Препод-распиздяй

— Ой, — совсем неискренне выдает Шигараки, с легким злорадством глядя на то, как пачка мармеладок (обычных, маггловских) рассыпается в прах. Кажется, Невилл на задних партах сдавленно икает и держится на грани, лишь бы не упасть в обморок.  И Гарри, честно говоря, был с ним солидарен. К Даби все уже привыкли. Да, он был стремным, странным и грубым, но злом знакомым и в общем-то даже неплохим. А вот его замена выглядела весьма…  Сомнительно.  Шигараки Томура выглядел так, словно планировал устроить гребаный зомби апокалипсис во всем мире, а все, что его останавливало — это лень и дикое желание вздремнуть и не просыпаться, если судить по этим глубоким мешкам под глазами.  А еще, да, его способность стирать все в порошок одним лишь касанием определенно внушала.  Тойя, до этого выглядевший более чем довольный жизнью, мрачно отряхнул руки.  — Мудак, — кинул он Шигараки, на что тот довольно улыбнулся.  Отношение к Тойе сейчас тоже было… Ладно, Гарри не знал, как к нему относиться. Как и вся школа, в общем-то. В памяти еще свеж образ Даби, сильного и опасного засранца, острого на язык, способного сжечь все к херам по мановению руки, если не чиху. Тойя же пусть и выглядел как мрачный и не особо разговорчивый ребенок, являл собой… жалкое зрелище, в общем-то. «Кожа да кости», если выражаться языком тети Петуньи. Многочисленные ожоги и бинты отнюдь не делали картину лучше, даже хуже.  Гарри вроде как парень, но даже у него пробудилось нечто на подобии материнского инстинкта (а может это инстинкт бабушки, кто знает), глядя на эти тонкие запястья, обмотанные бинтами, возникало желание накормить этого бедного ребенка.  И так думает Гарри. Человек, от вида которого обычно у всех возникает желание закормить его.  Единственная причина, по которой все сторонились и опасались Тойю, даже не смея к нему лезть с желанием покормить, являлась его манера держаться и чертовски, чертовски холодные глаза, обещающие все круги Ада. Ну и возможно маячивший за спиной Шигараки, выглядевший отнюдь не лучше.  Иногда Поттеру казалось, что это Воландеморт под личиной, просто потому что под этими красными глазами становилось, откровенно говоря, не по себе. 23/42 Гарри поежился, едва взглянув на Шигараки.  Его манера держаться была чем-то похожа на Даби, возникало ощущение, словно они как минимум росли вместе, а то и вовсе являлись какими-нибудь сводными братьями или кузенами. Шигараки, даже не смотря на то, что материл и вел с Тойей язвительные диалоги, вел себя, словно старший брат, по своему заботившийся о младшем. Иногда Гарри даже казалось, что Шигараки эта возня нравится. Но в том-то и дело, что казалось, потому что понять, что вообще может быть в голове у этого сомнительного человека — буквально невозможно.  Тойя же тем временем недовольно фыркнул и не спеша направился к Гермионе.  Он быстро просек, что Гермиона — это человек, у которого при себе есть едва ли не все, что нужно, так что не удивительно, что именно она вызвала у него такое… благосклонное отношение.  Урок еще не начался, но все они уже сидели на своих местах. Гарри все еще не понимал, как так получалось, но он должен был признать, что смотреть на взаимодействия Тойи и Шигараки было чертовски интересно. Да и вообще, не каждый день можно увидеть Даби таким… таким.  Гермиона же едва ли не закатила глаза, однако достала из сумки упаковку мармелада, отдав ее Тойе и параллельно с этим опасливо косясь в сторону Шигараки, потому что, опять же, хрен знает, что у него там в голове происходит.  Тойя благодарно улыбнулся и неспеша отправился обратно, запрыгнул на преподавательский стол, не забыв при этом показать средний палец закатившему глаза Шигараки. Он открыл пачку, и болтая ногами, принялся неспеша истреблять мармеладных червячков.  Гарри заметил, что очень часто Тойя вел себя до ненормального по-взрослому, словно детства у него, как такового, даже не было. Но в такие моменты он даже с каким то облегчением осознавал, что нет, Тойя все же ребенок, пускай и рано повзрослевший. И улыбка делала его совсем другим человеком — он становился похож на гребаного ангелочка, а не мрачную мумию, готовую наслать проклятье на весь род людской.  По правде говоря, это было слегка странно. То, как Тойя язвил и огрызался, то как они с Шигараки ругались, но тем не менее Тойя всегда находился подле него, временами даже цепляясь пальцами за длинный плащ Томуры. Оба делали вид, что этого не было, и ничего подобного они не делали, однако факт оставался фактом. Тойя никому в этом замке не доверял, смотрел нахально, но с явной опаской, а еще едва заметно вздрагивал от резких движений.  Гарри знал, от чего так могут вздрагивать и поджимал губы. Но друзьям свои догадки не говорил. Может, он и любил совать нос не в свои дела большую часть времени, однако все равно оставались определенные вещи, куда лезть не стоило. Причина вздрагиваний Тойи была как раз из разряда этих запретных вещей.  Гарри и сам так же вздрагивал, когда дядя Вернон поднимал руку или кричал, вздрагивал, стоило услышать топот Дадли.  И ему становилось не по себе от мысли, что Даби — этот язвительный ублюдок, мог пережить нечто подобное в детстве, а то и хуже.  Конечно, это все были лишь догадки, но…  У Гарри возникало отчаянное желание помочь, хоть он и понимал, что это бесполезно. В конце концов, Даби уже давным давно вырос, пускай и находился сейчас в таком… состоянии. Поттер явно опоздал со своей помощью. Да и, кажется на тот момент он еще даже не родился.  Гарри подавляет желание тяжело вздохнуть. От всего этого не особо счастливого вороха мыслей его отвлекает Шигараки, достаточно громко хлопнувший в ладоши. И без того шепотом переговаривающиеся дети окончательно замолкли.  — Наверное, стоило бы начать урок, — достаточно громко произносит он хриплым голосом, морщась на последнем слове.  Тойя, сидящий на столе, фыркает. Шигараки кидает на него предупреждающий взгляд, однако ничего на это не говорит.  — Говорю сразу, пиздюки, я никогда в своей гребаной жизни так крупно не влипал. Соответственно, роль поучающей мамы-утки я так же не играл, потому что нахер оно мне надо было. И если что-то кому-то не нравится, то можете пиздовать отсюда на все четыре стороны, мне же будет легче. — Шигараки хмуро оглядел класс после своей своеобразной вступительной речи, и слегка поморщился, когда понял, что болванчики уходить явно не собирались.  На какой-то миг Гарри его даже жаль стало.  — Ладно, хуй с вами. Надеюсь, всем сложившаяся ситуация ясна, ее вроде ваш директор-слепыш базарил в той чертовски огромной столовке…  — Это был большой зал, тупица, — флегматично перебил его Тойя.  — Завали нахер, это все равно одна и та же хрень, — отмахнулся от него Томура, на что Тойя с тихим смешком пробормотал: «Ну-ну». Шигараки как-то уж совсем устало вздохнул, явно пытаясь собраться с мыслями, — ладно, начнем.  И Гарри, как и весь класс, приготовился слушать.  --  — На чем вы там остановились, кто скажет? — Сдался Шигараки, быстро пролистав учебник. Готовился ли он в этому занятию? Конечно же нет. Был ли у него хотя бы намек на план? Импровизация наше все, о чем вы.  Томура бы поматерил себя за тупость и лень, но ему было совсем не до этого. Он, кажется, начинал понимать дядю Айзаву, почему тот всегда выглядел так, словно столкнулся с кучкой энергососущих тварей, хотя на самом деле всего-то обучал детей.  У Шигараки не было опыта возни с детьми от слова «совсем». Да чего уж там, уже в детстве тот же Даби был потенциально более крутым учителем, чем  Шигараки, и не смотря на все свои нелепые отговорки и оправдания, любил возиться с детьми. Не многие старшие в семье являлись любителями исполнять роль «мамы-утки», однако Даби, не смотря на всю паскудность своего характера, являлся именно таким человеком. Человеком, который обожал возиться с детьми, кормил бродячих собак и кошек, и в целом все это совсем не вязалось с тем, как он себя вел и как выглядел.  — Мы остановились на красных колпаках, профе… сэр, — тут же ответила лохматая девчонка, приглянувшаяся Даби.  Томура вздохнул.  — Можете меня и профессором, и сэром, и Шигараки называть. Мне в общем-то все равно, — он махнул рукой и хмуро начал искать в учебнике нужную тему, чтобы было, на что опереться и с чего начать.  — Сэр, — с поднятой рукой вновь подала голос… Гермиона кажется, и Шигараки кивком головы дал ей понять, чтоб та продолжила. — Вы же из Японии, да? Конечно, это не входит в рамки программы, но не могли бы вы рассказать что нибудь о японских существах?  Класс, Гриффиндорцы и Пуффендуйцы, поддержали ее гомоном. Шигараки поморщился, кинул взгляд на Гермиону. Он не знает, поняла ли девчонка или нет, что он испытывает небольшие… трудности, но это в любом случае было ему на руку.  — Заткнулись все, — не повышая голоса произнес он и дети, вот так чудо, тут же замолкли.  Шигараки покосился на Тойю, но тот, видимо, полностью отключился от этого мира, отдав все свое внимание мармеладкам. По крайней мере, со стороны это выглядело именно так. Но Томура слишком давно знает этого говнюка, так что понять, что тот все равно прислушивается и краем глаза следит за всеми, для него не составило труда.  В конце концов, приличную часть времени Даби рос на улицах и излишняя паранойя уже стала частью его самого хренову кучу лет назад.  — Японские твари, так японские твари, хрен с вами, — дети довольно заулыбались и Томура едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Японскую чертовщину он, определенно, знал куда лучше, хотя бы по той причине, что Даби довольно часто заебывал его этой херней и что-то, да отложилось в памяти. Шигараки вздохнул.  — У нас ходят легенды о существовании призрака-паука, принимающего облик женщины. Эту тварь называют йорогумо и она в какой-то степени схожа с сиренами.  — Как это? — Не сдержался рыжий пацан, но Шигараки решил сделать вид, что не заметил этого.  — Йорогумо обитает в лесу, в заброшенных хижинах. Игрой на лютне она завлекает путников, вводя их в своеобразный гипноз, и пока человек наслаждается музыкой, тварь обматывает его паутиной, обеспечивая питание как себе, так и своему потомству.  Рыжего пацана явственно передернуло.  — По некоторым поверьям, если паучиха проживет двести лет…  — Ты дурак? — Фыркает до этого даже не отсвечивающий Тойя и Шигараки очень глубоко вздыхает, оборачиваясь к нему. — Все с детсада знают, что ей требуется четыреста лет, — и говнюк паскудненько лыбится.  Но Шигараки более-менее научился держать себя в руках.  Наверное.  — Иди нахуй, — отмахивается он, и не может не добавить: — откуда тебе знать про детсад, ты там не был никогда. — Шигараки отворачивается от него и, как ни в чем не бывало, продолжает, однако ставит на то, что засранец явно показывает его спине средний палец, — если паучиха проживет четыреста лет, — на этот момента Томура отчетливо слышит смешок Тойи, но стоически игнорирует это, — она может приобрести магическую силу. Во многих историях йорогумо в виде красавицы просит самурая жениться на ней или, чтобы вызвать доверие и сочувствие, принимает форму молодой женщины с ребёнком на руках, который на самом деле является паучьей кладкой. — Наконец договаривает он и, как по расписанию, урок заканчивается.  — Домашку задавать… — сначала Шигараки честно не собирался ничего задавать, но стоило ему бросить взгляд на Тойю… Губы сами собой расплылись в пакостной улыбке. — В обязательном порядке напишите доклад о любой японской твари минимум на двадцать страниц. Сдадите мне, а проверит ваши почеркушки Даби, когда придет в себя, — и о, это определенно стоило того выражения лица, которое возникло у Тойи.  — Ну ты и сука, — щурит глаза он.  — От суки слышу, Дабс.  --  Драко ловит лютый дисбаланс с самого начала этого года и он категорически не знает, что ему с этим делать. Виной тому — новые профессора.  Даби и Шигараки восхищали. Они были сильными и чертовски крутыми, с них хотелось брать пример, но в этом всем Малфой не признается, даже самому себе.  Драко хочет ими восхищаться открыто, как делали это другие факультеты. Но новые профессора — грязнокровки и Драко категорически не понимает, почему жизнь так не справедлива. Как грязнокровки вообще могут быть такими? Драко не дерзит им и не говорит за их спинами ничего дурного, прикрываясь тем, что они иностранцы, и это было бы максимально ужасно, если бы они услышали то, как их поливают грязью.  Драко пресекал других слизеринцев, пользуясь тем, что все его слушали. 27/42 Малфой вспоминает речи отца и матери о грязнокровках и… И он правда не понимает, какого черта.  Он идет по пустому коридору, без своей свиты, в надежде разобраться в себе, но у него не выходит.  Драко вздыхает, поднимает голову и замирает.  Перед ним стоит мальчишка — профессор, попавший под зелье идиотов-Уизли. Даже ребенком Даби вызывал… что-то, похожее на восхищение. Такое же чувство Драко испытывал до знакомства с Поттером, он восхищался Гарри, собирался дружить с ним, но все получилось так, как получилось.  Но к Тойе Драко даже не лезет. Потому что, какой смысл пытаться завязать с ним дружбу, если тот скоро вновь станет взрослым и наверняка не станет общаться с какой-то соплей?  Драко честно собирался пройти мимо. Собирался, но… Что-то словно дергает его и он останавливается напротив Тойи и не может сдержаться.  — Отец говорил, что все грязнокровки жалкие, — Драко видит, как леденеют глаза Тойи, однако все равно продолжает, — но вы… не такие, как описывал отец. Вы отличаетесь.  — И что же ты хочешь от меня? — Как-то сразу расслабляется Тойя и Драко находит это немного странным, но решает на этой детали не зацикливаться.  — Что… что мне делать?  Тойя молчит, разглядывает его и Драко отвечает ему тем же. Малфой смотрит на этого тощего мальчишку, ниже него самого во много раз, на котором и живого места толком нет, он весь покрыт бинтами и пластырями.  — Забей.  — Что? — Удивленно переспрашивает Драко.  — Забей. Просто не слушай его и составляй мнение о других сам. — И Тойя вдруг улыбается какой-то ненормально-нежной улыбкой, от которой у Драко по позвоночнику бегут мурашки. — Я вот ненавижу своего отца. Ненавижу настолько, что хочу убить. Сжечь его так же, как он жег меня и моих младших, — в глазах Тойи возникает что-то пустое, и совершенно, совершенно ненормальное. Но это длится всего лишь миг и Тойя усмехается, качая головой. — Откровенность за откровенностью, черт возьми.  Он подходит к Драко и хлопает его по плечу.  — Ты не твой отец, — говорит от напоследок как ни в чем небывало, и уходит. А Драко остается стоять в коридоре, слушая удаляющиеся шаги Тойи.