Сука

      Анубис чувствует, как собственная ярость сворачивается ядовитой змеёй где-то глубоко в груди, она шипит и плюется ядом, стоит хоть кому-то приблизиться, не позволяя саму себя утешить, деве только и остается, что в несгораемой злости наматывать бесполезные круги вокруг отцовской кровати с копьём в руках. Отравление алкоголем штука страшная для людей и способная с лёгкостью убить смертный организм. С богами такое не прокатит, бессмертные внутренности должны переварить все. Ну или Анубис так казалось.       Вина разъедает ее собственные внутренности, в голове пульсирует «это все твоя вина», чешется, скребётся с противным стрекотом словно рой насекомых, пытающихся прогрызться своими маленькими, но мощными челюстями сквозь ее черепную коробку. И Анубис с этим ничего не делает. Потому что согласна, потому что виновата, потому что знала, что подобное случится, но все равно ушла. Потому что поддалась своей смертной сущности, позволив ей взять вверх над божественностью. С каждым подобным трусливым человеческим поступком она все дальше отдаляется от своего становления Богом.       Отец с болью стонет ее имя и дёргается, выгибаясь дугой, он с силой зажимает челюсти, скрепя зубами, сквозь которые хлещет пена из его рта, пытается когтями разодрать собственное горло, чтобы избавиться от ужасного дискомфорта. Анубис бросает копьё и пытается отодрать его руки от собственно гортани, медленно шепчет ему слова успокоения и целует промокшее от пота лицо, это ненадолго помогает, Сет поднимается и сблевывает ей под ноги очередную порцию рвоты, с хрипом ложится обратно и жадно глотает воздух. В глазах у него плывет, из последних сил тянет ослабевшую руку, зовя ее по имени.       Анубис с отвращением поднимает ноги, чувствуя как в рвоте хлюпают сандалии, берет поднявшуюся отцовскую ладонь и прижимает к своему лицу, мягко целуя линию жизни на его ладони. «- Все в порядке…» «- .это я Анубис…» «- .не плачь…» «- .я не злюсь на тебя…» «- .не вини себя…» «- .пожалуйста проснись…» «- .я прощаю тебя…»       Отец засыпает. Анубис снимает свою обувь и бросает их в корзину, к остальным тряпкам, скоро придут слуги и уберут грязное белье, принеся новое. А пока последним чистым полотенцем обтирает вспотевшее мужское лицо, после проходясь по красным от крови пальцам. Это был не первый его приступ, сколько бы они не лечили его горло, вскоре он вновь всё расцарапает.       Проходит чуть больше времени и Анубис берет проверенный графин с отваром из можжевельника, что приготовила лично мама, переливая совсем немного в глиняную пиалку. Как бы сладко не спал папа, ему нужно много пить, дева мягко тормошит Бога и когда он просыпается, приподнимая его за шею даёт ему отвар, пиалку за пиалкой, с трудом глотая, после чего с ровным дыханием засыпает вновь.       Анубис мчалась в храм со скоростью, которую никогда не ожидала от себя, слова Себека все еще плыли в ее разуме как буйное течение, подстегивая бежать быстрее и не позволять усталости взять вверх. «- Сет приказал привозить юных девушек с черными волосами и глазами»       Знала что так будет. Помнила злосчастный канон, как и наркотический трип отца, в котором тот начнет извинятся перед маленьким Гором, но все равно сбежала. Все равно бросила его.       Она помнит, как много лет назад обещала самой себе, что никогда не бросит отца, что поможет ему пройти через все невзгоды, что будет рядом несмотря ни на что. Но все равно сбежала. Недооценила тяжесть, которую взвалила себе на плечи, переоценила собственные возможности и вот теперь ее слабость вернулась к ней жёсткой пощечиной. Слова, когда-то выпущенные ещё смертной душой, пришедшей из иного мира оказались слишком громкими для новых возможностей. Прямо как в ту ночь, когда Осирис выпотрошил ее тело, когда разрушил их семью, когда взял тело ее отца силой, ломая разум.       И в разрушенном храме встретил ее одурманенный отец, заплаканный и абсолютно невменяемый, его нижняя часть, задрав ноги к верху покоилась на софе, а туловище стелилось по мокрому полу, маска, наполовину разваленная показывала лишь закатанные в очередном приступе глаза и выдранные клоки волосы.       Анубис сама виновата.       Виновата, что обратила внимания на удирающего мальчишку.       Виновата, что не загрызла его сразу же.       Виновата, что успокаивала его, прижимая к себе, заверяя, что все в порядке, теряя драгоценное время.       Запах семени чувствовался в волосах, коже, слезах этого птенца.       Виновата, что позволила брату сбежать, давая ему шанс вернутся в будущем.       Отец крепкий Бог, потому поправился быстро, он проснулся в своей непривычно мягкой кровати, лучи утреннего солнца освещали комнату сквозь тонкие занавески, запах свежести, что приносил с собой ветер, лишь располагал к себе. — Папа? — Сет повернул голову так быстро, что послышался хруст шеи, он мало, что помнил, но вот потерю ребенка запомнил на всю жизнь. Ужас и страх, когда дочь не вернулась к вечеру съедал его даже сильнее, чем в прошлый раз. Сет легко отменил поездку в Хеммис и отдал приказ солдатам искать пропавшую принцессу, а сам переворачивал территорию их дворца с ног до головы, казалось, что абсолютно каждый сантиметр угла был обследован с такой тщательностью, что и мышь не проскочит.       Но вот прошел день, второй, третий, а Анубис как не было так и нет. И Сет потребовал вина. А потом и курительную трубку зажег. И так по кругу, приказ притаскивать к нему всех юных девушек с молочной кожей и черными глазами с волосами сошел с языка так легко и естественно, что на появившейся в голове вопрос «зачем?» он лишь закурил.       Сет помнил множество дев, которые боясь стелились на полу, кланяюсь так низко, что были видны их спины. Но все были не те. То пальцы слишком кривые, то нос с горбинкой, то оттенок глаз не тот, то волосы слишком прямые. Не то, не то, нетонетонето…       Все было не то!       Среди этих жмущихся друг к другу плачущих девочек не было его дочери. На их плаксивые писки и визги отпустить их домой, Сет лишь сильнее злился. И затягивался очередной травой лишь сильнее.       Сет помнил Нефтиду, что присела рядышком к нему и мягко погладила по лицу, Сет помнит как упал перед ней колени, обнимая и утыкаясь лицом в живот. Помнит ее горькие слезы и слова извинения, что срывались вместе с его мычанием.       Сет и не думал, что это не галлюцинация, что жена сидит вот здесь, настоящая, готовая к переговорам, что мягкий волнующийся зов, будто отдающийся из-под толщи воды это действительно Анубис.       Сет взглянул на стоящую возле выхода дочь, держащую в руках поднос. Сет собирался выдохнуть с самым большим облегчением в жизни, но стоило сделать вдох, как дыхание перехватило.       Лицо его дочери перекрывала тонкая ткань, закрывая все лицо, оставляя лишь кудрявые волосы падать на спину.       И что самое бросающееся в глаза. Она стала больше.       Сет не может вспомнить ее лица.