Куда шея повернёт, туда голова и смотрит

Я знала, что дети — это не моё. Принимала. Вливалась в роль матери так, как могла, но при этом не пыталась прыгнуть выше головы, отдавая воспитание по большей части супругу, хоть и понимала, что это как-то неправильно, заставлять его одновременно быть и главой клана, и заниматься семьёй. К счастью, в первое время со мной был дагэ и было как-то легче принять тот факт, что теперь постоянно раздаются крики, постоянно шум, постоянно бардак, постоянно истерики — и много чего ещё, что мне не нравилось, но приходилось только стискивать зубы и терпеть. «Дочка выйдет замуж и покинет клан», — думала я. — «Сына можно будет отправить в кругосветное путешествие с невестой. Всего-то и надо, что лет двадцать потерпеть». Кто ж знал, что выйдет иначе. Возможно, мне было бы намного легче, родись у нас с Не Гуанъяо только один ребёнок, но их было двое. Сын, Не Рево, да его младшая сестра, Не Лин. После мне также повезло и во время операции, где из-за второго плода, что не было видно до самого последнего момента, что-то пошло не так и теперь более иметь детей я не могла, так что всегда была некая сумятица (был бы у нас только один ребёнок, если бы не моя бесплодность? Да. Хорошо ли для Не Гуанъяо, что у нас их двое? Тоже да). Первые пять лет прошли в спокойствии. Все планы претворились в жизнь, разве что дети стояли вечно поперёк горла, требуя моего внимания и отвлекая от привычных занятий. Я практически кусала локти от досады, но терпеливо улыбалась и молчала, терпела, принимала. Ведь, в конце-концов, это я не уследила и нести за них ответственность теперь моя непрошенная обязанность. У меня кое-как получалось поладить с сыном. С дочерью же найти общего языка совершенно не вышло и что бы я не делала, всё было не так и не тем. Из-за навалившейся после занятости на плечи Не Гуанъяо, а также болезни дагэ, я, кажется, в её глазах окончательно провалилась как мало-мальский авторитет, но что я могла сделать? Да, у меня, помимо воспитания детей, более нет никаких обязанностей, однако это не мешало мне волноваться за старшего брата. Да и как вообще можно стать хорошей матерью, когда ты совершенно ничего к своим детям не чувствуешь? Только и думаешь, кому бы их сплавить на следующую неделю? Когда желала бы их вообще не иметь? Стоило детям отпраздновать пятилетие, как состояние дагэ стало на глазах ухудшаться, поэтому ничего удивительно в своём душевном раздрае я не видела. Дагэ в этой жизни всегда был рядом со мной, всегда меня защищал и оберегал и он мог сколько угодно на меня кричать, но соверши я любую, пусть даже самую мелкую ошибку, ни за что бы от меня не отвернулся. Я была более чем уверена, что ради меня дагэ был готов сделать что угодно: хоть пойти войной на Цзинь, которые доставляли проблемы ещё целых два года после его смерти, хоть бросить весь клан на старейшин и пойти, с тогда ещё незамужней сестрой, в путешествие по миру без гроша в кармане. Я могла многое в жизни не любить, ненавидеть, не понимать испытываемых чувств, но если бы кто-то спросил меня о любви, то первой же мыслью был бы именно дагэ. Его чистая любовь ко мне была нежной и в то же время нерушимой. Конечно, у меня был Не Гуанъяо, но это как сравнивать небо и землю. Дагэ любил меня просто за то, что я родилась и была с ним. Муж просто влюбился в выстроенный образ. Как я могла не любить дагэ, единственного, кто любил бы меня любой? Да, он мог не знать о моих талантах и подковерных играх, но он был моим дагэ. Тот, кто первый взял меня в руки, тот, кто держал меня же перед смертью, тот, кто любил меня всей душой. И я тоже любила его в ответ, просто потому что он был: не обращала внимания на крики, на тренировки, на его требования, исполнения которых он никогда от меня не требовал в том понимании, когда их надо именно сделать и сделать правильно. Его смерть, откровенно говоря, сильно меня подкосила. Он просил меня не плакать о нём, не разводить сопли, жить дальше — и я ни разу с его смерти не заплакала, устроила только похороны, тихие, как он бы и хотел (ведь умер не во время сражения, а в постели, со слабым телом), да пыталась жить дальше, хотя мир потерял многие краски. Жизнь без дагэ была для меня не жизнью. Мы никогда не разлучались дольше, чем на пару дней, если не считать войны, когда меня спрятали в крохотной деревушке, заставив пойти работать слугой в одном доме, для прикрытия. Впрочем, у меня был Не Гуанъяо. Конечно, этого стало не хватать — мне нужно было крепкое плечо, которое ставило меня бы в любой приоритет всем остальным вещам и делам, а муж просто не мог этого сделать. И ладно просто пост главы клана, но ведь у нас были дети. Сразу двое. Как он мог ставить свою жену превыше детей? Он ставил их так, как и подобает хорошему человеку — любил наравне. Но мне теперь не нужна была эта его любовь «наравне». Мне нужно было, чтобы он любил меня больше всего на свете, а этому никогда не бывать. Очевидно. Наша счастливая любовь, этот крепкий и нерушимый брак, пропал через две недели после смерти дагэ. В конечном итоге это продержалось, сколько, десять лет? Жалкие десять лет. Впрочем, так было только для меня одной, да и то после я немного одумалась: это в этой жизни у нас двое детей, а, быть может, в следующей? Думаю, именно тогда проклятие клана и пало на меня. Дети уже не рисковали в будущем пострадать от искажения ци, тогда как я сохранила разум в своём уме, эмоции под контролем, но мысли нет-нет, да и сбивались. Мне хотелось лечь в могилу рядом с дагэ, уложить рядышком своего мужа и начать всё по-новому, как я начала в этом мире. Там у нас троих появится новый старт и даже если они не будут этого помнить, то в любом случае буду помнить я, связующее звено. А если повезёт, то они будут помнить и станет даже проще и лучше. В новой жизни у нас с Не Гуанъяо не будет детей, что есть в этой. Для него это было бы равносильно замене и, учитывая его психическое состояние, что за последние года выправилось, но всё же навсегда оставило кое-какие шрамы, в другой жизни детей бы у нас никогда не было. Зато был бы дагэ рядом. А никого, кроме этих двоих, мне и не надо было. В понимании остальных людей, я никогда не была здравомыслящей, но эта идея казалась мне здравой. Жизнь в «Магистре дьявольского культа» подошла для меня к концу в тот момент, когда я родила и тем самым притащила в Цинхэ Не Вэй Усяня с Вэнь Цин, тем самым образовав им две помолвки. Как бонус шли года, пока рядом был дагэ. Что-то вроде последней дополнительной главы про злодеев, роли которых выпали на Цзинь Гуаншаня и его жену, что умерли по моему простому плану и исполнительности Су Шэ, который о моей роли даже не догадался. Я знала, как я могу жить в этом мире, но просто не могла. Дети всегда казались мне неким концом жизни, её завершением, а не счастьем. С ними я совершенно ничего не могла, что стало ясно, когда дочери исполнилось пятнадцать лет — она постоянно меня упрекала, никогда не хотела слушать, истерила, словно дитё малое и ни один разговор, устроенный моей инициативой, не заканчивался хорошо. Я ни разу не ударила её, не закричала и не сказала плохого слова, хотя всегда в такие моменты невероятно хотелось (может быть, и стоило… показать авторитет устрашающим образом, но мне всегда было совершенно всё равно, что она обо мне думает), а потом просто перестала пытаться завязать разговор. Не хочет говорить с матерью — её дело. Почему я должна выслушивать незаслуженный ор в свою сторону и терпеть такое неуважение? С сыном было легче. Может быть, оттого, что Не Гуанъяо занимался им намного больше, учил быть главой клана, проводил рядом многие дни. Но ведь и я тоже пыталась нормально проводить время с дочерью! Ходить с ней по магазинам, интересоваться её успехами, спрашивать о занятиях по стрельбе и бою на мечах, покупать ей украшения и книги… всё дочке было мало. А стоило мне прекратить пытаться, как мы буквально стали жить на ножах и как бы не пытался меня вечером успокоить супруг, инициативу я решила временно прекратить и предоставить в руки девушки, что уже должна соображать, в свои-то годы. Тем более учитывая наследственность! К восемнадцати годам сын смущенно признался в своей симпатии к главе ордена Гусу Лань и попросил у меня совета. Я легко его поддержала, не видя проблемы, даже учитывая разницу в возрасте более двадцати лет (хорошие заклинатели живут долго и выглядят молодо, это только мы с мужем так долго не протянем, как с более слабыми золотыми ядрами), а к двадцати устроила помолвку. Но и тут дочери всё не понравилось! Она кричала на меня, орала и пару раз даже пропустила маты, в конце, не удержавшись, кинула в меня свой меч. И это стало для меня последней каплей. Я впервые заорала на кого-то не во время своей единственной беременности; попыталась достучаться до её разума, напоминая, как пыталась все эти годы с ней поладить и что ничем не отделяла её от брата, воспитывая одинаково и пытаясь уделять ей столько же времени, сколько её близнецу уделяет муж. Да, я не передала ей какие-то тайные знания, да, не смогла научить какой-то скрытой технике — но у меня их просто не имелось! Всё, что я могла бы дать, я дала ей через нанятых учителей, с удовольствием присутствуя на занятиях и иногда задавая вопросы, погружаясь в эти самые уроки вместе с ней! В ответ дочь выдала, что беременна и это я виновата, что не уследила за ней! Да я чуть на том же месте не получила сердечный приступ, заорав на неё пуще прежнего. Ни слова не сказала о позоре для клана, для неё, как для девушки; вместо этого же говорила о достоинстве, о том, что мужчину нужно вводить в семью и ребёнка рождать в законном браке, что нужно было самой думать, что делаешь, ей ведь почти двадцать! Как в двадцать лет можно не знать, как на свет рождаются дети?! Неужели нельзя было подумать о защите, раз решилась заняться сексом?! Да, я не могла здесь стать самым лучшим примером — прошло всего восемь месяцев после заключения брака, как дети появились на свет, однако они были зачаты в браке! Просто травы не сработали, а также вместо родов проведено было кесарево, однако меж тем у меня был ум и я постаралась взять на себя эту ответственность! А что будет делать дочь, жить в Цинхэ Не, просто потому что у её избранника даже дома нет? Невелика беда, что он нищий, беда, что он не может никак обеспечить свою семью! А ежели он слабый заклинатель и при своих талантах спит на голой земле, то что ещё я должна сказать? Слабые заклинатели всегда могут заработать достаточно денег, если постараются — иногда слава настолько идёт впереди них, что тех специально приглашают в тёмные места, помочь деревенькам. От мысли, что теперь и остальные двадцать лет моей жизни будет ещё один — если не два! — ребёнок в моём же доме, но уже от дочери, с которой я все эти двадцать лет не могла поладить, перед глазами буквально почернело. — Это твой ребёнок! — заорала я. — Если ты не понимала, что творишь, то пусть будет тебе уроком! Делай, что хочешь, но пока у него есть хоть один родитель, ноги его не будет в моём доме! Это твоя ответственность и тебе теперь его воспитывать! Поймёшь, наконец, что значит быть матерью! В тот же вечер я отреклась от дочери. Не слушая увещевания супруга и слабые возражения сына, мол, я остыну и пожалею о содеянном, уже через час собрала для неё цянькунь малых вещей, лишь необходимого, да ни капли дорогого, а после выгнала из дому. После этого вошла в зал предков и официально от неё отреклась. В качестве самого последнего действия вычеркнула из книги предков, однако, понимая, что будущий мой внук ни в чём не виноват, с заминкой провела яркую и чёткую черту, тем самым показывая, что в будущем дорога к нам ему открыта. О своих действия я ни разу не пожалела, к тому же после закрыла глаза на то, что Не Гуанъяо передаёт деньги и вещи дочери. Это его и её отношения, пусть разбираются сами. Слышать о ней я ничего не желала, о чём громко сообщила всем желающим, говоря, что дочери у меня отныне нет. Умерла. Сгинула. Нет и всё. Через два года она умерла. По слухам я знала, что отец моего внука бросил дочь сразу же, как узнал о произошедшей между нами ссоре (ха, скрылся, нерадивый папаша — ещё бы!), та от горя едва не потеряла ребёнка. Не Гуанъяо поговорил с ней, помог, да стал за свой счёт содержать её в одной деревне. А после та покончила с собой, резко осознав, что мир не сказка и жить она, одна с ребёнком, не может. В этом она пошла в меня — правда, на её месте я бы поступила умнее, отдав ребёнка кому-нибудь, чтобы самой скрыться и приобрести новое имя, а не сразу же отправляться на новую жизнь. К двадцати двум годам, за неделю перед свадьбой брата, Не Лин ушла в мир иной. Не Гуанъяо принёс мне внука. Ребёнок был совершенно не виноват, но брать его на руки мне не хотелось. Может, в будущем. Я кивнула, сказала обязательно принять его в семью и, так как Не Рево официально решил стать младшим супругом Лань Сичэня (а только так он и мог стать его мужем), воспитывать Не Кумо как следующего наследника ордена Не. Но — подальше от меня. — Я знаю, что он ни в чём не виноват, но он напоминает мне о той женщине, — сказала я, отвернувшись от Не Гуанъяо. Его всегда неимоверно расстраивало, что я не просто перестала говорить об имени выставленной за порог, но и даже между нами не признавала её своей дочерью. А я и про себя её таковой считать перестала; в тот момент, когда она подняла на меня, безоружную, меч, да приставила к шее, все кровные связи между нами стали кристально ясной водой. Враг, никак иначе. Змею на шее просто грела все эти двадцать лет, вот и всё. — Пусть не попадается мне на глаза. И в моих покоях его быть тоже не должно. Муж глубоко вздохнул, но приобнял меня. Его любовь ко мне не утихла и не уменьшилась и, наверное, это было единственным, что держало наш брак и нашу семью вместе. Не будь этого, давно бы развелась (ну, увы, развестись с ним я не могу — можно только убить) и попыталась бы найти себе нового мужа, но зачем искать кого-то ещё, если уже есть тот, кто меня любит? Мой уговор касательно внука муж выполнял неукоризненно до тех пор, пока мальчишке не исполнилось пять лет. Я, видевшая его не единожды из окон и, пару раз, пересилив себя и свои воспоминания о дочери, даже на совместных семейных трапезах, знала, что он мальчик активный, но по большей части послушный, как и сын. От дочери он мало что взял, но то и к лучшему. И тут, словно гром посреди ясного неба, Не Кумо оказался в моих покоях. Он активный и ещё маленький, поэтому ругать я его сразу не стала. Однако хотелось его поскорее прогнать. А кому понравится вернуться из усыпальницы брата и найти незваного, нежеланного даже, гостя, у себя в личных покоях? — Что ты тут делаешь? — немного строже спросила я, пряча лицо за веером. — Ой, Госпожа Не, — мигом поклонился мальчик в неуклюжем поклоне, чуть не упав от порыва. — Здравствуйте… я, эм, шёл по коридору и немного заблудился. Извините. Редкие встречи с мальчишкой принесли неожиданный, но приятный результат, а слухи от слуг помогли. Зная, что я его бабушка и та, кто выгнал его матушку, мальчишка меня боялся и уважал, хотя мне было бы вполне достаточно чего-то одно. Но — больше не меньше, так что пойдёт для послушания и укрепления моего авторитета в его глазах. — Это мои покои, — внесла я ясность. Мальчишка побледнел и поклонился ещё ниже, испуганным шепотом извинившись. Значит, знает, что в них ему находится нельзя. Хорошо. — Ничего страшного, если ты этого не понял, — решилась я. — Ты впервые шёл по этим коридорам, немудрено заплутать. Я могу позже как-нибудь провести тебе экскурсию, чтобы ты знал, куда можно ходить, а куда нельзя. Что скажешь? — Буду премного благодарен, Госпожа Не, — низко поклонился он. Называть меня бабушкой ему было также запрещено, ведь это значило бы, что я признала, в первую очередь, женщину, его родившую, своей дочерью. Я кивнула и открыла дверь, чтобы выставить его в коридор. Он вышел, снова извинился, поклонился и растеряно оглянулся. Не удержав вздоха, я указала ему верное направление до знакомого зала, куда идти всего один поворот. Он снова меня поблагодарил и пошёл в нужном направлении. Посмотрев до конца, что он завернул прямо к залу, я наконец-то расслабилась, но на всякий случай обратилась к своему верному стражу: — Нин-нин, проследи за ним, пожалуйста. Призрачный Генерал легко кивнул, а после неслышным шагом пошёл следом за мальчиком, готовый помочь, если это понадобится, но при этом не показываясь на глаза, что ложилось мне в душу малым удовлетворением от проявленного ко мне уважения. Я, конечно, ничего по поводу мальчишки ему не говорила, но он сам так решил — решил так, что встал на мою сторону. Моральная усталость после посещения брата всегда не отпускала меня по несколько часов. Словно дагэ звал меня с собой и выкачивал силы. Я старалась ходить к нему как можно реже, однако к пятидесяти годам было мало других развлечений: местную культуру я уже прекрасно выучила, книги прочла, а других занятий не имела. Как и всегда, в такие моменты меня стали посещать мысли о следующей жизни. Я знала, что будет после смерти, а потому ожидала даже с неким нетерпением, чтобы очистить душу и начать всё с чистого листа. Иногда надеялась, что в следующей жизни дагэ вновь станет моим старшим братом, но особо сильно не надеялась, ведь прошло так много лет, он, скорее всего, ушёл далеко в другие миры (да и в первой жизни я была одна). Думала, пойти ли в следующую жизнь вместе с мужем. Глупости и глупая привычка, но мне казалось странным теперь идти куда-то без него, пусть даже и в новую жизнь. К счастью, я понимала, насколько это ужасное решение, идти вместе в новую жизнь в новом мире: раскроется слишком много моих секретов, к тому же во мне уже совершенно не горит та страсть, желание им обладать, как это было в начале нашего брака. Рано или поздно Не Гуанъяо это заметит, пусть и не в этой жизни, так в той. Чем разочаровывать его окончательно, не лучше ли оставшиеся годы перетерпеть, а в следующей вновь испытать эти чувства к кому-то другому? «Проклятие тянет меня в могилу», — устало подумала я, пытаясь себя в этом убедить. Было сложно, учитывая тот факт, что искажение ци, как у брата, у меня было всего лишь где-то 0,5 на 10,0, а ведь это даже не единица. Мои мрачные мысли были вызваны усталостью и серостью этой жизни, желанием испытать что-то новое, а новое могло со мной случиться именно после смерти, до которой мне ещё те же двадцать лет. Я практически задремала, когда с другой стороны двери раздалось четыре тихих и мягких стука. На губах невольно появилась улыбка, когда стало немного легче от возвращения Вэнь Нина. Призрачный Генерал в своё время прибыл вместе со старшей сестрой и Вэй Усянем, однако с тех самых пор и остался. Сначала никто просто не мог найти место буквально мёртвому телу, благо то не разлагалось и словно замерло во времени, потом все стали заняты другими делами: Вэней переселяли в Пристань Лотоса, сама Вэнь Цин спешила выйти замуж за Цзян Чэна, а Вэй Усянь, ну, он был очень занят этим своим флиртом с Лань Вандзи. На фоне всего этого никто так-то и не подумал, что секта Цзинь может очень сильно схватится за ходячего трупа, поэтому было временно мною же решено оставить его в Цинхэ Не, где как раз к такому относились намного проще и легче, всё же, именно наша секта использует далеко не простые сабли. Обладая недюжей силой и верностью, а также невольно попав в непростую ситуацию между жизнью и смертью (он был мёртв, но его не хотели отпускать — а такое положение дел не могло длиться вечно, к слову, ведь рано или поздно все знакомые Вэнь Нина могут умереть и что ему в таком случае делать? Становится местным Императором над всеми сектами, как некий прародитель? Смех, да и только — хотя вполне рабочая версия, которую я однажды даже на всякий случай озвучила самому Вэнь Нину, может, таким образом он после предотвратит все войны, если захочет), мужчина, уже далеко не парень, был назначен приближённым моего брата. Обладая такой большой силой и не имея «сигнала безопасности» для своего тела, было немудрено на последних годах жизни дагэ стать для него едва ли не заместителем. После смерти дагэ Вэнь Нин остался подле меня. Я делала вид, что не знаю о просьбе старшего брата, в которой тот попросил присмотреть за мной, ведь Не Гуанъяо, как бы не был силён в политике, всё ещё оставался слаб в заклинательстве, а именно эти две составляющие и хотел видеть в моём муже мой брат. Что у него вышло, увы, только с учётом двух мужчин, невольно показывая, насколько же дагэ, на самом деле, незаменим для меня. Ещё делала вид, что не знаю и об ответе Вэнь Нина: «Я бы в любом случае так и сделал, старший Господин Не». Хотя иногда размышляла о нём. Но — редко. Смерть дагэ была слишком болезненной, чтобы думать о его последней просьбе к Призрачному Генералу. — Нин-нин, входи, — мягко сказала я, желая ощутить его присутствие. Вэнь Нин вошёл внутрь, также тихо и мягко закрыв за собой дверь. Старые доски даже не скрипнули, а лишь мягкий ворс ковра смог на слух подсказать мне, что мужчина, выглядевший всего на двадцать, навсегда на двадцать, остался на три-четырые шага позади моего кресла. Моя связь с Вэнь Нином, как бы странно это ни звучало, всегда была порочной и чистой. Да, несовместимые вещи, но они были именно такими, что началось с нашей самой первой встречи в Облачных глубинах: я тогда была совсем молодая, любопытная, боялась идти по мужской стороне ордена Гусу Лань, ведь впервые выбралась с женской половины. Не знала местности, не понимала, куда идти, боялась, что меня найдут. А потом внезапно полетела вниз, оступившись на уступе горы, где спряталась от юных адептов в белых одеждах. Вэнь Нин был тем, кто меня поймал. Он тогда тренировался в стрельбе из лука на одинокой поляне, а я шла прямо в той стороне, куда ему нужно было стрелять. Я, этого, конечно же не знала, а иначе даже прятаться там бы не стала, мало ли кто попадёт в меня и смертельно ранит? Боль я не люблю совершенно, порог её ужасно низкий. Ещё молодой юноша решил мне помочь и, преодолевая свой страх, подойти узнать, не нужна ли мне помощь. Вот только в тот самый момент я и сорвалась, от резкого адреналина даже не в силах закричать — а закричать надо было, с другой стороны шли адепты, они могли бы услышать меня и поспешить на крик, чтобы оказать помощь при травмах, которые так легко получить для меня с такой высоты. Вот только помощь не понадобилась — Вэнь Нин меня поймал. Потом, правда, мы ещё минуты три с закрытыми глазами и в таких вот объятиях не смели ни пошевелиться, ни слова друг другу сказать. Я, от шока, думая, что сразу же и умерла, даже боли не почувствовав, а он от страха, ведь впервые совершил такой смелый поступок и поймал на руки незнакомую ему девушку. Мы встретились там, где видеться мужчинам и женщинам было строго запрещено. Я его поблагодарила, невольно рассказала свою историю, мы немного поговорили и он даже кратко рассказал-показал мне окрестности, не думая останавливать в своих приключениях. Да, он заикался и боялся больше меня, смотрел куда-то в другую сторону, но был вежлив и уважителен. После этого мы писали друг другу письма. Увы, но по каким-то семейным причинам Вэнь Нину пришлось уехать буквально две недели спустя, несмотря на только начавшееся обучение, хотя та же Вэнь Цин осталась до конца года, хоть и была иногда на нервах. Мы писали письма друг другу даже во время войны, где я кратко рассказала о своём положении, пусть только намёками, но при этом надеясь, что если придут за мной люди Вэнь, я заранее получу предупреждение от него или же помощь, если станет слишком поздно. Словно он был мне чем-то обязан, хотя на самом деле это я должна была тогда быть благодарной. После окончания войны наши письма не доходили друг до друга. Он прятался, а я не могла прямо сказать ему прийти ко мне, что я окажу ему помощь, ему, его сестре, его семье. Не знаю, почему он не пришёл тогда ко мне, почему не попросил о ней? Не мог, видимо. После освобождения от тюремного заключения он уже был мертв, а я замужем. Один раз, после смерти дагэ и как раз таки обещания Вэнь Нина, я невольно подумала, почему не вышла замуж за него. Могла легко это устроить, всего лишь нужно было подождать два года, а не сразу же выходить за Цзинь Гуанъяо. У нас выходила очень романтичная история, если честно. Даже как-то странно, что Не Гуанъяо мог и по сей день ревновать меня к Вэй Усяню и Цзян Чэну, но при этом совершенно не обращал никакого внимания на Вэнь Нина, что в своём посмертии стал даже прекраснее, чем при жизни. Я не жалела о том, что вышла за своего мужа, однако в то же время понимала, что счастливой он делал меня только… первые года три. Потом дети научились сидеть и ползать. На этом моё большое счастье закончилось, началось просто счастье, что со временем постепенно истончалось, а теперь, вот, совсем закончилось. Три года… неужели я была по-настоящему счастлива в браке так мало? И ведь в этом нет ничьей вины, кроме моей. Я сама решила выйти за Цзинь Гуанъяо. Интересно, а какой кораблик сделал бы Вэнь Нин, будь он жив? Увы, как у мёртвого, его подвижность пальцев чуть хуже, хоть и намного лучше, чем было те же лет десять назад. То ли Вэй Усяня старания, то ли сам попривык. — Госпожа Не, что-то не так? — спросил он тихо и мягко, явно заметив мою задумчивость. Любил ли меня Вэнь Нин? Я никогда не знала. Живым я его видела только жалкие четыре раза — три во время обучения, ещё раз уже издалека во время стрельбы из лука. Всё остальное время мы провели вместе в его уже мёртвом состоянии, а потом было просто невозможно судить о том, какие чувства скрываются внутри него. Дать обещание брату присматривать за мной, говоря те слова, что он сказал… Вэнь Нин мог быть просто благодарен мне за то, что я спасла его семью. Всех пятьдесят человек. Точнее, пятьдесят душ. Его самого было сложно называть живым человеком — лишь мертвым. Труп. — Вас расстроил приход Не Кумо? — Ещё тише спросил он. — Нет, разве что чуть-чуть, — тихо ответила я, приоткрыв глаза и уставившись на город, что виден из окна. — Мальчику всего пять, к тому же он явно не знал, что это мои покои. Было бы глупо на него злиться по такой мелочи… как он, кстати? Сильно меня испугался? — Что вы! — Вздохнул тот. После чего повторил мои слова, вложив более игривую интонацию. — Ну, разве что чуть-чуть. Улыбнулась. Было хорошо рядом с Вэнь Нином. Муж вечно занят в важных делах, потом уделяет внимание детям (ну, сейчас уже внуку), так что большую часть времени я провожу именно с ним. Немудрено было представить его в роли кого-то большего, чем просто друга. Он мог выглядеть молодым парнем, но внутри был крепким мужчиной. Мужчиной, что заботился обо мне на протяжении многих, долгих серых лет. Как я могла бы не обратиться на него такое внимание? Я снова улыбнулась, прикрыв глаза. Рядом с ним было… Хорошо. Спокойно. Легко. Я невольно чувствовала себя моложе, чем я есть на самом деле, даже душа омолаживалась давними фантазиями, «запретными» о нашей связи. Неприличной. Неправильной, но самой что ни есть верной и настоящей. Крепкой. — Ты не знаешь, чем там занят А-Яо? — Уточнила, нахмурившись. — Разве не он должен за ним присматривать? — Пробухтела, словно настоящая старушка. Впрочем, не было во мне и капли злости. Я ведь действительно на поступок мальчишки не сердилась. — Господин Не уехал на встречу с вассалами кланов и приедет завтра к ужину, — легко ответил тот. Улыбка с моего лица пропала и потому я не стала прятать усталого вздоха, вновь прикрыв глаза. Муж мне, конечно, не изменял. Просто не взял на встречу. И даже не рассказал о ней. А я, может быть, хотела бы поехать с ним. Как давно я сижу в этом замке, в своей печали? Все пять лет, с тех пор, как уехала дочь? Хотя у меня вроде был небольшой перерыв после смерти дагэ, но после я снова стала ездить, правда, вроде недолго? Ведь сначала родились дети и пришлось сидеть около них, потом сильно заболел дагэ, после он умер и мне было не до веселья, после дочь стала капризничать и истерить, потом я её выгнала и не хотела никого видеть, теперь вот, внук… И, конечно, я могла совершенно не заметить его отсутствия в своей постели. Стоило родиться детям, как мужчина был на седьмом небе от счастья (я же в то время варилась на седьмом кругу ада), вскакивая к ним ночами, а нередко и вовсе сидя возле младенцев всю ночь, оставляя меня одну. После смерти дагэ он часто мог всю ночь сидеть в кабинете, потом уезжал на встречи, пока я пыталась собраться с мыслями… Я привыкла. Мне всего, сколько? Сорок семь физических лет мне! Почему я настолько сильно чувствую желание лечь в могилу и дать приказ заживо себя закопать? А ведь до ста жить точно буду. Войны нет, старших заклинателей теперь будет много, ведь мы породнились всеми пятью кланами и оттого живём в мире и согласии, значит, те же Лань Чжань и Вэй Усянь до трёхсот всем мозолить глаза будут, если вообще бессмертие не приобретут. Я слаба, как заклинатель, лишь пару хороших и сильных ударов отточила, но ведь до ста и в моём мире хорошо можно дожить. — Какой кошмар, — невольно сорвалось с губ, потому что если я за пять лет настолько ужасно стала себя чувствовать, то что же будет дальше? Мне жить осталось даже больше, чем я прожила! Пусть и на года три, но всё же! — Что-то случилось? — Всполошился Генерал. А дагэ ведь попросил жить. Жить. Не существовать. — Случилось, — кивнула, снова устало вздохнула. — Нин-нин, как думаешь… впрочем, нет, забудь. И что мне делать ещё пятьдесят лет в мире, где есть вечно-занятой муж и верный-свободный охранник? Первый любит меня, но я не люблю его. Второй может быть меня любит и может быть я его люблю в ответ, но, что, если я во втором случае ошибаюсь и в конечном итоге уничтожу и первое, и второе? Сложно-то как. — Госпожа Не, может быть, я могу дать какой-нибудь совет? — спросил тот. Невольно задумалась. А после решилась: — Нин-нин, представь, что у тебя в руках два яблока. Одно желтое, второе красное. Желтое ты один раз откусил и теперь знаешь, что оно кислое. А красное ещё целое, поэтому может оказаться как сладким, так и снова кислым. И теперь перед тобой стоит выбор: либо продолжать есть желтое яблоко, потому что хоть оно и кислое, но ты теперь знаешь вкус и можешь к нему привыкнуть… или попробовать красное. Вот только если красное окажется намного кислее желтого, то ведь после уже ни одно яблоко не захочется! Итак: какое ты выберешь? — Ох, я, я не знаю, — растерялся тот. Впрочем, незнающему человеку по голосу это было бы трудно понять, ведь у мёртвых и голосовые связки иначе развиты. — Наверное, попробовал бы красное. Я люблю сладкое. — Я тоже люблю сладкое, — хихикнула, обернувшись. Щеки у меня чуть-чуть от смеха разрумянились, а глаза явно заискрились жизнью, так сильно мне понравился ответ Вэнь Нина. Неожиданный поворот назад был таким не только для меня, но и для него тоже, однако именно это стало весьма решающим: я смогла заметить его чуть расширенные в удивлении глаза, слегка приоткрытые губы, руку, что дрогнула по направлению ко мне, но остановилась на середине пути, а также что-то неуверенное в его положении тела. Улыбнувшись шире, я повернулась обратно и замычала слегка весёлый мотивчик песни. Красные яблочки больше всего мне нравились ещё с прошлой жизни, большие, крупные, яркие. Прямо как и Нин-нин. Жаль только, что он так долго прятался за моей спиной. Впрочем, впереди у меня ещё целая жизнь и куча времени, так почему бы и не попробовать новое?

***

В этом мире нет такой вещи, как «развод». Причина весьма и весьма проста: обычные люди ни во что женщин не ставили (разве что заклинательниц, но… назовите хоть одну заклинательницу. Не знаете? А потому что все они очень выгодные партии и обычно выходят замуж, да деточек рожают, все как одна), а для женщин моего положения это просто неслыханная дерзость! Позор! Вот только я для себя живу и мне давно уже всё равно, что позорно, а что нет, да как про меня все вокруг говорят. Я прожила в приличном браке двадцать пять лет, «воспитала» двух детей, а после назначила внука наследником секты, даже если выгнала его мамашу под зад. Я Госпожа Не и выше меня не стоит даже мой муж, выше меня буквально больше никого нет! Да, есть другие лидеры секты, но они тоже наравне со мной, поэтому — кто мне что против скажет? Кто меня остановит? Но, всё же, разводов в этом мире не существовало и моя ситуация с Не Гуанъяо была не совсем обычной: он был принят в клан и сейчас занимал позицию главы ордена Не, однако кто займёт этот пост при разводе? По плану это его нужно из секты долой, а мне занять место, вот только мне этого совершенно не хотелось. Я хочу просто развестись с ним, но при этом оставить всё так, как есть, помимо именно что наших с ним отношений. Однако при этом прекрасно понимала, что нужно именно мужа оставить главой клана, а себе отрезать все пути. Женщина, пусть даже и не в силах более родить, должна полностью отречься, чтобы не было через пару столетий «внезапно ещё одного клана Не». — Нин-нин, не подашь мне новый листок? — спросила я, вздохнув, когда слово вышло неразборчивым настолько, что теперь даже я сама не могла его разобрать. Вот что делают двадцать пять лет лени и пропусков тренировок каллиграфией. Теперь пишу как чёрт знает кто. А доверить дело просто напросто некому, хочется ведь для начала хотя бы малые условия развода накинуть, прежде чем вообще поднимать такую важную тему с Не Гуанъяо. — Прошу, Госпожа Не, — легко и терпеливо ответил тот, перенося уже, наверное, двадцатый лист с другого стола. И почему в этом мире до сих пор нет нормальных современных ручек? В любом случае, когда у меня наконец-то получилось начирикать условия, наступил вечер следующего дня и настало как раз то время, во время которого должен был приехать муж. Ржание лошадей и приезд кареты я прекрасно услышала, так как для этого специально попросила Вэнь Нина деактивировать талисманы на паре окон, а потому отложила ручку и стала перечитывать, кивая. Муж первым делом, конечно же, направился к покоям Не Кумо. От этого мне на секунду стало грустно, но не потому что я расстроилась, а скорее по привычке, мол, я у него не первая в списке важных и это уже давно. Впрочем, именно поэтому я и решила с ним развестись, разве нет? Для этого пришлось столько книг пересмотреть, кто бы знал, как я от этого устала! Люди здесь как бы долго живут, вот только войны постоянно почему-то не отпускают никого, вот и вышло так, как вышло, что к сорока годам они обычно уже мертвы и от супружеской жизни ещё не успели устать так, как устала я. Впрочем, на моей памяти было сразу две женщины, не желавшие быть подле своего мужа, но не имеющие выхода из ситуации: старшая Госпожа Цзян, да старшая Госпожа Цзинь, вроде как давние названные сестры. Конечно, моя ситуация очень отличалась от них. Первая любила мужа, но муж не любил её в ответ так, как ей того хотелось, а вторая не смогла поладить, но смогла взять за яйца и укрепить своё политическое положение, чтобы не стать разведёнкой и очередной «девой» Не Гуаншаня. Меня же любил муж и я тоже в какой-то мере его любила. Пусть мои чувства и другие, но всё же лучше всего это описывается как любовь — впрочем, дочь я тоже любила и не испытывала ни капли стыда или же сожаления за её изгнание из семьи, клана, территории. Даже если в конечном итоге та и покончила с собой, то я не чувствовала и капли вины. Сама виновата, дура. Однако… моя любовь помогала двигаться Не Гуанъяо вперёд. Он стал морально сильнее, вырос и окреп внутри. Его же любовь совершенно не помогала мне: да, лёгкие потребности были удовлетворены, но при этом с тех самых пор, как дагэ слёг (точнее его пришлось всем приковать в постели, ведь в ином случае он рисковал на кого-то из семьи напасть… до сих пор не могу сказать, правильно ли поступила, приковав его к постели на целое пятилетие… может быть, было лучше дать ему умереть во время охоты? Но тогда мне казалось, что рано или поздно лучшие врачи смогут найти или изобрести что-то, что поможет…), с тех пор, как дагэ оказался прикован к постели, я… я не двигаюсь дальше. Для меня все эти двадцать лет были невероятно долгими, но я словно вообще их не почувствовала. Сейчас мне вспоминается только усталость и тоска, которую не смогла разбавить его любовь. Даже сейчас я это чувствую. Словно я заперта в этой горе, что была мне так много времени домом. Хочу уйти отсюда. В коридоре послышались шаги, а я добавила одну запятую, где она вроде как по правилам нужна. После этого обратила внимание на Призрачного Генерала. — Спасибо, Нин-нин, можешь идти. Он кивнул мне, поклонившись как раз в тот момент, когда Не Гуанъяо спокойно открыл двери. Вообще-то Вэнь Нина положение было не совсем простым, если честно: он был моим другом, в то же время по-настоящему нанятым на работу и принятым в официальные помощники моему дагэ (с указанием в официальном же контракте, что служит Вэнь Нин не до самой своей смерти, а до того момента, до которого он сам пожелает нужным — ведь он уже мёртв), пытался отдать долг за свой клан, что существовал только в его голове (у друзей не должно быть долгов в таких вещах. Они могут быть только в деньгах. Но здесь сыграла немалую роль именно совесть и порядочность Призрачного Генерала), а также просто… оставался всегда рядом со мной. Он не служил клану Не, служил скорее только и только мне. Мои слова он ставил выше слов любого другого человека и, как бы я не наставила снова вернуть себе милое девичье прозвище «А-Сан», что доверила использовать в письмах, относился исключительно официально. — Хуайсан, я вернулся, — с улыбкой сказал Не Гуанъяо, входя внутрь. На руках у него оказались ткани и тарелка свежих ягод. На секунду мне стало совестно, что я отвергаю любовь этого человека, что относился ко мне невероятно трепетно и искренне, но после я испытала только равнодушие. Любовь бывает разной и в первую очередь человек должен любить именно себя. Что стоит жизнь одного человека ради другого, если он сам ни во что её не ставит? А свою жизнь Не Гуанъяо ни во что не ставил… может быть именно поэтому, потому что он живёт ради меня, у меня в конечном итоге и не получилось жить самой? Сама я такой человек, который ни за что бы ради другого жить не стал, в этом мы с мужем слишком сильно придерживаемся своей точки зрения. — Привет, А-Яо, — кивнула я, ладонью приглашая сесть рядом. Нин-нин снова поклонился и закрыл с другой стороны дверь. Я была полностью уверена в том, что он никуда не уйдёт, останется там и будет меня ждать и на секунду от этого стало и радостно, и грустно. Радостно, потому что меня ждут, грустно, потому что он именно что ждёт — а стоять и ждать старую женщину, на мой взгляд, то ещё удовольствие. Но он хотя бы не живёт за меня. Он сам решил распорядиться своей жизнью именно таким образом и кто я такая, чтобы влиять на его выбор в этом вопросе? Мне почти пятьдесят. Я уже действительно стара. Я кратко поинтересовалась делами своего, пока ещё, мужа, параллельно поедая клубнику. Сочная, красная, вкусная. Почему-то это отдавалось слегка неприятно на языке; скорее всего оттого, что в первую очередь он отнёс ягоды своему внуку, а не мне. Но ведь со мной он остался, не так ли? Глупости какие-то думаю. Ревновать к ребёнку то ещё удовольствие, но что мне ещё остаётся делать, если муж действительно всегда первым делом смотрит именно на него, идёт именно к нему, слушает именно его? К детям такое внимание и надо проявлять, они же дети, однако я слишком эгоистичная в этом плане. Жадная. Жаль, что он забыл те слова, которые я точно ему говорила. Ты, верно, устанешь от меня… Я очень эгоистичная, жадная и капризная, не захочу и на миг тебя отпускать. Я даже в какой-то мере предвкушаю этот развод. Он точно встряхнёт это затянувшееся болото в моих мыслях. Хотя при этом немного волнуюсь. Скорее всего от того, что давно не рисковала. Риск с Нин-нином был для меня слишком большим: я не хотела лишиться его дружбы и между нами могла возникнуть неловкость, которую мне бы не хотелось иметь. Да, мне казалось, что он отвечает на мои чувства романтически, но всегда должен быть вариант «а может быть и нет». Человек обязан думать о многих вариантах развития дальнейших событий, только тогда он сможет хорошо подготовиться к будущему. — А-Яо, — прервала я мужчину, в какой-то момент решившись. — Я люблю тебя. — Хуайсан, — он ласково взял мою ладонь в свою, сжав и собираясь меня поцеловать, но я отодвинулась, отрицательно качнув головой. — Я люблю тебя. Мы вместе прожили двадцать пять долгих, но очень быстрых лет и ты был замечательным мужем. Ты любишь меня и я знаю это, а я люблю тебя в ответ. Грубо говорить об этом, но мы также вырастили двух детей и пусть в их судьбах и не всё так гладко, ты стал прекрасным отцом, о котором многие дети и матери могли бы только мечтать, — сглотнула, на миг прервавшись. Не Лин умерла. Не Рево был младшим супругом главы ордена Гусу Лань, где на данный момент существовало более пяти тысяч лишь основных правил. Что уж говорить про дополнительные? У него не имелось права нарушить даже одно, чтобы не бросить тень на репутацию старшего супруга, но эту судьбу он выбрал себе сам. Я же могла в ответ только и только поддержать. — А ещё станешь прекрасным дедушкой. Ты уже прекрасный дедушка. Твои таланты в качестве главы клана Не посрамят любого другого главу, ведь ты хочешь меня баловать и балуешь. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал. Спасибо, что любишь меня. Спасибо, А-Яо. — Хуайсан, к чему всё это? — Заволновался тот. — А-Яо… я хочу развестись. А-Яо… я хочу развестись. А-Яо… я хочу развестись.

***

Лань Рево прибывает в Цинхэ Не спустя всего три часа после получения письма от своего отца, глубоко взволнованный и напряжённый. Вместе с ним из Гусу Лань также прибывает и его супруг, Лань Сичэнь, готовый поддержать и его, и его отца, и, быть может, даже его маму. Чем-то это напоминает ему события пятилетней давности. Горе в семье случается не часто — оно вообще имеет правило обходить их семью стороной, но иногда что-то всё же происходит и если печали случаются, то, как неприятно это было бы признавать, заканчивается по обыкновению чьей-то смертью. Болезнь дяди — искажение ци — когда ему было всего пять лет. Своего дядю, Не Минцзюэ, Лань Рево помнит слабо, но достаточно хорошо, потому что было бы трудно забыть эту напряжённую атмосферу и ожидание неизбежной смерти. Радостных воспоминаний детства у него от этого почти не имелось, все взрослые, кроме отца, были слишком сильно заняты попытками исправить хоть что-то, будь то полное выздоровление или оттягивание неизбежного хоть на пару часов. И, как это ни печально, изгнание его сестры-близняшки из дома, что случилось в тот же день, когда они должны были вместе отпраздновать двадцатилетие. Она выбрала мужчину, нищего и совершенно её недостойного, поругалась с матерью, а после оказалась на улице, чтобы всего через год оставить после себя лишь маленького сына, с невероятным трудом найденного Не Гуанъяо и принятого обратно в семью. Возможно, глупо думать, что одна ссора предречёт чью-то смерть, но Не Рево не может перестать думать об этом исходе, просто потому что в его семье было только две неприятности и обе они закончились именно таким образом. Мама и отец за все двадцать пять лет брака раннее ни разу не ссорились. И именно поэтому ему было ещё страшнее получить письмо отца; они писали друг другу каждые две недели, сообщая новости и происходящее в жизни. У Лань Рево обычно мало что происходит в жизни, жизнь в Облачных глубинах тихая, мирная и спокойная, однако он счастлив просто быть рядом со своим дорогим супругом. Тем не менее, его сердце очень сильно скучает по матери и отцу, поэтому он всегда очень рад получить от них пару писем. После смерти сестры мама обычно ничего не писала — она, на его памяти, брала в руки каллиграфический кисть, одну из нескольких своих сотен, только до того момента, как его родному дяде стало плохо из-за искажения ци, — однако отец всегда писал с её слов и ничего не переиначивал, чтобы передать всё дословно и точно. Мама всегда интересовалась его делами, заставляя невольно расширять свои собственные письма и вспоминать такие мелочи, о которых он порою даже не задумывался, а также часто интересовалась делами и самого Лань Сичэня, который был ей давним другом. Однако в прошлый раз отец прислал письмо без единого слова от матери. Это было настолько несвойственно его родителям, что он тут же почувствовал сильное волнение и уже на следующее утро, от беспокойства поспешил написать пару строк родителям. Каково же было его удивление получить краткие и жестокие строки: Дорогой сын, твоя матушка в полном порядке, однако сейчас мы разрешаем между собой небольшой конфликт, а оттого мало разговариваем. Прошу тебя не волноваться о пустяках и предоставить мне время, чтобы решить проблему и прийти к компромиссу. Твой отец, Не Гуанъяо. Но как он мог не волноваться? Как, если это первая на его памяти ссора между отцом и матерью? Родители всю жизнь так сильно любили друг друга, всегда находили мирные слова и именно их брак вскоре стал для Лань Рево тем самым, к чему он стремился всеми силами. Они не ругались, когда умер его дядя. Они не ругались, когда мама постоянно конфликтовала с его сестрой. Они не ругались, даже когда он сообщил отцу о желании выйти замуж за главу клана Лань, а ведь отец был в ярости! Но стоило тогда матушке сказать пару слов, мигом успокоился и, спустя какое-то время, вынужденно согласился, поддерживая его. Они не ругались даже когда мама, впервые на его глазах, подняла голос и стала кричать на сестру! Отец ни слова не сказал против, когда Не Лин выгнали из Цинхэ Не, не разрешив там даже снять номер в самой захудалой гостинице! Они всегда соглашались друг с другом, всегда могли прийти к компромиссу, даже если сестре пришлось одной воспитывать младенца, а Лань Рево знал, мама знала, что отец помогал ей деньгами! Его папа пытался остановить маму и не дать ей вычеркнуть его сестру из семейного реестра, но следующим утром они точно также беспокойно и сообща переглядывались, словно спрашивали друг друга, не злится ли кто-то, не расстроен ли. Мама никогда не ревновала отца, всегда ему верила и была верна, каждый раз она легко принимала его решения, будь то помочь выгнанной из ордена дочери, либо же принять его племянника. Да что там, мама сама же и предложила сделать его наследником секты, а ведь это в будущем могло стать серьёзной проблемой, за неимением самих наследников! И как в такой ситуации Лань Рево мог не волноваться, если получается так, что его родители так сильно поругались друг с другом, что отец от лица матери даже строчки в письме не написал? Ведь это значило, что они не то что не сели рядом, чтобы написать ему родительское письмо! Это значит, что они настолько не хотят видеть друг друга, что даже не разговаривают в обычной, повседневной жизни! А ведь раннее не было ни дня, чтобы они не говорили друг о друге, чтобы не смотрели на супруга, обнимаясь или держась за руки! — Что же между ними случилось? — В который раз спросил он вслух, теряясь. — А-Ре, я уверен, всё наладится, — выпавшую на лицо прядь поправила сильная и ласковая рука. Лань Рево встретился с уверенным взглядом супруга, что уже через секунду отложил все свои важные дела и отправился следом за ним, готовый помочь. — Твои родители очень любят друг друга и не существует в мире ничего, что могло бы разъединить их души. — Да, но, Сичэнь, такого никогда раньше не было, — потерянно ответил он. Супруг в ответ только нежно поцеловав его в ленту с голубыми облаками, после чего встал на меч, отправляясь в путь. В тишине они пролетели все три часа, пока наконец не прибыли на место.

***

— Госпожа Не, вы поругались с Господином? — Осторожно спросил у меня Вэнь Нин. Я, впервые вышедшая в дальний сад за чёрт знает сколько времени, с удовольствием вдохнула побольше воздуха, наполненного невероятным запахом распустившихся цветов. Было свежо, хорошо, грех в такую погоду сидеть внутри. — С чего ты это взял, Нин-нин? — Легко спросила я, а потом, оглянувшись по сторонам, села, не обращая внимания на грязь, что тут же попала на длинный подол. Призрачный Генерал рядом было дёрнулся помочь мне, явно на секунду в страхе подумав, что я упала, однако стоило ему заметить мои действия, как остановился, в смущении пряча руки за спиной. Это было так мило, что улыбка просто не хотела уходить с моего лица. В руках оказались простые ромашки. Это был скорее не сад, а поляна ромашек, которую я нашла ещё в далеком детстве и где последний раз была вместе с дагэ. Про неё не знал ни муж (а может быть знал, ему ведь хватит и одного взгляда на карту нашей горы, чтобы запомнить каждое, пусть и самое мелкое, незначительное даже, помещение), ни дети, ни слуги, ни даже старейшины. А вот Нин-нин теперь тоже знает. — Господин Не сегодня спал в кабинете и вы завтракали раздельно. — Ты прав, — кивнула я, задумавшись. Призрачный Генерал ещё не знал о моём решении развестись, так как я специально никому ничего не говорила. Во-первых, первому о таком решении надо всё же сообщать именно мужу. Пусть я люблю его уже намного слабее, но в первую очередь важно в таком деле проявить именно уважение, что сопровождало нас двоих весь брак и все эти годы. Во-вторых, отчасти у меня была такая большая решимость закончить дело именно из-за того, что я надеялась быть с Вэнь Нином и дальше. Вот только он был мне ничем, на самом деле, не обязан и вполне мог и дальше оставаться в ордене Не, хоть в последнем я и сомневалась. Легче просто не спрашивать, чтобы не отступать до последнего. — Я подняла очень неприятный для него вопрос и теперь он не хочет со мной соглашаться, но при этом понимает, что это правильно и надо сделать. Думаю, нам двоим просто нужно немного времени, чтобы обвыкнуть к этой мысли… Мне с этим легче, ведь это моя идея, а ему пришлось столкнуться лоб в лоб сразу же по приезду. А самое главное, что нам двоим это нужно. — Простите за любопытство, но что это за вопрос, который вы подняли? Легко рассмеялась, наконец-то собрав небольшой букет. К сожалению, у ромашек были очень крепкие и толстые стебли, а рвать их у меня желания не оказалось, ведь тогда и руки будут в зелёном соке. Подумав, отдала мужчине рядом и тот молча укоротил лишнее, приложив, такое ощущение, самый незначительный минимум своей огромной силы. Я невольно ахнула: — Большое спасибо! — Отряхнула руки об одежду, а потом взяла себе букетик, вдыхая. Пыльца случайно попала прямо в нос и вырвался чих, так что пришлось и нос протереть. — К слову, пока что это секрет, но позже ты тоже о нём узнаешь, Нин-нин… Хм, не знаю даже, понравится ли он тебе. — Уверен, что бы не задумала Госпожа, это что-то интересное, — на его губах появилась небольшая улыбка. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы прямо на неё не пялится, но при этом чётко запомнить выражение доброго лица. — Сыну не понравится, — цыкнула я. — Он весь в отца: его, скорее всего, точно также удар хватит. Они такие чувствительные иногда, я просто не могу. В кого он такой только пошёл? — Госпожа, разве сын не ваша точная копия? Я резко развернулась к нему, широко раскрыв глаза. Вот так подъебал. А казался мне милым мальчиком! — Ещё чего! — Взмахнула букетом. — Да я! Да я! Да я уже давно не падаю в обмороки, как раньше! Нин-нин только рассмеялся тихим, приятным смехом. И вообще, сын своего папки точная копия! Дети вообще от меня ничего, кроме лица, не взяли! Внутри они прям один в один, как под копирку! — Вы так думаете? — Спросил Генерал. — Кажется, только вчера вас так сильно напугал один мальчик, что вы уже спустя минуту были у врача. — Ты рано меня туда понёс! — Справедливо возмутилась, хмыкнув. — Я специально притворилась, что упала в обморок, чтоб неповадно было из-за угла людей пугать! Любой другой человек на моём месте мог и заикой стать, это всё же не шутки. — Но мы ведь оба могли слышать его ещё издали, — слабо возразил тот. — Ты его лицо видел вблизи? — Наклонилась я ближе к его плечу, схватив за локоть, будто бы мне снова стало страшно. — Какая разница, слышно или нет, он был так сильно перепачкан в саже, что его можно было и за демона принять! Нин-нин только снова улыбнулся. А улыбка у него просто невероятно красивая, к слову.