«Людей берегут друзья»

Шерлок Холмс никому и никогда не афишировал свое состояние, свои мысли, свои желания и идеи. Ни для кого это не было секретом, но, по правде говоря, мало кому было интересно, что действительно творится в этой затуманенной гениальной голове. Иногда Шерлок ни с того ни с сего выдавал такие идеи, несмотря на место и время, что мне приходилось только учиться справляться с негодованием, удивлением, шоком и другими чувствами, которые настигали меня волной. Для него было в порядке вещей говорить за завтраком о каком-то особенно распространенном яде и его влиянии на человека, и он всегда устремлял на меня свои светлые глаза в искреннем удивлении, когда я осмеливался сказать, что мне в данный момент эта тема неприятна. Холмс вообще очень любил говорить, и делал это прекрасно. Очень часто, как правило во время своих бесцельных расхаживаний по квартире в поисках разгадки на очередное преступление, речь его была сбивчивой, резкой, то монотонной, то через чур эмоциональной — доходило даже до криков — и я всегда удивлялся этой его манере рассуждать вслух. А больше меня поражало то, что прослеживалось, если задуматься, во всем характере Шерлока — ему было абсолютно все равно, слушаю ли его я или кто-то другой. Я мог застать его за такими рассуждениями даже в одиночестве в его комнате. По всей вероятности, рассуждать вслух Шерлоку было легче, и ему было совершенно наплевать, кто и что об этом подумает. Порой, однако, я замечал его на мгновение тускнеющий взгляд, когда кто-то бросал в него оскорбления и ругательства после применения на нем дедукции, но это немного иная тема. Да, у Шерлока была действительно поставленная речь, которой он умело пользовался на людях. Подобно тому, как он был способен играть самые сложные произведения великих классиков на скрипке, но наедине исполняя лишь атональную, ни на что не похожую симфонию звуков, так и голос его приобретал очень необычные противоречивые оттенки, когда мой друг оставался наедине с собой. Разумеется, особенности его поведения и характера я мог бы перечислять бесконечно — и в конечном итоге это утратило бы смысл. Но существовала одна вещь, которая беспокоила меня в нем. Как я и сказал в начале — Шерлок никогда никому не говорил о своем состоянии, хоть психологическом, хоть физическом. Для окружающих он представлялся бесчувственной скалой айсберга, но я, человек, с которым он живёт уже больше 4 лет, стал догадываться давно, что это не совсем так. Правда, не сразу. Конечно и бесспорно можно заключить, что Холмс лишь позиционировал себя как-то определенно в обществе, чтобы в нем взаимодействовать, но на самом деле глубина его души была невероятна. Иногда, когда я думаю об этом, я пытаюсь понять, что же привело Шерлока к такому поведению: нежелание открываться людям, детская травма или, может, он и правда ничего не чувствует? Такое я допускал тоже, но тогда опять появлялись вопросы о причине отсутствия элементарных человеческих эмоций. Однажды поздним октябрьским вечером мы возвращались домой под хлестающим дождем. Весь тот день я провел с Шерлоком, который позвал меня на свое очередное расследование. Мы обошли пешком, наверное, пол Лондона, и к обеду я уже изнемогал от усталости. Шерлоку удалось раскрыть это дело в течение 12 часов — к вечеру мы напали на след руководящего всей преступной группировкой, которая массово перевозила оружие через Великобританию дальше в Америку. Увидев его, Холмс бросился вслед, пока я, едва переводя дух, волочился сзади под пасмурным небом и накрапывающим дождем. Я ни минуты не сомневался в своем друге — Шерлок был прекрасным детективом и обладал сильным телосложением. Поначалу я удивлялся его силе и навыкам в борьбе, но после миф о его болезненной худобе выветрился из головы. Шерлок был действительно очень худ и из-за этого казался ещё выше, однако вместе с тем он оставался прекрасным стрелком с навыками самообороны. — Есть! — я увидел уже только мелькнувший пистолет преступника, который Шерлок самодовольно вертел в руке и ухмылялся, — Идем, Джон, пусть им занимается Лестрейд, дальше не будет ничего интересного. И вместе с тем детектив как ни в чем не бывало направился к центру улицы, чтобы поймать такси. Такое случалось часто, но я не переставал удивляться его ловкости и критичности ума. В такси я заметил, что Шерлок как-то странно потирал свою правую ладонь, но ничего не сказал. Было около часа ночи, когда мы приехали, и усталость валила меня с ног. — Спокойной ночи, Джон, — сразу заявил Шерлок, когда мы оказались на пороге дома. С этими словами он решительно удалился в свою комнату, но я не возражал. Мои ноги едва держали меня, так что я тоже сразу отправился к себе наверх и упал на кровать почти без сил. И всё-таки — каждый поход с Холмсом на улицу неминуемо оборачивался приключением. Утром я не обнаружил Шерлока на кухне, хотя он в это время обычно сидит и читает какие-нибудь новости в газете. Но я не придал этому значения и принялся заваривать чай, чуть поежившись от холодного ветра из окна. Наверняка Шерлок ещё спит, утомленный вчерашними погонями. На улице продолжался ливень, так что я намеревался остаться дома и заняться приятными делами. Через часа два, когда я уже позавтракал и увлеченно читал книгу в гостиной, с комнаты друга послышался грохот. Преследуемый чутьем, что произошло что-то плохое, я тут же ринулся к комнате Шерлока и остановился у двери. Больше никаких звуков не было слышно, но я решил удостовериться, а потому постучал в дверь не слишком громко. — Шерлок? Ты в порядке? Ответа не последовало, и я постучал ещё, пока окончательно не решился войти в его комнату. Детектив обнаружился в кровати, укутанный в одеяло, а грохот, видимо, был из-за книги, которая валялась посреди комнаты. Я сделал шаг вперёд и подобрал ее. — Описание взаимодействия белковых ферментов в крови человека с различными видами металлов, — прочёл вслух я и поднял голову на Шерлока. Сейчас меня вдруг посетила мысль, что книге просто не откуда было свалиться в эту часть комнаты, а значит выходило, что ее просто сюда швырнули. — Шерлок, ты в порядке? — Разумеется, — последовало быстро бурчание, и детектив, кажется, ещё сильнее укутался в спасительное одеяло. — Выглядишь неважно, — заметил я и сделал пару шагов к его кровати. В глаза бросилась выглядывающая из-под одеяла черная ткань брюк Шерлока, и только сейчас я заметил, что он, вероятно, был во вчерашней уличной одежде. Мокрой, черт возьми. — Шерлок? — Снова окликнул его я, а когда увидел его бледное измученное лицо, то внутренний врач во мне забил тревогу, — Шерлок, что случилось? Я не хотел нарушать его личное пространство, эту стену, которую он намеренно выстраивал от окружающих. Однако Шерлок был моим лучшим другом, и конечно же я беспокоился за него. На его лице я прочитал явные признаки недомогания и подумал, не мог ли гений простудиться от вчерашнего ливня. Но нет, тут что-то другое... Шерлок зашевелился под одеялом, и его оклик вывел меня из раздумий: — Джон, я... Мне, кажется, будет нужна твоя помощь, — неуверенно проговорил Шерлок ослабшим голосом, и я понял, что он не спал всю ночь. Я уже хотел было кричать и спрашивать, что же в конец произошло, но держался, потому что прекрасно знал, как Холмсу сейчас нелегко попросить меня о такой банальной человеческой помощи, в которой я никогда ему не отказывал. Даже если он звонил мне в 3 ночи, пока я был в Эдинбурге. Я прекрасно понимал, что ему сейчас очень тяжело показываться мне в таком виде, а уж тем более просить ему помочь. Я кивнул и выжидающе посмотрел на его бледное лицо. Дуновение ветра из открытого окна снова заставило меня дрогнуть и спрятаться сильнее в свитер. Миссис Хадсон на днях обещала включить отопление. — Вызови мне такси. — Что? — Вызови мне такси, — повторил Шерлок, и я уставился на него в удивлении. — Ты собрался куда-то ехать в таком виде? — я воздержался от дальнейших восклицаний с трудом. — Да. Мне нужно к Молли. Видимо, тут требуется хирургическое вмешательство, — заявил Шерлок, а после резко откинул одеяло и уселся на кровати в своем мятом костюме вчерашнего дня. Я с трудом удержал в себе крик и страх, когда увидел на белой простыне и одеяле алые пятная крови. Вскоре мои глаза заметили безжизненно свисающую руку Шерлока, ладонь и запястье которой были небрежно обмотаны бинтом. — Почему ты не сказал, что он задел тебя? — Эта тишина и его равнодушие ко мне и к собственному телу заставила прийти меня в бешенство. Я ринулся к нему и обнаружил под слоями бинта и крови глубокую рану, которая тянулась от правого запястья и рассекала половину ладони. Я не помню, чтобы у преступника был нож, вероятно, Шерлок успел его выбить ранее, чем пистолет. Но, разумеется, он не мог не заметить такую рану сразу. Я знал это, потому что это был не первый случай, когда после ранения Шерлок уходил в свою комнату и переживал все муки в одиночестве, и ему даже в голову не приходило, что сломанные кости или пуля в теле не исчезнут сами собой. И постоянно я врывался в его комнату и находил Холмса в плачевном состоянии. Хоть такое случалось нечасто, — всё-таки Шерлок был всегда настороже — но все же ранений с его занятием нельзя было исключать. — Снова?.. — Спросил я, оправившись от шока и осмотрев бегло открытые участки раны, — И ты снова лежал всю ночь и даже не вызвал скорую? У тебя кровь даже сейчас идёт! — Возмутился я и тут же убежал в свою комнату за аптечкой. Иногда мне казалось, что это я не могу без своего друга, но очевидно, что этот гений так и умер бы просто от потери крови в постели. Понятия не имею, как он взвешивал эту ситуацию, однако его закрытость в моменты уязвимости была особенно сильной. И если Шерлок намеревался поехать в больницу, значит уже изнемогал от боли. У него вообще была удивительно высокая сила воли. Я и представить себе не мог, как он провел ночь с открытой глубокой раной и кровотечением. Наверняка ждал, пока все само пройдет. Или же... Об этом я думать не хотел, ведь если Шерлок правда боялся показаться мне на глаза и попросить о помощи, значит я приобретал статус ненадежного друга, на которого нельзя положиться. — Никакой больницы, Шерлок, — заявил я с порога, когда был вооружен всем необходимым, — я всё-таки доктор, к тому же ты потерял слишком много крови. Увидев меня, глаза Шерлока слегка оживились. Может, он был рад, что ему не придется провести время в больнице среди кучи идиотов? Это испытание для него было бы более тяжким, чем перетерпеть боль. — Почему ты сразу не сказал, что ты ранен? — Задал я вопрос, который задавал всегда, когда такое происходило. А происходило это я определенной периодичностью, — Шерлок? Холмс вытянул пострадавшую руку, лег обратно на кровать и уставился в потолок. Лицо его не отображало никаких чувств, разве что было бледнее обычного, а губы слегка дрожали, вероятно, от холода или из-за потери крови. Он никогда не отвечал. Шерлок никогда не говорил о том, что чувствует. Эта особенность его поведения — прятаться в момент особой уязвимости — иногда ставила меня в тупик, и я не знал, бежать ли со всех ног на помощь или просто оставить его в покое. Мы не говорили на эту тему. Но я всегда старался обнаружить Шерлока как можно раньше и самому предложить помощь, если подобное случалось. — Извини, рукав пиджака придется разрезать, — я осмотрел запекшуюся кровь, которая прилипла к черной ткани. Я старался сдерживать чувства и не начать отчитывать его. На меня устремился тусклый измученный взгляд. Я только покачал головой и поджал губы, мысленно прикинув, сколько по времени займёт зашить такой порез. Я не мог смотреть на него сейчас. Почувствовав это, Шерлок снова перевел глаза в потолок и лишь слегка повел плечом здоровой руки, и я счёл это за согласие. Да, это было его особенностью. Я не хочу говорить, что это было странностью или ещё чем-то относящимся к тем словам, которые Шерлок обычно слышал в свою спину от большинства окружающих. Да, пожалуй, это было его особенностью. Я не понимал причины такого поведения, но был уверен, что для самого Шерлока это не было загадкой. В человеческих душах он разбирался лучше меня, однако оставался лишь теоретиком. И либо он совершенно не догадывался даже о наличии собственной души либо, напротив, познал ее настолько глубоко, что решил не открываться другим людям. Но у меня был опыт. Я уже не помню, как был шокирован, когда впервые столкнулся с подобным. Вся моя жизнь, казалось, разделилась на совместную жизнь с Холмсом и время до нее. Но сейчас я попытался отбросить все эмоции — сейчас главное остановить кровь и обработать порез, который, кстати, был далеко не маленьким. Я искренне хотел помочь ему. Я считал Шерлока своим другом и делал все, что в моих силах для него. И мне это нравилось. Потому что мне нравилась жизнь с ним. Пара движений, и вот уже мои руки на автомате затягивают жгут на его плече, пока я сам ловлю себя на мысли о том, что, пожалуй, да, я чувствую обиду за то, что Шерлок никогда не просит меня о помощи в отношении себя самого. Но конечно я понимал, что он делает это не намеренно. Взгляд его недоумевающих глаз, когда я вошёл в комнату, говорил о том, что он сам понятия не имеет, что делать с ранением. Шерлок был лишь теоретиком, хотя в работе все его знания ему служили верой и правдой. Вконец, если бы мне посчастливилось получить от того придурка — Шерлок бы без колебаний показал свои великолепные навыки оказания помощи, которые у него, конечно же, были. Но стоило этому случиться с ним, — И я говорю не только об этом случае. Я говорю обо всех чувствах, начиная от дружбы и заканчивая любовью, которые Холмс всегда высмеивал. — то он сразу впадал в ступор. — Тебе стоило сразу сказать мне, ты ведь мог потерять ещё больше крови, — начал я осторожно мягким голосом. Это было для меня одной из главных загадок в моем друге: он либо намеренно не просил никого помочь и не желал показываться ни перед кем в таком виде, либо же действительно не понимал серьезность ситуации. В последние годы я все больше склоняюсь к первому варианту. У Шерлока много чувств. Невероятно много. Невозможно сочинять такие эмоциональные композиции на скрипке и при этом ничего не чувствовать. Невозможно все время просить пойти с ним на дело, даже если в этом нет необходимости, и не испытывать ничего, связанного с человеческой привязанностью и желанием быть с другим человеком. Интересно, он сам уже догадался об этом? Но, пожалуй, этим делом займусь я. В ответ я слышу молчание и уже не слишком удивляюсь. Прикинув глубину ранения, я вздохнул и стал искать в своей аптечке сильный дезинфектор и нужный диаметр иглы. — Я не заметил, что у него есть холодное оружие, — послышался хриплый уставший голос Шерлока, который отражался от стен, и который едва не заглушал шум машин из окна. Я немного улыбнулся, чтобы ободрить его и показать, что все будет в порядке. Шерлок то смотрел на меня слишком пристально, то отводил глаза и глядел в потолок так печально и равнодушно, словно меня здесь не было. Да, его хандра тоже достойна отдельного описания. Сейчас она плавно подбиралась к нему, и если я немедленно не поставлю его на ноги, если Шерлок через неделю уже не сможет снова, как ребенок, носиться по Лондону, то апатия настигнет его окончательно, и тогда придется ждать около месяца и слушать по ночам стоны скрипки. — Шерлок, мне придется... — Нет. Я опешил, когда он перебил меня решительным заявлением. — Я даже ничего не сказал, — парировал я и мельком бросил взгляд на пару пузырьков для инъекций. — Я знаю, что ты скажешь, Джон. Мой ответ нет, — пробурчал он и чуть подтянулся на кровати, но больная рука оставалась в том же положении. Я сглотнул и нервно оглядел его перетянутую жгутом руку и снова перевел глаза в аптечку, где уже лежали подготовленные материалы. — Но ты же понимаешь, что без анестетика будет невероятно больно?.. — Не стоило и сомневаться, что он знает мои мысли, однако я не представлял, как проводить операцию без обезболивающего. — Что у тебя есть? — Снова резко спросил он, и я растерянно посмотрел на несколько пузырьков. — Хирокаин, Маркаин, Новокаин... — я принялся перечислять почти одинаковые по составу обезболивающие для местной анестезии, которые сам нередко испытывал на себе. Но, кажется, до меня стало доходить... — Не поможет, — безапелляционно бросил Холмс и выдохнул, будто готовясь переживать операцию без анестезии. У меня в голове уже сложился примерный пазл, но все же я решил спросить, почему это Шерлок так решил. — А как ты думаешь, Джон? Или в Бартсе с преподаванием химии совсем плохо? Я смотрел на него совершенно растерянный и не знающий, что теперь делать. Взгляд мой снова устремился на три склянки, и я, прокрутив их и увидя везде в составе один и тот же главный компонент, вздохнул с горестью и полным отчаянием. — Бинго! На меня не действуют опиаты, можно было уже догадаться, — голос Шерлока доносился до меня будто сквозь толщу воды, а я сам пялился на одну из склянок с ее составом. — Значит я вколю тебе морфий, — сказал наконец я и уже было хотел подняться, но потемневший взгляд светлых глаз напротив заставил меня передумать. — Нет, — опять сказал он, — даже если так, тебе придется взять очень большую дозу, чтобы она подействовала на меня. К тому же ты понимаешь последствия приема морфия. Мне глубоко наплевать на все чувства, что я переживу, пока буду под ним, но если ты хочешь обезболить процесс, то понадобится такая дозировка, которая легко может стать смертельной. От меньшей, стандартной при таких случаях, мне только покружит голову. Мне жаль, — как-то не слишком уместно добавил он, и это вызвало жалость к Шерлоку и у меня самого. Мы действительно находились в странной идиотской ситуации. До этого не случалось с ним сильных открытых ранений, требующих хирургического вмешательства, не считая, конечно, пулевого ранения от Мэри. И даже тогда пришлось применять наркотики. И даже тогда он делал вид, что все в порядке. Пока не свалился после операции недельной давности из-за его стремительных прогулок по Лондону буквально через пару дней после нее. И даже тогда он будто не замечал последствий. Хотя это неудивительно. Шерлок может не есть днями и не спать сутками, если его мозг занят чем-то более возвышенным. — Значит я вызываю скорую, — бросил я и стал собирать приготовленные вещи в аптечку. Шерлока будто пробило дрожью. Было ли тому виной открытое окно и то, что он лежал передо мной в одних брюках, или, может, он испугался... Я не знал. Но реакция моего друга заставила меня помедлить с набором номера. — Нет, Джон, я хочу, чтобы ты помог мне, — проговорил медленно Шерлок, будто эти слова давались ему с усилием, или он пытался понять их смысл, — останься со мной. Ты не будешь виноват в том, что мне больно, но пожалуйста... Сделай все, как и раньше. Он устремил на меня голубоватый взгляд, и внутри меня началась битва рациональности и чувств. У Шерлока высочайший болевой порог, в этом не было сомнений. И тем не менее, я не хотел видеть его и без того измученное лицо во время этого процесса, ещё и без анестезии. — Сколько это займет по времени? — Вывел меня он из мыслей. Я бегло осмотрел порез и заметил, что операция усложнится из-за разрыва некоторых сухожилий и вен, из которых и появилось так много крови. — Около... двух часов, — осторожно сказал я, потому что боялся ошибиться. Шерлок, кажется, что-то прикинул у себя в голове и прикрыл глаза. — Хорошо, я потерплю, — ответил он и больше ничего не говорил. Все ещё не до конца собравшись с мыслями, я сказал ему, что вернусь через десять минут. Я вымыл руки и глубоко вздохнул холодного воздуха на кухне. Нельзя волноваться. Я собрался и влился в роль врача, где моей задачей было помочь Шерлоку. Однако, наши реальные роли и мои чувства все равно сбивали меня, и я пытался найти им место. Когда я вернулся, Холмс все также лежал неподвижно в той же позе. Он только секунду взглянул на меня и после снова закрыл глаза. Лицо его не отражало никаких эмоций, я бы даже сказал, что Шерлок был спокоен, словно готовится ко сну. — Если будет очень больно, то скажи, — быстро проговорил я и мысленно переключился на роль доктора. Я должен был помочь ему. Я действительно восхищался своим другом во многих и многих вещах. Невозможно даже представить, как сильно я желал с ним находиться ради этой атмосферы, которая царила всегда возле него. Если вспомнить нашу первую встречу и дальнейшее приключение, то я, честно, чувствовал такое к нему влечение, которое нельзя назвать здоровым. И до сих пор, спустя много лет, я каждый день открываю в Холмсе новые и новые песчинки, которых не знал. Он до сих пор продолжает меня удивлять в самых мелких вещах, о которых бы я и не подумал. И он страшно интересный. Ни с кем другим я никогда не чувствовал себя так, как с Шерлоком Холмсом. Пожалуй, его натура настолько глубока, что мне и не хватит жизни, чтобы узнать о нем все. Тем более, что Шерлок не очень охотно делится своими секретами. Да, я уже писал про его потрясающую силу воли, основанную не иначе, как на характере. Имея не слишком сильное тело — согласитесь, что Шерлок не выглядел явным рослым громилой, который вечно зависал в спортзале — ему удавалось преодолевать эмоциональные тряски своим сознанием, способностью абстрагироваться и критическим мышлением, а физические невзгоды — невероятной силой духа, какую я не видел ещё ни в ком даже на войне. Мне понадобилось около двух часов, чтобы зашить порез и нейтрализовать последствия. За это время я не слышал от Шерлока ни малейшего звука. Он только болезненно зашипел, когда я вылил пол бутылька бетадина на рану. — Тише, тише, — успокаивал его я и позволял себе бегло провести рукой по взъерошенным темным кудрям. Бывало, он вздрагивал или учащенно дышал, если я касался обнаженных тканей, однако же ни единого крика не слетело с его уст. Большую часть времени он вообще лежал и не двигался, и мне приходилось пару раз класть руку на его грудь, чтобы убедиться, что он вообще жив. И тогда Шерлок сразу выходил из своего транса, смотрел на меня и переводил глаза на незаконченную работу. — Ты чего, Джон? Я удивлённо моргнул и в полном шоке и даже ужасе уставился на него. Пришлось даже вглядеться в зрачки, чтобы убедиться, что Холмс не под наркотиками, хотя никаких признаков не наблюдалось: ровное дыхание, пульс, реакции, никакого тремора конечностей. — Ты в порядке? — спросил я его, запинаясь, — Всмысле... — я указал пальцем на его, уже только малость окровавленную, кисть и снова перевел глаза на это спокойное до невозможности лицо. Я не верил своим глазам. Пришлось даже тряхнуть головой, чтобы убедиться, что у меня не галлюцинации. Но нет, это так. Может, Шерлок вколол себе какой-то анальгетик, пока я уходил? Ибо иначе это было немыслимо! Его запястье и половина ладони были рассечены ножом почти до кости, всю ночь он лежал как ни в чем не бывало и читал книгу о том, как взаимодействую молекулы металла с кровяными ферментами, теряя при этом кровь, а сейчас... Я попытался собраться. Хоть мозг и отказывался в это верить — как и глаза кстати — но я взял себя в руки и продолжил наносить финальные швы. — Мне больно, но я в порядке, — послышался вздох, и мне пришлось оставить эту фразу в памяти, чтобы потом тщательно обдумать. Сейчас отвлекаться было нельзя. Когда дело было закончено, я выдохнул, снял перчатки и убрал весь инвентарь, чтобы потом продезинфицировать. Был уже полдень, а я и не заметил, как пролетело время с утра. — Подожди, — Шерлок уже зашевелился и поджал ноги, чтобы встать. Это добило меня окончательно. Он будто и не переживал ничего вообще, — мне нужно наложить сверху бинт. И не вздумай ничего делать рукой, иначе швы разойдутся. Никаких расследований, слышишь, Шерлок? — Я пытался до него достучаться, а он только смотрел в окно, будто желал нарушить все мои наставления, — Тебе около месяца лучше вообще не делать ничего особо сложного, надеюсь, ты понимаешь серьезность всего того, что с тобой случилось? — Да, Джон, абсолютно. Спасибо. — Дыхни, — не выдержал я и подвинулся ближе к нему, хотя нас и так ничего не разделяло. — Всмысле? — Дыхни я говорю, — потребовал настойчиво я, а Шерлок только непонимающе нахмурился от моего тона. Он выдохнул прохладный осенний воздух, и я уловил дыхание на своей щеке. Удалось различить только отдаленный запах кофе, вероятно ещё с того дня. И выветрившийся одеколон, который я ощутил только теперь. Вероятно, малая часть попала на его шею, потому что обычно Холмс пользуется им уже в одежде. — Ты что, не пьян? — спросил строго я и не прекращал глядеть в голубоватые переливистые глаза в лучах осеннего солнца. — Джон, я в полном порядке, — рассмеялся он, и я ощутил себя обескураженным. Его искренний заливистый смех всегда заставлял улыбаться меня, но сейчас логическая цепь в голове совсем не складывалась. — Ты только что пережил операцию без капли анестезии, — констатировал я. — Потому что у нас не оказалось того вещества, которое можно было бы применить без последующих последствий, — кивнул Шерлок и начал сползать с кровати. Я остановил его: — Как тебе это удалось? — Что? — Шерлок, из твоей раны хлестала кровь, я протыкал твою кожу иглой, господи, ты даже не плакал! — Не выдержал я. Он нахмурился и поспешил накинуть на себя домашнюю футболку с халатом, поскольку все предыдущее время был в одних брюках. — А должен был? — Тебе не было больно? — Я этого не говорил. Повисло молчание, которое было разорвано болезненным шипением. Шерлок наклонился поднять ту самую книгу, которая валялась посреди комнаты. — Нет-нет, даже не думай! — запротестовал я, — Я только завязал узлы, так что, пожалуйста, цени мой труд и свое здоровье, — я наклонился и сам поставил книгу на полку, а Шерлока взял за плечи, потому что его начинало трясти. Ничего удивительного, ведь организм даёт о себе знать потерей крови и низким давлением. Как он вообще еще в сознании? — Спасибо, — он откашлялся, и мы оба улыбнулись. — К ночи боль может усилится. Я буду рядом, а ты посиди сегодня дома. Если нужно, я схожу в больницу и возьму нужный препарат с другой химической основой. Что тебе помогает? Шерлок сощурился. — Боюсь, что тут надо подбирать индивидуальную комбинацию и дозировку. Я мог бы этим заняться, но, думаю, пока это будет затруднительно... — он посмотрел на свое обмотанной запястье. — Не нужно. Я могу поискать в своих документах, наверняка найду что-нибудь. Даже если нет, всегда можно использовать виски, — и мы оба расхохотались. *** Для больного Шерлок был чересчур бодр, и к обеду хандра его улетучилась. Стоял холодный октябрьский день, в воздухе уже веяло морозцем. Я сделал ему чай и просил не нагружать пока тело. — Я ведь не могу ничего не делать, — усмехался он, и я протянул ему утреннюю газету. — Только не увлекайся, пока можешь консультировать только из дома, в ближайший месяц никаких погонь. Приказ доктора, — проговорил серьезно я, но мы оба прыснули от смеха. Я всегда удивлялся его выдержке и умению смотреть на жизнь так, как нужно именно ему. Шерлок вычленял нужные ему факты и оставался предан себе и своим принципам и желаниям, несмотря на свое окружение, несмотря на слухи о нем, несмотря на политическую обстановку, несмотря даже на самые мелкие бытовые вещи, которые отвлекали и раздражали всех других людей. Шерлок Холмс был предан своим идеалам, у него было любимое дело, от которого он получал удовольствие, и на этом фоне ему было совсем неважно, что и где происходило. Только если это не касалось его друзей, конечно. И как бы он не отрицал их наличие — мы оба понимали, что Шерлоку важно его близкое окружение. А остальных он спокойно отсеивал, и потому жизнь его, столь необычная, стремительная, и вместе с тем ужасно правильная, искренняя, полная чувств и желаний, о каких только были написаны самые высокоморальные книги, была столь привлекательной для меня, что я, Джон Ватсон, был до безумия рад просто находиться с таким удивительным человеком. Шерлок был и будет оставаться моим самым лучшим другом и самым интересным и удивительным человеком, который открывает мне новые аспекты жизни и наполняет ее смыслом. Через пару дней я проверил его руку и наложил новый бинт, и Шерлок уже мог иногда заваривать чай обеими руками. Впрочем, я был рад помочь ему с домашними делами. Иногда вечерами, когда боль ощущалась сильнее, он приходил ко мне, и мы играли в какие-нибудь настольные игры, или же я заполнял рабочие отчёты, а он с недоумением расспрашивал меня о смысле всей этой бюрократии. Это была середина осени, и я запомнил ее спокойной, умиротворяющей и полной надежд. Иногда к нам поднималась миссис Хадсон, и мы могли посмотреть какую-нибудь дурацкую комедию по телевидению. Временами заскакивал Лестрейд, чтобы проведать нас, пока Шерлок болен, и всегда благодарил его за нужную информацию для раскрытия очередного дела. А после я снял ему швы и попросил в следующий раз быть осторожнее. В тот день в Лондоне пошел первый снег. Шерлок заявился в мою комнату к полудню в своем теплом пальто и укутанный по горло в шерстяной шарф. — Нашел? — спросил я его с улыбкой и сразу отложил ноутбук. Он кивнул, и я был уверен, что за шарфом он скрывал довольную предвкушающую улыбку. Я сразу же вскочил и натянул на себя теплый свитер. — Тогда вперёд! И мы помчались на выход, словно подростки, и снова допоздна носились по улицам холодного осеннего Лондона, останавливаясь разве что в какой-то забегаловке, чтобы купить кофе и согреться.