Куда шея повернёт, туда голова и смотрит

Лицо супруги перед уходом было настолько бледное, что никакая пудра, даже славящаяся самым отменным качеством, не смогла бы этого скрыть. Её глаза были широко распахнуты и явно мало что видели перед собой, а пальцы, насколько заметил Не Гуанъяо, дрожали последние десять минут, не в силах остаться на одном месте. Благо, под широким красным рукавом этого никто, кроме него, не мог видеть. Девушка волновалась настолько сильно, что лишь чудом покинула гостей, не упав по дороге в обморок. Мужчина в очередной раз напомнил себе быть сегодня терпеливым и проявить побольше внимательности даже к самым мелким деталям и настроению жены, но пока что не имел возможности предложить поддержку, вынужденно оставаясь на торжестве ещё какое-то время. Признаться честно, день и без того был велик на различные впечатления, начиная с того, что картину его матери действительно поставили на алтарь, рядом с родителями невесты; что было неслыханной дерзостью, ведь кем были её родители, а кем была его мать? Не говоря уже о том, что отца посадили рядом с фотографией, а приёмную матушку подальше, о чём она говорила всем, не желая признавать его как сына, но в то же время тем самым нанося удар по собственной гордости, не получив законное место рядом с мужем! Не стоит забывать и о Сиси. Дева Не, теперь уже Госпожа Не, обещала принять любого гостя с его стороны и показать гостеприимство ордена Не, но обещать и сделать это, поправ традиции и обычаи — совершенно немыслимые вещи! Словно всего этого было мало, глава ордена Не, Не Минцзюэ, назначил его равноправным супругом. Что это значит и что об этом думать Гуанъяо понятия не имел, да и просто не мог, будучи слишком сильно шокирован происходящим. Со всем эти он будет разбираться позже. Сегодня же ему хотелось поскорее оказаться рядом с взволнованной супругой и заверить, что ничего против её воли он делать не будет. Возможно, предложить даже отложить на какое-то время окончательное скрепление брака; ведь как они могли заниматься этим, если до сих пор не звали друг друг никак иначе, кроме как по положению в обществе? Госпожа Не Хуайсан и так проявила по отношению к нему невероятную снисходительность, то и дело игнорируя давние традиции, а оттого он терялся, не зная, как проявить в ответ ту же доброту. В очередной раз обведя взглядом шумный зал, он остановил свой взор возле Сиси, что с улыбкой на глазах и теплотой в душе изредка поглядывала на него. Встретившись взглядами, она внезапно и практически незаметно, для любого, кто не смотрел бы прямо на неё, кивнула головой в сторону Госпожи Цзинь, которая не собиралась покидать празднество, после чего вопросительно посмотрела. Она просто не могла не заметить, что родители невесты мертвы, не могла она проигнорировать и её волнение, ибо не сводила взгляда с тех самых пор, как его супруга подошла её поприветствовать, совершив такой же уважительный поклон, как и к любому другому человеку на этом празднике. Он поджал губы и это было всем, что понадобилось женщине, чтобы внезапно встать и уйти, кинув на него последний взгляд. Мужчина легко догадался, куда она направилась и понадеялся позже поговорить с нею, чтобы вновь выразить благодарность. Он очень волновался за Не Хуайсан, ведь та скорее всего была сейчас совершенно одна, дожидаясь его прихода в волнении и, быть может, страхе. Не Гуанъяо было от этого поступка Сиси тепло на душе, но он, боясь породить ненужные слухи прямо на свадьбе, не мог говорить с ней более, чем с любым другим гостем, а также смотреть на женщину дольше, чем полагается. Их могли заподозрить в порочной связи, а этого он совершенно не мог себе позволить, особенно после того, с каким уважением отнеслась к нему супруга во время помолвки и самой свадьбы. Подумать только, а ведь она выбрала его лишь потому, что ей понравился его кораблик! До сих пор Не Гуанъяо так и не смог взять в толк, как можно было отнестись к такому важному решению так легкомысленно, выбрав себе жениха не более, чем за сутки? Он мог бы предположить, что отец каким-то образом решил договориться со старейшинами клана Не, предложив его кандидатуру, вот только отец не стал бы этого делать, а Не Минцзюэ ни в коем случае не согласился бы на такую сделку, любя младшую сестру всем сердцем. Девушка должна была самостоятельно сделать сей выбор, который пал на него, но помимо этого ещё и убедить в нём своего упрямого старшего брата. Не Хуайсан была красивой, доброй и ласковой. Ни словом, ни взглядом она ни разу не показала недовольства, всегда с удовольствием поддерживала любой разговор, либо, если не понимала о чём идёт речь, внимательно слушала и интересовалась его жизнью, искренне смеялась и щедро одаривала подарками, отчего Цзинь Гуанъяо просто не мог не попытаться отплатить ей тем же. Единственное, что он действительно мог сделать, чтобы сполна вернуть долг — стать тем самым мужем, которого она так хотела видеть. Однако же, как бы ни пытался Цзинь Гуанъяо вызнать, что девушке больше всего нравится, а что нет, у него так и не вышло, а оттого только и оставалось постепенно рассказывать информацию о себе, давая ей осознать правду и тем самым вынуждая её принять его таким, какой он есть. Но ничего слабую девушку не страшило, как будто лишь сильнее раззадоривало. Она улыбалась ему и смотрела только на него, а глаза её светились искренним счастьем, от которого сердце Цзинь Гуанъяо залечивало свои кровоточащие раны и стучало в груди так сильно, как никогда раннее. Если в самом начале её выбор казался ему легкомысленной ошибкой, что повлияла на его жизнь самым неудачным образом, то после он не мог думать о нём иначе, чем о великой удаче по отношению к Цзинь Гуанъяо, которому выпала большая честь стать её супругом. Сегодня, кланяясь своей жене, мужчина молчаливо клялся ей в верности, обещал стал самым достойным супругом и сделать эту девушку самой счастливой на свете, потому что именно таким она делала его жизнь — счастливой и, пусть и по капельке, но безмятежной. С огромным трудом отсидев положенное время, Не Гуанъяо бросил взгляд на Не Минцзюэ (тот смерил его строгим взглядом и кивнул головой, прикрывая глаза и явно наконец-то принимая происходящее), зацепив после и Лань Сичэня (друг ободряюще кивнул со смущёнными щеками). Он встал со своего места и практически незаметно для остальных гостей покинул большой зал, давая сигнал ожидающим слугам провести его к нужной комнате. В коридорах раздавались гулкие шаги Не Чао, что шёл впереди, внося лёгкую сумятицу мыслям Не Гуанъяо. Морально он был совершенно не готов к тому, что предстоит ему сделать. Завести разговор с супругой, либо же приступить к действию, консумировав брак? Он не знал и не мог знать, а мысли супруги так ни разу и не были ему ведомы хоть на один жалкий миг. Он кивнул слуге, отпуская обратно, сам же бесшумно вошёл внутрь и замер. Сиси, очевидно, всё ещё была вместе с женой и он уже хотел дать знать о себе, однако внезапно понял, что не может их прервать. — Вам не стоит так сильно бояться, Госпожа Не, — услышал он мягкий голос Сиси. — Если вам что-то не понравится, то стоит лишь сказать. В этом деле есть много альтернатив, могу вас уверить, что-нибудь да подойдёт. В его груди появилась жгучая благодарность. Не Гуанъяо сглотнул, вперив взгляд в подготовленные одежды, стараясь дышать так тихо, как только мог. — Я совсем не страшусь. Он замер, услышав слова Не Хуайсан. — Господин Ц- Господин Не очень добр и я испытываю к нему нежные чувства, просто для меня всё это нечто новое, а оттого и волнуюсь. А тихо волноваться я совершенно не умею, это вам любой заклинатель скажет. Я и на ровном месте могу слезу пустить, а то и вовсе в обморок упасть, что уж тут говорить про сегодняшнее торжество? Его сердце громко стучало в груди, когда в голове появилась ласковая мысль, — «Действительно, она всегда была ранима и так чиста». Знание, что жена испытывает к нему нежные чувства, уже мелькало в голове, но только лишь сейчас он смог их подтвердить и осознать. Сиси помычала, но после спросила: — А отчего вы не зовёте мужа по имени? «Возможно ли, что я должен был быть тем, кто должен был сделать первый шаг?» — подумалось ему внезапно. — Признаться честно, мне просто нравится, как это звучит. Господин Не добился всего своими руками, показав невероятные способности как силы и ловкости, так и ума, а потому я испытываю к нему огромное уважение, которое никак нельзя выразить простым именем. Обращение к нему «Господин» кажется мне более подходящим. Да и имя, данное ему отцом, нравится мне намного меньше, чем то, что было у него раннее. Когда в будущем я буду обращаться к нему по имени, то непременно воспользуюсь тем, что дала ему его матушка. Если, конечно, он не будет против… Как думаете, будет? Дорогая сердцу супруга ни разу не спросила его о прошлом; ни об отце, ни о матери, ни о войне. Она, казалось, совершенно не интересовалась такими делами, намного более увлечённая искусством и книгами, а сам Цзинь Гуанъяо никогда не видел причины начинать разговор, тема которого была для него слишком мрачной и неудобной. Однако имя — это подарок отца, который был добыт им с огромным трудом, потом и кровью, практически смертью. Имя было единственным, что осталось ему от матери и имя же было тем, что он получил от отца в самую первую очередь, когда тот наконец-то его признал. Однако в то же время оно словно дополняло имя его матери, как если бы та дала его изначально неполным, либо же отец решил его сменить, не посчитав достойным, но в то же время как если бы оба родителя участвовали при его наречении. Это… вносило небольшую сумятицу в его душу. И именно поэтому собственное имя значило для него так много — в то же время редко кто звал его по имени, больше ограничиваясь бранью. И узнать в такой день, что Не Хуайсан молчаливо поняла, сколько много для него значит собственное имя… Его лицо наверняка раскраснелось от сказанных слов и вложенных в них чувств, благо, что сейчас он был один и в темноте, разделённый с женщинами ширмой. До сего момента он думал, что лишь один настолько рад их обществу, не смея и надеяться, однако давно пора было понять, что Не Хуайсан не простая девушка. Отныне и навеки она — его законная жена! И он почтёт за честь, обратись она к нему по имени. А до тех пор он будет рад всему, что она будет готова ему дать. — Уверена, что ему понравится, — словно вторя его мыслям, подтвердила Сиси.

***

Утром, едва сумев открыть глаза, Не Хуайсан с замиранием сердца увидела на себе задумчивый взгляд своего, теперь уже полностью законного и настоящего, мужа. Если бы не улыбка, она бы сочла этот взгляд плохим, но лицо напротив было расслабленным и смотрел на неё с тихим огоньком жизни, который, видимо, проявился вчера во время торжества, а она и не заметила. «В следующий раз я буду лучше следить!» — посетовала она, ибо теперь не было никакой возможности узнать, что же на самом деле обрадовало Не А-Яо. — Нравится то, что видишь? — Шепотом спросила она, пока слуги ещё не пришли их будить и одевать на второй день праздника. — Нет никого прекраснее моей жены, — шире улыбнулся мужчина, пальцами поправляя пряди волос. — Мне тоже очень нравится то, что я вижу, — облизнула она губы. — Не могу и на миг отвести взгляда, так ты красив. — Но разве могу я сравниться с твоей красотой? — Покачал тот головой, по-прежнему улыбаясь. — Ведь даже самый прекрасный Небожитель померкнет рядом с тобой. — Тебе так лишь кажется, ведь его красота будет затухать из-за одного твоего присутствия. — Ты не права, но я не стану с тобой спорить, ведь, главное, что отныне всегда буду рядом и оберегать свою жену. Не Хуйясан искренне рассмеялась, а после протянула руку и тоже поправила локон волос. Они были мягкими, но не такими как у неё, к тому же более тонкими и прямыми. — Ты, верно, устанешь от меня, — покачала она головой, прикрыв глаза. — Я очень эгоистичная, жадная и капризная, не захочу и на миг тебя отпускать. — Тогда мне будет в радость исполнить любой твой каприз. Не Хуайсан уже хотела ответить что-то вроде «Как я могу просить настоящего Небожителя исполнять свои мелкие желание, не заслуживающие и капли его внимания», как с её стороны неожиданно постучались слуги: — Госпожа Не, вскоре наступит время завтрака. Разрешите помочь вам одеть наряд? — Не разрешаю. Как я могу оставить своего супруга одного в такой большой и холодной постели? — Шёпотом сказала она, широко раскрыв глаза и покачав головой. Супруг на такое только снова улыбнулся и, боги, насколько же он был красив! Громче же пришлось, увы, лишь согласиться, — Минуту! — Вскоре мы снова свидимся с друг другом, — его рука легла на её лицо, а потом совершенно неожиданно палец коснулся кончика носа, невесомо и так легко, что если бы Не Хуйясан не свела глаза к своему носу, то и вовсе бы могла пропустить. От этого она недоумённо моргнула, ведь не ожидала столь смелого и наглого поступка. Супруга, кажется, её выражение лица лишь позабавило, он и рад вносить в её мысли небольшую сумятицу. — До того момента минует целая вечность, — состроила она обиженное выражение лица. — Есть ли у моего мужа хоть один план, который заставит меня встать с кровати и покинуть его? — Сей грешник сию же секунду поделится с вами решимостью, — вопреки словам, его рука легла на женское плечо. — Неужели вам не хочется отведать всех тех яств, над которыми полночи трудились нанятые повара? Я слышал, что ваш старший брат отдал приказ приготовить все ваши любимые блюда и в качестве поощрения за десятидневную голодовку велел приступить к кушанью сразу же, как вы выйдете к людям. Не Хуйясан сглотнула. Есть очень даже хотелось, потому что сколько не заедай голод сладким и водой, наполняя тем самым желудок, но всё равно есть хотелось и — от сладкого скоро станет немного мутить, так много раз она чувствовала в последние дни этот вкус на своём языке. Даже вчера поздно вечером именно этот вкус сопровождал их первый поцелуй! Меж тем встать было действительно трудно. Она прикрыла глаза, сморщив лицо от ярого нежелания, но в конечном итоге решительно кивнула и поднялась, схватившись за голую грудь. — Змей-искуситель! — Провозгласила она свои действия, кинув на него последний взгляд. Мужчина же в ответ лишь нагло рассмеялся! И, Небожители, насколько же он был прекрасен в этот момент!

***

Насколько её супруг ещё более прекрасен и совершенен, Не Хуйясан имела честь наблюдать следующие два месяца, когда тот, будучи трудолюбивым и не слишком любившим сидеть долго на одном месте без дела, с огромным удовольствием занялся документами ордена Не, припахав к такому умственному труду непосредственно и её старшего братца, тем самым заняв его настолько сильно, что ни про какие тренировки для сестры и нового члена семьи тот бы и во сне вспомнить никогда не смог, вырубаясь от усталости. «Зато», — мстительно улыбалась Не Хуйясан за веером, — «Теперь у нас все лишние награды после войны в обиходе и приносят немалый доход. А то что это такое — деньги есть, да не копятся? Лежали без дела — непорядок!» Разумеется, было бы у женщины желание, она бы мигом сама занялась таким делом, ещё с прошлой жизни более чем обученная, но… зачем? Это Не Гуанъяо интересно таким заниматься, вместо того, чтобы по магазинам и тавернам наведываться, а самой женщине намного более увлекательны именно такие вот прогулки, после которых она пополняла материалом сокровищницу — а уж после весьма умный муж брал те самые материалы и либо шёл налаживать личные отношения с кланами-вассалами, преподнося дары, либо, лукаво улыбаясь (словно для неё это тайна, в самом деле; её шпионская сеть намного более развита, чем у только недавно принятого в клан мужчины и, самое главное, шпионская сеть даже не в курсе, что она шпионская сеть — это ли не самое интригующее?) заказывал у искусных мастеров наряды. Наряды эти Не Хуйясан с тем же самым удовольствием как можно скорее надевала и отправлялась на прогулку, чтобы хвастаться тем, насколько заботлив у неё муж — а при хорошем настроении, конечно же, снова делала покупки, о которых виноватым тоном («Но ведь я потратила так много денег, дорогой!» — «Лишь самую малость, моя любимая, я за день зарабатываю в несколько десятков раз больше!») рассказывала мужу в как можно более подробных деталях, тем самым полагаясь на его память и избавляя от нужны тратить утро следующего дня на проверку и сверку купленного. За ночь тот, будто бы во сне, уже напридумывал, куда бы и что выгодно вложить для пользы клана, а потому работа шла так быстро, что только лишь дагэ за их действиями и не мог вовремя поспеть, привыкнув больше полагаться на тяжкий труд. Больше всего неожиданные подарки помогали при налаживании связей — Не Гуанъяо уже был всем хорошо известен, однако ему нужно было завести более тесное знакомство со всеми важными людьми, что проживали на территории ордена. Не Хуйясан, увы, помочь с этим могла мало, однако и без этого её труд был оценён по достоинству. — Муж мой, у тебя самая лучшая память из всех людей, что когда-либо жили, живут и будут жить в нашей Поднебесной! Куда мне до неё, ежели я даже не могу запомнить имён наших самых близких вассалов?! — Госпожа Не, лишь одно ваше присутствие рядом со мной уже наполняет меня силами, с помощью которых я готов свершить в вашу честь любой подвиг! Да и как этот муж может оставить вас в одиночестве на такой огромный срок? — Согласна, целых две ночи без вас станут для меня ожившим кошмаром! Но что, если я буду вам докучать в гостинице? Ох, и ведь наверняка сделаю что-то не то, опозорив вас! — Позор будет для этого мужа оставить свою жену в гостинице! Её красота обязана украсить вечер, ведь иначе, на что ещё ему смотреть, коль не в эти прекрасные очи? — Заткнитесь наконец! — Взревел внезапно Не Минцзюе, сломал железные палочки так, будто те являлись сухой веткой. — Хуайсан, ты едешь с нами и точка! А теперь ешьте! Оба! Молча! Таким образом она ездила следом за своим мужем и, пока тот оказывался занят работой, устанавливала точно такие же связи, правда, уже не с мужчинами, а их женами и юными девами, многие из которых были заинтересованы такими же романами, как и она. В любом другом случае ей пришлось бы лично выбрать подарок, подготовить его, преподнести с речью, сделать несколько поклонов и терпеть разговор с главой малого клана, а после ещё и разбираться с договорами, ради прикрытия которых пришлось бы всю эту встречу организовать; сейчас же главной морокой занялся муж, а ей только и оставалось, что с огромным удовольствием стоять рядом и привычно наблюдать из тени за тем, насколько же он прекрасен, чтобы после с таким же удовольствием хвастаться своей счастливой жизнью. Они были прекрасной парой — он любил трудиться и делать всю тяжёлую работу, а она её начинала и правильно заканчивала, периодически дополняя середину. Таким образом муж укреплял основу, жена в свою очередь подготавливала и заранее устраняла все мелкие детали, которые могли бы помешать. Когда спустя полгода после свадьбы Не Хуйясан нагулялась по магазинам и временно прекратила такие большие траты, просто напросто устав от покупок, удивительно вовремя связи со всеми кланами были весьма хорошо налажены, контракты обновлены, договоры улучшены и пересмотрены, инвестиции пошли в пятый или шестой новый обиход, принося по которому кругу дополнительные проценты; Не Минцзюэ со всем своим желанием их по которому разу обматерил и скрылся на тренировочном поле, желая дать мозгам хотя бы немного отдыха (ведь вся эта документация так и шла через него, как официального главу клана), старейшины точно также притихли. Им, старикам, за работоспособностью и активной деятельностью Не Гуанъяо угнаться было просто невозможно и нереально, а оттого и сил на какие-либо разговоры даже не оставалось. От мужа они вообще предпочитали прятаться далеко и глубоко в пещерах — тот приобрёл привычку сам к ним наведываться и напоминать о сроках сдачи (единожды пожаловавшись на такой непосильный труд, старейшины были мигом заткнуты уже предложением от самой Не Хуйясан подыскать себе молодую замену, раз уж они не успевают делать все — или хотя бы большую часть — своих важных дел вовремя). В общем, от деятельного мужа бежал каждый, кто не был его женой. А работа как будто бы только сильнее Не Гуанъяо радовала — Не Хуйясан не успевала вовремя хвалить его за заслуги и ублажать в постели (казалось бы, ну должен же мужчина устать хоть в каком-то месте, ведь раз не мозг, то хотя бы член, но нет…). К счастью, как только шесть месяцев оказалось потрачено на подконтрольные кланы, Не Гуанъяо, услышав её желание вновь оказаться в своей пещере («Ох, мы уже так давно не были дома… а ведь именно там, Господин Не, всё между нами случилось впервые: и встреча, и поцелуй») мгновенно вывернул на нужный путь и решил, вновь отредактировав все документы (с учётом уже перезаключённых договоров), идти на более высокую территорию. То есть на остальные великие ордена: Цзинь, Лань, Цзян. Я в это время отдыхала — мозги у меня, конечно, устали совсем чуть-чуть, однако ноги за последнее время весьма подкачались, привыкая к настолько активной ходьбе. Но слишком быстро и много было вредно для организма, а потому болели. Отдыхали наконец-то и уши Не Минцзюэ, но, справедливости ради, кому до него сейчас есть дело? Однако не прошло и двух недель, как по всей Поднебесной раздалась другая весть — Вэй Усянь совершил святотатство на землях ордена Цзинь, убив несколько стражников и освободив каторжников из ордена Вэнь! Брат сразу же вернулся обратно в свои пещеры, отведённые под кабинеты, Не Гуанъяо хмуро стоял рядом, а я в это время несчастно причитала и пыталась вырулить на плюшки под кустом, чтобы не разбираться со всем этим хламом, но при этом и не допустить канонной развалюхи под названием жизнь. — Вэй-сюн ни за что бы не сделал это без причины! — Резко махала я веером, не смотря на мужчин и мельтеша по всему кабинету, тем самым слегка от ветра снося стопки документов. — Я уверена, он не мог сделать это ни с того ни с сего! Он мой друг! Я ему верю! Обвинять прямо семью Цзинь, конечно же, было нельзя, тем более что сам муж про тайные махинации своего отца, Цзинь Гуаншаня, вообще был ни сном ни духом — он присоединился к ним, я выбрала его по журналу, пока его три месяца знакомили с основами ордена Цзинь подошло как раз моё соревнование, а после наступила помолвка и Цзинь Гуаншаню просто не было нужды знакомить только что принятого в семью на официальных заявления сына, с его тёмными делишками. Ведь как знать, вдруг в Цинхэ Не тот что-то по случайности скажет Не Минцзюэ, своему старому руководителю во время войны? Старый кобель не стал рисковать, так что Цзинь Гуанъяо никто ни о чём и намёка не дал, вот мой муж теперь и пытался спокойно разобраться в происходящем. Особенно — после моих слов! Обнаружить что-либо ему не удалось, свёкр всё за собой вовремя подчистил (да и новости до Цинхэ Не идут долго, всё же) а тут, словно назло, подошла ещё одна новость. — Как беременна?! — Заорала я, ибо принимала все травы вовремя. — Не иначе сами Небожители приложили к этому руку! — Шокировано выдал жалкое оправдание лекарь. — Шестой месяц идёт, Госпожа Не! Благословение богов снизошло в день единения ваших душ! Я кое-как обмахивалась веером, напряжённо думая (неужели всё же не нужно было есть шоколадные веера? Дозы, конечно, были рассчитаны с учётом моей голодовки, но я ведь не так уж и много ела, к тому же чуть-чуть её увеличила, прекрасно зная о нарушении традиции… или в тот день я так сильно перенервничала, что просто не подействовало? Скорее всего последнее…) и понимая, что, да, теперь понятно, почему мне хотелось есть больше обычного (то, видимо, было не от усталости от наших вечных переездов! А я глупая, напутала!) и почему частенько приходилось садиться во время длительных прогулок из-за уставших ног. Однако если бы не отёкшие ноги, то ни за что бы не поняла, что в пузе у меня, оказывается, зародилась вот такая вот жизнь. Шестой месяц, епт твою налево! Пришла, называется, для целебного массажа стоп! Да у меня живот как был плоским, так и остался, может разве что чуть больше стал, но так ведь и ем я тоже больше — кто бы вообще в такой ситуации что-то понял? Тренировок нет, кушать стала побольше (ведь то супруг чем-то накормит, то приёмы эти, опять же), так что… Да и травки, опять же, они ведь только предотвратить что-то могут, а когда предотвращать уже нечего, то даже моих малых сил более чем хватает, чтобы никакого вреда плоду не было. Ну, хоть что-то. Дагэ был в огромном шоке; Не Гуанъяо вообще доктор поспешно усадил рядом со мной, настолько побелел супруг. Его рука у сердца вызвала всеобщее беспокойство: — Моя Госпожа! — Выдохнул муж. — Прости меня, ужасного человека! Не зваться отныне мне хорошим мужем! «Да тут, наоборот, только хороший муж, выполняющий свои супружеские обязанности всегда точно и вовремя, и мог со мною такое сотворить» — иронически подумала женщина, слабенько обмахиваясь сразу их обоих веером. — Как мог я так нагружать тебя работой, в твоём-то положении?! — Его лицо несомненно слилось бы с теми парусами на кораблике, однако врач и сам едва не стал хвататься за сердце от понимания, как много дел они успели сделать начиная… с первой недели после свадьбы. — Да я же просто беременная, а не умирающая, — брякнула, пока супруг от вины на тот свет не отправился (ребёнка растить одной я вот ну совсем не собираюсь! Мы его вообще так рано не планировали! Лет через пять минимум, а вот поди ж ты). — Да и что там за работа была, по магазинам ходить? У меня невероятно злой супруг: ночью он вытворял со мной всякое непотребное, утром не давал самостоятельно вставать с кровати, так и норовя помочь принять ванну, в обед заставлял много кушать, а вечером не отпускал мои ноги до тех пор, пока от смеху у меня не начинали болеть ребра! Более того, так сильно снабдил охраной, что первое время мне даже веер не позволено было самой держать в руках! Поистине, ужасный муж! Его вину может искупить только искренняя любовь! — Госпожа Не! — Смущенно закричал врач, наконец-то вновь приобретая на лице румянец. Едва вытерпев все эти споры по поводу его вины в этом вопросе, а после нагло проигнорировав все рекомендации что от врача, что от брата, что от мужа, по поводу своего положения, я решила так: раз уж я теперь беременна, мне теперь и море по колено, и гора до пяточки, поэтому самое время нагло воспользоваться пока ещё незаметным пузом. Вообще, от беременности у меня как было спокойное и вдумчивое настроение, так и осталось. Ну вот вообще ничего: да, я стала больше есть, но у меня не было тошноты. Отёками ног занялся муж, а пару раз даже сам дагэ (когда ещё я могу его заставить это сделать, если не сейчас?!). Само настроение ощущалось чуть более весёлым, но оно было таким с тех самых пор, как я выбрала себе в журнале красавчиков тогда ещё Цзинь Гуанъяо, то есть привычно-влюблённое, а не из-за каких-то там перестраивающихся гормонов. Вот только дагэ и муж-то об этом не знали, а потому можно было вытворять любую дичь! Учитывая ситуацию с Вэй Усянем, я резко закусила удила и каждый вечер то у одного, то у второго спрашивала, как там мой дорогой друг, есть ли новости. А новости тем временем были не единственными, поползли и другие слухи, пошли собрания кланов. Поехать на собрания кланов без себя просто не позволила — устроила самую дикую истерику, на которую только была способна, задействовав вообще все отговорки, которые только могла, начиная от «Я толстая, ты меня разлюбил!» заканчивая «Я тупая, вы оба вообще никогда меня не любили!». Здесь самое главное быть тупее своего оппонента — тогда он просто устаёт спорить и сдаётся. А если учесть, что я беременная и такие закидоны мне вредны, ребёнку вредны, мужчины долго спорить не стали и нехотя меня взяли с собой (они, быть может, и были бы вредны, да вот только если всё не из-за гормонов, а лишь из-за хитрой игры, то и вреда никакого нет). Уже на собрании глав, показательно хватая сразу двумя руками своё до сих пор малое пузо (когда же ты блин, вырастешь? У меня ведь сразу появится столько поводов закатить кучу истерик!) я громко ахала и то и дело охола, оборачиваясь к мужу и показательно-громко говоря, что быть того не может, Вэй-сюн очень добрый и милый человек! — Вы бы жену свою осадили, Господин Не, — попробовал вякнуть один советник. Я специально тихо всхлипнула, долго не моргала, чтобы глаза покраснели и наконец-то пошли слёзы, поджала губы и обернулась к мужу: — Я ужасная жена, конечно же, ты меня не любишь. Гнев на лице Не Гуанъяо надо было видеть — а какой мгновенно воцарился ор на этого несчастного, что посмел в мою сторону сделать нелицеприятный комментарий! Дагэ, сидящий с другой моей стороны, даже слова вставить не успел, смотря широко-раскрытыми глазами на моего мужа, которого на месте сдерживала только моя рука. Тот её мягко взял в самом начале, чтобы нежным голосом сказать «Ну что за глупости, как я могу не любить самого прекрасного человека в мире?». Оттого резкое переключение на настоящую ярость было ещё более… возбуждающим. Мне захотелось мгновенно заняться всякими непотребностями прямо на этом же месте, поэтому пришлось его осадить: — Ты такой красивый, когда злой, мой Господин Не, — схватилась я свободной рукой за свою щечку, что явно покраснела. Не желая устраивать балаган ещё больше, нежели сейчас, Цзинь Гуаншань снова попытался свернуть на нужную тему: — Вэй Усянь на данный момент обладает Тигриной Печатью, а учитывая его месторасположение на Курганах, собрать большую армию ему не составит труда… — Ох, — снова громко вздохнула я. — Да Вэй-сюн всегда собирал большие вечеринки ещё в Гусу Лань! Их было слышно даже на женской стороне! — Что, кстати, большая правда, ведь именно тогда я поняла, что он приехал в орден Лань. — Дорогая, — ласково обратился ко мне Не Гуанъяо, — но ведь сейчас это не похоже на приглашения для вечеринки. Я снова вздохнула, показательно схватилось за живот и, поняв, что устала слишком сильно привлекать внимание к себе и своему почему-то до сих пор плоскому животу, решилась на свой последний козырь, который наращивала с тех самых пор, как о Вэй Ине пошли первые ужасные слухи, а также врач сообщил о моём непростом положении беременной: — Ты прав, Господин Не, — качнула головой, специально, будто бы по рассеянности добавив «свои мысли». — Впрочем, если он умрёт, мы сможем назвать своего ребёнка в его честь. Хорошо бы мальчик был, конечно, но и девочке вроде должно пойти… Надо ли говорить, что за последний месяц всё, что напоминало из моих уст этого человека, стало невероятно сильно вызывать ревность у Не Гуанъяо? Я для этого специально приложила побольше усилий! На свадьбе муж познакомился с ним только мельком, после же мы были заняты друг другом, после уже вместе объезжали кланы на территории Цинхэ Не, а потому такое резкое и внезапное внимание к, по сути, чужому мужчине от его любимой женщины, пробуждало в нём не самые благопристойные чувства и мысли. Быть может тот действительно хотел умертвить моего друга, да вот только осознание, что в ином случае нашего ребёнка будут звать Не Усянь или же Не Ин, независимо от того, родись тот мальчиком или же девочкой, оставлял единственно возможный вариант: жить тот должен, но где-то в безопасности и далеко от меня. Цзян Чэн рядом поперхнулся воздухом и я в отражении какого-то золота насладилась его ужасным выражением лица, не выходя из роли глубоко беременной и ушедшей в себя из-за тяжких мыслей, женщины. Муж от тихих слов пришёл в такой ужас, что я была полностью уверена — он сам умрёт, но такого варианта не допустит. А учитывая тот факт, что у него одинаково работала что голова, что головка, да и на невиновности Вэй-сюна я настаивала давным давно, он продвинул окончательное решение первым делом навестить те самые Курганы нейтральному ордену — которым, понятное дело, выбрали Ланей с его же подачи и веры в честность и праведность Лань Сичэня — узнать обстановку и поговорить с недавно наречённым Старейшиной Илином про уничтожение печати. — Вы обязательно скажите ему, — настоятельно говорил мой муж Лань Сичэню, изредка кося на меня глазами и тем самым в который раз подтверждая, что своего ребёнка он хочет назвать всё же другим именем. — что темные заклинатели долго не живут и после его смерти печать может попасть не в те руки; что будет, если этим кем-то окажется неблагонадёжный человек и снова повторится война? Некоторые заклинатели уже следует этому пути, а ведь прошло чуть менее двух лет. Только вначале продемонстрируйте успокаивающие мелодии ордена Лань. Лань Сичэнь кинул в мою сторону один взгляд, потом снова поздравил со скорым прибавлением в семье (первый был тогда, когда мы прибыли и всех этой новостью ошарашили прямо с порога; ну захотела я цветы, ну устроила истерику, чтобы не отпускать мужа куда-то одного со свёкром — больно уж вовремя тот подошёл к мужу, собираясь увести куда-то одного, ну, вот что поделать бедной беременной женщине?), посмотрел с искренним участием на Не Гуанъяо и поспешил к Темному заклинателю с адептами на мечах. Вечером в комнате муж вежливо попытался отговорить меня от своего решения касательно имени, но я, за то время, пока он быстро и чётко раздавал всем указания по поводу дальнейших действий насчёт Вэй Усяня остальным кланам и великим орденам, уже давным-давно заманивала его в другую ловушку: — Но ведь Вэй-сюн хороший человек! — Широко раскрыла глаза. — Его чистоту души заметил даже Второй Нефрит ордена Гусу Лань! Я знаю, они точно испытывают к друг другу совершенно недружеские чувства! Своими глазами видела, как во время соревнований на горе Байфен они целовались с друг другом со всей любовной страстью! Да и как могу забрать свои слова?! Ведь, получается, что тем самым предам своего друга в посмертии! И — истерику, срочно! Не Гуанъяо тем временем посыл мой понял: умрёт Вэй Усян — сын возьмёт его имя; не умрёт — можно лихо сплавить в Облачные Глубины, женив на Втором Нефрите, который ни за что его оттуда не выпустит и более никогда ему, Не Гуанъяо, мозолить глаза не будет. И в этот вечер муж принял самое верное решение для нашего счастливого будущего — с моей скромной помощью, конечно, — Вэй Усянь должен немедленно выйти замуж за Лань Вандзи! Я тем временем поглубже прятала в карман воду, разбавленную солью. Увы, никаких скачков гормонов не было, так что пришлось таким вот образом импровизировать; простая вода ведь не заставит лицо покраснеть, слёзы-то солёные. Здесь пришлось ловко изловчиться, притворившись, что я хочу иногда самостоятельно досаливать блюда, прятать небольшие щепотки в рукавах, да отмеривать нужное количество в небольшую ёмкость, ведь переборщить тоже не хотелось, соль на лицо хорошим средством являться просто не может. Правда, минусы у истерики всё же были. Не Гуанъяо, искренне веря, что у меня истерики, поил меня водой как можно чаще, а от этого и в туалет мне приходилось наведываться больше, нежели ранее. Несколько суток спустя вернулись члены ордена Гусу Лань с разведки; я, понятное дело, вновь напросилась на собрание орденов («Но, дорогая…» — «Ясно, я глупая, я жалкая, я тебя позорю и вообще я толстая и глупая!»), выслушала новости, расстроенно покивала и… очень подозрительно для всех замолчала. После получения новостей предпринимать что-либо пока что никто не спешил — целый день старики ожидаемо много спорили и ругались, муж тем временем то спорил и пытался что-то нормальное предпринять, то хотел всех как-то урезонить, то пытался вызнать, отчего я такая грустная и почему ничего не ем. — Что-то у меня совсем нет аппетита, — грустно вздохнула я, кое-как проигнорировав позывы схватить хотя бы булочку, которую попытался всучить мне супруг. Очень помогла в деле неожиданной голодовки предсвадебная тренировка. С горем пополам у него это вышло (я, конечно, могла бы и отказаться, вот только его обеспокоенность по поводу ребёнка игнорировать было нельзя. Меня после вина будет мучить, если я своими манипуляциями рожу ему нездорового дитя; мужчина ведь действительно ждёт малыша, не то, что я). Закончилось обсуждение намного раньше вчерашнего; муж снова быстро вернул меня в предоставленные супружеской паре покои (раньше он жил в другом крыле, а так мы недалеко от его отца расположились, я ведь его внука, как никак, ношу в пузе) и попытался вызнать, что же могло меня расстроить. — Ох, — опустила я глаза в пол. — Не стоит переживать, то сущий пустяк… — Моя Госпожа, нет в мире ничего, что было бы пустяком, если оно тебя волнует, — крепко держал он мои руки, стоя на коленях. — Ты будешь смеяться надо мной, — грустно шмыгнула я, отвернувшись и слабо попытавшись вернуть себе свои руки, но тот не дал, удерживая их только крепче. — Как я могу чему-то смеяться, когда ты грустишь? Ведь в то же время моё сердце разрывается на части, стоит лишь подумать, что ты несчастна. — Да как я могу сказать мужу о своём позоре? — Поднесла я руку к лицу, влажными солёными пальцами чертя дорожки, будто бы после слёз. Он на секунду запнулся, но только отрицательно покачал головой: — Лишь мужу и надо о таком говорить. Позволь мне быть достойным и узнать твою правду. Ну, правду так правду. Дело было так: в первый свой год в Облачный Глубинах я настолько сильно расслабилась и ахуела от той вседозволенности, что оказалась мне доступна на территории другого ордена, что ничем заниматься совершенно не хотелось. А ассортимент книг так вообще был настолько огромным, что мне бы ни за что на свете не прочитать всю ту литературу! Конечно, большая их часть была научными трактатами, однако и легенд в Гусу было немало, а где же ещё они записаны, как не в свитках? К тому же вскоре эту библиотеку орден Вэнь собирался сжечь и иной возможности могло и не представится. Именно в библиотеке я и проводила всё своё время, потратив целый год, чтобы успеть всё прочесть, однако уже тогда понимала, что на мужской части может быть что-то ещё, что-то, что упускать мне также не хотелось. Про мужскую библиотеку я подумала ещё до приезда в орден (ведь именно там будет в будущем отбывать наказание Вэй Усянь, именно там он вроде как подарил Лань Чжаню кроликов!), так что изначально на неё и нацеливалась. Таким образом совершенно никого не удивило, что по окончанию обучения мне пришлось остаться на второй раз из-за несдачи экзаменов — все думали, что я в библиотеке пытаюсь весь год хоть что-то выучить и не смогла, хотя я, между прочим, очень даже продуктивно провела время. Ну, не суть! Месяц пришлось перетерпеть тренировки дагэ, а после я вновь вернулась в Облачные Глубины и занялась уже другой библиотекой, сравнивая версии и порой находя нечто новое. Мельком познакомилась с Вэнь Нином даже, ибо как можно было бы такое пропустить? Ну, а про Вэй Усяня только ленивый не слышал, мне и самой захотелось с ним познакомиться, вот я и как-то незаметно даже для себя влилась в их компанию. Скорее всего сказался тот факт, что я была единственной девушкой, которая так нагло нарушила тамошние правила и перебралась на мужскую сторону, причём сделала всё так, что меня ни разу не поймали на нарушении. Вэй Усянь был парнем словоохотливым и обаятельным, а вместе с ним как хмурый ёжик ходил Цзян Чэн, что в контрасте было ещё более умилительным и офигенным — а оттого так сильно и оказывало эффект на всех в Цайи, где первый за неделю успел перезнакомиться со всеми, кроме собак, а второй первого от всех кое-как пытался отогнать, то ли ревнуя, то ли что ещё. Эта же энергичность и умение флиртовать помогли Вэй Ину где-то раздобыть небезызвестную «Улыбку Императора», в ином случае для всех младше двадцати под запретом, не то что в шестнадцать. Попробовать вино мне хотелось — а когда ещё, если не в семнадцать, пробовать? Голова на плечах у меня имелась и ни разу напиться в компании парней я себе не дала, вот только молодые парни к алкоголю явно пристрастились, имея и деньги, и возможность пить, а потому совершенно неудивительно было впасть в неловкость — я же, всё-таки, молодая девушка. Таким образом Цзян Чэн, как-то раз напившись до такого состояния, что голову едва мог держать на весу без рук, один раз неумело засосал меня, спутав с другой молодой девой, которая также была в том году на обучении — с Вэнь Цин. В чём-то мы действительно могли быть похожу — волосы длинные, красота средняя, брови гуще, нежели у других, однако она ведь носит белые одежды, а не зелёные! Поцелуй — это, на самом деле, просто прикосновение. Мне было не так уж и жалко разделить первый такой момент за все две жизни в таких обстоятельствах, ведь наследник клана Цзян был очень красивым парнем, спортивным, ну и что, что характер у него как спичка? К тому же пьяное состояние иного меня и вовсе не волновало — в таком виде немудрено испытать страсть или же возбуждение. Вот только оказалось весьма неприятно после поцелуя услышать чужое имя. Вэй Усянь тогда рассмеялся со своего шиди, я же почувствовала большое оскорбление по отношению к себе — мне стало мерзко и противно и тот вечер я едва досидела, а после все притворились, будто ничего и не было. Сам Цзян Чэн вряд ли об этом инциденте помнит, слишком уж он был пьян. Поцелуй, он, на самом деле, ничего не значил. Да, он случился, но это действие не настолько важное, чтобы рушить такую крепкую дружбу. Цзян Чэн же в тот момент был настолько пьян, что даже Вэй Усяня не смог узнать, а ведь прожил с ним целых десять доставучих и бесящих лет, что уж говорить про девушку, с которой и года не провёл? К тому же я не испытывала к парню каких-то неземных чувств, чтобы почувствовать отверженность. Я, на самом деле, вообще мало что испытываю. У меня настолько огромный и стальной самоконтроль в голове, что я всегда найду, к чему придраться и проще просто довольствоваться теми чувствами и связью, что есть, а не пытаться найти то самое волшебное, под названием «Любовь». Однако это всё же был мой первый, за все две жизни, поцелуй. И именно поэтому мне было в то время так непросто закрыть на такое глаза — просто потому что мой первый поцелуй, получается, никогда не был именно моим. Для меня. Он был для какой-то Вэнь Цин, а не Не Хуйясан. И, конечно же, не будет. Ведь первый поцелуй, он же всегда может быть только одним. Цзян Чэн мне друг. И дружбу я эту действительно ценю. Но легкая обида на произошедшее всё же была. Версия для Не Гуанъяо была несколько иной, не могла же я мужу полную правду сказать? Однако ничего сильно приукрашивать не стала: да, провалила экзамены в первый раз, а во второй мне было уже так скучно и нечем заняться на женской стороне, что мне стало любопытно взглянуть и на мужскую сторону, ну хотя бы одним глазочком, ты же не злишься, дорогой? Нет? Ну и хорошо, потому что на самом деле ничего такого не случилось, меня сразу же нашёл Вэй Усянь (чувствую, скоро он решится убить этого парня именно после моих родов и наречения имени), а уже там я познакомилась и с Цзянь Чэном! Муж на второй мужском имени сузил глаза, но историю про то, как пару раз меня подбили выпить знаменитого вина, выслушал спокойно. Гораздо менее спокоен он был внутри, сумев от меня вызнать, что этот же юноша в фиолетовых одеждах по пьяне спутал меня с той самой Вэнь Цин, имя которой сегодня как никогда кстати прозвучало в зале в списке всех Вэней, что ушли с Вэй Усянем, да украл мой первый поцелуй! — Я так пред тобой виновата! — Рукавами прикрыла я щеки, закрывая глаза и на веки сразу с двух сторон капая пипетками солёной водой, а после поспешно растирая их же по щекам. — Опозорилась! Не Гуанъяо мгновенно стал меня убеждать, что ничего я не опозорилась, наоборот, это тот юноша сам себя опозорил, явно недоумок, раз предпочёл какую-то замухрышку (нифига себе, это Вэнь Цин его слова не слышит, а так мы обе с его смелости явно охуеем, если после она его в бараний рог после таких слов не закатает) и он даже рад, что этот Цзян Чэн такой придурок, ведь в ином случае как бы я досталась, такая прекрасная и восхитительная, именно ему, такому жалкому неудачнику и вообще человеку из борделя? Теперь настал уже мой черёд убеждать его, что прошлое мужа на то и прошлое, чтобы более никогда его не тревожить, ведь какая иначе я жена, если не смогу подарить ему самое лучшее настоящее и будущее? Я ведь хорошая жена, верно? Верно. Вот и отлично. Не Гуанъяо тут же следом подтвердил, что раз он счастлив и прошлое его более не тревожит, значит я хорошая жена и не могу быть опозорена каким-то идиотом, а раз так, то это он плохой муж, если не может сделать меня счастливой. — Что за вздор?! — мгновенно возмутилась, принимаясь убеждать его в том, что он очень-очень хороший муж и не человек даже, а сам Небожитель, спустившийся ко мне с небес и вообще, вот он сейчас послушно каждую истерику мою пытается терпеливо успокоить из-за каких-то дурацких гормонов, даже приехал сюда к мачехе, которая его не любит и всё потому что я волнуюсь за этого Вэй Усяня, своего друга! — А я ведь даже не успела предложить тебе перезахоронить мать, как давно хотела! Разговор оказался переведён тонко и вовремя — муж опешил, но я уже была к этой теме полностью готова и сказала, что он станет хорошим мужем только после того, как позволит своей жене выполнить все свои обязанности, в том числе и поклониться той великой женщине, которая его родила и воспитала. И лучше всего делать это сразу рядом с моими родителями, чтобы по несколько раз в холод не спускаться, а то в моём положении по лестнице много не побегаешь (бред, конечно, ведь пузо у меня всего на сантиметров десять в ширине прибавило, но как с таким доводом мог спорить мужчина?). В конечном итоге победа досталась мне. Разве вообще могли быть здесь другие победители? Главное ведь что? Правильно — вовремя вспомнить про обед! Точнее, ужин.

***

Цзинь Гуаншаню я мозолила глаза так сильно, что он, наверное, от недовольства непременно бы сплюнул прямо при всех, если бы при этом не рисковал нарваться на пристальный и резко-осознающий взгляд моего мужа, который не хотел отходить от меня в ордене Цзинь далее трёх сантиментов и тем самым помогал мне никуда его от себя не отпускать. В общем, конкретно в этом вопросе мы были так сильно друг с другом согласны и при этом так успешно ничего прямо не говоря вслух и как можно лучше избегая намёков (ну, он не знал, что я знала и не понимал, что я знала, что он знал), что работа по избегаю главы ордена Цзинь невольно выходила совместной и от того лишь ещё более злила моего свёкра. А что злило других, то непременно веселило меня едва ли не до упаду! С видом самой лучшей дурочки я начисто игнорировала любой намёк, внезапно вспоминала про слуг, что могли бы выполнить просьбы вместо меня, с большим удовольствием хватала Не Гуанъяо за руку и вела к дагэ, не забывала наносить и ответные удары: спрашивала про жену, хвасталась своим положением, интересовалась и про Цзянь Яньли, что также была на сроке, однако меньшем, нежели у меня. Хотя и более ярко выраженном. Подобраться к нам мужчина не мог и оттого легко пришёл к другой хорошей идее — почему бы не заставить нас самих к нему прийти? Но в то же время оба ему были не нужны, хватит и одного лишь Не Гуанъяо. А что может заставить покинуть меня в ордене Цзинь такого благоверного супруга, как моего мужчину? Слухи, конечно же, слухи, которым только дай волю и приказ вышестоящих — разнесутся дальше, чем будет видно землю с полёта на мече! Первый раз пошло от слуг — мы шли мимо и девушки невольно зашептались, косясь на мой живот. Он был мал. В одежде практически и не увидишь, что вообще в положении, как бы специально ради истерик я не подчёркивала его тканями. Да, медик провёл все анализы, заклинением уже проверил пол (который по традиции родители никому здесь не сообщали, а то мало ли выйдет конфуз. Это же позор, если увидят девочку, а родится мальчик! Смех, да и только!), ребёнок был полностью здоров, просто маленький. Но и мы с мужем тоже были не слишком большими! Не Гуанъяо ниже остальных заклинателей на полголовы, хоть и невероятно красив, сама я на те же полголовы ниже остальных заклинательниц, да и не слишком мы оба мускулистые, так что размерами сынок тоже пошёл в родителей. Да и просто беременность может вызвать те же результаты, у каждой женщины эмбрион развивается в своё темпе. Шептались они просто — мол, генами Не Гуанъяо больше пошёл в мать, а не в отца, а та шлюха из борделя и вообще, как только его приняли в клан, раз он до сих пор почтение отцу нормально высказать не может, всё за женой своей таскается! Мне на слухи вообще плевать с высокой колокольни, однако у Господине Не к ним совершенно другое отношение. Ему, понятное дело, было неприятно, да ещё и из-за немного заниженной самооценки тот явно стал смущаться ходить рядом со мной на людях, ведь считал, словно то может очернить мою репутацию. Ха! Было бы там что очернять! Я что, зря, что ли, столько лет успешно развивала карьеру великой актрисы своими обмороками на собраниях? Заступиться за себя в ордене Цзинь он не мог, ведь более к ним не принадлежал, да и вряд ли вообще в ином случае стал бы это делать. Своих шпионов здесь никто из нас не имел, слишком уж велик риск попасться Цзинь Гуаншаню, а потому не стоило таких больших усилий, что могут обернуться ударом уже по нам самим. Вот и выходило, что оставалось только всё это выслушивать. Пока мы ждали новостей от ордена Лань, днём пришлось всё это слушать, но завтра оно точно начнёт набирать обороты. Лёжа ночью в кровати и притворяясь спящей рядом с таким же притворщиком-супругом (правда, намного менее успешным, ведь он иногда грустно-печально вздыхал и гладил меня по волосам), я думала, что же предпринять. Вся проблема в том, что в других орденах у меня имелись свои шпионы. И у Цзянов, и у Ланей (причём как с одной стороны, так и с другой), даже у Вэней! У последних, конечно, только один и тот мертвый, но я смогла наладить с ним контакт через письма и верных птиц, а потому Вэнь Нин, не так давно обретший сознание, хватался за меня, как за последнюю соломинку, ибо только так и мог получить успокаивающие новости из этого мира. А там, понятное дело, и сестра его подключилась! Она же брата своего как облупленного знает, сразу же заметила неладное. А на что только умные женщины только не пойдут ради своих целей! Хорошо, что я сумела мельком познакомиться с ним в Гусу! Не зря, ох как не зря я тогда осталась на второй год! Про свой орден вообще молчу — у меня там очень хорошие, две громадные паутинки. Одна не в курсе, что она паутинка, вторая думает, что служит моему мужу и моему благополучию, но, честно говоря, у супругов всё общее, не так ли? А коль не успел спрятать, то делись и не жадничай! А вот в Ланлинь Цзинь у меня никого не было. В будущем я обязательно настрою связь с Цзян Яньли, сейчас уже Госпожой Цзинь Яньли, однако сделать это можно будет исключительно через детей, ведь кроме них общих тем между нами никак не сыскать (братья сейчас для неё тема явно больная, учитывая их непростое и практически смертельное положение на политической арене). Сам Не Гуанъяо, тогда ещё Цзинь, что мог сделать за три месяца, в один из которых устраивал четыре мероприятия и быстро пытался освоить кучу информации? Усвоить быстро он её мог, но сам процесс получения ведь никак не ускорить! Честно говоря, мы оба могли это вытерпеть. Точнее, могла я. Что мне просто игнорировать резкие слова? День-другой и я вовсе о них забуду, вернувшись в Цинхэ Не. Вот только… Муж-то не забудет. Любила ли я мужа? Сложный вопрос. Эмоции у меня словно немного другие, проходят через столько анализаторов и реакций, что до мозга они уже профильтрованные и несколько отредактированные, а потому и отличаются от того, что чувствуют другие. Проблема слишком умной, видимо? В любом случае, не знаю, любила ли я его, но точно была немного одержима. Ну, то есть, умри завтра Не Гуанъяо, мне будет очень грустно и я буду по нему по-настоящему горевать. Где-то с неделю. Потом мне надоест, я отвлекусь на что-то другое, может быть даже спланирую заранее найти себе ещё одного мужа — на тот раз может быть даже Лань Сичэня, которого до последнего надеялась на себе женить. И через год у моего ребёнка уже будут собственные покои в клане Лань, соответствующие наследнику сразу двух великих сект. В то же время я была им одержима в том смысле, что он мой. Мой. МОЙ. И никто не смеет его трогать, никто не смеет его обижать; если бы могла, заперла бы где-то без вреда для так полюбившегося мне его психического состояния, физического тоже, да никому более не показывала. Меня, в действительно, от заключения где-то в своих пещерах этого мужчины останавливало даже не то, что это аморально — лишать кого-то свободы. Я просто понимала, что взаперти он зачахнет и перестанет мне нравится. И что тогда делать со сломанным человеком? Только лишь чинить! Можно даже на свой лад! А зачем ломать и чинить, когда можно просто не ломать и аккуратно становится частью его жизни? И именно поэтому не видела никакого смысла терпеть. Потому что — опять же — мне нравилась его внешность, мне нравился его быстрый ум, его аналитические способности и то самое крепкое и уверенное плечо, готовое стать мягким для моей головы. Я наслаждалась тем, как он купал меня в любви, радовалась времени, что проводила с ним. Обожала даже его спрятанную в смущении где-то глубоко, неуверенность, проблемы, каждый шрам, большинство из которых я так и не увижу, потому что уважаю вот эти его личные границы. Мне нравились его загоны, его старание, то, как смело он смотрит и готов стоять за меня — меня — горой, просто потому что я его жена, от которой он даже не слышал слов о любви — просто потому что я не чувствую к нему той самой любви, которую наверняка чувствует ко мне он (если, конечно, то любовь. Лично мне это больше кажется это каким-то нарушением в психике, из-за которого он просто хватается за всех, кто проявляет к нему хорошее отношение… запутано, в общем). Мне нравилось видеть его таким, какой он есть. Чтобы что-то поменять в нём много ума не надо, он настолько услужлив, что легко и палец от себя отрежет, покажи я недовольство. Самой не придётся и капли усилия приложить, один лишь намёк на любовь к коротким волосам и, оп! Он обкорнает свою голову едва ли не налысо. Но я ведь с ума схожу по его длинным волосам. Поэтому мне не нравится то, как он меняется в ордене Цзинь. Это не то, что я хочу в нём видеть и это не то, что он хочет в себе иметь. Что-то лишнее, грубое, всунутое насильно и калечащее его. Что-то, от чего надо избавляться. Резко и быстро. Но шпионов внутри этой клоаки у меня не имелось; не имелось и у него. Если бы муж мог это сделать, то он бы это уже сделал, просто потому что это влияет на мою репутацию тоже, а это последнее, чего бы Не Гуанъяо хотелось. «Если завтра кто-то посмеет открыть рот» — твёрдо решила я, — «влеплю этому несчастному пощечину». Словно по злому року судьбы, если пару дней назад говорили лишь слуги, то, пока шло разбирательство дела о Вэй Ине и спасённых им Вэней, начинали потихоньку говорить и мелкие кланы. Утром, слегка более помятая и сонная, нежели обычно, я вначале даже не сразу услышала все эти слова, успела только вновь напроситься на собрание, где вяло жевала какие-то сладкие сухофрукты (кажется, бабан, ананас… местное манго?). После, набравшись сахара и почувствовав его действие в крови, энергии во мне прибавилось и получилось даже услышать что-то про создание отдельных законов по отношению к гражданским людям ордена Цишань Вэнь, особенно при доказательствах в невиновности. Нифига у мужа котелок с самого раннего утра варит, а. Кое-как разлепив глаза — чувствовала я себя слишком сонной, ведь заснула намного, вот прям очень намного позже мужа, а в этой жизни вообще привыкла ложиться спать всегда вовремя, вот организм и выкинул подлянку на такой мой фортель — оглянулась, вяло пожевала манго, обратила внимание на весьма задумчивого Цзинь Цзысюаня, недовольного Цзинь Гуаншаня, злую до побеления Госпожу Цзинь (ещё бы, ведь мой муж посмел говорить и вообще быть рядом с нею! В одном зале!), да перевела более внимательный взгляд на Цзинь Цзысюна, про которого все остальные вечно забывают. Ещё бы, у него же имя схоже с именем наследника! Однако если от кого и ждать самой большой подлянки, то именно от этого нервного и весьма эмоционального парня с завышенным и одновременно очень заниженным ЧСВ, который готов на многое ради власти, которую так легко мог бы ему дать Цзинь Гуаншань, привыкший выказывать мимолётное удовлетворение своим исполнителям. Мол, чтобы знали, что всё они правильно делают — но ничего при этом не говоря вслух, типа им всё показалось. Люди весьма вовремя сделали перерыв на обед: некоторые остались, как я и мой муж, но их было мало. Даже дагэ ушёл куда-то вместе с Лань Сичэнем (скорее всего для успокоения ци, последние десять минут он то и дело норовил заорать, хорошо хоть сидел не позади или рядом, как муж, а чуть впереди, как глава ордена Не). Представители семьи Цзинь остались, однако не успел муж мне и слова сказать (точнее, он-то успел, интересуясь, не хочу ли я пойти обедать — нет, не хочу, спасибо дорогой, но я пока что наелась фруктов, они диво хороши с самого утра), как к нам подошёл Цзинь Цзысюань. Голова, если честно, варила слабо, но я легко поняла, зачем он пришёл, хотя муж наверняка не знал. Цзинь Яньли вчера интересовалась моим самочувствием — она даже написала мне короткое письмо с предложением встретится. Но у меня сейчас было слишком много дел, чтобы уходить хоть на минуту — секунду! — от мужа, потому что каждый кусочек информации мог стать в таком тонком деле фатальным, а от меня, между прочим, с нетерпением ждали новостей Вэнь Нин и Вэнь Цинь. Или вы думаете, почему они так легко впустили представителей клана Гусу Лань в свои Курганы? При желании Вэй Усянь легко бы раскидал адептов в белых одеждах, к тому же сознание у того спутанное после Тигриной Печати (учитывая всё, что мне удалось собрать в один нормальный пласт информации по тому, что случилось в «тюрьмах» ордена Цзинь), а так эта двойка слаженно на него повлияла, понимая, что долго Вэй Ин не продержится. Уходить сейчас от Не Гуанъяо в… что? Гости к молодой Госпоже Цзинь? Было совершенно некогда, хотя я догадывалась, что она тоже хочет что-то узнать. Ну так, хочет — пусть узнаёт, а мне выбывать из процесса и на миг нельзя. Тут слово для праведного дагэ, там взгляд на мелкого главу клана, здесь ох-ах для мужа, тут поджатые губы в сторону главы ордена Цзян, здесь долго смотри на Госпожу Цзинь, чтобы выбесить и прервать женскими криками завуалированные угрозы Цзинь Гуаншаня. Увести чужую жену (пусть и беременную) Цзинь Цзысюаню этикет не позволил, однако ничто не мешало ему позвать мужа для разговора. Я даже знала, что вначале тот похвалит предложенную идею создать новые законы для гражданских из кланов, после наговорит нелицеприятного на отца (его ведь тоже жена в это так сильно затащила!), потом на жену свою и перейдёт. А там мой муж уже и сам невольно вспомнит про её схожее с моим положение, узнает о самочувствии, вежливо спросит, не скучает ли она одна, пока муж занят на собраниях. Цзинь Цзысюань тут же закусит удила и предложит познакомит жён в более личной и — несомненно! — спокойной обстановке, что в нашем положении пойдёт ребёнку на пользу. И Не Гуанъяо вечером, конечно же, попросит меня составить молодой Госпоже Цзинь компанию, ведь она, как и я, тоже переживает и надо бы её, одинокую, поддержать. Тьфу. В любом случае, я мужу препятствовать не стала (будто хорошей отговорки не найду, в самом деле! Достаточно будет сказать, что мне слишком нервно расставаться с ним на более чем десять минут и всё готово. Моё и ребёнка здоровье ему намного важнее, нежели некой молодой Госпожи Цзинь), вместо этого в отражении стакана воды посмотрела на Цзинь Цзысюна. Тот никуда уходить не спешил, затерявшись среди остальных представителей кланов. Говорил тот выразительно, а при уходе мужа в дальние коридоры прибавил децибел, тем самым разрешая мне вдоволь наслушаться ушатами помоев, что вылились на персону Господина Не Гуанъяо. Правильно! И как удачно! Ведь дагэ нет, Не Гуанъяо тоже нет, а сама я кто вообще? Я чуть отпила воды, чтобы намочить губы, а после, глубоко вздохнув, набирая воздуха в лёгкие, кинула со всей дури этот стеклянный стакан. Со своего места кидать его вместе с водой было неудачно, поэтому получилось кинуть куда-то в ноги. Реакция у мужчины тоже оказалась хороша, так что намокли лишь нижние подвороты штанов. Хоть тот и высокомерен, но ночные охоты посещает и меч носит с гордостью, поэтому ничего иного я и не ожидала — а потому целиться в голову тоже не стала, ибо в таком случае был риск попасть и вовсе в невиновного! А мудрость гласит так: лучше не наказать никого, чем наказать невиновного. — Да как вы можете столь нагло говорить о моём муже?! — громко закричала я, привлекая внимание уже и собиравшуюся было уходить Госпожу Цзинь. Та, как я и хотела, остановилась возле возвышенного госпожи дома, места. Вроде и не слишком низко, однако намного ниже главы ордена Цзинь. — Женщине не место в мужском разговоре! — Крикнул недовольно Цзинь Цзысюн. — Женщине везде есть место, если речь идёт о её любимом! — Рявкнула я громче, тем самым от неожиданности напугав пару мужчин. Ещё бы — даже Цзинь Гуаншань на минуту остановил махание вееров, не ожидав от меня настолько нехарактерного вмешательства. Обычно-то я прячусь за спинами своих мужчин, а здесь ни единого не имелось. Из тех, кто мог бы меня поддержать, присутствовал лишь Лань Вандзи, ухода которого я боялась больше всего, ведь совсем оставаться одной было всё же немного страшновато. Здесь присутствовали только люди мелких кланов, остальные слишком спешили на часовой обед, во время которого также планировали обсудить свои позиции по поводу остатков клана Цишань Вэнь. — Да как вы можете говорить такое о добросовестном и честном мужчине? — Приврала я, ибо не считала мужа ни первым, ни уже тем более вторым. — Непростительно! Я требую наказания! Немедленно! Почему я должна всё это выслушивать?! В ордене Цзинь совсем не умеют людей воспитывать?! С дисциплиной совершенно ужасно! Расхлябанность! Такие громкие и нахальные слова, предсказуемо, не понравились ни Господину, ни Госпоже Цзинь. — Госпожа Не, уверен, мы всё можем решить мирным путём. В вашем положении совершенно нельзя нервничать, — утешительно проговорил тот. Что говорила его жена мне было не слышно, уж слишком далеко мы друг от друга были, и слишком уж тихо она что-то, явно матерное, сказала себе под нос. Зато Лань Вандзи был ближе моего и слова услышал, за что я смогла получить в награду его хмурый взгляд и явную готовность встать на мою защиту. Да. Лань Чжань человек отстранённый, однако мой муж и дагэ, в том числе и я, защищали его возлюбленного. Да и кто в такой ситуации оставит беременную устраивать такие разборки? — Я успокоюсь только после того, как его справедливо накажут на моих глазах! — Громче прежнего заорала я, резко встав со своего места и взмахнув руками. Со своей стороны поспешил встать Лань Вандзи и краем глаза я заметила его сжатые кулаки, явно от растерянности и незнания, что же ему делать. — Госпожа Цзинь, уверена, что именно ваше попустительно довело весь дворец до такого балагана! Цзинь Цзысюн далеко не первый говорит превратно о Не Гуанъяо и за последние несколько дней мне осточертело выслушивать сей бред! Словесный удар по Госпоже Цзинь заставил её так сильно сжать челюсти, что явно крошились зубы. Ещё бы, из-за каких-то непонятных слов я её опозорила перед людьми, что, мол, она ужасная Госпожа и с домашними порядками не справляется. При этом сама женщина не могла не понимать, что ответственность держит её муж, из-за вмешательства которого и её привлекли в это дерьмо. Цзинь Гуаншань после моих слов уже никак не мог повлиять на наказание Цзинь Цзысюна — это было бы ударом по гордости и статусу его жены, а та, несмотря на его регулярные походы по борделям, каким-то образом всё же держала мужа в руках. У него не имелось вторых-третьих жён, ни единой официальной наложницы, к тому же раннее имелся лишь единственный признанный сын-наследник. Признание второго сына привело женщину в настоящую ярость и я лично знала, что все три месяца его здесь присутствия, Цзинь Гуаншань ни разу не позвал во дворец девушек лёгкого поведения. И сам отсюда в красные дома тоже не ходил. Госпожа Цзинь приторно мне улыбнулась: — Ох, вы правы. Со временем я стала больше полагаться в таких делах на мужа и, видимо, это было моей большой ошибкой. В таком случае, я оставлю наказание всех провинившихся в ваших руках, Госпожа Не. Позвольте только узнать, каким оно будет? Жестоким. — Пощечина, — моргнула я, сделав круглые ланьи глаза. — Всем провинившимся я лично дам пощечину своей правой рукой. Позволите, Госпожа Цзинь? Та не стала даже пытаться давить наглой усмешки, просто кивнула и плавным движением руки дала приказ подойти ко мне Цзинь Цзысюну. Лань Вандзи, я видела, замер на месте истуканом, однако в то же время не было в моём теле большей уверенности, что в самом крайнем случае он мигом вмешается. Хорошо. Так. Теперь. Пощечина. Я облизала губы, поддерживая лёгкое выражение лица, пока мужчина, нагло ухмыляясь, встал напротив меня и, так уж вышло, прямо посреди большого зала, где присутствовали и слуги, и некие высшие господа, и представители малых кланов. Средние к тому моменту услышали мои крики и примчались с коридора, однако никого слишком высокого статуса не пришло. Так что лишь мы, пятеро участников сего скандала, были причастны (ну, Лань Чжань был участником пока лишь номинально, но точно для всех). Я переместила веер с правой руки до левой, пару раз сжала пальцы, готовясь к боли. Кожа у меня нежная, мышц крепких и сильных практически не имеется. Пальцы от этого дрогнули рефлекторно, зная, что больно будет, а боли я не люблю. Словно что-то такое почувствовав, Лань Вандзи попытался вмешаться: — Госпожа Не, позволите мне? — Благодарю, но вынуждена отказаться, — махнула я резко головой. Вдох. Замах. Хлопок. Выдох. Ладонь встретилась с его лицом; большой палец проехал по носу, выдавая ужасный хруст, остальные же четыре приземлились на нижнюю челюсть, без промедления отрывая от черепа. Его рот раскрылся, тогда как нижняя половина лица отлетела к стене, где свидетели сего происшествия успели вовремя пригнуться. Зубы с верхней челюсти выпали, не все, но около четырёх-пяти штук, из-за чего пошла кровь. Впрочем, учитывая то, что пощёчина отломила, буквально вырвала от головы нижнюю челюсть, впечатляло меньше. Язык у Цзинь Цзысюна вывалился наружу, а оторванные лохмотья щёк фонтанировали во все стороны кровью. Я сделал шаг назад, со скрытым удовольствием смотря на то, как из места раны течёт кровь и как беспомощно он стал выть, пытаясь двумя руками хоть как-то перекрыть участок кожи у горла, что точно так же оторвалась с мясом, демонстрируя мышцы и синие вены всем желающим. Его вид смотрелся отвратительно: на коленях, с широко раскрытыми глазами, пытаясь сразу двумя руками хоть как-то прикрыть всё это; зубы возле коленей, нижняя челюсть где-то там, глубоко в золотой стене. Длинный язык, упавший ниже кадыка, кровь, много красной и густой крови. Какой-то расторопный слуга позвал медиков. Я какое-то время смотрела на него, играя с лицом — губы уточкой, чуть нахмурить брови, сморщить презрительно нос. В конечном итоге пожала плечами. Во мне было лёгкое удовольствие от того, что более мужу он ни слова не скажет (если вообще после такой резкой кровопотери выживет), но нет ни экстаза от проявления такого садизма, ни желания делать что-то такое вновь. Не было жалости, радости, печали, жажды повторить. Ну, ударила и ударила, чем это отличалось от того, как я добиваясь других своих целей путём манипулирования? Работа даже казалась мне более топорной, ведь для её исполнения пришлось так сильно привлечь к себе внимание, нюхать кровь, да ещё и боль в пальцах терпеть — столкновение оказалось нешуточным, это как стену со всей дури ударить. Люди вокруг поражённо молчали. Сказать им было совершенно нечего, потому что наказание, как правило, подразумевает жизнь после, а не прилюдную казнь от какой-то женской пощечины. Руку неприятно кололо болью и я с огромным наслаждением протянула её прибежавшему медику. Тот замер, смотря на меня широко-раскрытыми глазами и оглянулся на мужчину. — У меня пальцы болят, — капризно сказала я. — Есть ли какая-нибудь мазь? — Но ведь Господин Цзинь… — шепотом начал тот. — Господин Цзинь? — Натурально удивилась, скосила глаза на того, к кому уже подбежали другие медики. — А, так он наказание отбывает! Госпожа Цзинь мне разрешила! Мужчине оставалось только посмотреть на свою Госпожу, а после неловко протянуть ко мне руку и энергией ци медленно залечить горящие участки. И лишь после этого я вновь вернула веер в свою руку, поблагодарила замолчавших Господина и Госпожу Цзинь, да вернулась на своё место. Люди тихо переглядывались, не смея открывать рот и их мысли явно сходились. Но теперь были не о муже — а обо мне. Лань Чжань кинул мне странный взгляд, предназначение которого мне оказалось неведомо. Спустя десять минут увезли тело, я честно не имела понятия, живо оно или же успело испустить дух (да и было вообще всё равно, серьёзно), слуги по указанию Госпожи Цзинь торопливо убрали все признаки недавнего происшествия. После этого она кинула весьма выразительный взгляд на всех гостей и вернулась на своё место, до белизны поджав губы и яростно посмотрев ещё и на мужа. Тот молчал, не спеша как-либо вмешиваться в происходящее, особенно понимая, что в таком деле между двумя женщинами ему делать нечего. Все важные господа поспешили вернуться с обеда, мой муж в их числе, вместе с дагэ и Лань Сичэнем. Они также быстро сели на свои места и Цзинь Гуаншань, не дожидаясь окончательной рассадки, ибо это могло породить слухи о случившемся, споро начал прерванные обсуждения, не давая даже задним рядам перешёптываться. Я могла быть твёрдо уверена в одном — в позиции старших супругов Цзинь молчания, которую легко уловили окружающие. Сомневаться не приходилось, слуги прекратят любые слухи, получив от Госпожи и Господина всего лишь нужный и однозначный взгляд. Мелкие кланы, присутствовавшие на наказании, смолчат, понимая, что в ином случае они быстро перестанут быть кланом. Средние будут молчать, не желая лишней заварушки. И — если всё пройдёт удачно — Не Гуанъяо, конечно же, ничего не узнает. Благовония уже успели скрыть неприятный запах, рука и пальцы у меня не болят, а куда делся эмоционально нестабильный Цзинь Цзысюн, что вечно кричал на него во время переговоров, ему было лишь в радость. Рядом со мной же никто о произошедшем и слова не скажет, справедливо опасаясь ещё одного выверта неизвестности. А наведываться к Цзинь Яньли я всё равно в ближайшее время не собиралась. Как и отпускать мужа в ближайшее время. — Лань Вандзи смотрит в твою сторону, — нахмурился супруг. — Госпожа Не, вы о чём-то говорили, пока я отлучался? Я чуть-чуть похихикала: — Он, наверное, за Вэй-сюна переживает. Не Гуанъяо поджал губы, посмотрел на резко притихших людей, что перед обедом всеми силами его здравые идеи саботировали, а после пообещал: — Моя Небожительница, я обещаю, что уже через пару дней мы обязательно вернёмся домой, где я вновь смогу тебя баловать. И за пару дней, как удачно, муж о произошедшем узнать так и не смог. Да и после — тоже не узнает, у нас что, мало других интересных скандалов? Если что, то их всегда можно устроить, особенно в Цинхэ Не, с моим-то положением.

***

Увы, но то ли судьба решила отомстить мне за такие громкие победы, то ли ещё что, однако спустя неделю, вернувшись в Цинхэ Не, настало то, чего мне так не хотелось — пузо пошло расти. Гормоны всё ещё не скакали совершенно, зато ребёнок стал пинаться и активно давать знать о себе. На фоне этого моё настроение портилось само по себе, без каких-либо гормонов — а кому вообще будет хорошо резко пойти вширь, получить больной живот, грудь, поясницу, ноги; бегать в туалет то и дело, испытывать странные чувства к еде (я не хотела мешать мёд и огурцы и не мешала, слишком уж стальная воля, не дающая пробовать ерунду, от которой после также может быть несварение, однако иногда в мыслях что-то такое мелькало, мол, неужели беременные действительно едят такую лютую хрень?). Поэтому, пусть гормонов сбоя и не было, ничто не мешало закатывать мне истерики и ныть на свою судьбу. Правда, аппетиты я всё же контролировала, давая мужу продуктивно работать, а потому больше приседая на уши дагэ. Тот, в виду моего положения, резко постиг дзен, ведь орать на беременную женщину из-за какого-то семейного проклятия в виде искажения ци — для него потеря чести. К концу восьмого месяца, в один прекрасный день, когда лежать хоть как-то было для меня невероятно невыносимо, я приняла твёрдое решение: кесарево. Носить ребёнка ещё месяц и мучится вот этим вот? Нет, спасибо. Здешние целители спокойно могут разрезать мне под наркозом живот, достать плод, а потом зашить всего за час-два, что намного предпочтительнее, чем по крайней мере пять часов мучиться родами. С мужем я поговорила в тот же день совершенно спокойно: — Мне так невыносимо жить, — сказала я, положив голову ему на грудь. Рукой схватила зелёные одежды, что так прекрасно смотрелись на нём. Намного лучше золотых. — Дрогой муж, давай позовём лучших целителей и они сделают кесарево? Я не думаю, что готова вытерпеть ещё хоть день в таком состоянии. Каждое утро мне невероятно мучительно вставать с постели, есть, ходить, даже просто сидеть или лежать я более не могу! Мои ноги, что стало с моими ногами! От веса они располнели и более не могут держать меня прямо! Между прочим, всё — чистая правда. Я тупо не видела смысла мучиться всем этим и не понимала, почему остальные женщины покорно ждут этого ужасного часа, словно какие-то мазохисты. Ребёнку восьмой месяц, он полностью здоров и может появится на свет, так чего медлить? Остальной Поднебесной даже объяснять ничего не нужно — все главы и так видели мои истерики при обсуждении Старейшины Илина, мне «было плохо» настолько, что я в любой момент могла скатиться в истерику ещё в начале седьмого месяца. Никого не удивит поиск целителя и кесарево рождение, о моём хилом здоровье и слабом Золотом Ядре те ещё легенды ходят. Ну, родила на месяц раньше срока, так это чтобы вообще живой осталась, подумаешь! Не Гуанъяо слегка засомневался — он в таких темах не разбирался, но обещал поговорить с целителем и узнать, не навредит ли это ребёнку. Я послушно его поблагодарила и далее не стала настаивать, потому что, действительно, если ребёнок болен, то надо донашивать. А раз нет — то пусть уже из меня его достанут. Вот только на следующий день нас ошарашили двумя новостями: во-первых, с ребёнком всё хорошо и операцию по этому поводу свободно одобряют; во-вторых, целителей-то после войны хороших нема. Все кланы самых лучших посылали на передовую и мед. пункты, а там их специально все Вэни и убивали, ибо кто хочет по несколько раз одного и того же солдата почти на тот свет отправлять? Ошарашенная, я молча села в свою-нашу комнату возле окна и, пока супруг неловко пытался понять, чем же меня успокоить, выдала: — Едем в Илин. Не Гуанъяо, я уверена, чуть Небожителю душу на том же месте не отдал. Ещё бы, куда, скажите на милость, в моём состоянии ехать в такую даль? Когда ордены ещё только восстанавливаются, когда нечисть после войны пробуждается, когда все заняты восстановлением на своих территориях, а не на каких-то окраинах и почти забытым путях к такому городку? — Медиков и хороших лекарей не осталось, ходить вот так вот мне невмоготу, а единственная, кого я знаю, с умелыми руками, сейчас именно в Илине, — сказала я, всё ещё смотря на улицу. — Вэнь Цин ведь тоже целитель, верно? Муж опустился на колени, схватив мою руку: — Госпожа, я немедленно договорюсь о её сюда приезде и всё подготовлю! Подумай о нашем сыне, куда ему в такую даль? Конечно же, на то и был расчёт — ну, в самом деле, куда мне ехать? А вот принять у себя невероятно талантливого целителя на пару дней, что плавно от моего ужасного самочувствия перетекут в неопределённый срок, самое то. А иначе кто мне дагэ лечить будет? А с ней, конечно же, прибудут и остальные Вэни, ведь девушка тоже не дура, сразу возьмёт быка за рога, особенно когда муж у меня согласен на всё, лишь бы я никуда из Цинхэ Не не ехала. А там окажется и Вэй Усянь. Вскоре, я более чем уверена, нас навестят и Лани, ведь надо же будет мужу как-то этого мужчину сосватать с Лань Чжанем! А в качестве лучшего друга и первого гостя прибудет именно Лань Сичэнь, что прихватит своего младшего брата (точнее, Лань Чжань и сам напросится, как только узнает о нашем дорогом госте), которому мы с супругом поможем правильно ухаживать за Тёмным заклинателем. Не стоит забывать и о Цзян Чэне с его неразделённой любовью, что явно осталась даже в более суровые взрослые года; Не Гуанъяо от моих желаний счастья для друга и усталости от очень ужасного характера Вэнь Цин, помолвку точно им устроит, я-то проконтролирую процесс, точнее, направлю в нужную сторону, во время празднования первого месяца нашего ребёнка. Но то — будущее. Сейчас же я просто выразила огромную благодарность за такого милого мужа, который ради меня поплывёт по небу аж в самый Илин на том самом кораблике, который пару дней назад (подозрительно вовремя достроенный к той самой дате, когда я приняла решение о кесареве) закончили пополнять заклинательской силой. — Не Гуанъяо, ты самое лучшее, что только случалось в моей жизни! — Довольно поцеловала я его в щечку.