Нарисуй меня как своих француженок

Охранник смотрел на неё в упор, с каждой минутой всё сильнее хмуря седые кустистые брови. Софико переминалась с ноги на ногу – напротив чужой непроизносимой фамилии в соцсети горело неутешительное "был(а) в сети недавно", а турникет равнодушно поблескивал стальными прутьями, явно не собираясь глядеть в ответ в духе бездны. Пропускать без пропуска – тоже. – Девушка, вы к кому? – в восьмой или девятый раз флегматично спросил охранник. Софико уже почти привычным жестом дёрнула плечами, поморщившись от неприятно шуршащей ткани пуховика. И точно так же в восьмой или девятый раз терпеливо кривовато улыбнулась, кивнув: – Попросили попозировать, – вздохнула она, – четвёртый курс, художники, группу не помню, договаривалась с мальчиком со странной фамилией. По сложившейся за последние десять минут традиции охранник должен был проворчать что-то невразумительное себе под нос и замолчать – чтобы через минуту снова заговорить. Софико начинала подозревать, что тот над ней просто издевался – как минимум потому, что для человека со склерозом у него были слишком умные, ироничные глаза. И подозрение тут же подтвердилось – потому что охранник вдруг сменил пластинку. Матрица сломалась, не иначе. – Мальчиков у художников в принципе немного, – хмыкнул он, отпив из бумажного стаканчика странноватого вида и запаха чай. – А со странной фамилией и чепухой в голове – вообще один такой. Жди, опаздывает твоя пропажа, как обычно. Она фыркнула, поправила волосы, вылезшие из-под шапки и падавшие на глаза. И облокотилась обеими руками на стойку охраны, рассудив, что матрицу ломать стоит вместе – стоять молча было скучно, а охранник сам пошёл на контакт. – А вы тут всех студентов знаете? – поинтересовалась она, маскируя упрямо проскальзывающую в голос иронию лёгким налётом веселья. – Ну в смысле по... характеристикам. Охранник понимающе ухмыльнулся в стаканчик, заставляя по новой гадать – что там вообще намешано такое. Пахло чем-то пряным, терпким и почему-то немного еловым. – А вы его ещё не видели, да? – проницательно сказал он, кивнув на прозрачную дверь за её спиной. – Такого захочешь – не забудешь. Софико обернулась – как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как распахнулась дверь, и на проходную влетел парень, каким-то очень привычным жестом поскользнувшись на скользком порожке, и стряхнул с волос тающие снежинки. – О, ты уже здесь! – деловито кивнул он Софико, залихватски подмигнул и, широко улыбаясь, очень свойским жестом протянул охраннику пропуск. – Девушка со мной, – добавил он, когда охранник нехотя пропустил его сквозь турникет. – Модель, к Газаевой на рисунок, Елена Борисовна в курсе, можете набрать. Тот махнул на парня рукой, закатил глаза. Софико с интересом переводила взгляд с одного на другого – это всё выглядело как давно сложившийся, вошедший в привычку ритуал, которым обе стороны притворно были недовольны. – Проходите уже, – беззлобно проворчал он, и Софико, наконец, оказалась по ту сторону турникета, едва удержавшись от того, чтобы показать равнодушно блестящей железке язык. – Но временный пропуск девушке всё равно придётся сделать. Парень – Ярослав, поправила себя Софико – так же как она пару минут назад положил локти на стойку. – Я сделаю, Максим Анатольевич, – клятвенно пообещал он, трогательно заломив брови и прижав ладонь к сердцу. – В следующий раз придёт с пропуском! Охранник только покачал головой и взглядом указал на очень пафосную каменную лестницу в конце длинного узкого коридора. Ярослав торопливо кивнул и, жестом позвав Софико за собой, бодро зашагал вперёд, стягивая куртку на ходу. Софико, поравнявшись с ним, рассмотрела его чуть внимательнее. Во-первых, парень идеально подходил для определения слова "художник" в словаре. У него были нервные, порхающие тонкие пальцы, беспокойный ищущий взгляд и пара мазков от краски на бледной щеке. Во-вторых, он был ощутимо ниже её. Сапоги на каблуке, конечно, утрировали разницу, делая её почти комической, но и без них сухой остаток был... не самый утешительный. В-третьих... ну, в-третьих он был одет в растянутый свитер с зелёными пришельцами, а тёмные волосы до плеч отливали тёмно-красными всполохами. В общем и целом, Ярослав выглядел настолько классическим студентом-художником, что Софико на секунду ему не поверила. Но приняла с лёгкостью – было в нём что-то... такое. Располагающее. – Ярослав, а куда мне... Тот не очень вежливо её перебил – и тут же очень вежливо улыбнулся. – Лучше просто Ярик, – рассеянно бросил он. – Извини, что пришлось ждать, телефон разрядился, а вчера мы на пленер ездили, связи не было. У нас сейчас пара полтора часа, тебе подробнее всё Леночка объяснит, потом надо будет задержаться документы заполнить, но это только сегодня... Софико очень захотелось положить ему руку на плечо и, проникновенно заглянув в глаза, попросить не тараторить. Остановило её разве что то, как странно это могло выглядеть для незнакомого человека. Поэтому она просто улыбнулась и пожала плечами в ненавязчивом согласном жесте. Идти сегодня было некуда. Как и завтра, послезавтра и в целом до следующего сентября... Ярик кивнул ей в ответ и тут же споткнулся о ступеньку, тем не менее каким-то неуловимо плавным жестом умудрился удержаться на ногах. Софико вдруг поймала себя на мысли о том, что мысленно записывает каждую деталь из чужого образа, примеряясь, думая, как можно было бы обыграть эту яркость пополам с неуклюжей грацией и беспокойной непринуждённостью – и почти замерла от этого почти забытого ощущения на лестнице. Ярик привёл её в аудиторию, которую правильнее, пожалуй, было бы назвать студией. Стулья в ней стояли в каком-то совершенно хаотичном порядке – один, кажется, подпирал пугающего вида полусломанную ширму. Возле каждого стула стояло по мольберту, из-за которых сидящих на стульях студентов было практически не видно – здесь она кивнула своим мыслям; ещё один мольберт стоял у преподавательского стола. У одной из стен, неровно задрапированной розовой тканью, стоял самодельный постамент. Софико покосилась на него, оценив конструкцию как не самую надёжную, и тяжело вздохнула. С её удачей – позировать ей нужно будет стоя на этом чуде инженерии и чьей-то больной фантазии и молясь всем известным богам о том, чтобы оттуда не свалиться. А ещё – она поразилась тому, как могла не заметить этого сразу – все стены студии были увешаны картинами. На многих было запечатлено одно и то же – но каждая из них словно хранила отпечаток руки автора. Она заворожённо глазела по сторонам, с молчаливым восторгом рассматривая портреты и натюрморты, пока рядом не раздалось звонкое и весьма дружелюбное: – Ярик упомянул, что нашёл нам модель до конца семестра, но я не уверена, что он всё объяснил до конца... Софико резко обернулась – и с таким же восторгом уставилась на рыжеволосую женщину с яркой помадой на губах и такой же яркой решительностью во взгляде. – Здравствуйте, – торопливо кивнула она, всем существом ощущая, как от женщины тянуло какой-то невероятной, очень тёплой, в тон волосам, энергией. – Нет, мы вообще не знакомы, там глупо вообще-то получилось, если честно... Женщина подняла ладонь, обрывая её оправдания, и поправила рыжие локоны с небрежным, очень характерным изяществом. – Меня зовут Елена, – представилась она, мягко улыбнулась уголком рта и немного сощурилась. Прищур делал её старше, открывал мимические морщины в уголках глаз и неглубокую складку на лбу, но её, казалось, не могло испортить вообще ничего на свете. – Не переживай, это всё намного легче, чем кажется на первый взгляд. Если бы Ярослав хотя бы раз в жизни не опоздал на рисунок, мы бы уже успели определиться с позой. Ярослав, в этот момент с грохотом волочащий мольберт по полу, с укором посмотрел на преподавательницу. – Елена Борисовна, – цокнул он языком, покачав головой, но тонкие губы так и норовили расползтись в улыбке, – как вы можете так говорить про своего любимого студента, а? Про вашего лучшего дипломника за всю историю училища. Глаза у Елены смеялись, преувеличенно серьёзный тон подрагивал от едва сдерживаемого смеха, когда она протянула: – Я что, случайно упомянула Игорька? Все дружно расхохотались. Софико тоже хихикнула – настолько комично смотрелся делано возмущённый, скрестивший на груди руки Ярослав. – Елена Борисовна, – укоризненно вздохнул он, кусая губы, чтобы не рассмеяться самому, – я же к вам со всей душой, я ж жить без вас не могу, а вы вот так жестоко меня отвергаете!.. Он театрально схватился за сердце и трагично упал на стул, деловито прячась за мольбертом. Елена вздохнула и жестом отправила Софико к тому самому неустойчивому постаменту. Ну конечно. Кто бы сомневался – уж точно не она. Встав рядом, Елена оглядела её с ног до головы. Одобрительно кивнула чему-то, известному только ей одной. Софико смутилась, одёрнула платье – в переписке она не выяснила ничего кроме просьбы надеть что-то необычное и не обязательно яркое. Теперь она примерно понимала – для Ярика это, вероятно, была вполне рабочая инструкция. – Даш, подойти, пожалуйста. – Софико с любопытством уставилась на мольберты, из-за которых было видно разве что коленки и щиколотки, гадая, какой из них принадлежал этой самой Даше. – Определимся с позой. Из-за мольберта, стоявшего рядом с мольбертом Ярослава, выскользнула невысокая блондинка с лёгкой улыбкой на плотно сомкнутых губах. Очень тихими, почти неслышными шагами она подошла к ним, и от её не менее пристального взгляда Софико почему-то стало немного не по себе. – Встань на постамент, пожалуйста, – попросила Елена, задумчиво постукивающая пальцами по подбородку. И поймав напряжённый взгляд, вдруг рассмеялась приятным мелодичным смехом. – Не переживай, он не развалится, честное слово. Софико храбро кивнула, зажмурила глаза, мысленно извинившись за всё перед мамой, Саней и всем мирозданием заодно, и осторожно шагнула на ненадёжную конструкцию. На удивление, та даже не пошатнулась толком. До этого молчаливо рассматривающая её Даша вдруг протянула руку и осторожно перебросила часть её волос вперёд. И негромко заговорила: – Можешь поднять руку над головой? Как будто танцуешь... нет, не так, запястье выгни... Нет, не то. А если завести за голову? Да, вот, только локоть немного вперёд. И отведи левую ногу назад. Софико тихо повиновалась мягким, но уверенным указаниям, чувствуя себя глиной в тонких, таких же беспокойных как у Ярослава руках – наверное, у всех художников они были такие. Она помнила это ощущение с учёбы – но никогда не думала, что испытает его снова в таких обстоятельствах. А Даша снова дотронулась до неё, положила пальцы на подбородок и немного повернула голову вправо. Пальцы у неё были холодные и очень твёрдые, а ещё немного подрагивали. – Вот так вроде бы хорошо, – придирчиво осматривая её словно Пигмалион свою Галатею, пробормотала Даша и, словно последним штрихом, поправила складку платья. – Как греческая статуя... И от неё это вдруг прозвучало до странного смущающе – не то дело было в словах, не то в том, как на последнем слове вдруг немного дрогнул чужой голос. Даша, кажется, тоже смутилась, совсем чуть-чуть, но взгляда не отвела. Наоборот, склонила голову набок, намётанным взглядом творца пытаясь найти недочёты. Елена сложила руки на груди, снова прищурила глаза, прошла от одного края постамента до другого. И, наконец, удовлетворённо кивнула. – Поехали, – скомандовала она каким-то очень азартным, совсем не учительским тоном. – Двадцать пять минут работаем, потом пять – перерыв. Даша отошла к своему мольберту, но совсем ненадолго, достала из огромной полотняной сумки телефон. – Я тебя сфотографирую, ладно? – немного виновато предупредила она. Софико кривовато улыбнулась – мол, порядок, стараясь не двигать при этом головой. Выходило неожиданно непросто. – Это чтобы мы могли работать дома, ну, чтоб работа не стояла. Даша пару раз ткнула пальцем в экран и отошла окончательно, сев за мольберт и тут же превратившись обратно в коленки и щиколотки. Стоять было легко. Ну, первые несколько минут. Потом начала затекать заведённая за голову рука, противно заныла опорная нога – она чуть заметно поморщилась. После этого вдобавок зачесался нос. Софико стиснула зубы, стараясь терпеть изо всех сил. И всё же быстро почесала зудящую кожу, тут же возвращая руку назад и виновато глядя перед собой. Чтобы отвлечься, она снова принялась рассматривать картины на стене позади мольбертов. На одной из них была нарисована Даша, сидящая в пол-оборота. Она не улыбалась, глядя строгими глазами куда-то вдаль, тонкие руки были сложены на груди; но от картины всё равно веяло теплом. Были ли это чувства художника? Или просто в студии было душновато?.. Раздался противный базовый сигнал чьего-то будильника, и Даша, немного выглянув из-за мольберта, жестом показала ей расслабиться. Софико села на самый край постамента, вытянув вперёд затёкшую руку и принявшись разминать кисть. – Ты можешь ненадолго менять позу, если что, – выглянув из-за мольберта, протянул долговязый парень с татуировкой вокруг предплечья. – Почесать там что-нибудь или одежду поправить. Размяться немного. Главное, потом встань обратно. Софико негромко хихикнула. Парень, порывшись в такой же как у Даши необъятных размеров сумке, подошёл и протянул ей бутылку воды. – Женя, – почему-то прошептал он. Софико благодарно улыбнулась и сделала пару больших глотков. – Софико, – шёпотом представилась она в ответ. Женя расхохотался и сел обратно, иногда выглядывая и корча ей страшные глаза. Оставшийся час прошёл практически так же. Двадцать с лишним минут она рассматривала картины, женину макушку, выглядывающую даже из-за высоченного мольберта, и вставшую в углу Елену Борисовну. Пять – лениво подслушивала негромкий гомон художников, перебрасывающихся какими-то своими сплетнями словно мячиком. А в конце пары в студии разыгралась очередная драма, на которую остальные, видимо, успевшие привыкнуть, почти не обращали внимания, продолжая собираться и уходить, – стоило ли сомневаться, что её эпицентром был Ярик, принявший, кажется, на себя обязанности главного комедианта? Дурашливо сжимая дашину руку в своих, он смотрел на неё огромными глазами и порывался упасть на колено. – Дашенька, ангел мой, ну только ты можешь меня спасти, – причитал он, драматично закатывая глаза. – Ты же староста. Ты должна помогать... Даша иронично выгнула бровь. – Братьям нашим меньшим? – хмыкнула она неуловимо ласково. – Иди давай. С тебя шоколадка. Ярик торопливо поцеловал её в щёку и быстро направился к двери. – Святая! – донеслось уже из коридора. Софико покачала головой, в третий раз за полтора часа слезая с постамента. А Даша, педантично сложившая в сумку все свои вещи, подошла к ней и кривовато улыбнулась. – Пойдём до администрации прогуляемся, – с той самой лёгкой улыбкой произнесла она, – подпишешь договор, получишь пропуск. Тут почти в соседнем кабинете и дел на пять минут. Дел действительно было на пять минут. За то время, пока они дошли до кабинета, – четвёртого или пятого по счёту, – Даша спокойным, сдержанно дружелюбным тоном рассказала ей о расписании и снабдила какими-то наверняка очень важными пояснениями, которые рисковали выветриться из головы уже через час. Бухгалтерша, как ни странно, даже не ворчала, как это случалось в её институте, – молча подсунула только что распечатанный, ещё пахнущий краской договор и терпеливо ждала пока она переписывала данные паспорта. А вот пропуск почему-то больше напоминал справку, а не пластиковую карточку Ярослава – впрочем, какая ей-то была разница. В коридоре Даша снова легонько тронула её руку – холодные пальцы приятно прошлись по разгорячённой от растирания коже невесомым, почти неощутимым прикосновением. – Запиши мои контакты, – предложила она размеренным, практически ровным тоном. – Номер и в телеге найди. Через меня проще будет что-то узнать или передать. Сама видишь, Яр у нас... творческая личность. Голос у неё потеплел, и в нём вдруг колокольчиками звякнула нежность. Длинные пальцы почему-то нервно перебирали ручку сумки – словно Даша почему-то переживала. С другой стороны – с чего бы ей было переживать, если у неё не было ровно ни одной причины? Софико послушно записала её номер, отправила нейтральное "это Софико, натурщица по рисунку" – а потом, глядя ей вслед, поняла, что не узнала, как же рисует Даша. Почему-то она бесконечно этого хотела. Это вдруг ощутилось чем-то важным – на секунду увидеть мир её глазами, понять, как же она творит. Телефон звякнул. Даша прислала в ответ стикер с дурацким розовым улыбающимся котом. Софико почувствовала, как широко улыбается – коту в ответ. И пообещала себе в следующий раз обязательно спросить, какая из картин, висящих на стене, – её.