setting fire to our insides for fun

К исходу первого часа однообразный бит из колонок начинал изрядно действовать на нервы. Если бы... Если бы он перестал стучать в ушах Уена хоть на секунду, на одну чертову секунду, то... Слишком потянувшись за соблазнительной мыслью, пальцы Уена снова сбились с пассажа; гитара так жалобно закричала, что тут же захотелось ее разбить, а Хонджун спрятал лицо в ладонях и простонал: — Нет, ну это просто невозможно. — Мне кажется, что если бы ты выключил бит, у меня тут же идеально все получилось бы, — убийственно вежливо процедил Уен. — Нет. Это метроном. Смысл учить соло без него, если на концерте ты не сможешь сыграть в ритм? Уен не нашелся, что ответить — грубить не хотелось, схлопотать в ответ тем более, поэтому он просто зло проскрипел зубами. В ритм. — Я за кофе. Вернусь, когда выучишь свою партию, — Хонджун встал со своего кресла за компьютером и вышел из студии. «Зря я поддался твоим уговорам и взял тебя в группу» от Хонджуна так и осталось неозвученным, за что Уен был ему благодарен. Но не от всей души. Знал же, зараза, что Уен не мог заниматься, если Хонджуна не было поблизости. Во-первых, потому, что Уен был единственным в их группе самоучкой до мозга костей, а потому в принципе не был знаком с концепцией «чтобы хорошо играть, нужно заниматься». Вместо этого Уену нужно, чтобы его кто-то контролировал — желательно Хонджун, как самый умный, опытный и требовательный. Во-вторых, без Хонджуна рядом у Уена попросту не было мотивации заниматься. А смысл играть музыку, если самый важный человек ее не слышит. Поэтому вместо того, чтобы учить свою партию, как ему Хонджун наказал, Уен отложил гитару, уставился в окно — дождило, — и задумался о своем поведении. О всей их истории в целом. Хонджун собирал их, как бездомных животных, которые когда-то были очень любимыми и нужными, но со временем осталось только желание задушить их. Он заботливо подбирал их с улицы, спасал из подворотен и рабских забегаловок общепита, кормил, отмывал и снова учил их верно любить. Так было с каждым из них, но на последнем система сломалась — Уен сам нашел Хонджуна. Спасать его, конечно, не нужно было — не то, чтобы Уен такое умел. Умел только играть на гитаре (нет) и на нервах — зато благодаря последнему он всегда получал то, что хотел. В один прекрасный день он разглядел крошечного Хонджуна за огромным диджейским пультом в в клубе, и не смог противиться желанию подойти и познакомиться любой ценой. Выяснилось, что Хонджун продюссирует музыкальную группу. Которой требовался гитарист. Очевидно, это была судьба, не иначе. С тех пор Уен вообще ни на секунду не отлипал от Хонджуна, пока не добился своего и не уговорил его впустить к ним. Потом отлипал от него только тогда, когда надо было подурачиться с их вокалистом Саном — он булка такая, что если ему не оказывать должного внимания, то грустно будет всем. Без негатива. Если Санни не улыбается, то грустно всем без исключения. Хонджун держался от всех участников на расстоянии и каждый раз подчеркивал, что он вообще не числится в группе (хотя только благодаря нему «ATEEZ» и существуют). Он усиленно делал вид, что музыку умеет только продюссировать, и вообще он не при делах. Но Уен знал (как раз потому, что не отлипал от Хонджуна), что на самом деде тот профессионально играет на виолончели. И волшебно поет. Поначалу думал, что у него какая-то травма, раз он этим не занимается сейчас и вообще хранит в секрете, но потом докопался до сути. Хонджун просто очень закрытый и не слишком высокого мнения о себе. Ему просто нужен был кто-то, как Уен, который пробьется через толстый слой недоверия и поселится где-то глубоко в сердечке — оказалось, там очень просторно. Сердце у Хонджуна огромное. С тех пор он стал чаще притаскивать кофр с инструментом в их студию, и даже прямо перед Уеном записывать несколько сэмплов, которые потом, к сожалению, миксовал до неузнаваемости. Такого Хонджуна хотелось спрятать в кармашек. Хотелось отмыть, откормить и залюбить, как он сделал с ними всеми; хотя Уен и не умел, но ему правда очень хотелось. Он никогда не мечтал о чем-то большом. Просто о счастливой веселой жизни. Об обыденных вещах — вкусно и много кушать, смеяться с друзьями, путешествовать по миру. В отличие от него, Хонджун мечтал всегда по-крупному. Он думал о взрыве музыкальной индустрии, о триумфальном восхождении на вершины чартов. Думал о звездах и каких-то метафизических материях. Уен не понимал, но терпеливо слушал обо всем и обнимал Хонджуна. Хонджуну хотелось подарить все звезды всего небосвода. Он и сам в каком-то смысле стал путеводной звездой для Уена, которую тот, оказывается, всю жизнь искал. Усилием воли Уен вытащил себя из размышлений. Как ни странно, навязчивый бит, который Хонджун, уходя, конечно же не выключил, уже не действовал на нервы и вообще отпечатался где-то на подкорке. Не такой уж он был и навязчивый, в самом-то деле: Юнхо ведь очень старался, записывая его. Уен взял многострадальную гитару в руки. Пассаж получился с первого же раза. И даже во второй раз получился. Хонджун нашелся в коридоре возле автомата со снэками. Он втыкал в телефон и, судя по всему, совершенно позабыл о том, где находится и чего он хотел. Уен приблизился к нему, обнимая со спины. — Кажется, я нашел нам клавишника, — промычал Хонджун, не отвлекаясь от экрана. — А я выучил соляк. Зачем нам клавишник вообще? — Надо. Я хочу клавишника. Помнишь же, что я мечтаю записать фит с Чонхо? Нам нужна серьезная и хоть немного академическая музыка, чтобы он нами заинтересовался. — Я думал, за академичность ты у нас отвечаешь. И немного Минги. Знать не желаю, о каких своих симфониях вы там шушукаетесь наедине, — Уен высунул язык. — Хороший клавишник хоть? — Угу. Закончил консерваторию. Не сумел трудоустроиться. Играет «Сурка» Бетховена детям в музыкалке. Иногда хочет повеситься. Звать Пак Сонхва. — И где ты его нашел? — Знакомый Юнхо. В принципе, это был исчерпывающий ответ. У Юнхо знакомых было пол земного шара. И почему-то все оказывались хорошими людьми, под стать самому Юнхо. — Пойдем. Покажешь, что выучил. Перед тем, как вернуться в студию, Уен все-таки распотрошил соседний автомат с кофе, потому что Хонджун, как только вышел, сразу же забыл, зачем он вышел. Эта черта в нем загадочным образом не раздражала, а умиляла. Уену не требовалось смотреть на свои руки или в ноты (он их все равно так и не выучил), чтобы пассаж получился идеально еще раз. Достаточно было смотреть на Хонджуна, свою путеводную звезду — его внимательный взгляд, сосредоточенное лицо, расслабленная поза. Уен очень гордился тем, что заслужил доверие своего самого важного человека. Он продолжил играть дальше, рифф на последнее проведение припева, и Хонджун невольно начал тихонечко ему подпевать своим прекрасным голосом, о котором знал только Уен. Это значит, что у него очень хорошо получается играть. Это значит, что новая песня выйдет хитом. Что, возможно, сейчас они с Хонджуном могут придумать новую песню. Что у «ATEEZ» будет хороший клавишник. Это значит, что все хорошо — и это главное.