Октябрьская проза

Между мной и Ромкой было четыре года разницы, и когда я уже выпустился из университета, он только поступал на первый курс. Не очень удобная разница. Слишком большая для погодок, и при этом не достаточная для того, чтобы быть безусловный авторитетом в глазах младшего брата. Ну и в учёбе тоже. К тому же мы совершенно не похожи внешне. А однофамильцев в университете полно. Тем более, если твоя фамилия — Смирнов. Я семь лет подряд был «кондором» — так в нашем университете называют студентов из спортивных сборных команд. Я ещё школьником стал кандидатом в сборную при университете по футболу и во время межрегионионального чемпионата хорошо показал себя, за что тренер — Борислав Иванович — взял меня к себе. По моим следам пошёл и Ромка — на первом курсе сразу вступил в секции по футболу и через два месяца стал кандидатом в «кондоры»… А я уже у тому времени выпустился и оставил команду, но иногда, всё же, заходил проведать и узнать про успехи брата. Как и в этот вечер. Большие электронные часы над стадионом показывали семь часов вечера. Я шёл в сторону здания спортивного клуба, где находились передевалки. У входа меня встретил Борислав Иваныч, и он, и я были искренне рады этой встречи. — Ну как дела, Витька? Работаешь? Я кивнул. Армия мне уже не грозила — я прошёл военную кафедру, и работал сейчас в тренежерном зале. — Молодец! В субботу матч будет — приходи, если сможешь, здесь тебе все рады! — Обязательно приду! Ромка как, играет? Борислав Иваныч чуть скривился и отвёл взгляд в сторону. — Нет, Роман в числе запасных. Я был удивлён. Ромка всегда хорошо играл. — Что-то случилось, Борислав Иваныч? — Да просто дурь подростковая. Пройдёт. Ты в кандидатах тоже не подарок был. Просто поговори с ним насчёт хамства и невыполнения заданий. — Уж я-то поговорю с ним! В миг как шёлковый станет! — проговорил Витя, стиснув кулаки. Ещё через несколько минут беседы на парапете появился сам виновник торжества — он вытирал мокрые волосы полотенцем. — Витька! — Рома улыбнулся. На приветствие я ответил, но решил не оттягивать назидательную беседу до дома — дома ждут фильм и чипсы, и портить весёлое настроение не хотелось. — Мы пойдём, Борислав Иваныч. До свиданья! — сказал я, быстро разворачивая брата в сторону и подталкивая к выходу. — Дай-ка, Ром, своё полотенце, — тихо сказал я. Брат ничего не заподозрил и молча кинул мешок со сменкой, а сам пошёл вперёд, что ж, это было мне на руку. — Как дела с тренировками? — спросил я между делом, выуживая полотенце из мешка и скручивая его. — Всё пучком! И тут я стеганул его по заднице скрученным полотенцем. — Ай, ты чего! Витя! — А вот чего! — хлесть! — а если батя узнает — ещё покрепче влетит! — Витя бы не рассказал, но блеф сработал на ура. — Ой! Ну, не говори ему! Ой! — Пучком, значит, всё у него! — хлесть, ещё раз. — В Борислав Иваныч чего на тебя жалуется, а? — Да я просто… Подурачился. И всё. Нормально всё! Ещё несколько раз мне удалось шлёпнуть изворачивающегося братца, пока тот не отскочил на безопасное расстояние. Я стал подходить к Ромке, помахивая полотенцем, которое, к слову, не причиняло никакой серьёзной боли, да и я не бил сильно, скорее в назидание, чем в наказание — проучить мальца. К моему удивлению, Ромка вдруг захохотал. — Не понял. — Прости, Вить, но… — он снова засмеялся, — ты… Ты с этим полотенцем похож на рассерженную повариху! — и Ромка снова заливисто засмеялся. А я и сам представил себя со стороны, Боже, как же это нелепо, наверное выглядит! Хорошо, что уже сумерки, людей на стадионе почти нет. — И мне ни капельки не больно! — Курица довольна, — передразнил я, бросив полотенце в сторону, — но чтоб я жалоб от Борислава Иваныча больше не слышал, понял? Брат согласно кивнул, и мы опять засмеялись. И довольные пошли домой.