Chuuyatober 2023

Местечко, стоит признать, тухлое. Холодное, неприятное, но, увы, такое знакомое, что уж тут говорить. Чуя складывает руки на груди, подходя ближе. Мягкая земля делает шаги почти неслышными, лишь редкая листва под ногами шуршит, которую он отпихивает. Губы поджимает, глядя на надгробия со въевшимися в душу именами и останавливается напротив одного из них. Он пришел ко всем. Он искренне любил всех. Каждая могила была ухожена, прибрана, посещаема из недели в неделю. Но сердце больше всего тянуло лишь к одной, и именно она при ближайшем рассмотрении казалась самой ухоженной. — Привет... Тихий голос прорезает гробовую – в буквальном смысле – тишину, а на губах Чуи – смущенная улыбка. Нечасто его можно увидеть таким. Открытым, смущенным, даже уязвимым, пожалуй. Только здесь он мог быть... таким. — У меня тут задание недалеко, я специально пораньше приехал, чтобы забежать сюда. Он опускается на корточки рядом с одной из могил, касаясь кончиками пальцев ледяной плиты, и делает тихий вздох. Быть громким здесь казалось каким-то кощунством. Взгляд пробегается по надписям на соседних камнях, а после останавливается на той, что ровно перед ним. "Альбатросс" Тот факт, что одежда будет запачкана, совершенно игнорируется, когда Чуя садится, опираясь спиной на надгробие, и прикрывает глаза. Будет ли он думать о том, что холодный камень отчего-то кажется ему теплым? Нет. Будет ли он думать о том, что каждый раз, приходя сюда и закрывая глаза, он словно чувствует чужое присутствие рядом с собой, несмотря на то что рядом совершенно точно никого не наблюдается? Нет. Он просто примет этот факт, позволит себе верить в эфемерные касания, объятия, принимать легкий ветерок, встрепавший волосы, за такую знакомую ладонь. Казалось бы, их отношения длились меньше года, а происходило это и вовсе шесть лет назад, и кто бы мог подумать, что подростковая влюбленность будет теплиться в груди даже спустя такое время. Однако она была, и с этим ничего не поделаешь. И Чуя просто смирился, вполне себе готовый прожить эту жизнь в одиночку в романтическом плане. У него ведь был Альбатросс. А зачем нужен кто-то еще? Только с ним он мог открыться, выговориться, быть собой. И именно это и происходит – негромкий голос запоем рассказывает о том, что происходило за последнее время, изредка обращается и к другим Флагам. Чуя точно знает, они здесь. И Альбатросс тоже здесь – сидит совсем рядом, боком чувствуется тепло его тела и легкие толчки, потому что кое-кто не умеет сидеть спокойно. На удивление мягкие касания немного грубых из-за постоянной возни с моторами пальцев в щекам – его гладят, убирают за ухо пряди волос, неслышно шепчут на ухо слова любви, яркие ответы, сопровождающиеся заливистым смехом и постоянно отходящие от темы, но голос всегда настолько нравилось слушать, что это все было неважно. Чуя не хочет открывать глаза. Не хочет вновь покидать это место, где чувствует себя так прекрасно и тепло, несмотря на холодный ветер вокруг. На нос падает листочек с какого-то из деревьев, и это ощущается словно шаловливое касание к кончику носа. — Дурак... Люблю тебя, знаешь. Люблю. Тихое "знаю" звучит не наяву, но в голове и отчаянно воспринимается за настоящее. Чуя просто правда хочет в это верить. Но увы, у них сейчас так мало времени... Сколько бы его не было, всегда мало. Возможно потому что на самом деле у них его вовсе больше нет и это лишь иллюзия ради того чтобы забыться. Долгие прощания, дружные голоса всех пятерых, а особенно звонкий – теплый и веселый совсем рядом, что берет обещание вернуться вновь. И Чуя обещает, не задумываясь, потому что он просто не может не вернуться. Глаза открывать не хочется – но ему раз за разом напоминают о предстоящем задании, голоса чужие стихают, пока не остается лишь один. — Иди, Чуя. Я все равно всегда буду с тобой! Вот тут... Слова на удивление громкие для иллюзии, и касание к области сердца слишком реальное, что заставляет распахнуть глаза. Но нет. Вокруг сплошная пустота и ни одной живой души. Только... мертвые. Чуя подавляет тихий вздох, поднимаясь на ноги и отряхивая одежду. Да, надеяться на что-то определенно было бессмысленно. Но эта горечь почти не сумела отравить покоящегося на сердце тепла. Теперь куда легче, чем было до этого. Горячие губы касаются холодной могильной плиты, а после их трогает улыбка. — Я обязательно вернусь к тебе, Тросс.