Картины преступлений

Прошло несколько дней с момента перестрелки. Виктория не желала общаться с Малис. Она винила девушку в смерти своей подруги, в свою же очередь девушка не пыталась что-то доказать или объяснить Виктории. Художница смотрела ненавистными глазами на ту, на которую раньше смотрела глазами полными любви. Виктории уже надоедало, что вокруг Эванс одно враньё и убийства. И как назло, когда хотелось отвлечься от всего плохого через просмотр телевизора, как раз таки там и говорили эту противную ложь. "Мари Уварова, владелица крупного банка нашего города, была убита в ходе перестрелки. 7 человек убиты на месте, включая саму девушку. Расследование пришло к тому, что зачинщиком этого кровавого происшествия является сама Уварова. Также удалось выяснить, что мотивом являлся нерешенной спор между её людьми. С горячки девушка открыла огонь. Как вывод, 6 убитых и один суицид. Следствие утверждает, что поскольку Мари Уварова была виновницей данного происшествия и по ее вине погибли люди, она не смогла это пережить и решила таким образом избежать судебного наказание через смерть собственными руками." – Скажи, сколько процентов правды в этой лжи? — Виктория даже не подняла взгляда на Малис. – Её мало, но она же самая важная. Мари и правда главная виновница своей же собственной смерти. – Глупее тот, кто мог усмерить другого глупца, но не сделал этого. – Я думаю, что смерть это тоже самое усмерение, только вечное уже. – Знаешь что? Ты должна благотворить тех людей, кто ещё наивно верят, что ты исправишься. А ты таких людей отдалила от себя на этаж выше. И зря. – Это моё дело, кого и куда отправлять. Не твоё. Пощёчина. Малис в шоке уставилась на злую девушку, которая только что посмела её ударить. – Ладно, смотрю, я тебя сильно раздражаю своим присутствием. Поеду тогда в одно место, чтобы ты меня не видела, — Эванс двинулась к выходу. – Куда это? – На кладбище. – Чувствую, скоро это будет самое посещаемое место твоё, а гляди и новый дом, — Виктория словно как хищник скалилась и призирала. – Да иди ты, — бросила кроткое девушка в ответ и вышла из дома. Поездка на кладбище для Малис являлось редким случаем. Девушка никогда не любила эти места. Поэтому была на кладбище лишь два раза. Когда были похороны матери, а зачем и похороны отца. Убирать могилы своих родителей Эванс давала поручения другим людям. Сейчас она подходила к могиле одного из своих людей, что отдал за неё свою жизнь. Николай улыбался на фотографии, что была на его памятнике, а ведь казалось совсем недавно он был рядом и до него можно было прикоснуться. – Я сдержу свое обещание, будь в этом уверен. Одно я уже сдержала, ты рядом со своей любимый семьей, — после этих слов Эванс положила парное количество гвоздик на каждую могилу. Их было три. – Зря ты мучил себя всё это время. Я не думаю, что твоя Галя и дочка винили бы тебя в их смерти. Это водитель Камаза влетел в вас со стороны твоей жены с ребёнком. Я буду вас навещать, как и могилу Мишки. Его положили рядом с его мамой. Больше у него никого не было. Ну а мне пора... Думаю пора уже навестить того, кого я давно уже не навещала по некоторым причинам своей внутренней борьбы. Девушка шла куда-то дальше по кладбищу. После каждого шага что-то внутри неё поднимало лёгкую тревогу. В какой-то момент девушка хотела даже развернуться и уйти отсюда. – Мама...Пап... Фотография улыбающейся женщины и мужчины с серьёзным выражением лица встретили её. – Я надеюсь, что рая и ада не существует. Надеюсь, что вы меня не видите сейчас и не слышите, но я хочу это сказать..., — а присела на скамейку, что вла напротив могил её родителей. – Мне стыдно. Я знаю, что вы не этого от меня ожидали, но я знаю, что я делаю. Однако,— её интонация голоса поменялась на более грустную. – Делает ли это меня счастливой? Нет. Я не могу нормально быть со своим любимым человеком. Знаешь, мам, она немного мне чем-то напоминает тебя. Она какая-та удивительная, мне кажется, мы обе не понимаем в какой именно момент влюбились в друг друга. Это случилось когда мы впервые раз встретились на выставке или когда она пришла в первый раз ко мне домой? Сложно, пап, мам, но я влюбилась. Она ненавидит меня, я знаю это прекрасно, но цель есть цель. Эта цель стала частью моей жизни. Я думаю, ей наконец рассказать все как есть с моей стороны, но чувствую, что не поймёт всё равно. Малис о чем-то задумалась, просидев на могиле своих родителей долгое время. – Руки от меня убрали! Я сейчас вам такое устрою! — я орала и била посуду. – Вам стоит прекратить это безобразие. В любой момент может прибыть хозяйка, — пыталась меня успокоить Юлия. – Да лучше бы она вообще больше никогда не приезжала бы. – Вы ответься мне на вопрос, зачем Малис нужно было бы себя выставлять трусом из-за глупости вашей подруги? Мари не просто глупой была, которую интересовали лишь дорогие безделушки, а ещё трусливой. – Заткнись! Ты вообще такая же обманщица, я не верю тебе. Строила из себя всегда такую хорошую, а на деле сама готова убивать людей. – Я никогда себя никем не строила. Это вы меня так воспринимали. – Ой, заткнись. Давай вали и жди свою Малис, от меня отвали. – А представьте, если бы Мари убила бы Малис. Так же винили бы её за то, что Эванс приехала туда? Такой вопрос меня немного сбил с толку. Я представила, как Малис лежит в своём гробу, а рядом стояла Мари и улыбалась мне. – Ты что мне тут ерунду говоришь! Путаешь меня! — начала я сильней агресировать на горничную. – Истеричка, — злобно гыркнула на меня Юлия и ушла. А я в шоке замерла. Это что сейчас было? Да она оборзела! Я хотела разбить очередную тарелку, как кто-то сильно схватил меня за руку. Малис. – Мне надоело это всё, собирайся. Нам надо в одно место. – Никуда я с тобой не пойду! — я готова была впиться ей в глотку. – Если ты сейчас не поедешь со мной спокойно, твои родители трупы, — девушка была на удивление спокойной. Я проглотила ком обиды и злости, последовала за своим врагом. Каждый шаг за ней заставлял меня чувствовать себя предателем перед своей покойной подругой. Мне начинало всё сильнее и сильнее рядом с Малис находиться мерзко. Я не знаю куда мы держим путь, но если это очередной сюрприз от Эванс, я его испорчу. Хватит с меня. Мне нельзя её любить. Именно она же разрушала мою спокойную жизнь. Такое не прощают. Простит только самый отчаянный идиот или просто психопат, а я всегда считала себя адекватный человеком. Меня удивило, что по виду из окна, мы выехали из города в какую-то сельскую местность. Зачем мне тут быть? Что она задумала? Просто убьёт меня и закопает в лесу? У меня началась паника. Малис схватила меня за руку: – Я вижу, как ты начала дрожать. Я не понимаю, почему ты настолько плохо обо мне думаешь. Никто тебя не тронет. Я люблю тебя, дура. Всё что в ответ от меня она получила это моё фырканье. Она правда верит, что я начну её слушать? Не желаю иметь что-либо общего с убийцей. Мы вышли из машины и направились в знакомое мне место. Точнее, не лично знакомое, просто это место было очень похоже на конюшню... Звук копыт. – Да ладно? Как? Это моя мечта! — я подбежала к чёрной лошади, что только что вывели из конюшни. Откуда девушка знает так хорошо меня? Я так обожаю лошадей. Их вольных характер, гриву и милую мордочку. Пока я гладила лошадь, девушка сама вывела другую лошадь, чисто белую. Эванс нежно гладила её и кормила разрезанной вдоль морковкой. Было видно, что белой лошади девушка нравилась. Я подошла к ним: – Странно, что ты понравилось лошади. – А что здесь странного? — не поняла Эванс. – Животные чувствуют где плохой человек, а где хороший. – Ну значит ты мало что обо мне знаешь. – Я? Достаточно, чтобы разлюбить тебя. – Разлюбить и снова полюбить, — улыбнулась своей наглой улыбкой. – Садись, прокачу. – С тобой? А есть кто приятнее и надёжней? – Села, блять! — она схватила меня и посадила на лошадь. Было страшно очень, пока, если честно, Малис не села сзади и не схватила повод в свои руки. Она была так близко ко мне, что её дыхание словно гладило меня по шеи. Она сжала немного лошадь со обеих сторон своими шенкелями (часть ноги, от колена до щиколотки). Я завизжала от восторга, потому что лошадь пошла. – Ты и на лошади умеешь ездить? – Ну да, а что? – Такой плохой человек, а многое умеешь. – Кстати по поводу плохих людей, я готова рассказать всё, что на деле происходит в моей жизни. – Да я и так всё знаю. Убиваешь людей и торгуешь их органами ради денег, а ещё ты псих. Тебе нравятся на деле картины эти уродские, просто сложно признаться, да? – Всё мимо. – Да, конечно, верю, — сарказм. – Я решила сегодня убрать недопонимания между нами, поэтому, прошу, слушай меня внимательно. – Ну. – Я встретилась с детства с одной проблемой в нашем мире. Биоэтика. – Био...что? – Вопрос о том, может ли донорство быть недобровольным. Добровольность такого дела сгубила мою семью, и не только мою, а миллиона несчастных людей. Я верю, что на чужом горе счастье своё не построишь, но вот на чужой смерти жизнь - да. Вот скажи, я монстр для общества? – Конечно! Ты сплошной вред. – Жертвую своей честью и душевным покоем ради счастья многих людей. – Что? - возмутилась. – Помнишь того мужчину, что стоял передо мной на коленях и благодарил меня? – Да, а что? – А помнишь мёртвого юношу, которого ты рисовала? – И? – Смерть юноши спасла счастливую семью того мужчины. Я меняю одинокую жизнь на счастье целой семьи. Враг для общества? Я? А как так вышло, что у меня нет врагов? Твоя подруга не в счёт, у неё другие мотивы были, сама знаешь. Очнись, люди в моём доме это добровольцы. Они сами решили для себя мне помогать, потому что они восхищены мной. – Нашлись аморальные уроды как ты, и? А другие люди что скажут? – Ну а что ты мне можешь сказать, другой человек? — она хмыкнула. – Если кто-то из твоих самых близких и дорогих людей будет умирать, какой будет твой выбор? Этот человек или одиночка? – Одиночка сам должен решить. – Ну а если он откажет? А тут я. Ты будешь благодарить меня за спасение твоего человека или обвинять какой я плохой и жестокий человек? – Не играй на моих чувствах! – Это не игра, это реальность, Виктория. Я тебе больше того скажу, что других и нет. Даже если какой-то безумец найдётся как ты, он ничего знать о моём деле не будет. – Стоп, кстати! Если твоё дело под страшным секретом, то как находят тебя твои клиенты? – Всё легко и просто, солнце. Обо мне узнают уже потенциальные клиенты. У меня свои врачи, которые сообщают одному из членов семьи, что их близкому нужен донор. А когда его нет, то говорят о моём чёрном рынке. Дальше лишь согласие члена семьи, если тот согласен, ему связывают глаза и отправляют на рынок. Таким образом о моём деле узнает только потенциальный клиент и сдать меня не может, так как маршрут нахождения рынка не знает. Там он уже может присмотреть и себе что-то. – Ага, оружие! Которым он может кого-то убить! – Почему если оружие, то сразу убить? Мы даём оружие проверенным людям. Тоесть, покупатель предъявляет нам все нужные справки по поводу его психического здоровья, а так же рассказывает мотив покупки. В основном это коллекционеры оружия или любители пострелять по банкам. Я не шучу. При покупке проверяется место хранение оружия. Мы следим за сомнительными клиентами, а чаще всего вообще не имеем с ними какие-либо дела. – Ладно, хрен там с этим оружием. Тебе не жалко жертв твоего бизнеса? Одиноких людей и так жизнь мучала. – Жалко, поэтому и заставляю тебя рисовать эти картины. – Причём тут жалость и картины? – Они не мои жертвы теперь, а часть уникального искусства. – Ты о чём? Ты говоришь как псих какой-то. – Объясняю. Их смерть из-за меня ужасна. Они по итогу просто жертвы ужасного человека, признаю, но... У них шанс стать искусством. Многим людям нравится что-то невероятное, поэтому такой стиль. Что-то пугающие, но завораживающие. К таким картинам можно даже придумать легенду, свою какую-то историю. Добавить ту же мистику, мол дух заточён в этой картине, и прочая чепуха, что нравится людям. Они умрут не зря, при этом родятся прекрасным у ценителей искусства. Я поэтому начала ходить на выставки. Искала художника, что сотворит это. Только вот это оказалось очень сложно. Никто, кого я встречал, не смог идеально передать эмоции. Пока не встретила тебя. – Меня? – Да, ты была ближе всего, чем остальные. Дала мне надежду, чтобы я не сдалась в поисках. Правда, я не ожидала, что ты придёшь ко мне сама, и даже потом удивишь. Ты так замечательно передала мой взгляд тогда. Решила, что ты для этого подойдёшь. Сердце подсказывало, что ты вновь сама же придёшь ко мне. Так и случилось. Я решила для себя, что надо действовать. План был такое, просто пихать тебе эти фотографии, а ты рисовала бы их, и их видели бы люди и восхищались, покупали бы. Только вот всё рухнуло, потому что ты узнала одну из моих жертв. И ничего не вышло. Я боялась одного, это потерять тебя. Как художницу, и как девушку. Теперь придётся по другому. – Как? – После моей смерти я укажу в своём завещание, чтобы эти картины отдали в музей искусств. Эти картины будут частью страшный истории об ужасном человеке, что любил лишь деньги. Я создам уникальную историю этим бедным одиночкам. – Я не знаю как это комментировать. Малис положила свой подбородок мне на моё плечо и сказала: – Не надо ничего комментировать. Просто твори. Твори ради них. Ты можешь меня ненавидеть, но и люби, прошу. После моей смерти все будут плевать мне на могилу, не зная всей моей истории, но только не ты. Посади на моей могиле Паучью лилию. – Паучью лилию? Почему именно её? – Это цветок смерти. Летом он белый, а осенью становится красным, как будто впитал в себя кровь. – Малис... – М? – Мари и правда обманула тебя и оказалась трусихой? – Да, правда. – Я накаталась. Эванс оттянула свой корпус чуть-чуть назад, как и повод на себя, полная одежка. Лошадь послушно остановилась. Она спустила меня с лошади и крепко обняла. – Прошу, пойми меня. Я готова была этим заниматься, но не ожидала, что влюблюсь. Теперь это мешает нашей любви, но бросить теперь не могу. Прими меня со всем этим. С кровавыми руками, прошу тебя, Вик. – Я буду рисовать как и раньше, а по поводу любви... Сама знаешь, сложно. Она смотрела на меня своими глазами, полными боли. – Я... понимаю тебя, — выдавила я из себя и обняла её в ответ. Её можно понять, но только тому, кому она помогла и кто её всё равно любит... Наши тела снова стали ближе к друг другу как и раньше. Обнаженные и возбужденные. Тяжелое дыхание и её тёплый язык. Ритмичные движения и громкие стоны. Что ей ещё нужно сделать, чтобы я точно не простила? Сложно сказать, потому что я смогла ей простить даже смерть своей единственной подруги. Я позволяю ей касаться себя, и не только. Её длинные пальцы внутри меня заставляют её прощать раз за разом, причём с большим удовольствием. – Ммм, Малис, как же ты свела меня с ума! — я на пике удовольствия. Под ней, в её власти, а она во мне. Её улыбка... Её руки, а глаза... – Моя девочка. Любимая и понимающая, — ещё пару сильных и последних толчков, и я закатываю глаза, издавая протяжный стон.