Мафия — это семья

— Игнорировать? — А разве вы не уже? — ворчит Тэхён и откидывается на локти, отчего его футболка немного задирается, и становится видна светлая полоска мягкого живота. — На вас же в одной комнате смотреть больно. Напоминаете Юнги-хёна с Чимини лет так эдак до того, как хён заделался домашним котиком. — Похищение? — Уже было, — мотает головой Чонгук. — И не прокатило. Мы, конечно, с вашими теперь братья на век, но глаз у Юнги-хёна потом еще неделю дергало. Пока Чимин-хён не свозил его в Гонконг. — Они куда-то уезжали? — хмурится Тэхён и, потягиваясь, будто нарочно скребет длинными пальцами над поясом домашних брюк, заставляя Чонгука неосознанно возвращаться к этому месту снова и снова, и о чем он думает в этот момент, даже Тэхёну не всегда известно. — Ну, по крайней мере в разговоре было что-то про Гонконг, — пожимает плечами Чонгук. — Я тоже думаю, что могли бы и с собой взять, жалко, что ли. — Соблазнять? — возвращает к себе их внимание Ибо, у них вообще-то военный совет, а эти двое отвлекаются и, что самое обидное, друг на друга — больше, чем на все остальное. — Нельзя, — вздыхает Чонгук. — Семья не одобрит, как бы все ни понимали и ни пытались войти в твое положение. — Ну а как? На этом вопросе в гостиную заглядывает лохматый, слегка пожеванный со сна Юнги и, не здороваясь, даже не кивнув для приличия, так же беззвучно растворяется снова в темноте коридора. — Я ничего не видел, и вы меня не видели, — доносится оттуда его удаляющийся голос. — Если кто-то спросит, то меня даже дома не было. — А на самом деле ты где? — кричит ему вслед Тэхён. — В мастерской. Но об этом никто не должен знать. — Хён, я приду поговорить про мот! — тоже кричит Ибо, уже не уверенный, что его услышат, но. — На свой страх и риск, малой, на свой страх и риск, — едва слышно в ответ. Ибо жмурится, довольный, а потом вспоминает, о чем они до этого говорили и зачем собрались, и его лицо снова делается серьезным и решительным: — Что насчет ревности? — Ну не зна-аю… — тянет Чонгук. — У меня даже есть кое-кто на примете, — почти скороговоркой продолжает Ибо, словно боится передумать или что его не дослушают. Впрочем, так и его еще подростковая, жадная до всего натура постоянно выглядывает наружу. Для человека, у которого впереди так много времени, он постоянно куда-то спешит. — Правда, вам, возможно, не понравится… Но они чем-то похожи… И тот, вроде, свободен. И с ним как будто не страшно… Тэхён сосредоточенно хмурится. Что-то вот ему подсказывает, что и правда не понравится. Хотя пока Тэхён не может сформулировать более конкретно, нужно больше данных. — Если они похожи еще и по возрасту… — начинает Чонгук, но Ибо его перебивает: — Я имею в виду Хоби-хёна. Само собой, мы его предупредим. Все трое замирают, сначала от неожиданности, а затем каждый в своих мыслях. Тэхён убеждается, что ему действительно не нравится, пусть конкретнее по-прежнему не формулируется. Чонгук бросает быстрый взгляд на Тэхёна, чувствует его сомнение, и оно отзывается в нем собственным. Ибо смотрит на Чонгука с Тэхёном и ждет их вердикта, потому что одному ввязываться в подобное ему страшновато. А других способов… Он уже пытался сбежать, и его в итоге толком не отпустили, так и держат — смотри, но не трогай. Правда, теперь для обсуждения этой грандиозной несправедливости у Ибо как минимум есть компания проверенных ушей и беспокойных умов. И они могут вот так просто сидеть и фантазировать, как победят неприступного гэгэ… — А Хоби-хёну какой смысл в этом участвовать? — первым говорит Тэхён. — Раз уж ты собрался его предупреждать. С чего бы ему соглашаться? — Я слышал, что он хочет ту сделку в Гонконге. Я могу устроить это через своих дядь. — Хоби-хён — юрист, — возражает Чонгук, — он ведь первый и скажет нам, чтобы мы лесом пошли. — Ну скажет и скажет. У меня больше нет идей. Паинькой я уже был, и это вообще абсолютно бесполезная фигня. Тэхён смотрит на Чонгука, Чонгук — на него. — А может, — говорит Тэхён, и ответ в этот момент буквально рождается на кончике его языка, а еще разрешает то «не нравится», которое кружило в Тэхёне еще несколько секунд назад, — нам тоже нужен Хоби-хён? Чонгук моргает, а затем хмурится. Первым делом в нем, само собой, загорается: нет, конечно же, нет, Тэхён только его, и Чонгук ни с кем не собирается его делить. Только вот семья в это «ни с кем» волшебным образом не вписывается. Когда-то их было лишь трое: Джин-хён, Юнги-хён и сам Чонгук, — и таким составом они довольно долго жили против всего мира. Этого было достаточно, и Чонгук не нуждался в большем. За неимением других — родных — родителей у него по-своему, придурковато, но действенно, были его «названные», которые подняли Чонгука на ноги, и за которых он всегда был готов и в драку, и на край света. А потом появился Тэхён, без спроса и предупреждения вторгаясь в картину, которая прежде казалась Чонгуку устойчивой и цельной. Самое смешное, что Чонгук даже не сопротивлялся этому вторжению. У него не успела сформироваться даже мысль о сопротивлении, как он уже был очарован. Следом за Тэхёном пришли Намджун с Чимином, успешно вливаясь в соразмерно их семье странненьких то ли кузенов, то ли дядюшек. И Хосок. Вот Хосок был самым странным: слишком умный, слишком проницательный, слишком ласковый, даже подозрительно, с какой-то нереальной звериной чуйкой. Чонгук все время ждал от него какого-то подвоха, потому что нельзя быть таким и не хранить в себе среднего размера склад скелетов разной степени тяжести. Но помимо того, что такой набор, конечно, настораживал и даже слегка нервировал, если не сказать бесил, он же и притягивал тоже. Чонгук не хотел себе в этом признаваться, но это не означало, что о его сомнениях уже не догадался Тэхён, с которым они с самого начала оказались на одной безумной волне. — А нам это как подходит? — буркает Чонгук, что можно перевести с их языка как «я не уверен, но не против». — Ну одно другому точно не мешает, — улыбается Тэхён, и это означает «главное ввязаться в драку, а там сориентируемся по ходу дела». Очень в духе Тэхёна, что никогда не выходило боком, а обычно с его легкой руки оборачивалось удачей. — Так вы поможете? — кажется, Ибо сам в шоке. Но не оттого, что Чонгуку с Тэхёном зачем-то тоже понадобился Хоби-хён, Ибо немного не понял зачем, его это не особо интересовало. А оттого, что его предложение действительно прокатило. — Конечно, малыш, — кивает Тэхён и пихает пяткой все еще сомневающегося Чонгука. — Будет весело. Наблюдать за вытягивающимся лицом Хоби-хёна действительно весело. — А вы… изобретательные, — комментирует тот, закидывая ногу на ногу, и качает ей в задумчивости. — И уж точно не глупые, в этом я уверен на все сто. Знаете же, что я не одобряю противоправных действий. И с этой позиции мне вдвойне интересно, что вы задумали. — Совершенно никаких противоправных действий, — с улыбкой разводит руками Тэхён. — Совсем? — переспрашивает Ибо. — Абсолютно. Они сидят на диване в рядок, трогательные, что те котята из «Тома и Джери», и с одной стороны Хосок не способен не умиляться этой картине, а с другой — помнит, какого шороха навели маленькие хулиганы в мультфильме, и это держит его в необходимом тонусе. — Мы все будем такие офигеть невинные, — вещает Тэхён тем временем, — что Ибошин гэгэ замучается искать доказательства наших дурных намерений. И он их не найдет, хён, вот те крест, но десять раз подумает об этом. И о своем поведении. — Оригинально, — соглашается Хосок. — Охуенно, — добавляет Ибо и сам тушуется от восторга в голосе. Ему все еще немного неловко: Хоби-хён — умный адекватный взрослый, а они тут к нему лезут из-за Ибо со своими детскими интригами, ну стыдоба же. Более того, хён отмахнулся еще в самом начале попытки вручить ему «выгодное предложение», лишь оглядел их ожидающие лица и кивнул, мол, рассказывайте. — И что я, по-вашему, должен делать? — спрашивает Хосок. — Относиться к Ибо в точности так же, как к нам с Куки. — Но я же уже. Разве нет? Бо-ди… — Больше, — настаивает Тэхён. — И, возможно… Чтобы подкрепить результат, мы тоже можем позволить себе немного больше по отношению к тебе. — Насколько больше? — уточняет Хосок. В его лице не дергается ни один мускул, однако все чувствуют, что именно сейчас состоится их сделка. — Ты всегда можешь сказать, если тебе что-то покажется некомфортным, — мягко улыбается Тэхён. Хосок переводит взгляд на Чонгука и в конце концов на Ибо. Никто из них не предпринимает попытки ни что-то добавить, ни возразить на уже сказанное. — Тогда вы тоже, — говорит Хосок в конце концов, — обязательно должны мне сказать, если что-то покажется некомфортным вам. — Хён! — первым отмирает Ибо и бросается обнимать фыркнувшего Хосока. Это шахматная партия. С целью получить как можно больше внимания, прикосновений и азарта от игры. А вместе с тем ни на миллиметр не выскочить за рамки смутно обозначенного семейного приличия. Чтобы у наблюдающего со стороны все время оставалось сомнение, а не показалось ли ему, да и был ли повод для подозрений? — Хён! — гурьбой вваливаются все трое в столовую, где Хосок с Сяо Чжанем по-старперски пьют файф-о-клок-ти, чисто формально по верхам обсуждая последние сделки. Хосок не приглашал его, Сяо Чжань приехал сам. Это как бы жест вежливости за легко и чисто проведенные переговоры, но на самом деле все потому, что Ибо уже прописался в чужом доме и ни в какую не соглашается возвращаться ни к «дяде Джексону», ни куда бы то ни было еще, ему «и тут норм». — Привет, гэ, привет, хён, — лучезарно улыбается Ибо, прежде чем залезть в холодильник за соком. — Хён, ты помнишь про кино вечером? — накидывается на Хосока Тэхён, обхватывая за плечи. — Кино? А не завтра? Про кино Хосок слышит в первый раз, но, как говорится, раз дали мяч — хуячь. — Сегодня, — поддерживает легенду Чонгук. — Ты, может, тогда оставайся на ночь. Закажем еды, выпьем чего-нибудь вкусного. Уж кроватей в этом доме хватит на всех. — Ой, а у нас на районе открыли такую джелатерию, я закажу вам попробовать, — соглашается Хосок. — Уже выбрали, что будем смотреть? — Только не грустное и не страшное, — просит Ибо с грустными бровями. — Мне еще за прошлый раз стыдно, што капец. Я куплю тебе новую рубашку, хён. — Забей, Бо-ди, — отмахивается Хосок, вскользь поглаживая захват Тэхёна вокруг шеи, — пока Чимини не одарил меня мохнатым слюнявым демоном, одежды мне точно хватит. И еще на вас останется. — Хён, а что вы такое пьете, и почему оно синее? — сует свой любопытный нос в чашку Ибо, не к Сяо Чжаню, а к Хосоку, который ближе, ближе к Сяо Чжаню Ибо не подходит. — Это чай, просто он с цветками клитории. — Звучит так себе, — фыркает Ибо и отпивает. — На вкус тоже. То ли дело мороженка. Ты не забудь заказать, ладно? Я очень на нее рассчитываю. — Мороженка! — гурьбой вываливаются из столовой все трое. — Пока, гэ! — доносится из этого гула напоследок. Сяо Чжань рассеянно стучит длинными пальцами по столешнице, разглядывая крошечный цветочек в своей не тронутой даже им самим чашке, и спустя какое-то время спрашивает: — И что вы обычно смотрите? — Разное, — пожимает плечами Хосок. — Если выбирает Куки, то какие-нибудь ужастики или боевики, Тэ обычно любит старое кино, Ибо — гонки и историческое, если собираются прям все, то смотрим мультики, чтобы не спорить. Хочешь присоединиться? — Не сегодня, — вежливо улыбается Сяо Чжань. Бедный, думает Хосок, как ты еще держишься-то. Но Сяо Чжань держится. Не злоупотребляет чужим гостеприимством, с готовностью отвечает на все звонки и сообщения от Ибо, но почти никогда — на приглашения провести время вместе. Сяо Чжаню, видимо, хватает фото и видео в социальных сетях у несвятой троицы, чтобы быть в курсе происходящего в жизни Ибо. Эта троица в компании Хосока и прочих, кто в неудачную минуту попадается им под руку, исключительно для Сяо Чжаня эти видео и снимает. Еще и с коварством гогочут в процессе. Чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало, думает Хосок, когда его затягивают в этот гомонящий клубок для общего селфи: Чонгук разваливается поперек колен, Тэхён по традиции виснет шарфом на шее, а Ибо, засранец, лезет носом в ухо, заставляя Хосока дернуться и всех встряхнуть, делая фото смазанным и живым. — Хён, а ничего, что я тебя тут почти за ширинку трогаю? — спрашивает Ибо после, когда придирчиво рассматривает получившийся кадр. — Но ты же не специально? Так получилось. Ибо, слегка краснея, кивает. А еще стремительно клюет Хосока в щеку с благодарностью и детской непосредственной нежностью, потому что он, конечно же, не специально, но прикосновений ему все равно хочется и нужно, гораздо больше, чем остальным. Хосок без труда считывает эту потребность и сделкой с собственной совестью поддается ей. — Ну-ка, кто тут у нас такой смелый? Этого в нашем договоре не было, — сгребает он Ибо в охапку и начинает щекотать. Ибо беспомощно барахтается, скулит и хрипит, смеется, конечно, тоже. Тэхён тут же делает вид, что пытается его отбить, но на деле просто сам лезет Хосоку под руку. А Чонгук все это снимает, если не как обычно, для компромата, то хоть для семейного архива. Спустя с полминуты возни ему прилетает от кого-то в бок то ли локтем, то ли коленом, и он откидывает телефон, чтобы влезть за расплатой. Сяо Чжань все еще держится, оказавшись на семейном ужине в честь годовщины свадьбы Намджуна с Сокджином. Цифра у тех смешная, скромная — всего год в отличие от тех же Чимина с Юнги. Из гостей только семья да Ибо, и никаких ресторанов. Вместо этого Сокджин с Юнги колдуют весь стол на двоих, а остальные носятся подай-принеси-закажи. И Сяо Чжань действительно попадает на этот праздник случайно, так что приходится в спешке искать по дому похожий стул для общего стола и собирать еще одну горку тарелок разной величины, а еще салфетки с приборами и бокалы. Это даже смешно: вздумай Сокджин или Намджун пригласить Сяо Чжаня намеренно, и тот бы не смог отказать из приличия. А вышло, что никто никаких козней не строил, никого не подговаривал, никому не намекал, и срослось само собой. Совпадения? Ибо, правда, поначалу выглядит совсем не радостно, а скорее растерянным. Пока Сяо Чжань где-то там на подходе к столовой моет руки и украдкой заказывает срочную доставку цветов и экзотических фруктов для виновников торжества, Ибо мнет в пальцах белоснежную текстильную салфетку и сверлит взглядом яркую россыпь горошка на тарелке. — Отомри, — шепчет в висок проходящий мимо Чимин, оглаживая Ибо по плечу, — все свои. Никто тебя здесь не обидит и в обиду не даст. И садится по диагонали напротив, рядом с Юнги, спокойный взгляд которого обещает то же. Не говоря уже о Тэхёне с Чонгуком, которые, пытаясь разрядить атмосферу, корчат ему рожицы. И о Хосоке, который поверх прикосновения Чимина сжимает плечо Ибо с ободрением, но без слов. В этот момент Сяо Чжань садится к Ибо по левую руку и мягко спрашивает: — Все в порядке? — Да, — опоминается Ибо, — конечно да, просто задумался, гэ. Ты же меня знаешь. Это «знаешь» в общем контексте звучит скорее иронично. Пусть и не намеренно, просто Ибо хотелось отделаться чем-то пустым и шаблонным, что не вызвало бы дополнительных вопросов, очень уж не хочется на них отвечать. Но по факту Сяо Чжань, который в последнее время так старательно отгораживал свое личное пространство от посягательств Ибо, уже какое-то время отгорожен от всего Ибо в целом, и, как следствие, не знает, что занимает дни Ибо, о чем тот думает, что важного происходит с ним и как поменялись его реакции. Это заметно на сравнении, когда Ибо общается с остальными: с Тэхёном и Чонгуком они как мартышки-тинейджеры, хоть первые двое и старше, но с Ибо они будто деградируют, и все равно тянут его думать взрослее. Чимин на выходки Ибо смотрит с каким-то нежным удовлетворением, а вот от Юнги за вырвавшийся в сердцах мат в лоб Ибо неминуемо прилетает салфеточный ком. Сокджин по-хозяйски отправляет манне на кухню принести воды, Намджун уходит следом, и вместе они приносят еще вина и приехавшие от Сяо Чжаня фрукты на десерт. Из тарелки Хосока Ибо ворует нарезанные кусочки мяса, подкладывая взамен них не особо любимые овощи. Сяо Чжань остается не при делах. Хотя у них завязывается интересный разговор с Намджуном, атмосфера, несмотря на лишь шапочное знакомство с остальными, комфортная и праздничная. И даже Ибо, чокаясь бокалами за здоровье семьи, смотрит на Сяо Чжаня со смехом и без обычной упрямой тоски. Общий эффект портит лишь то, что в отличие от Ибо, Сяо Чжань чувствует себя здесь в гостях. А еще то, что, уколовшись рыбьей косточкой, Ибо первым делом протягивает пострадавший палец Хосоку. И тот оборачивает его своим шелковым платком, прежде чем уйти за аптечкой и пластырями с котиками. — Было здорово, правда? — улыбается Ибо, когда они с Сяо Чжанем на крыльце, вроде бы, уже попрощались, но все еще стоят рядом, разглядывая темно-синие сумерки и шашечки подъехавшего такси. — Было, — соглашается Сяо Чжань. — Правда, я уже отвык от такого количества людей. Мой близкий круг гораздо уже, ты же знаешь. — Ага, — кивает Ибо, — знаю. Потому что вот он действительно знает. И ему вдруг кажется, что ни сам Сяо Чжань, ни его отношение к Ибо никогда не поменяются. Ни от каких уловок Ибо, и потом, когда Ибо наконец станет совершеннолетним, тоже. И если раньше от всех бед мира Ибо хотелось спрятаться у одного-единственного Сяо Чжаня за пазухой, то сейчас невыносимо тянет вернуться в дом и спрятаться от него самого. — Раз ты сейчас не частый гость дома, буду ждать твоих звонков, — говорит Сяо Чжань и на прощание треплет Ибо по волосам, как какого-то щенка.
Ты смотри-ка, и правда соскучился, раньше даже руку боялся протянуть. Как будто Ибо в нее зубами вцепится. Он бы и вцепился, если бы это как-то помогло, а так толку-то. — Хорошо, гэ, до связи! — машет Ибо и, не дотрагиваясь в ответ, уходит в дом. Сяо Чжань держится не очень. С ужина с собственной семьей Ибо возвращается в бешенстве. От того, как оглушительно он хлопает входной дверью, вздрагивает весь дом вместе с фонтанчиком во дворе. И даже нелюбопытный Юнги, который может посмотреть любой угол в доме со своих часов, высовывает из кухни нос, чтобы удостовериться, кто тут такой бессмертный. Видит состояние Ибо и молча со вздохом крутит в воздухе запястьем по направлению к себе. Ибо втискивается ему в руки, дрожа от слов, которые не может произнести. — Опять твой гэ подговнил? — бурчит Юнги. Ибо истерично то ли хихикает, то ли икает и продолжает дрожать, вжимаясь в уже привычный запах и покой. — Позвать малышню или пойдешь к себе? — А можно к вам, хён? Юнги вздыхает опять и скребет его по волосам, снимая напряжение с пульсирующих висков: — Ладно, пошли. Сяо Чжань держится совсем плохо. Особенно, когда Хосок выносит Ибо из машины на руках. Челюсть у Сяо Чжаня каменеет, и в глазах появляется что-то острое и очень неприятное, что-то такое мало совместимое с жизнью и добрым миром. Пока он не замечает, как следом Чонгук выносит еще Тэхёна. Держит он, правда, того на плече на манер мешка с картошкой, но Тэхён, похоже, совсем не против и продолжает дремать, плавно покачивая руками в такт шагам Чонгука. — Полдня гоняли по берегу на картах, черти, — сообщает Хосок, когда они ровняются с Сяо Чжанем на ступеньках. — Даже я умотался за ними наблюдать. Ты не возьмешь ребенка? Ты же за ним приехал? Но Сяо Чжань, почти неуловимым движением уже подавшийся навстречу, медленно, будто через силу качает головой: — Он не хочет домой, ему там не нравится. Я заехал по дороге в аэропорт… Хосок было открывает рот и улыбается вместо ненужного совета. — Он будет скучать, но мы позаботимся о нем. Можешь звонить в любое время. — Ты не мог бы… присылать мне фото, как у него дела? — Конечно. Но ты же вернешься? Сяо Чжань пару секунд колеблется и все-таки кивает: — Конечно. В следующий раз чай с меня. Или что-нибудь покрепче. Ибо грустит. Хосок снимает, как они с Тэхёном и Чонгуком прыгают бомбочками в бассейн, а затем камера выключается, и вечером Ибо мрачным клубком ютится под мышкой у Юнги, который с умным видом и в очках читает с телефона новости, пока Чимин, больше терапевтически наглаживая, плетет Ибо косички на отросшие светлые волосы. — Думаешь, наш план работает, хён? — бархатно шепчет Тэхён, занимая место на коленях у Хосока. — Да, хён, что скажешь? План был говно? — возникает за спиной Чонгук, упираясь ладонями в спинку кресла за его спиной. — Вы такие молодые. Вы просто не умеете ждать, — отвечает Хосок, не отрывая глаз от Чимина, который, перегибаясь через Ибо, тихо целует сонного Юнги в щеку. Юнги сдвигает очки на лоб, зевает, не прикрываясь рукой, и смотрит на Чимина из-под ресниц. Не было бы между ними Ибо, он бы уже потянул Чимина на себя, и они бы без стыда и совести целовались у всех на виду, потому что мужья и просто потому что им похер. Но Юнги лишь вздыхает, скашивая взгляд на задремавшего под боком подростка, подмигивает Чимину и снова утыкается в телефон. — А что если он не вернется? — спрашивает Чонгук, а Тэхён молча жмется ближе к Хосоку, ему не нравится такая перспектива, тем более если она реальна. — Значит, будет что-то другое, — гладит его по кудрям Хосок и целует в лоб. — И это нормально. Идите спать, уже поздно. — А ты останешься? Пойдем с нами, хён. — С вами? — улыбается Хосок. — Вам не хватает друг друга, дети? — Нам не хватает тебя, — бормочет Тэхён и тычется носом ему в шею. — Или так тоже нельзя? Хосок подвисает, а затем поднимает голову, чтобы встретиться глазами с Чонгуком. Тот задирает бровь, мол, да-да, я в курсе, мне повторить вопрос, чтобы ты был уверен, что не ослышался? — Неожиданный поворот, — бормочет Хосок, — но как будто не для вас, да, чертята? — Мы договорились, что скажем друг другу, если что-то покажется некомфортным. Ведь так? — Справедливо, — соглашается Хосок и, поднимаясь вместе с Тэхёном, кивает на прощание Чимину с Юнги. — Мы спать. И это кажется всем таким естественным. Утром Ибо вваливается в их кровать, не разбирая, чьи ноги отдавил по пути, и не распутывая клубок из рук, просто ныряет в самый его центр: — Семейная селка! — Бо-ди, — ворчит в подушку придавленный Хосок, — вот все с тобой хорошо, но немножечко правил приличий никогда не повредит. Стучаться там, к примеру. — А вдруг мы бы занимались чем-то неприличным, — мурлычет у него под боком Тэхён. Чонгук, уткнувшийся лбом ему между лопаток, выбирает тактику не просыпаться. — Неприличным? — не сразу доходит до Ибо, а затем он не придумывает ничего лучше, чем заглянуть под одеяло. До него быстро доходит, что подобным образом свои предположения явно не проверяют, пусть все и одеты, кто в белье, кто в часть от пижамы, и Ибо резко возвращает одеяло на место, заливаясь закатными красками. Несмотря на смущение, любопытство его побеждает. — А так можно? — Все можно, если по взаимному согласию, — бурчит заворочавшийся Чонгук. — Может, мы все-таки еще поспим, а? — Тогда я с вами, — поспешно соглашается Ибо и ломится под одеяло, не дожидаясь ответа. — У меня только одно пожелание, — вздыхает Хосок, освобожденный от веса чужого тела, но тут же получивший его же лохматой макушкой под нос, — никаких фото из кровати. Это уже слишком. — Конечно, хён. Как скажешь, хён. Сяо Чжань не справляется совсем. При этом абсолютно не ясно, что послужило причиной, потому что все было как обычно. Ибо с остальными даже «компромат» перестал снимать, и без того было чем заняться. И вот вдруг ни с того ни с сего Сяо Чжань словно из ниоткуда вырастает на заднем дворе их дома, где Тэхён с Чонгуком и Хосок с Ибо двое на двое играют в ленивый волейбол, и вид у гэгэ такой, что почти сразу следом за его плечом из того же ниоткуда вырастает Юнги и емко роняет: — Так, блядь. Хочется ляпнуть нетленное: оружие в сторону, лицом в пол. Но если обещаем не чудить, то можно обойтись без этого. Скакнувшее до небес напряжение немного рассеивается, Сяо Чжань чуть подрагивающими пальцами зачесывает волосы со лба, Тэхён с Чонгуком наблюдают, не вмешиваясь, а Хосок вообще отходит, чтобы взять бутылку с водой, пока Ибо с ожиданием молчит. — Мы можем поговорить? — спрашивает Сяо Чжань. Есть какая-то почти ощутимая на языке сладость оттого, что Ибо может ответить «нет», и ему за это ничего не будет. В день, когда он впервые появился в доме Сокджина, Ибо так и ответил дяде с гэгэ: что не хочет больше ни о чем говорить, что ему и так все понятно и что семья не может держать его силой, если ему хочется прокладывать собственную дорожку без ее помощи. С тех пор изменилось все и ничего. Сегодня Ибо так же может сказать свое «нет» и все по тем же причинам, однако теперь с полным их осознанием и принятием последствий, а не в прежнем, утратившем актуальность формате импульсивного ребяческого протеста. Но Ибо не говорит этого «нет», потому что вместе с подаренной всеобъемлющей заботой новая семья привила Ибо умение сочувствовать. — Конечно, Чжань-гэ, — отвечает он, — зайдем в дом, там будет потише. — Разве мы отдадим малыша? Разве этот гэгэ его заслужил? — всплескивает руками Тэхён, когда они уходят. — В смысле, отдадим? — цыкает Юнги. — Он наша собственность, что ли? — Вот-вот, — поддерживает Хосок. — Более того, разве не для этого все затевалось? — А вот это уже новая информация. Пояснить не хотите? — Да брось, хён, — подает голос Чонгук, — ну никакого криминала, просто чуточку баловства и немного провокаций. Никто не собирался никого доводить до сердечного приступа. Пусть гэгэ еще спасибо скажет за милосердие. — Действительно, — бормочет Юнги себе под нос. — Чем меньше я знаю, тем лучше буду спать и меньше скажу на допросе. Так может тогда поужинаем? Что насчет барбекю? — Барбекю! — искренне радуется Тэхён, будто не ест мясо на завтрак, обед и ужин, прожорливый растущий организм. Как легко отвлечь их внимание, усмехается Хосок. Юнги перехватывает его взгляд с пониманием и на всякий случай косится на часы, ну мало ли нужно будет снова появиться из ниоткуда и подстраховать малого. Ибо возвращается без Сяо Чжаня, и по его виду как-то сразу понятно, что на ужин, который вот-вот будет готов, он не останется: глаза блестят, щеки румяные, взгляд мечтательный и капельку виноватый. — Чжань-гэ зовет меня ехать с ним в Париж, — пищит он, от волнения сорвавшись голосом. — А ты что? — грубовато уточняет Чонгук. — Он с детства меня никуда с собой не брал. Я… так скучаю по нашим поездкам. — Эй, ребенок, ну чего ты, — обнимает Хосок Ибо за плечи. — Конечно езжай, поедите круассанов, сделаете фото на фоне башни, накупите французско-японских дизайнеров. Это же приключения, а они только на пользу, особенно, если ты наконец хочешь для себя понять, кто вы с гэгэ друг другу. — Я уже согласился, — кивает Ибо и сам теснится к Хосоку, обхватывая худыми руками с неожиданной силой. — И я бы так хотел забрать вас с собой, но… В следующий раз, ладно? — вскидывает он голову, улыбаясь. — Обещаю. И вы пообещайте тоже. — Я за, — вскидывает руку Тэхён, — раз в Гонконг нас не берут, так хоть в Париж сгоняем. Юнги почему-то в этот момент давится пивом, но никак это не комментирует, а только сопит сердито, пока стряхивает пену с рубашки и домашних брюк себе в шлепанцы. — И еще, Хоби-хён. Гэгэ просил передать тебе подарок. — Мне? — удивляется Хосок. — А за что? — Он сказал, что в прошлый раз обещал тебе чай или что-нибудь покрепче… И вот. Ибо протягивает что-то, зажатое в кулаке, и Хосок на автомате принимает это, а затем с замешательством разглядывает на ладони маленький резной ключик. — Чжань-гэ решил подарить тебе свой любимый магазин виски. — Но… Но я не… — Мне передаришь, — вставляет Юнги. — В хозяйстве лишним не будет. — Йа! Я не говорил, что против. У тебя вон мясо горит, хён, не отвлекайся, ладно? Но почему, Бо-ди? Это… слишком дорогой подарок. — Гэ сказал, что ты знаешь. Что все мы знаем. И ему очень жаль. — Сам он, конечно, сказать не мог, — ворчит Юнги. — Ну что за люди… А Хосок стоит, все еще ошеломленный. Ведь он не сделал ничего такого. Впрочем, наверное, что это «не сделал» и есть ключевое. — Я буду заботиться о нем, — говорит Хосок и прячет ключик уже в собственном кулаке. — Но оно того не стоило. — Стоило! — возражает со своего гамака Тэхён. — Еще как стоило, — поддакивает Чонгук, правда, взгляд его при этом больше задерживается на самом Хосоке. — Я тоже думаю, что стоило, — ухмыляется Ибо, щурясь. — Было весело. А то ли еще будет, ой-ой-ой.