кинктобер две тысячи двадцать три

Смешанная
Завершён
NC-17
кинктобер две тысячи двадцать три
огнеюля
автор
Описание
Тексты из списка кинктобера прошлого года по запросу из телеграм канала, где основополагающим фактором было наличие оригинального персонажа. Наслаждайтесь!
Примечания
Сборник драбблов, не связанных друг с другом сюжетно, метки и предупреждения будут в начале каждой главы. Часть 1: Химеко/ОЖП/ОЖП; Часть 2: Серафим Сидорин/ОЖП; Часть 3: Егор Булаткин/ОЖП; Часть 4: Андрей Пирокинезис/ОЖП; Часть 5: ОЖП/ОЖП (без вопросов); Часть 6: Дайнслейф/ОЖП; Часть 7: Кирилл Бледный/ОМП.
Посвящение
Тоши, назвавшей меня авторкой женских романов.
Поделиться
Содержание Вперед

вечером будет дождь

      Солнце больше не светит - или купола храма его не отражают, - лучи не оставляют цветные блики от витражей на окнах на мраморном полу.       По синему небу кружат вороны - силы ада и дьявола, но кружат над золотым крестом на крыше того, куда дьявола не пускают, откуда в ад не попасть.       Колокола ни по кому больше не звонят, их сняли и сдали в металлолом, сдали за двенадцать серебряных на бутылку крови божьего сына.       Вороны кружат и кричат имя, до боли знакомое, клеймом отпечатанное на подкорке, ржавым клинком выцарапанное на сердце, кровью стекающее по запястьям, до тошноты и рвоты родное - имя её.       Вороны гроздьями сидят на голых ветвях - как ее тело глубокой ночью в непроглядной тьме, - до кладбища недалеко, и отчетливо слышен звук падающих комьев земли.       Никто не умер вчера, никто не умрет сегодня, но завтра в полночь нечто потеряет свою ценность и суть, и в храминах откроется путь в посмертие, и лишь луна - проводник.       Путь не быстрый, путь не близкий, путь тернистый - он оплетется вокруг путника, шипами вопьется в нежную спину, ржавым клинком изрежет ступни, и горячий песок через раны доберется до сердца, и иссушит его, и ни плодом, ни околоплодными водами не напиться.       Ладан больше не пахнет - в кадильнице лишь намокший табак, и папирус священных книг тлеет в руке, и дым сигарет горьким туманом обволакивает гортань, грязными пеплом и прахом покрывает легкие.       Острые зубы вгрызаются в синюю небесную плоть, бурая кровь стекает по губам, и красные губы целуют в скулу, шею и ключицу, следят кровавыми ошметками, волчцами и терниями оставляют рубцы на деревьях, чтобы не потерять дорогу назад.       Свечи не горят, но воск топленым молоком капает на грудь, шрамами застилает пелену на глазах, будто мать - постель ребенку, синего неба не видно - тучи старым дырявым одеялом прикрывают дитя.       Распятие давит на грудную клетку, припекает мягкую кожу, ржавый клинок выводит замысловатые узоры, смешивает алую вязкую с молоком - таким холодным, будто солнце и правда больше никогда не взойдет.       — О чем задумались, отец Андрей?       — Птицы летают низко. Вечером будет дождь.       Вечером будет дождь, дождь смоет все вчерашнее, смоет все завтрашнее, но в полночь пыльные капли на окнах не пустят в храм лунный свет.
Вперед