The Flash

«Я не хочу её пробовать — любовь кисла, и это страшно». Джонни считает Кенши врождённым придурком. Не таким, который заработал это клеймо по жизни, а таким, которому повесили ярлычок, как магазинный ценник, за шиворот при рождении. Только чёрт знал, что он забыл в затхлой квартирке Кейджа, ещё и хозяйничал здесь. В руках Такахаши кружка с чаем, из которой в воздух устремляются клубы горячего пара. Эту кружку Такахаши притащил с собой — по крайней мере, так думает Кейдж, не видевший её ни разу в жизни в этой квартире. На столе стоит две тарелки с едой, приготовленной Кенши ещё до пробуждения Кейджа. Она едва горячая — скорее, тёплая. Они в тишине завтракают, даже не думая говорить, но к тому времени, как яичница на тарелке Джонни пропадает, Кенши предлагает ему чая. Того же самого, как в его кружке. Вообще, Кейдж предпочитает кофе — он пил его каждый день, будучи ещё известным. Сейчас же он не помнил, когда в последний раз пил хотя бы воду, не то что кофе и уж тем более чай. Всё, что он помнит — джин и химоза из-под крана в ванной. А ещё сигаретный дым и ожоги. Кружка чая обжигает ладони, остаётся на них красным следом — Джонни это чувствует. Он спешно сёрбает из неё, каждый раз корча брови от глухой горечи. — Не торопись, я не убегу, — Кенши кладёт руку на стол и упирается локтём второй на уровне запястья первой. Его щека упирается в ладонь. Кейдж в ответ смотрит на него так, словно Кенши признался в том, что находится тут из жалости — не более. — Спасибо, кэп. Мне бы серого вещества не хватило. — И снова с самого начала, — вздыхая, отвечает Такахаши, убирая щёку с уже затёкшей от одной позиции руки. Он задумчиво водит вилкой по пустой тарелке, с разве что размазанным желтком по ней. Джонни допивает чай и ставит кружку на стол, шоркая ей по дереву. Носок его ноги отбивает выдуманный в голове такт, а пальцы стучат по столу. Кенши отпускает вилку, и та со звоном падает на тарелку, скатываясь с краёв и отвлекая Кейджа от мыслей. Он в непонимании смотрит на Кенши, вскидывая бровь в немом вопросе. — Лю Кан меня отправляет вместо тебя на турнир, — неожиданно заявляет Кенши. — Там вообще всё затянулось из-за того, что ты пропал. Но всё, вроде как, устаканилось, и теперь вот. Он снова берёт вилку в руки и теперь уже захватывает остатки желтка на её край, а после поднимает ко рту, съедая яйцо до конца. Металл скрипит о тарелку, как скрипели бы ногти о доску. Кейдж невольно хмурится, пытаясь сложить сказанное по полочкам в голове. — Турнир, точно. Так вот для чего ты тут. — Не совсем, — Кенши крутит головой, опуская взгляд в пол. — Это действительно был вопрос времени, Кейдж. Ты, конечно, доставил хлопот, но не то чтобы много, — он отворачивается, глядя на расклеившийся постер, висящий на последнем издыхании, а затем тихо хмыкает. — Зато ты есть у себя. — Несказанно этому рад, — Такахаши разворачивается обратно, улыбаясь в ответ. Его зубы кажутся чересчур белыми на фоне убитой квартиры. — Я в этом уверен, — Кенши встаёт из-за стола, берёт с собой пустые тарелки и несёт их в раковину в другой стороне комнаты. Джонни продолжает сидеть на месте, глядя в стену. Спустя несколько секунд тишины он слышит звук плеска воды о раковину и шорканье новенькой губки о посуду. Когда шум утихает, а Кенши возвращается к столу, садясь за него, Кейдж поворачивается к нему. — Зачем ты здесь? — Джонни уставляется в глаза Кенши. — Если не турнир, то почему? — Джонни, — прикрыв рот ладонью, Кенши смеётся, как будто в шутку. — Почти пять месяцев бок о бок. Давние друзья, все дела. — Ты видишь здесь хоть кого-то оттуда, кроме себя? — Такахаши почти сразу замолкает. — Тебе самому не надоело? Это же, блять, бред сивой кобылы, — голос Кенши больше не наполнен шутливым тоном — он ровный и натянутый, полный серьёзности. Кейдж молча смотрит на него, ожидая чего-то ещё, но Такахаши теперь только молчит. — Сними розовые очки, — наконец отвечает Джонни. — Ты пришёл рассказать мне о турнире? — Ты просто, блять… — Кенши на секунду замолкает, подбирая слова, — чёртов осёл. — В чём твоя проблема? — спустя несколько секунд отвечает Кейдж. — Ты действительно возомнил из себя героя и думаешь, что я в ноги тебе упаду? Честно — в душе не ебу, что ты себе надумал, и бредишь здесь только ты. — Говнюк. Ты же боишься, да? Съебался в закат, живёшь, как трусливая крыса, зато в одиночестве, — Кенши глубоко вздыхает, переводя дыхание и после продолжая: — Чёртов трус. Почему ты просто не сдался, Кейдж? В чём твоя проблема? Джонни молчит, глядя Кенши прямо в глаза. Взгляд Такахаши ему кажется в разы более холодным, чем гудящий ветер за окном.

***

Кейдж однозначно простыл. Через несколько дней после разговора Джонни начинает кашлять каждые несколько минут, а его температура тела скачет в диапазоне двух чисел: от тридцати семи и вплоть до тридцати девяти. Раньше он никогда не болел. Лишь когда-то однажды, ещё во времена жизни в роскошной вилле, Джонни застудил себе ноги после съёмок зимой на улице в одних только тканевых кедах. Кейдж просыпается посреди ночи, глядя в потолок. Всё его тело покрыто потом от жара, а самого его трясёт. Вчера вечером Кенши всучил ему таблетку жаропонижающего, действие которой, кажется, прошло. Джонни ещё несколько минут не двигаясь лежит на диване, прежде чем наконец встать с него, не в силах больше терпеть нарастающую головную боль. Он осторожно перешагивает спящего на полу Кенши и плетётся в ванную, где включает ледяную воду и умывает ей лицо. Он смотрит за тем, как капли с его лица, упавшие с подбородка, скатываются по стенкам раковины и стекают к сливу. Такая же ночь была несколько недель назад. Только тогда у него не было температуры и раскалывающейся от боли головы. Когда Джонни возвращается обратно в комнату, Кенши не спит. Такахаши сидит за столом, листая что-то в телефоне. Про существование своего Кейдж снова забыл — он всё ещё лежит в углу комнаты после звонка мисс Райли. — Тебе хуже, — констатирует Кенши, не отрывая глаз от яркого экрана. Он отсвечивает ему на лицо и в белках глаз; наверное, можно что-то, да рассмотреть. Вот только у Джонин желания не хватит. Кейдж кивает, даже не думая о том, что в темноте этого не видно. Хотя сам Кенши и не смотрит. — Почему у тебя вся рука в ожогах? — неожиданно спрашивает Такахаши, выключив телефон и положив его на стол. — Сигареты. Мисс Райли запретила тушить их о диван. — Полоумный. В следующую минуту в комнате уже горит свет, а Джонни сидит на стуле за столом и держит покрытую ожогами руку над столом, пока Кенши старательно мажет каждый из них детским кремом, а потом обворачивает всё предплечье бинтом. — Не помню того, чтобы я хранил тут бинты и крема, — тихо говорит Кейдж, когда Такахаши заканчивает залатывать его руку. — Я купил. В смысле, вместе с продуктами. Ты, наверное, не заметил, — Кенши, ранее сидевший около Джонни, поднимается со стула и выбрасывает остатки бинта. На обратном пути Такахаши берёт блистер с таблетками, одну из которых дал Кейджу несколькими часами ранее, и выдавливает из него одну капсулу. — Жуй прям так. Только не подавись, а то твои грёзы станут реальностью. Джонни глотает таблетку без воды, а затем идёт обратно к дивану и валится на него без сил, сразу же засыпая. Ночью Джонни обхватывает пальцами рукоятку пистолета, лежащего за подушкой дивана, и достаёт его. В кромешной темноте он крутит оружие в руках, осматривая отблески металла в лунном свете. Не думая ни секунды, Кейдж наводит пистолет на спящего на полу Кенши, сразу же стреляя тому в голову, едва дуло оказывается у его лба. Кенши умирает. На подушке, под головой Такахаши, наливается огромное, алого цвета пятно, которое было видно даже сейчас — глубокой ночью. Паршивые сны не появлялись в жизни Кейджа всё то время, пока Кенши жил у него. Сейчас же, прямо сбоку от него, лежит его труп. Джонни сам его убил. Только после выстрела он замечает — у него нет бинтов на предплечье правой руки. Джонни открывает глаза, просыпаясь второй раз за ночь. В висках ужасно сильно стреляет — голова болит пуще прежнего. В комнате не так темно: за окном постепенно светает. Кажется, времени около шести утра. Он смотрит себе в ноги, а после переводит взгляд на постель Кенши — она пуста. Джонни растерянно оглядывается и замечает якудзу сидящим за столом. Его лицо упирается в сложенные друг на друга руки, а сам он размеренно вздымает спиной. Точно спит. Кейдж встаёт с дивана и идёт к столу, на котором стоит чайник. После того, как он включает его, Джонни садится за стол напротив Кенши и смотрит на него. Тот, несмотря на шум чайника, продолжает спать. Джонни заваривает себе чай так, как его заваривает Кенши, и наливает себе полную кружку. Он в тишине пьёт чай, не отрывая глаз от Такахаши. Когда в кружке совсем ничего не остаётся, Кейдж ставит её обратно на стол и как по команде хрипло кашляет. В этот раз Кенши просыпается. — Разбудил? Прости. — Сколько времени? — Джонни жмёт плечами. — Не знаю. Часов шесть утра, может, пять. — Я уснул за столом, чёрт. — Держи в курсе. Кенши приосанивается на стуле, а после потягивается. Он смотрит на пустую кружку Кейдж на столе и говорит: — Я тоже хочу. — Там заварено, — кидает в ответ Джонни, упираясь локтями в стол и закрывая глаза руками. Кенши тоже наливает себе чай, возвращаясь обратно за стол уже с горячей кружкой. — Как ты? — спрашивает Такахаши, прежде чем поднести кружку к губам и крупно глотнуть. — Башка раскалывается. В остальном чуть лучше. — Ясно, — задумчиво отвечает Кенши, вновь отпивая из кружки. — Как ты заболел вообще? — Дождь, балкон, диван, — Такахаши закатывает глаза и открыто смеётся в ответ. — Ты не похож на себя, — говорит Кенши, когда повисает неловкая тишина. — Ты кто угодно, но не Джонни Кейдж. Не тот самовлюблённый ублюдок, а какое-то… нечто. Неожиданно комната заполняется звуком шелеста плотной бумаги. Джонни и Кенши оборачиваются на источник шума и видят, что постер с лицом Кейджа окончательно отклеился от стены и теперь лежит на полу. — Даже так, — говорит Такахаши, а затем поворачивается обратно и допивает чай. Кейджу не по себе. — Я давно его хотел снять. — Я дальше спать пойду. От стула спина болит. Если станет плохо — выпей ещё одну, — Кенши кивает на стол у стены напротив, на котором лежат таблетки. — Ага, — зевает в ответ Джонни. — Можешь лечь на диван. Кажется, Такахаши ничего не слышит, ибо ложится на полу и сразу же засыпает. Через несколько дней Кейджу становится значительно лучше — голова больше не болит, да и кашель с температурой пропали. В то время, пока Джонни болел и валялся на диване, Кенши упорно трудился: вычищал многомесячную пыль из всех углов квартиры и разбирал вещи, найденные в шкафах. Так однажды он кинул на спинку дивана красные клетчатые штаны со словами «переоденься», и с того дня Флинстоуны валялись в тазике в ванной, до куда у Такахаши ещё не дошли руки. Когда Джонни стало лучше, он начал помогать Кенши: поскидывал всё грязное постельное бельё в одну кучу, собираясь позже отнести его в прачечную, и убрался за комодом, на котором всё так же покорно стоял телевизор. Странно одно — за всё это время ни единой весточки от мисс Райли: ни смс-ки, ни звонка, ничего. Кейдж по началу даже и не думал об этом, но спустя неделю отсутствия старушки вспомнился мистер Райли и его болезнь, а уж оттуда — целая вереница мыслей о том, что же произошло. Вечером, закидывая несколько простыней в огромную стиралку, а после кидая в неё пару монет по доллару, Джонни поворачивается к Кенши и спрашивает: — Мне кажется что-то произошло, — дождавшись реакции Такахаши — разворота торсом, Кейдж продолжил: — С мисс Райли, в смысле. Она мне ничего не писала и ни разу не звонила, а у неё же муж, этот… как его… — Джейкоб? — Да, он, вроде, — Джонни включает стиралку. — В больнице — Не знаю, — жмёт плечами Кенши. — Навряд ли. Кейдж присаживается на небольшом диване у ряда стиральных машин и слушает, как они шумят барабанами, стирая одежду. Такахаши садится подле него, уставившись в телефон. Спустя пару минут Джонни ловит себя на мысли, что он слышит шум стиралок, звуки из телефона Кенши и даже своё собственное дыхание, но никак не шум в черепной коробке, который преследовал его последние два месяца. — Джонни? — Кейджа неожиданно вырывает из мыслей голос Такахаши: он трясёт его за плечо. — Ты оглох? Там постиралось. — Я не слышал, — отвечает Джонни, замечая, как за окном стало темнее. — Пойдём. Они несут чистое бельё обратно в квартиру Кейджа, где аккуратно сворачивают его и раскладывают по полкам. К тому времени, как они заканчивают, на улице уже давно темно. Кенши скрипит дверкой шкафа, закрывая её, а потом падает на диван, хватая пульт от телевизора в руки. Джонни садится рядом с ним, откидываясь на потёртую обивку дивана. — Опять дерьмо крутят, — скучающе тянет Такахаши, листая каналы. Пульт назойливо щёлкает с каждым нажатием на кнопки, а звуки из телевизора превращаются в одну общую мешанину из звуков, в которой ничего раздельного не слышно. — Включи уже хоть что-то. Кенши цокает, закатывая глаза, а затем в последний раз щёлкает стрелкой на пульте, останавливаясь на каком-то новостном канале. — Лучше не стало, — заключает Такахаши, откладывая пульт в сторону и усаживаясь на подушке дивана поудобней. — Ты не любишь смотреть новости? — Никогда не любил… и не буду. Некоторое время они бездумно слушают новости о крахе цифровых валют, падении каких-то бирж и общему кризису на территории всей страны. Когда Джонни решает взглянуть на Кенши с просьбой переключить это дерьмо, ибо эти новости были пиком скуки, Такахаши уже спал. Кейдж дожидается следующего перерыва на рекламу и выключает телевизор, а вслед за ним — свет. Он берёт сигареты, которые Кенши убрал Джонни в карман пальто и новую зажигалку, купленную в том же магазине, что еда и бинты, а потом выходит на балкон в одной рубашке и штанах. Кейдж не курит — лишь неуверенно теребит сигарету в руках, глядя на огни ночного города. Он так не делал с самого момента его болезни — недели две так точно. Ветер обдувает его, от чего широкие штаны, свободно висящие на его худых от голода ногах, развиваются попутно потокам, обворачивая щиколотки плотным слоем ткани. Джонни зябнет ещё пару минут, прежде чем в последний раз взглянуть на сигарету и кинуть её неподожённой в темноту за оградой. Зайдя обратно в квартиру, он видит, что Кенши разлёгся на диване подобно королю, из-за чего Джонни укладывается спать на полу.

***

Дни идут круговоротом меж пальцев рук Кейджа: он не знает, какое сегодня число, какой день недели и, в конце концов, какой месяц. Кенши за завтраком говорит ему, что уйдёт через пару дней, а может и неделю, и совсем не факт, что вернётся. Джонни лишь молча кивает, впитывая информацию. Днём Такахаши говорит Кейджу, что неподалёку есть красивый парк и что он собирается в него сходить, с его слов — «развеять мозги от пыли». Он предлагает Джони сходить вместе с ним, и тот, подумав, соглашается. Они в тишине одеваются, а затем выходят из квартиры и закрывают дверь. Пока Кенши пытался разобраться с ключом в замочной скважине, Джонни стоял в стороне от него и наблюдал за происходящим. Когда Такахаши закончил, то вытащил ключ и напоследок попытался открыть дверь — она была заперта. — Чего встал-то? Пойдём, — Кенши самодовольно разворачивается и идёт в сторону лестницы. Джонни молча составляет ему компанию — бредётся сзади, осматривая незнакомую лестничную клетку. Это так странно — жить тут уже который месяц и не узнавать то, что окружало его всё это время. Они выходят на улицу. Кенши засовывает руки в карманы пальто и идёт вперёд. Джонни следует за ним, глядя под ноги. Спустя несколько минут они оказываются у массивных ворот в парк. Кейдж не был здесь ни разу и понятия не имеет, откуда Кенши знает об этом месте. Джонни думает о том, как проводил время с Кенши один на один — ещё во времена их тренировок. Тогда он, как и сейчас, был одинок, но вдруг появился Такахаши, ставший чем-то вроде губки для рассказов Кейджа. Он впитывал абсолютно всё: от пьяного бреда за играми в карты до рассказов о разного рода фильмах. Сейчас Джонни такого уже сказать не может. Он оглядывается вокруг: они вдвоём совершенно одни стоят в огромном поле — прямо посреди него. Там, за выходом из парка и асфальтом дорог, на высоте нескольких метров, его квартира. Где-то на расстоянии мили — дом миссис и мистера Райли. А совсем на другом краю города — его вилла. — Тут красиво, — говорит Кенши, складывая руки по бокам. — Я гулял тут однажды, ещё когда приходил к тебе впервые. — Красиво, — соглашается Кейдж, замечая где-то вдалеке блеск воды. — Там пруд? — Типа того, — Кенши жмёт плечами. — Я туда не ходил. От мисс Райли узнал — она тут часто гуляет. Кейдж тихо усмехается, а после медленно идёт в сторону водоёма. Такахаши идёт за ним. И вправду: посреди небольшого луга, такого, которые Джонни видел только в Альпах, расположился неширокий пруд. Трава вокруг была присыпана снегом, а водные растения казались застывшими среди воды, подобно сломанным маятникам. Кейдж подходит ближе и смотрит в содалитовую гладезь, которая вот-вот начнёт покрываться льдом. Он смотрит в своё отражение: худое лицо, покрытое морщинами, мешки под глазами и уставшие глаза над ними. Кенши подходит к пруду и тоже смотрит в него — на отражение Джонни. Когда Кейдж тяжело вздыхает, отшатываясь от воды назад, Такахаши подаёт голос: — Я не врал, Кейдж, — Джонни выдавливает из себя тихое «ага», соглашаясь. Кейдж стоит в тишине ещё несколько минут, глядя на пруд под таким углом, под которым не было бы видно его лица. — Ты не хотел поступить, как я? — спрашивает Джонни, не отрывая взгляда от воды. — Куда-нибудь свалить, жить в горах. Ты же японец, у вас такое… писк моды? — Хотел, конечно, — кивает Такахаши. — Только в Швейцарию. Как ты хотел. — А как же родина? Кенши жмёт плечами, пусть и стоящий к нему спиной Джонни этого не видит. — Я устал от всей этой темы… с мафией. Это уже не мой конёк, честно. — А семья? — Кейдж поворачивается к Такахаши, недоумевая. — Наследие? — Формальности, — отмахивается Кенши. — Ты ж с семьёй не видишься. — Была бы она у меня, — Такахаши неловко усмехается, а затем поднимает взгляд в небо. — А я? Кейдж молчит. Время тут проходит ещё быстрее — уже начинает постепенно темнеть. Луна наливается молочно-белым на горизонте и кажется каплей в седеющем небе. Они возвращаются домой, и Кенши, раздевшись, уходит в ванную комнату, закрывая за собой дверь. Джонни раздевается вслед за ним и включает чайник, собираясь заварить чая. Он наливает в кружку кипятка и бросает туда пакетик с чаем, когда чайник вскипает, а затем идёт до угла комнаты и снимает телефон с зарядки. Кейдж глотает из кружки, включая мобильник и заходя в приложение звонков. Он тыкает на последний звонивший ему номер — номер мисс Райли — и прикладывает телефон к уху. Протяжные гудки раздаются только спустя пару секунд, но сама женщина не отвечает почти минуту. Джонни уже убрал экран телефона от уха и собирался нажать на красную кнопку, как интерфейс потемнел, а над панелью управления появился маленький таймер. — Мисс Райли, как вы? — говорит он, прижимая телефон обратно к уху. — Джонни, привет, дорогой, — отвечает ему женский голос с другого конца. — Да я занята… Тут документов полным-полно — Джейкоб скончался. — А… — Кейдж делает паузу, пытаясь понять, шутит мисс Райли или нет. — Мне жаль. — Да оно-то понятно было с самого начала, — грустно вздыхает женщина, и Джонни готов поклясться, что чувствует, как та тоскливо улыбается. — Я заполню бумаги и уеду отсюда, сил моих больше нет тут жить. В Техас хочу или в Огайо какой-нибудь. Ты, кстати, как минутка свободная будет, подойди ко мне. — Помочь с вещами? — Я тебе квартиру, в которой ты сейчас живёшь, оставлю, не хочу её продавать. Ты мне как родной стал, сыночком почти. Уж прости меня, Джонни, — говорит мисс Райли, а затем громко шмыгает. — Всё это так сложно. — Я понимаю, — кивает Кейдж самому себе. — Мы вместе с Кенши готовы вам помочь. Если будет что — звоните. — Спасибо, дорогой, — женщина вновь шмыгает носом, прежде чем попрощаться и сбросить звонок. Кейдж кладёт телефон на стол и опрокидывает в себя уже немного остывший чай парой глотков. Джонни ставит кружку на стол, и в этот момент из уборной выходит Кенши. Его волосы влажные от воды, а сам он одет в вещи, ранее найденные в шкафах. Даже за несколько метров расстояния между ними Кейдж чувствует, как странно они пахнут. — Я бы на твоём месте не рисковал, вдруг там вши или клопы, — говорит Джонни, когда Кенши подходит ближе. — Я и не такое видал, — тихо смеётся Кенши. — Тебе нужно будет трубы починить, либо заклеить на крайний случай — они там скоро от ржавчины просто развалятся. — Когда-нибудь, — вторит ему Кейдж, задумчиво уставляясь в окно. — Джейкоб умер. — Который? Муж хозяйки? — Ага. Я ей, вот, звонил, и она сказала, что он скончался, — Джонни затихает, вспоминая диалог, произошедший пару секунд назад. — Когда точно — не знаю, но он точно уже мёртв. — Время — жестокая штука, Джонни. Она тебя точно ненавидит, — нарраторским голосом отвечает Кенши, пресловуто пытаясь вставить мозги Джонни. — Ты останешься один, получается? — Я бы сказал «да», только вот в Нью-Йорке живу, — соглашается Кейдж, упорно игнорируя первую половину предложения. В ответ Кенши качает головой, вздыхая. Он тоже смотрит в окно — на снег, падающий крупными хлопьями сверху, — а потом обращает взгляд на Кейджа, зачарованно за этим наблюдающего. — Ты же не любишь зиму. — Не-а. Просто снегопад красивый, — Джонни разворачивается на стуле и обращается к Такахаши. — Там крыша открыта, хочешь посмотреть? — Хочу.