец, торопливо сунула в уши наушники и ускорила шаг. Домой я добралась без приключений, разогрела обед, поела, не чувствуя вкуса. Мамы не было, и я включила музыку, пытаясь отвлечься от плохих мыслей. K-pop играл на всю квартиру, и я даже пыталась потанцевать, но ничего не получалось. Страх и ярость съедали меня изнутри, драли сердце острыми когтями, разрывали душу на части. В голове крутился вопрос — за что? Почему именно я? Что я такого сделала? И кем они себя возомнили? В соцсети мне пришло несколько сообщений от чьих-то фейков. «Крысы должны получать свое», — было написано в одном. «Только крысы могут уводить чужих парней», — гласило второе. Отвечать я не стала — удалила. Пошли к черту, до их уровня опускаться не буду! ‍ ‌‌  ‌‌‌  ‌ ‌‌ ‌   ‌ ‌‌‌ ‌‌   ‌‌  ‌‌ ‌ ‌   ‌ ‌‌‍Забыв о том, что напротив живет Романова, я забралась на широкий подоконник, как любила делать это дома, откинулась спиной на стену и согнула ноги в коленях. Мыслей не было — я просто бездумно слушала музыку. Так продолжалось час или два — не знаю. Небо рассекали самолеты, и я провожала их глазами, мечтая оказаться на борту одного из них. Вспомнился папу. В какой-то момент мне захотелось заплакать, и я закрыла лицо, дав волю слезам, но быстро взяла себя в руки. Я не должна расклеиваться из-за каких-то придурков. Они меня не сломают. Я выключила музыку и привела себя в порядок. Хотя мама, которая приехала из торгового центра, сразу заметила, что я плакала. — Что случилось, Катюш? — грустно спросила она. — С мальчиком поссорилась? — Да с каким мальчиком, мам? — вырвалось у меня. — Причем тут вообще мальчики? Как будто у одиннадцатиклассницы проблем других быть не может. — Что с тобой? — нахмурилась она. — Почему плакала? Что произошло? Тебя кто-то обидел? — Просто… Скучаю, — соврала я. Мама не должна знать о моих неприятностях в школе. — По дому, по бабушке, по коту. По девчонкам своим! — Ох, малышка. — Мама вздохнула и обняла меня. — Понимаю, тебе трудно, но так получилось. А все, что ни делается, к лучшему. — Можно, я уеду? — прошептала я, обнимая ее в ответ. Когда утешают, сложно быть сильной. — Пожалуйста, можно я уеду? — Катя, ну ты чего? — Мама вытерла слезы с моих щек. — Какое уеду? Мы только приехали. — Я вернуться хочу домой, мам. — Теперь тут твой дом. Смотри, как Андрей постарался для нас! Купил большую квартиру, определил тебя в хорошую школу! Тут и университет лучше! И возможностей больше! Мы для тебя стараемся! Не капризничай. Для меня? Нет. Это для Андрея. Ему так удобнее. А мама не может без него. Из-за ее слов меня будто переклинило. И я не смогла сдержать того, чего не должна была говорить. — Ты переехала, потому что так захотел твой муж. Меня ты не спрашивала, хочу я этого или нет. — Катя! — Он у тебя царь и бог, твой Андрей. Только его и слушаешь! Он захотел — мы уехали. А обо мне ты подумала? Каково мне будет переходить в новую школу в одиннадцатом классе? А о бабушке? Кто ей поможет, если что-то случиться? У нее только мы были! — Да что случилось? — не выдержала мама. — Ничего не случилось! Просто я хочу вернуться! Хочу увидеть бабушку! Кота своего! Хочу к папе сходить! Хочу прежнюю жизнь! Ты все испортила! — Не смей так разговаривать с матерью, — вдруг послышался холодный голос Андрея. Он почему-то вернулся домой раньше времени. И все слышал. От его тона у меня внутри все похолодело и я обернулась. Отчим стоял на пороге, в своем идеально выглаженном деловом костюме и смотрел на меня с ледяным презрением. Мне стало не по себе. — В моем доме с моей женой ты так разговаривать не будешь, — все тем же пугающе спокойным голосом сказал Андрей. — Она еще и моя мать, — тихо сказала я, и его глаза яростно блеснули. — Перечишь? Мне следует тебя по-отечески наказать. — Ты мне не отец, — вырвалось у меня. И это была большая ошибка. — Вот как? — поднял он бровь и медленно стал надвигаться на меня. Ярость в его глазах была такая, будто бы я его оскорбила. Я испугалась — вдруг решила, что он ударит меня. — Андрей! — испуганно воскликнула мама. — Ты что собрался делать? Не трогай Полину! Она встала между мной и ним, загораживая меня спиной. Андрей усмехнулся и расслабил галстук на шее. — Не смей ее трогать! — Аня, ты меня разочаровала. Ты так защищаешь свою дочь, будто боишься, что я сделаю ей что-то? Вот как ты ко мне относишься, да? Не доверяешь? Мама растерялась. — Андрей, я… — Аня, ты действительно решила, что я ее ударю? — вкрадчиво спросил Андрей. — Нет, дорогая. Я не трогаю детей и женщин. Но, как я понял, ты думаешь обо мне иначе. Что я из тех уродов, которые могут поднять руку на ребенка. Это так мило. Видимо, я действительно произвожу впечатление такого человека. Заслужил. С этими словами отчим развернулся и ушел. Мама побледнела. — Андрей! Ты не так подумал! Андрей, вернись! — она побежала за ним, но не успела. Хлопнула входная дверь. Отчим ушел. Мама вернулась в гостиную сама не своя. Я к этому времени немного успокоилась, а вот она, напротив, едва не плакала. Андрей слишком сильно влиял на нее. И я все больше убеждалась, что их отношения — нездоровые. — Мам… — Он ушел, — безжизненным голосом сказала мама и направилась в спальню. — Мама, я не хотела! — Дай мне побыть одной. Хорошо? — Мама! Прости меня! — Я обидела его, оскорбила, — вдруг сказала она и взглянула на меня глазами, полными слез. — Вдруг он больше не вернется? Что я тогда буду делать? — Глупости, мам! Он просто тобой манипулирует! — воскликнула я. — Не говори так о нем. Он старается ради нас! Ради тебя и меня! Она ушла, а я осталась в одиночестве, не понимая, что делать. Вернулась в свою комнату и, не став делать уроки, легла в кровать. Одиночество было таким острым, что слезы вновь наворачивались на глаза сами собой. Но плакать я больше не стала — решила быть сильной. А что делают сильные люди в любой непонятной ситуации? Идут спать. Так всегда говорила бабушка. Андрей пришел поздно, почти ночью. Я проснулась из-за того, что они разговаривали на кухне и осторожно прокралась по коридору, пытаясь понять, помирились они или нет. Помирились. Они сидели друг напротив друга, мама тихо плакала, а Андрей держал ее за руку и тихо говорил: — Аня, пойми, ты выставила меня чудовищем. Бросилась защищать ее, будто бы я мог что-нибудь сделать ей. Но я ведь не такой. — Любимый, я не специально! Это материнский инстинкт, понимаешь? Защищать своего ребенка. — Понимаю. Ты хорошая мать, Аня. Но не надо защищать своего ребенка от меня. Я не чудовище. Я принял тебя с твоей дочерью и пообещал воспитать ее. И все делаю для тебя и для нее. — Прости меня, — прошептала мама. — Я не хотела тебя обидеть. Я не знаю, как так вышло. Ты не чудовище. — Конечно, не чудовище, — кивнул Андрей. — Иди ко мне, Анечка. Ты для меня все. — И ты для меня все, — повторила мама и всхлипнула. Он обнял ее, а она доверчиво уткнулась лицом ему в грудь. А я так же тихо ушла обратно в свою комнату. С одной стороны я была рада, что мама помирилась с Андреем, а с другой… Он напоминал мне змея-искусителя, который перекладывал всю вину с себя на нее. Делала ее виноватой во всем, выставляя себя героем-спасителем. Отчим ни разу не назвал меня по имени. Она, ее, для нее. Как будто бы он забыл, что меня зовут Катя.