Твое сердце будет разбито

Маша вернулась в квартиру — вечно холодную, полутемную и пустую. Жить в одиночестве она привыкла. И наверное, поэтому забрала себе из приюта пса — американского стаффордширского терьера, которого еще щенком выкинули на улицу. Когда Романова увидела его фото в соцсети, тот был худым, как скелет, и с испуганными глазами. И напоминал её саму в детстве. Она пожалела щенка. Зачем-то забрала. Назвала Лордом. Выходила, стала обучать командам, тренировать. Пес изменился — стал большим и сильным. И признал Машу своим полноправным хозяином. А теперь в их доме появился еще и котенок. Маша услышала его жалобное мяуканье на подходе к дому и сразу решила — надо забрать, пока местные псы не растерзали. Или добрые люди не свернули шею. Ее, правда, опередила ненормальная девчонка с соседнего дома. Невысокая, хрупкая, явно слабая, но ужасно наглая! Она реально была не в себе. Сначала наблюдала за ней и Дианой, когда они целовались на балконе. Еще и на камеру снимала, извращенка. Наверное, ждала продолжения. Она бы устроила это продолжение — пусть смотрит, ей не жалко. Но Ди не захотела. Увела её в комнату и там дала огня. Потом эта незнакомка не хотела отдавать коробку с котенком, да еще и вела себя так, как никто не смел вести себя с Машей. Дерзко. Как будто была сильнее. Маша Романова по кличке Рома давно привыкла считать себя неприкосновенной. Не выше других, но в стороне. Ее уважали, боялись и обходили по дуге. Еще бы — гроза всего района, с которой никто не связывался, даже взрослая гопота. Себе ведь дороже. Все знали, что Рома на спорте. И что постоять за себя может. А девчонка то ли была совсем поехавшей, то ли не понимала, кто перед ней. Сверкала своими синими глазищами в пол-лица и вела себя так нагло, что ей это даже понравилось. Давно Маша так не веселилась. Часть девчонок ее сторонилась — боялась из-за слухов. Другая часть пыталась соблазнить. Но никто никогда не спорил. И не ставил на место. Правда, когда она дотронулась до него, ее разряд тока прошиб насквозь. Даже дышать нечем стало. И Машу это разозлило. Никто не имел права прикасаться к ней без разрешения. Поэтому она поставила девчонку на место. Правда, сердитые синие глазища до сих пор стояли перед лицом. А еще — пухлые губы. Черт, у Дианы губы круче. Она ими такое делает, что этой девчонке и не снилось. Пошла она к черту. Дура. Котенка пришлось помыть специальным шампунем, потом накормить. Снова усадить в коробку — правда, уже на одеяло. — Будешь Обедом, — сказала Маша, гладя котенка. Тот довольно замурчал. Ему было все равно, как человек станет его звать — главное, что покормил. А Лорд, до этого внимательно наблюдавший за Обедом, заворчал и уткнулся хозяйке в ноги теплым носом. Будто хотел сказать: «Смотри, я вообще-то тут. И я лучше, чем эта котяра». Спать они завалились все вместе на одном диване. Котенок сделал свои грязные дела прямо на одеяло в коробке и решил, что спать лучше с Машей. А Лорд, ревнуя, забрался в ноги. Утром вышедшей из душа Машу встретила впечатляющая надпись на одном из окон напротив. «Отдай кота, дуболомиха!» — гласила она. Когда она увидел это, то от неожиданности чуть не уронила телефон, который держала. Эта девчонка совсем поехала крышей? У нее сезонное обострение или всегда с головой проблемы? Она вообще понимает, кто она? По ходу, нет. Ничего, ей объяснят. Потом будет глазки в пол опускать и жаться к стенам. Ее все боятся. Она исключением не станет. …А губы у нее и правда были манящие. И фигурка ничего. Она бы с ней позабавилась. Только не станет. Хорошим порядочным девочкам не место рядом с таким, как она. Пусть найдут себе хороших мальчиков, которые будут дарить им цветы и нежно целовать. Рома и нежность были понятиями несовместимыми. Дралася, меняла девчонок, как перчатки, играла с собственной жизнью в рулетку. И не ждала от людей ничего хорошего. Слишком уж много жести насмотрелась. Да и слабаком не хотела становится. Потому что знала. Все хорошие — слабые. А слабые всегда в проигрыше. Но какого черта она все время думает о ее губах? *** Мы целовались, как ненормальные. Тепло ее сильных рук, требовательные губы, нежность, пронзающая сердце…От всего этого кружилась голова и не хватало дыхания. Зато в сердце загорались фейерверки. Это было запретно, но горячо. На мне — лишь ее футболка, достающая почти до колен, на ней— джинсы. И нереальное притяжение между нами. До мурашек. «Катя», — прошептал она мне на ухо, прикусила мочку уха и поцеловала в шею, заставляя крепче сжать плечи. А затем подхватила меня на руки и закружила по наполненной светом комнате. Обнимая её , я смеялась — чувствовала себя самой счастливой. Знала, что она любит меня так, как никто. И я люблю её. Мне захотелось назвать её по имени, но я вдруг поймала себя на мысли, что не знаю его. «Дуболомиха?» — тихо проговорила я, и в этот же момент меня разбудил истошный вопль будильника. Я распахнула глаза и резко села в кровати, не понимая, почему сердце так часто бьется, а губы горят, будто от реального поцелуя. Почему мне вообще приснилось, что я целуюсь с этой странной девкой?! Она же неадекватная! И вытворять такое с девушками не нормально! Я подошла к окну — небо за ним было низким и хмурым, видимо, собирался дождь. Интересно, почему каждое первое сентября такое тоскливое? Не помню ни дня, когда на дворе стояла бы хорошая погода. Может быть, природа скорбит о тех, кому суждено идти на учебу? Что ж, пора собираться, нельзя опаздывать в первый учебный день в новой школе. Да, я — новенькая. И, наверное, буду единственной новенькой одиннадцатиклассницей. Никогда бы не подумала, что мы уедем, и что последний год я проведу в другом городе. Не уверена, что найду тут друзей — в старшей школе компании уже сложены, чужих не особо любят. В переезде был виноват отчим. Это был его родной город, в котором он родился и жил. Работал на руководящей должности в какой-то крупной компании, был в браке, имел детей. Однажды его перевели в филиал в нашем городе, где он и встретил маму. А теперь ему нужно было вернуться — тоже из-за работы. Его крупно повысили. И одним июльским вечером он поставил нас перед фактом — мы переезжаем за тысячу километров. Я упрашивала маму разрешить мне остаться хотя бы на год, чтобы закончить родную школу, но она была непреклонна. Сказала, что мы должны ехать следом за главой семьи. Глава семьи! Как будто бы этот незнакомый мужчина мог стать мне семьей! Мы с самого начала были чужими друг для друга, и соблюдали нейтралитет лишь ради мамы. Я была уверена, что не нравлюсь Андрею, а он раздражал меня своими манерами и холодностью. Я твердо решила — отучусь здесь год, как и обещала, но поступать буду в родном городе. Подам документы, чтобы мама не знала, а потом просто уеду. Мне исполнится восемнадцать, а значит, я сама буду решать, где и с кем жить. Вернусь к бабушке по папе. Она уже знает об этом плане и ждет меня. К тому же у нее остался мой кот Зайчик. Андрей предложил отдать его каким-то своим знакомым, но я не согласилась. Это мой кот, и я не собираюсь его никому отдавать! Я заправила постель, умылась, привела себя в порядок и даже слегка подкрасила ресницы, брови и губы. А после тоскливо уставилась на форму, висевшую на стене. Темно-синяя плиссированная юбка ниже колен, белая блузка, пиджак с нашивкой в виде школьного герба и галстук. Это форма была парадная, а кроме нее была еще и повседневная — разрешалось носить платья, юбки, брюки, сарафаны и жакеты темно-синего или черного цветов, а еще светлые блузки и водолазки. Кроме того, было много других ограничений, например, колготки могли быть только телесного цвета, туфли — только закрытые и с каблуком до семи сантиметров, а маникюр — только бесцветный. В моей прежней школе тоже придерживались делового стиля, но таких ограничений не было, и для меня все это было в новинку. Ладно, если честно, я жутко нервничала. Мне до сих пор не верилось, что я не смогу доучиться со своими ребятами, что не сяду за одну парту с Иркой, своей лучшей подругой… Она так плакала, когда мы прощались… Да я и сама ревела — отпускать привычную жизнь было нелегко. Ничего, это продлится всего год. И я вернусь. — Кать, ты скоро? — заглянула в комнату мама. — Беги скорее завтракать, а то опоздаешь! Я все же надела форму и посмотрелась в зеркало. Почему японские школьницы в своей форме выглядят как королевы юности, свежести и красоты? А я — как малолетка, хотя мне уже почти восемнадцать! Мне всегда хотелось выглядеть, как модель — тонкое лицо, острые скулы, кошачьи глаза и, конечно, высокий рост! Идеалом для меня была двоюродная сестра Виолетта, которая работала моделью и в Азии, и в Европе. У неё было кучу татуировок, в том числе и на лице. И она пользовалась большим спросом. Она всегда в шутку называла меня Babyface и говорила, что у меня «очаровательное детское лицо». А мне оно совершенно не нравилось! Большие щеки с ямочками, большие глаза, пухлые губы и вздернутый нос — ну какая это модель?! «Ты просто ничего не понимаешь, зая, — отмахивалась от меня Виола. — Типаж бейби-фейс покоряет мир». А я отвечала на это, что пока даже ни одного парня еще не покорила. И не покорю с таким-то лицом! На что Виолетта отмахивались, говоря что покорю какую-нибудь красотку. Единственное, что мне в себе нравилось, так это цвет глаз — синие, как у папы. И длинные ресницы — это уже спасибо маме. Наверное, непринятие себя началось с детства. Тогда меня часто обзывали Лягушатиной и-за торчащих лопаток и пухлых губ. Особенно часто дразнились братья-соседи Сашка и Игорь Степановы. Они доставали меня день и ночь, и однажды папа услышал это. Но не стал их ругать, лишь спокойно поговорил. Не знаю, какие слова нашел папа, но братья подошли ко мне и смущенно извинились, а после стали ходить за мной по пятам и называть себя моими охранниками. Со Степановыми я подружилась и, наверное, общалась бы до сих пор, если бы они не переехали после пятого класса. По иронии судьбы — в этот же город. Было бы здорово встретить их, но не думаю, что это случиться. Какова вероятность встретить кого-то посреди миллионного города? Почти никакой. А если бы мы и встретимся, то, возможно, не узнали бы друг друга. Связь с ними была безвозвратно потеряна. Друзья детства — не значит друзья навсегда.