no shit sherlock

Третья гипотеза опровергнута.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

      Той ночью Ёнджуну снится Субин. Он стоит один на берегу океана. Океан широкий и пустой, ветра нет, вода как стекло, за исключением мельчайших волн, колышущихся у его ног. Наступили сумерки, но солнце еще не село. Небо почти темно-коричневого цвета, что сигнализирует о появлении звезд. Это дурацкое место для пребывания, так близко к ночи. Он понятия не имеет, как добраться домой. — Я могу отвезти тебя домой, — произносит глубокий, знакомый голос. Он поворачивается. Субин стоит у него за спиной. И он понимает, почему небо такого цвета — оно точно такого же оттенка, как глаза Субина. — Я не должен больше с тобой разговаривать, — хрипло произносит Ёнджун. Субин продолжает стоять поодаль в ожидании. — Так будет лучше, — Джун закрывает глаза. Он больше не хочет видеть сон о Субине. — Даже помимо всего того, что сказал Минхек. Я был прав, когда сказал ему, что все, что ты делаешь, опасно. Меня тошнит от заботы о людях, которые совершают только опасные поступки. Они слишком рано умирают. От тела Ёнджуна исходит тепло. Субин делает шаг вперед и обнимает его, и где-то в глубине души парень знает, что этого никогда не случится, потому что это Субин, но это не мешает ему притворяться, что это реально. — Я не умру, — говорит Субин. — Я не силен в том, чтобы переживать чью-то смерть. Я думаю, мне следует быть осторожным, чтобы убедиться, что я больше никогда не буду заботиться ни о ком, кто скоропостижно скончается. — Я же говорил тебе, — шепчет Субин ему на ухо. — Я непобедим. — Ты ошибаешься. — Я никогда не ошибаюсь. Ты должен доверять мне, Ёнджун. — Я не хочу тебе доверять, — шепчет Чхве. — Ты хочешь, — шепчет Субин в ответ. — Ты так сильно хочешь доверять мне, что я чувствую это своими пальцами на твоей коже. Может быть. Может быть, может быть. — Если ты мне доверишься, — говорит Субин, — я стану твоим. Ёнджун хочет его. Он просто хочет остаться здесь навсегда, в объятиях Субина. — Хорошо, — говорит Ён. — Я тебе доверюсь. Руки Субина сжимаются, и всего на мгновение парень оказывается именно там, где он хочет быть. Затем Субин отступает назад. Ёнджун открывает глаза. На белой рубашке Субина появляется красное пятно. Оно темнеет, расползается и начинает стекать по его груди. Он улыбается окровавленными зубами, наполовину погруженный в океан. — Никогда никому не доверяй, Ёнджун.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

      Ёнджун просыпается, запутавшись в одеяле, пот пропитывает его спину и щиплет глаза. Когда он понимает, что задыхается, он изо всех сил пытается контролировать свое дыхание. Темно, он наполовину лежит на полу, закрывает глаза и скрежещет зубами. Только не снова. Он остается в ужасно неудобной позе еще с минуту, не желая возвращаться в постель только для того, чтобы пролежать там без сна остаток ночи, пока не чувствует запах дыма. Это приводит его в ярость. Субин курит только для того, чтобы разозлить Джуна, в ночь перед своим отъездом. Вероятно, у него есть вентилятор, установленный рядом с окном и направленный на дом Чхве. Парень с трудом встает, конечности у него такие слабые, как будто он пробежал миллион миль, и щурится. Оранжевый свет пробивается из-за края его занавесок. Неужели уже утро? Что означает — он сделал это. Он проспал всю ночь впервые с тех пор, как поговорил с Минхеком. Свет мерцает. Но солнечный свет не мерцает. Чхве внезапно осознает, что в комнате жарко. Он вспотел не только из-за ночного кошмара. Тошнотворное чувство зарождается у него под ложечкой и распространяется до самых кончиков пальцев. Он, спотыкаясь, подходит к окну и раздвигает шторы. Дом Субина горит. Должно быть, он все еще спит. Никогда никому не доверяй. Нет, он проснулся. Пламя охватывает дом, вспыхивая оранжевым, как миниатюрное солнце, вырываясь бешеными языками пламени из верхнего окна, где находится спальня Субина, странного и невероятного человека, который видел его сердце насквозь, видел, насколько оно разбито, и все равно любил его. Ёнджун уже на полпути вниз по лестнице, когда набирает 911. — Что у вас случилось? — спрашивает скучающая девушка по телефону. — Пожар в доме в конце улицы Панадеро, — Джун бежит, но его голос остается чистым, так что каждое слово можно различить. — Я поняла. Помощь приближается. Это ваш дом? Являетесь ли вы или кто-то из членов вашей семьи… Но телефон выскальзывает у него из пальцев, когда он выходит за дверь. Он не возвращается, чтобы забрать его.       Снаружи жара накатывает на него волной. Дождь прекратился, но бушует ветер, раздувая пламя все сильнее. Только на его улице пожар мог стать таким сильным до того, как кто-то позвонил в 911. Его дом — единственный в поле зрения Субина, а его мать принимает столько снотворных таблеток, что ничто, кроме ядерной бомбы, не могло бы ее разбудить. Но все хорошо. Субин определенно выбрался наружу. Даже если он не позвонил в 911. Субин, вероятно, оставил свой телефон внутри. Ёнджун перебегает дорогу, гравий жалит его босые ноги. Возможно, Субин потерял сознание от дыма и именно поэтому не позвонил в 911. Или топчется около дома Чхве в поисках помощи. Но на лужайке нет никакой темной фигуры. — Субин? — Джун зовет парня, но ничего не произносит из-за забивающего рот и нос дыма, поэтому он кашляет и пробует снова. — Субин? Субин не может все еще находиться внутри. Он не может — Субин! Ответа нет. Только сердитый треск дома, рядом с которым он прожил всю свою жизнь, съедаемого заживо. Однажды он видел пожар. Это сейчас все иначе. Сейчас это пожар, делающий именно то, что он хочет, и ничего не может его остановить. Ёнджун говорил ему, чтобы он не курил внутри. Он столько раз говорил ему об этом. Воздух кипит, а Субина нигде нет. Это неправильно. Он не может умереть сегодня ночью. Он должен был уехать и быть в безопасности. Джун сможет смириться с тем, что Субин уедет. Но не сможет жить с мыслью, что он погиб в огне. Сколько времени потребуется пожарной машине, чтобы прибыть? Они слишком долго едут. Ёнджун не идиот, он знает, что должен прикрывать рот чем-то влажным, но у него нет ни воды, ни времени. Он натягивает футболку на нос. Приближаться к дому — все равно что толкаться в невидимый шар тепла. Он открывает дверь, обжигая руку о ручку, точно так же, как обжег ее на запеканке, которую приготовил для Субина еще до того, как познакомился с ним, и вбегает внутрь. Дым густой, как сливочное масло. Хуже, чем все пристрастия Субина к курению, вместе взятые. Хуже всего на свете. У него сразу же заболели глаза. Он прищуривается. — Субин!       Огонь подобен тысяче змей, ползающих по стенам и потолку. Ярко-оранжевые, красные, желтые. Пылающий. Шезлонг Ёнджуна расплавился и искорежился. Диван превратился в бесформенную кучу. Кружка, оставленная на стойке, треснула пополам. Кофейная кружка Минхека, которую Субин никогда не убирал. Это дом Субина, если бы он находился в аду. Что Чхве знает об огне? Высокая температура. Вдыхание дыма обычно убивает вас в первую очередь. И теперь он знает почему — дышать невозможно, в дыму нет ничего, кроме чистого кислорода. С каждым глотком его легкие голодают и горят. Он просто должен найти Субина и убраться отсюда. Это все. Сколько времени это может занять? Минуты. Люди могут не дышать несколько минут. Он натягивает ворот футболки повыше на лицо и бросается вверх по лестнице, стараясь не касаться перил, потому что огонь пожирает их. Наверху пламя не такое сильное, однако дым забивает все пространство. Парня захлестывает волна головокружения, настолько сильного, что оно чуть не сбивает его с ног. Но он не может упасть. Ещё нет. — Субин, — выдыхает Джун, пинком распахивая дверь чужой спальни. Там пусто. Только клубы дыма и отблески пламени под половицами. Чхве, пошатываясь, заходит внутрь и на всякий случай проверяет другую сторону кровати, но там никого нет. Субина нет в доме. Облегчение смертельное, оно такое сильное. Дым и облегчение действуют сообща, делая его ноги такими слабыми, что они не выдерживают его, и он спотыкается на обратном пути в коридор. Огонь распространился. Лестница почти разрушена. Он лежит на полу. Как он сюда попал? Он не должен лежать на полу. Он должен спуститься по лестнице. У него кружится голова. Это все равно что вернуться на ту вечеринку, но еще более болезненно. Он никогда не думал, что задыхаться так больно. Он пытается встать, но не может. Его тело не слушается. Вероятно, у пола дыма меньше. На самом деле, ему следует оставаться внизу, просто чтобы пережить самое худшее, хотя бы ненадолго. А потом его кровь превращается в свинец, и он не может… Его грудь разрывается. Здесь нет воздуха. Нет воздуха. Ничего. Может быть, он просто заснет. В любом случае, уже темно. — Ёнджун! Уходи. — Ёнджун, проснись! Пойдем со мной! Ему снова снится сон. Субин здесь, стоит над ним на коленях, его лицо расплывчато. На этот раз кровотечения нет. Это хорошо. Но небо не того знакомого темно-коричневого оттенка. Небо красное. Из-за огня. А потом его поднимают, и у него болит грудь. — Ты сказал мне не доверять тебе, — лепечет Джун. — Не смей засыпать, Ёнджун, — раздается голос совсем рядом с ним. — Я знаю, как ты ненавидишь дым, но тебе нужно оставаться в сознании. — Лестница… Огонь все еще окружает их.       Языки пламени танцуют над ними, высокие оранжевые языки света, колышущиеся вокруг настолько хаотично, что его тошнит. Ёнджун не понимает, почему Субин здесь. Он был бы рад, если бы его здесь не было. Он не должен был быть здесь. Он не должен был его выносить. Ёнджун то погружается в сон, то выходит из него. Все мелькает и скользит у него перед глазами, как картинки на старом проекторе. Субин нашел одеяло. Чхве лежит на спине. Его рот находится рядом с шеей Субина. Это мило. Тот набрасывает одеяло на Ёнджуна. Парень должен сказать ему, чтобы он не спускался по лестнице. Он снова закрывает глаза, засыпая, и ему кажется, что он находится внутри умирающего солнца. Оно горит, расширяется… Субин говорит ему, чтобы он ему не доверял. — Я не буду, — бормочет Ёнджун. Нет, это не то, что он ему говорит. Его рука на щеке Чхве. — Ёнджун. Ты меня слышишь? Он вернулся на вечеринку, на лужайку перед домом Лии. Субин. Он должен найти его. Это была ловушка. Но нет. Он прямо здесь. Он стоит над ним на коленях. — Я думал, тебя нет дома, — бормочет Джун в бреду. — Меня и не было, — лицо Субина над ним становится четким, смертельно бледное в отраженном свете костра. — Я вышел покурить. Ты всегда угрожал мне из-за курения в доме. Ёнджун смеется, но его смех быстро переходит в хриплый, неконтролируемый кашель. — С тобой все в порядке, — говорит Субин. Он повторяет это снова. Красные огни внезапно скользят по его лицу, когда вой сирен становится слишком очевидным, чтобы его игнорировать. Джун пытается дышать, а затем делает попытки сесть. Рука Субина, теплая и надежная, лежит у него на спине.       Кругом шум, большие пожарные машины, люди в желтом и черном выскакивают из них. Пожарный наклоняется к ним, но прежде, чем Ёнджун успевает что-либо сказать, Субин требует: «Кислород. Сейчас же.» Чхве хочет сказать ему, чтобы он не говорил так резко, они здесь для того, чтобы остановить пожар в его доме, но на его лицо уже надевают маску. Его легкие наполняются прохладным, сладким воздухом. Это восхитительно. Лучшее, что он когда-либо испытывал. Чья-то рука сжимает его запястье, щупая пульс, но это не пожарный. Это Субин. Он здесь, с ним. И вдруг все немного налаживается.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

      Субин спит в комнате Бомгю. После того, как сирены, наконец, разбудили его мать, она настояла на том, чтобы Субин остался у них на ночь. Все, кроме Ёнджуна, хотят, чтобы он поехал в больницу, но после того, как сотрудники скорой помощи подтверждают, что его легкие не обожжены, а все поверхностные ожоги незначительны, и он не страдает от отравления угарным газом или шока, они уступают его отказам. Он был рядом с Субином достаточно долго, чтобы знать, как быть упрямым. После того, как они поговорили с полицией и отправили Минхеку сообщение, после всего случившегося, Джун стоит в дверях комнаты своего мертвого брата, чтобы поговорить с мальчиком, который спас его от пожара. — Мне жаль, что твой дом сгорел, — неловко говорит Ёнджун. Это ничего не меняет. Ничего от слова совсем, независимо от того, как сильно он хочет схватить его и прижать к себе. Он должен держаться на расстоянии от Субина. — Дом Минхека, — холодно заявляет Субин. Чхве ничего не может понять из того, что он чувствует, по выражению лица Субина. Беспокойство и страх, которые были на его лице, когда он обнаружил парня в своем полыхающем, исчезли. Теперь его глаза вновь пусты. — Верно. Между ними повисает молчание. Ёнджун хочет сказать ему, что он не был в этой комнате со дня похорон. Хочет сказать, что здесь все в точности так, как было, за исключением присутствия Субина. Он хочет сказать ему, что его присутствие имеет решающее значение. — Ты нарушил свое обещание, — наконец говорит Субин. — Какое обещание? — Что ты больше не будешь попадать в ситуации, в которых можешь погибнуть, — на этих словах Субин закрывает дверь. Он думает, что Ёнджун вошел в горящий дом по какому-то саморазрушительному побуждению. — Я пошел за тобой, — говорит Чхве двери так тихо, что даже он сам этого не слышит. Но все равно, в ту ночь, после того как его мать наконец перестала суетиться вокруг него и выключила свет, он спит спокойнее, чем в предыдущие дни. Субин так близко. Хорошо.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

      В то утро Ёнджуну звонят. Сначала он думает, что это будильник, но сегодня суббота. К тому же сейчас шесть утра. Он нащупывает свой телефон, выпутываясь из одеял, обожженную руку щиплет. — Алло? — Ёнджун, — раздается голос Минхека. — Рад тебя слышать. Чхве сразу же приходит в себя. — Не могу разделить твоих взглядов. — Тогда я приношу свои извинения, поскольку вынужден попросить тебя послушать меня еще немного. Выйди наружу. Парень вылезает из кровати и подходит к окну. Восходящее солнце окрашивает небо в розовые и голубые тона сахарной ваты. Почерневший остов дома Субина, полностью разрушенный, видится через дорогу. Изящная машина Минхека стоит на подъездной дорожке к его дому. — Речь о Субине, — говорит Минхек. Ёнджун вздыхает и вешает трубку. Его легкие и горло ощущаются так, словно их протерли ацетоном. Это хуже, чем в тот раз, когда у него был острый фарингит. Он принимает Тайленол, запивает его стаканом воды, который мать оставила на прикроватном столике, и одевается. Он надевает пару своих лучших брюк. Разговаривать с Минхеком — все равно что пойти в модный ресторан, где его все ненавидят. Он крадется по дому на цыпочках. Мимо спальни его матери. Вниз по лестнице. Мимо спальни, которую в настоящее время занимает Субин. Он никогда не видел его спящим. Был момент, когда его маска жесткости и холодности спала. Тогда, когда Ёнджун сказал, что Субин не так уж и сильно нравится ему. Парень засовывает ноги в ботинки и выходит наружу. — Садись, — Минхек стоит, прислонившись к своей машине, в свежевыглаженном костюме. Чхве в очередной раз поражен тем, насколько он не похож, но действительно похож на Субина. — Сейчас шесть утра. — Я надеялся, что мой брат еще не проснулся.       Воздух все еще пропитан запахом дыма. Отсюда у Ёнджуна лучший вид на дом Субина. Часть его обугленного деревянного остова все еще стоит. Остальное придавлено к земле, распластавшись темными кучами пепла, похожими на силуэты. — Неприятно, не правда ли? — говорит Минхек, не глядя. — А теперь залезай. Джуну следовало бы вспомнить о своей куртке. Голос у Минхека леденящий. — Ты снова меня похищаешь? — В какой-то степени.       Внутри автомобиль такой же шикарный, каким был, когда он увидел его в первый раз — блестящая кожа, приборная панель из красного дерева. Он старается ни к чему не прикасаться, когда Минхек выезжает на дорогу. — Жаль, что ты не можешь перепродать свой дом, — говорит Ёнджун. — Деньги меня не волнуют, — Минхек ведет машину лениво, держа одну руку на руле. — Твой голос звучит так. будто кто-то разгребает гравий лопатой. Ты действительно вбежал за ним в горящий дом. — Откуда ты это знаешь? — Я разговаривал с пожарными. И сделал кое-какие выводы самостоятельно. Ёнджун некоторое время молчит. Они сворачивают на одну проселочную дорогу, потом на другую. — Куда мы направляемся? — спрашивает парень, пока внутри него растет беспокойство. — Никуда конкретно. Я хотел найти спокойное место, чтобы поболтать. Внутри автомобиля гораздо более уединенно, чем в каком-то кафе. — Поболтать о чем? — Тупое чувство снова поднимается в его груди. — Я делал то, что ты сказал. Я не… я с ним не разговаривал. Уже почти две недели. — Большинство людей сочли бы за благо не разговаривать с Чхве Субином, — Минхек сворачивает на случайную подъездную дорожку. Маленький домик, выкрашенный в лавандовый цвет. — Кто здесь живет? — Кто бы это ни был, они в отпуске. Газету не забирали уже четыре дня, и они оставили свой ключ наполовину спрятанным за растением в горшке на крыльце, чтобы сосед пришел полить растения. Они не будут возражать, если мы воспользуемся их подъездной дорожкой. — Понятия не имею, как вы с ним это делаете, — Джун трясет ногой. — Замечаете все так легко. — Если ты знаешь, что я все замечаю, я удивлен, что ты поверил мне раньше. Ты не можешь быть таким умным, каким, по-видимому, считает тебя мой брат. — Поверил тебе раньше? Что ты имеешь в виду? — О том, что мой брат на самом деле не заботится о тебе. Как будто я бы этого не заметил, — он тянется за сигаретой, но, похоже, передумывает и засовывает ее обратно в пачку. — Он любит тебя. — Пошел ты. Минхек смеется. — Эта твоя скрытая агрессивная жилка действительно забавна, когда проявляется. Парня трясет. Он сжимает руки в кулаки, воображая, что может растереть гнев между пальцами. — Прекрати. — Я верю, что ты единственный человек, которого когда-либо любил мой брат. — Я сказал тебе прекратить, — голос Чхве срывается, и он ненавидит это. — Я знаю, что ты лжешь. Я просто не знаю почему. — Мой брат извиняется перед тобой, хотя он никогда ни перед кем другим не извинялся. Он оттолкнул тебя с дороги встречной машины, хотя никогда не проявлял ни малейшей заботы о чьей-либо безопасности. Он притворился, что встречается с тобой, чтобы отвлечь от определенного фото учеников вашей школы. Он хотел отомстить человеку, который, по его мнению, стоял за этим фото. Он попытался разорвать ваши фальшивые отношения, чтобы еще больше защитить твою репутацию, хотя его всегда лично обижали люди, которые заботятся о репутации. Он вошел в горящий дом, потому что решил, что ты находишься внутри. Знаешь ли ты одно слово, которым я бы описал своего брата до того, как он встретил тебя, Ёнджун?       Парень смотрит в лобовое стекло, его челюсть плотно сжата. На стекле нет ни пятнышка грязи. Минхек, должно быть, моет машину каждый день. — Эгоист, — говорит Минхек. — За все время, что я его знаю, Субин никогда не проявлял ни малейшего уважения ни к кому другому. Ты не поверишь, сколько психологов он привел в ужас. Но когда дело касается тебя, он бескорыстен до невозможности. — Откуда ты вообще узнал обо всем, что он делал? — У меня есть свои источники, — Минхек опускает окно на дюйм, чтобы внутрь проникал свежий воздух. — Я понял, что он чувствует к тебе, в тот момент, когда увидел вас двоих вместе, но я надеялся… Знаешь, ему опасно проявлять заботу. Субин всегда был наделен способностью этого не делать. Это было единственное, что защищало его. Ты должен чувствовать себя виноватым за то, что лишил его единственной защиты. — Это не так, — говорит Ёнджун. — Потому что я этого не делал. — Я верил, что как только Субин исчезнет из твоего присутствия, все вернется на круги своя, — продолжает Минхек. — Я был неправ. Это было окончательное доказательство. — Что? — Он ничего не ел. Не спал всю ночь. Количество денег, которое он потратил на сигареты за последние несколько дней, поистине поражает. Он набрасывался на меня каждый раз, когда я с ним разговаривал. — Ему просто скучно. Он делает все это, когда ему скучно. — Ему не скучно. Он неустанно работает над раскрытием убийства, — Минхек барабанит пальцами по приборной панели, и у парня создается ощущение, что, еще немного, и, этот ритм сведет его с ума. — У него разбито сердце. Потому что оказывается, что единственный человек, о котором он когда-либо заботился, ненавидит его, как и все остальные. — Но я не ненавижу его, — грудь Ёнджуна горит так, что это не имеет ничего общего с дымом. — Зачем… зачем ты мне это рассказываешь? Все это было твоим планом. Ты хотел, чтобы он согласился переехать. — И он согласился. — Так почему ты разговариваешь со мной прямо сейчас? — Потому что за последние несколько дней я понял, что забирать его у тебя может быть опаснее, чем оставлять его в городе, полном людей, которые его ненавидят. Он, несомненно, может причинить себе больше вреда, чем любой из них. — Ты думаешь, он должен остаться, — заключает Ёнджун, пока надежда хватает его за горло. — У меня есть к тебе предложение. — О, вау, еще одно, — Чхве ерничает, не смотря на то, что едва может дышать. — Я уже говорил тебе, что слишком занят, чтобы оставаться здесь и наблюдать за ним каждую секунду каждого дня. Более того, если бы я так поступил, он, вероятно, стал бы попадать в безрассудные ситуации только для того, чтобы разозлить меня. Так что нет. Кто-то другой должен присматривать за ним. — Мне казалось, ты сказал, что я не смогу защитить его. — Это было до того, как ты вбежал в горящее здание только потому, что думал, что он внутри. По крайней мере, я знаю, что ты готов пожертвовать собой ради него. Тебя будут использовать как минимум один раз в качестве живого щита. — Я тебе совсем не нравлюсь, не так ли? — спрашивает Ёнджун. — Да, — легко отвечает Минхек. — Но ты заботишься о Субине. — Да. — Тогда я не против тебя, — парень протягивает руку. — Я защищу его, если ты позволишь ему остаться. Минхек сжимает пальцы на запястье Ёнджуна, вместо того чтобы пожать ему руку. — Если с ним что-нибудь случится, это будет твоя вина. Это будет твоим бременем. — Я не допущу, чтобы что-нибудь случилось. Минхек кивает, всего один раз, и выезжает с подъездной дорожки. Они больше не разговаривают, пока неподалеку не виднеется дом Чхве. — Еще кое-что, — говорит Минхек, постепенно останавливаясь у входной двери. — Не говори Субину, что я приказал тебе не разговаривать с ним. Я и так ему достаточно не нравлюсь. — Хорошо. — Ёнджун ждет, что Минхек рассмеется и скажет ему, что все это была шутка, что Субин все равно уезжает. Ожидание убивает его, пока он, наконец, не дергает ручку и не выходит на солнечный свет. Затем ему что-то приходит в голову. Он наклоняется, чтобы заглянуть в окно. — Где он собирается жить? — нетерпение горит в нем, он хочет скорее оказаться дома под одеялом. Прошлая ночь была жутким стрессом. Он хочет проспать вечность. — В твоем доме, конечно. Ты сказал, что будешь присматривать за ним. А потом Минхек уезжает.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

      Ёнджун открывает дверь комнаты Бомгю, — комнаты Субина, — как раз в тот момент, когда он одевается. Он стоит у окна в брюках, но без рубашки, глядя на то, что, по предположению Чхве, является отъезжающей машиной Минхека. Ёнджуну нравится, как он выглядит там, наполовину залитый светом, с этим задумчивым выражением лица. Кто-нибудь должен нарисовать его. Затем Субин поворачивается к нему, и он чуть не ломается от того, как меняется его лицо, совсем чуть-чуть — становится холоднее, более настороженным, таким, каким он выглядел, когда Джун встретил его в первый раз. — Что Минхек здесь… Но парень не дает ему закончить фразу. Он пересекает комнату и крепко обнимает его. — Ёнджун… что… — он застыл, его голос сел. Мышцы его груди и живота напряжены. Джун может их чувствовать. Он чувствует, как грудь Субина поднимается и опускается от дыхания. Чувствует, как бьется его сердце. Он может чувствовать все. — Я вошел в твой дом не для того, чтобы подвергать себя опасности, и не потому, что хотел получить выброс адреналина, — бормочет Джун в грудь Субина. — Я сделал это, потому что думал, что ты внутри. — Ёнджун., — начинает Субин. Но больше ничего не говорит. — Мне жаль, что я игнорировал тебя, — Чхве подумал о том, что он собирался сказать, и это даже не ложь. — Я был напуган. Ты опасный человек и совершаешь опасные поступки, и я боялся того, что будет со мной, если с тобой что-то случится. После смерти моего брата я превратился в… я не знаю, во что я превратился. Я был другим. Весь мир потерял краски и стал серым для меня. Субин остается совершенно неподвижен. — Но краски вернулись, когда я встретил тебя, Субин. Я словно проснулся. Я не думаю, что когда-нибудь смогу отплатить тебе за это. И я решил, что глупо пытаться не заботиться о тебе, потому что я боюсь потерять тебя. В любом случае, я не думаю, что смогу. Не заботится о тебе, я имею в виду. — Ты заботишься, — говорит Субин. — Да. — Обо мне. — Да, именно это я и сказал. — И… ты не разговаривал со мной… потому что тебе было не все равно. — Именно так, — Ёнджун поднимает взгляд, и глаза Субина стекленеют. Он слегка качает головой, а затем, прищурившись, смотрит на парня. — Возможно, мне следует отвезти тебя в больницу. Возможно, ты ударился головой, когда потерял сознание. — Я не бился головой. — Или вдыхание дыма влияет на твое сознание. — Нет, Субин, я почти уверен, что со мной все в порядке. — Тогда вполне возможно, что у тебя какая-то скрытая умственная отсталость, и я рекомендую пройти психиатрическое обследование. — Ты рекомендуешь пройти психиатрическую экспертизу, потому что я сказал, что забочусь о тебе? — Да. — Я думаю, что ты самый тщеславный человек, которого я когда-либо встречал, у которого к тому же низкая самооценка. — Самооценка — это конструкция, основанная на… — Знаешь, ты, как бы, портишь момент. — Прости. Мой брат извиняется перед тобой, хотя он никогда ни перед кем другим не извинялся. — Ты уверен, что с тобой все в порядке, Ёнджун? — спрашивает Субин, солнечный свет все еще превращает его в какое-то ангельское существо. — Водитель «скорой помощи» сказал, чтобы ты ехал в больницу, если утром тебе покажется, что что-то не так. Я слышал, как ты сказал ему это сегодня утром несколько раз. Каждый раз, когда ты спрашивал, все ли с ним в порядке. — Я в порядке, — Ёнджун отстраняется и улыбается. — Пойдем, скажем моей маме, что ты переезжаешь к нам.