Без Сожалений

Вот что значит быть лучшими друзьями. Вот для чего они нужны. Чтобы помочь не сорваться в пропасть.

♪ Current Joys — My Nights Are More Beautiful Than Your Days ♪

      Чейз никогда себе в этом не признается, но ему было неприятно и противно. В первую очередь от себя. И это было странно. Он вспоминал напуганное лицо Ноена, по которому по капле скатывались слёзы, и ему становилось не по себе. Неужели он довел этого ребенка до подобного состояния одним лишь своим поступком…? Неужели он действительно сумел это сделать? Тошнило от самого себя. Чейз хотел как лучше, но получилось как всегда.       Он не понимал, почему вдруг испытывал такие противоречивые чувства, поэтому лишь сжимал в руках руль до побеления костяшек. Перед глазами вместо дороги всё время мелькали зелёные глаза Ноена, передающие собой такую ядерную смесь эмоций, что неосознанно мутило от того, насколько он был открытым для него. Для него. Открытым. Для него. Он прятался, зажимался, пытался скрыться, но всё равно обнажал эмоции так просто, что Чейзу мгновенно становилось неуютно. Потому что он так не умел. Хадсон запирал дверь в свое сердце на засов, чтобы ни единая слабость не могла проскользнуть в жизнь из недр его души.       Он понимал, что его эмоции настолько сложные, как и он сам, что, если им удастся выйти на поверхность, то может произойти непоправимое. Мужчина прилагал немалые усилия для того, чтобы держать их под контролем, так как чаще всего ему срывало крышу, а ярость застилала собой абсолютно всё, из-за чего возникали проблемы в будущем. Он отчётливо это осознавал и придерживался подобного правила на протяжении долгого времени, но в случае с Ноеном плотину чувств прорвало, и он не сдержался. Чейзу было противно, что он позволил собственной слабости взять верх. Тошно, что Ноену пришлось испытать на себе проявление этой слабости. А ещё было тоскливо.       Это являлось пущим нонсенсом во всей сложившейся ситуации. Злоба выжигала в нём всё, хотелось ещё раз выместить пар, но вновь рисковать он не решился, тем более на смену ей пришла тоска. Он тосковал вместо того, чтобы злиться, потому что злость давно отступила, отдаваясь лишь слабыми отголосками. Это всё вынудило Чейза вспомнить, что когда-то он уже пережил подобное, даже эмоции были такими же… едкими, болезненными. Ненавидеть Ноена за сказанные им слова было бы глупо. Он не ненавидел его и даже не обижался. Ему просто было неприятно снова столкнуться лицом к лицу с тем, с чем он не желал сталкиваться больше. Неприятно услышать схожие слова.       Мужчина старался обрасти плотным коконом, чтобы эти слова не кололи так больно. Он продолжал бороться с собой и своими эмоциями, заталкивая их обратно туда, откуда они выбрались. Хадсон кусал губы до крови, подсмотрев эту привычку у Ноена, так как не имел сейчас возможности закурить. Он сильно сжимал руль, стараясь делать равномерные вдохи и выдохи. Всё его тело пронзало иголками, выдавая огромное напряжение, но глаза… Они не горели гневом, они пускали мурашек по всему телу одним лишь взглядом, который был полностью наводнён тоской. И эта тоска пугала больше, чем его привычная ярость.       Ему было одиноко, — Чейз только сейчас это осознал до конца. У него было всё, чего он только мог пожелать, но он всё равно оставался одиноким. Хадсон закрылся, отомкнул клетку внутреннего зверя, откинув ключи куда подальше, чтобы не было возможности заново запереть его. Он позволил ему управлять собой, убеждая себя, что ему не нужны другие. Люди его не интересовали. Он рассматривал их только как-то, что может принести выгоду. Наверное, из-за этого у Чейза никогда не было настоящих друзей и отношений. Потому что он сам не мог стать настоящим другом и парнем.       Его, как и он сам, рассматривали только как источник выгоды, из-за чего мужчине не удавалось построить искренние взаимоотношения с кем бы то ни было, так что теперь Чейзу даже не верилось, что Ник постепенно становился ему ближе, чем кто-то когда-либо. Он раньше не сильно переживал на этот счёт, его всё устраивало, так как он считал, что быть одному намного проще. Всю жизнь Хадсон был близок только с семьёй, от которой всё равно прятался, не желая, чтобы она стала его камнем преткновения. Ведь семья была его главной слабостью. Чейз любил её, но силился отгородиться от нее… или отгородить её от себя?..       Хадсон проводил всё свободное время с собой наедине, со своими демонами, тараканами, внутренним зверем, поэтому друзей у него было хоть отбавляй. Он ложился в холодную постель, засыпал в ней и просыпался. Он завтракал в тишине и курил в тишине, когда мысли были намного громче, чем казалось. Он работал ночью, контактируя со всеми по минимуму, потому что Чейз ненавидел людей. Он убеждал себя в том, что ему хорошо с самим собой, ведь у него есть то, чего нет у других — свобода. Мужчина ни от кого не зависел, имея возможность заниматься всем тем, чем ему хотелось, и тогда, когда хотелось. Он считал это лучшим благом.       Но почему-то имея такую ценную свободу, счастливыми были те, кто проводили свои дни, влюбленно смотря друг на друга. Счастливыми были те, кто заливисто смеялись, крепко переплетая пальцы друг друга. Счастливыми были те, кто не стеснялись проявления чувственности в людных местах. Счастливыми были те, кто вдвоём ночью блуждали по мостовой, не испытывая такого саднящего одиночества. Они были счастливы, но он себя счастливым не ощущал. Чейз наблюдал за людьми и не понимал, почему ему не удается быть таким же. Он так старался отделиться от людей, что споткнулся о себя. Он же сам являлся человеком, чего он предательски не учёл.       Поэтому теперь до Чейза окончательно дошло. Он был попросту одинок. И было так странно осознавать, что буквально недавно Хадсон стоял на школьной линейке, прощаясь со школой и будучи восемнадцатилетним повесой, а теперь он уже тридцатилетний мужчина, имеющий разбитое сердце и коротающий бессонные ночи в собственном баре из-за чрезмерно тягостных раздумий о том, что, кажется, он прожил впустую все годы своей жизни, раз теперь единственное, что утешало его, являлось сломленной малолеткой. Сейчас, в это мгновение, Чейз понял, какую власть имело над ним время и как оно довлело над ним. Кажется, по этой причине он так преследовал Ноена… самому всё ещё хотелось ощутить дыхание юности себе в затылок.       Но с каждой секундой он начинал ненавидеть одиночество, ненавидеть стены собственной квартиры, в которой было так пусто, холодно и безжизненно… Даже не держа окна нараспашку, можно было ощутить тот могильный холод, леденящий душу и сковывающий мужчину все сильнее. Этот холод был настолько неприветливым, что Чейз чуть ли не сходил с ума, проводя время там, где, казалось, был настоящий рай. Он испытывал дискомфорт в квартире, которую сам же обустраивал по своему вкусу. Здесь не чувствовалось живой души, здесь всё было мертво, как и в душе обитателя. Не ощущалось тепла, который кто-то мог бы привнести за собой… Он только теперь осознал, как же он ненавидел одиночество. Людей. Себя.       Но почему-то взглянув на Ноена, Чейзу сразу же захотелось стать ближе. Ему хотелось протянуть руки к нему, как к обогревающему солнцу. Мужчина увидел в нем что-то искрящееся, что могло бы зажечь в нем былой огонь и согреть. И это несуразица, но, наблюдая за Ноеном, сидящим на его кухне, спящим в его кровати, пользующимся его ванной, ему стало казаться, что именно Ноен дополнял картину его неуютной квартиры, вмиг освещая её тем ярким светом, которого так долго не было в его жизни. Именно Ноен был тем недостающим кусочком пазла. Только он сумел бы принести за собой долгожданный уют, взмахнув одной лишь кистью руки. Рисуя невольно в голове картины того, как Ноен жил бы с ним, проводя всё свободное время возле него, душу неосознанно окутывало тепло и пробуждалась… нежность? Желание быть… рядом?       Чейз помотал головой, пытаясь вытряхнуть из головы настойчивые картинки и не думать о том, что именно желание не являться больше одним, которое затмевало собой рассудок, было причиной того, что даже после того, как Ноен покинул его квартиру, на балконе, в кресле, все ещё лежал плед… С отсутствием Ноена квартира вновь ощутимо опустела, превратившись в ледяные владения короля. Даже Кассандре, живущей с ним, не удавалось пробиться через ту стену одиночества, которое он возвел вокруг себя.       Тем временем мужчина ощущал ярую нехватку в Ноене. Не любящий тактильности, Чейз всё время испытывал желание дотронуться до Ноена. Ему хотелось его снова поцеловать, и он не понимал почему. Хадсону просто хотелось вновь попробовать чужие сухие губы на вкус, обнять, прижав к себе, оставлять множество следов, означающих то, что эта прелесть — вся для него. Эта малолетка будоражила в нем всё, оголяя каждую эмоцию, которую можно было только обнажить. Эта малолетка сводила его с ума. Он ощущал то, чего так давно не мог ощутить. Мужчина так хотел приблизиться к Ноену, что совсем запутался, для чего, почему и, главное, как…       И все эти сложные терзания происходили у него глубоко внутри за один несчастный миг, длившийся намного дольше. Самому хотелось тепла, даже самого незначительного, но внутренний зверь невыносимо рычал, требуя большего, требуя присваивания мальчишки себе. Но ледяное царство на то и ледяное, чтобы скрывать все глубоко внутри без шанса на то, чтобы кто-либо увидел. Поэтому Чейз никогда так глубоко не заходил, потому что знал, что если зайдет за грань, он тронется умом из-за собственных же эмоций.       Он напряжённо смотрел перед собой, сжимая руль все сильнее, сохраняя небывалую выдержку. Его начинало понемногу злить, что даже собственный разум играл с ним злую шутку, подкидывая мысли и картинки того, о чём не хотелось думать на данный момент. Он думал о Ноене. Все мысли как назло сейчас крутились вокруг этой бестии, которая своими словами выудила на поверхность то, о чем даже не догадывалась. И Чейз, кажется, впервые задумался не о своих эмоциях, а о чужих…       «Блять, почему ты не задумаешься, хотя бы на секунду, о том, что Ноен мог испытывать, когда произносил те слова? Думаешь, он стал бы это говорить, если бы не был напуган? Он защищает его, думая, что любит, но на самом деле просто привязан. Очевидно же, что он боится оказаться ненужным, поэтому так упрямо держится даже за того, кто не может предоставить ему то, в чем он нуждается. Он же ещё совсем ребенок, ты не знаешь, что с ним происходило до вашей встречи. Ты не знаешь, через что ему, блять, пришлось пройти. Ты не знаешь, через что ему приходится проходить каждый день. Ты нихуя о нем не знаешь, но думаешь, что имеешь право на то, чтобы вынуждать его делать то, что считаешь правильным для него.       Он ребенок, он же, черт возьми, ребенок, который запутался и не знает, что правильно! Он совсем ещё маленький, а ты напираешь на него… Ему же страшно. Он боится. Он не готов к такому. Он настолько напуган, что боится попросить помощи. Он запутался настолько, что не видит, кого можно считать за друга, а кого за заклятого врага. И ты по-прежнему не знаешь, что ему приходилось испытывать, а значит, ты не имеешь права находиться рядом с ним, что-либо требуя. Ты вспомни ещё раз его глаза… Он смотрел на тебя взглядом побитого комка шерсти, брошенного всеми. Ты же видел его страх, ты отчётливо ощущал его на себе. Он плакал перед тобой, блять, уже в который раз, потому что ты не можешь себя держать в узде!..       …Он не может сдержать свои эмоции, потому что этот глубинный страх настолько его сжирает, что от него совсем скоро ничего не останется. Его глаза скрывают за собой такую боль, которую ребенок в его возрасте не должен испытывать. Он носит на своих плечах непосильную ношу, не зная, куда её сбросить или же с кем разделить. Он хранит в себе ту маленькую искорку, чтобы совсем не сгинуть, а ты продолжаешь хвататься за нее, будто бы она — твое спасение. Ты пытаешься спасти себя, уничтожая его. Ты ничтожен, ты отвратителен, ты попросту мерзок… Ты втаптываешь его в грязь похуже, чем тот же ублюдок… И всё равно в глазах этого ребенка намного больше доверия к тебе, чем к нему.       Он бы поделился той искрой, я уверен, я, блять, уверен, но ему по-прежнему всё так же страшно… и некому его выводить из этой беспросветной мглы. Он запутался, это маленькое дитя не знает, за чем ему следовать и куда. Он не знает, что ему делать и стоит ли вообще пытаться, а ты не прекращаешь попыток его донять. Ты своими действиями все ближе приближаешь его к бездне, откуда нет возврата никому. Он уже сказал, что ненавидит тебя. А что же будет потом, когда слова закончатся? Не стоит доводить все до крайности…       Он ясно дал понять, что не нуждается в тебе, хоть и сам не уверен в сказанном. Так зачем же пытаться добиться чего-то, что уже давно покорено не тобой? Покорено чем-то, что намного сильнее тебя. Чем-то, что имеет бо́льшую власть над каждым человеком. Его боль и боязнь сильнее моего желания. Поэтому, наверняка, лучшим решением будет оставить его в покое. Ты должен дать ему время. Чейз, ты слышишь? Ты должен дать ему время. Прекрати его мучить, а тем самым и себя. Вам обоим нужен отдых…»

***

♪ Carpetgarden — Breathe ♪

      Приняв подобное решение, Чейз испытал самое что ни на есть настоящее облегчение. Вмиг стало легко дышать, а голову прекратил сдавливать болезненный обруч. Виски всё ещё периодически покалывали из-за усердного анализирования, но тело постепенно стало расслабляться. Мужчина позволил себе коротко улыбнуться. Ничто не способно было его порадовать в последние недели, как это простенькое на вид намерение. Но какой ценой Хадсону пришлось прийти к нему!.. Это был титанический труд для Чейза, и даже невозможно подобрать слов, описывающих всю ту бурю, которая происходила у него внутри.       Намерение не являлось напускным, — если он решил, он непременно так и поступит. Подобный вердикт нелепой ситуации, которая сложилась, казался самым подходящим. Тревожащие мысли, заставляющие его испытывать раздражение на протяжении многих дней, постепенно отпускали его, теряясь где-то на задворках разума. Совсем скоро мужчине стало куда намного проще смириться с тем фактом, что с Ноеном у них ничего и никогда не могло получиться, пускай и начавшись крайне необычным способом. Им овладело явное намерение отпустить парня. Его непонятная для самого себя одержимость перестала иметь над ним огромную власть, поэтому ничего не составляло труда запереть её в самых дальних уголках памяти, там, куда он никогда бы не сунулся без веской на то причины.       С каждым прожитым днём, в котором отсутствие Ноена хоть и замечалось, но не так болезненно, как раньше, Хадсон понемногу стал забывать всё то, что ему пришлось пережить за длившиеся так долго недели. Юбэнкс казался бессмысленной выдумкой, которая привиделась ему в пьяном угаре. Он действительно сумел бы продолжить жизнь без Ноена, найдя частичку себя в чем-то (или ком-то) другом, но… у судьбы были на них свои планы.       Чем же таким занимался Чейз, что ему удалось отодвинуть мысли о парне настолько глубоко в воспоминания? Да ничем особенным. Он занимался тем же, чем и до Ноена, только теперь это выполнялось в спокойном, размеренном темпе, а не в неразборчивой суматохе, впопыхах и с вопиющим раздражением на сердце. Мужчина по-прежнему продолжал заниматься раскруткой своего заведения, работая там по ночам. Однако к этому ещё добавились и частые разговоры с родителями, которые регулярно звонили с вопросами о его совместной жизни с Кассандрой и успехах. Кстати, насчёт этой засранки… Девушке Чейз был как никогда благодарен за свою молчаливую поддержку и понимание. Изначальные саркастичные шутки насчет его внезапной влюблённости прекратились сразу же, как в его глазах была замечена небывалая до этой поры тоска.       Она обнимала его настолько часто, насколько он ей позволял, и этим Кассандра показывала, как же сильно она любила его и ценила всё, что делал для неё старший брат. Хадсон ответным жестом выражал свою благодарность. Девушка лишала его возможности остаться наедине, боясь рецидива даже без знания причины такого состояния. Хоть Чейз и вёл себя относительно нормально, беспокойство ни на секунду не покидало её встревоженную душу. Она была спокойна только тогда, когда он находился рядом с ней, крепко обнимая и утешая, что с ним всё в порядке. Они в свободное время часто проводили время вдвоём, и им совершенно не было скучно в компании друг друга. Оба чувствовали, как страх, цепко сковывающий душу каждого из них, неумолимо отступал, когда они находились вместе.       Чейз был безмерно счастлив, что в его жизни есть хотя бы один человек, который сумеет понять его даже в самый тяжелый момент, даже когда он сам не сможет себя понять. Он так сильно любил младшую сестрёнку, что готов был закрыть глаза на все те издевательства, которые она с ним вытворяла. Впрочем, он так всегда и поступал, зная, что это своеобразная манера проявления их любви друг к другу. Мужчина со стопроцентной уверенностью был убежден в том, что в сложный для любого из них период каждый, не раздумывая, бросится со всей серьёзностью намерений хоть в огонь, хоть в воду, не испытывая страха за собственную жизнь.       Помимо всего этого, Чейз уделял внимание прочтению книг, одиночным прогулкам с сигаретой во рту и простому созерцанию окружающего мира. Он никогда не задумывался о жизни других, ведь они совсем его не интересовали. Но с недавнего времени это стало необычным хобби мужчины. Он всматривался в лица мимо проходящих людей, дорисовывая уже в мыслях очертания их внешности из-за темноты, в которой он чувствовал себя намного уютнее, и сразу же воображение вырисовывало судьбы прохожих, которых ему посчастливилось повстречать на своём пути. Всякий из них был не похож друг на друга, но всё равно что-то общее прослеживалось у каждого.       В такие редкие моменты он разрешал себе задуматься о прошлом Ноена. Вспоминая его зеленые яркие глаза, которые, однако, всё же были потухшими, Хадсона почему-то неосознанно бросало в дрожь. Ему невольно становилось страшно из-за незнания того, что могло случиться с его бедным ребенком. Да, он всё ещё считал его своим… хоть и не имел на это никакого права. Мужчине хотелось докопаться до истины, какой бы она не оказалась, пускай даже если бы пришлось голыми руками рыть землю. Он моментально отметал эти мысли обратно, откуда они вылезали, прекрасно осознавая, что запретный плод слишком сладок, особенно если постоянно его обнажать наружу. Ребенок с мертвецки пустыми глазами одновременно пугал его и манил. Но отступить от собственного же твердого намерения не вмешиваться и не рушить его жизнь было бы позорно для такого человека, как он.       Хотя сомнения всё чаще одолевали его. Вернулись бессонные продолжительные ночи, которые тянулись хуже жевательной резинки. Подобной неуверенностью он мог поделиться только с одним человеком, который знал его намного лучше его самого. С Ником они встречались не так уж и регулярно, но всякий раз эти встречи были наполнены смыслом, ведь каждый из них выносил для себя что-то, что раньше не приходило на ум. Поэтому Остин совершенно не удивился, получив приглашение Хадсона в ресторан. Он ответил мгновенным согласием, желая уже давно наконец-то увидеться со своим другом.       Было около трёх часов пополудни, а на дворе уже стоял конец декабря. Приучить Ника к пунктуальности было невозможно, так что Чейз совершенно не удивился, когда пришел раньше положенного. Встреча была запланирована самим мужчиной, посему они должны были встретиться на 223 южном парке-авеню Нью-Йорка. Его выбор пал на французский ресторан под названием Boucherie Union Square. Перед входом в ресторан, где на белой вывеске было написано красными печатными буквами название, находилась небольшая деревянная конструкция с маленькими столиками и стульями внутри. Перед ней, в прямоугольных садовых горшках чёрного с жёлтым цве́та, были посажены декоративные растения в виде базилика, гейхеры и других. Этих горшков оказалось множество, а позади них стояли одно- или двухместные столики с всё такими же маленькими стульями. Около каждого из них был раскрыт большой красный зонтик.       Хадсона подобное великолепие ничуть не интересовало, он даже не заострил внимания на экстерьер, направляясь вовнутрь. Чейз, как обычно, оделся в излюбленном стиле, а это — чёрная водолазка, чёрные прямые брюки с кожаным ремнём и такого же цвета ботинки. На шее у него висела подвеска в виде креста, на пальцах — множество колец разнообразных форм, а образ завершало длинное пальто цвета обсидиана, так как на улице веяло прохладой. От самого же Чейза пахло духами Acqua Di Gio, распространяющими терпкий запах лайма, бергамота и других цитрусовых на приличное расстояние.       Зайдя в ресторан, он направился за стол, который заранее забронировал, и, поправляя волосы, всё время смотрел на часы на запястье, ожидая Ника. Мужчина уже привык, так что не так сильно злился или удивлялся этому. Он неосознанно рассматривал интерьер помещения, который его не поразил, но сумел понравиться. Помещение было в светло-коричневых и бежевых тонах, с большинством круглых светильников, которые ярко сверкали. Здесь стояли круглые столики с венскими стульями, и в основном всё было сделано из дерева.       Не так уж и много людей сидело, но пару девушек, которые тут находились, всё время стреляли глазками в его сторону, на что Чейз презрительно закатывал глаза. Забронированный столик был огорожен от основного зала, поэтому мужчина устремился туда. В заведении повсюду стояли декоративные деревья, висели различные вывески на французском. Там, куда направился Хадсон, в отличие от основного зала, уже располагались прямоугольные деревянные столы всё с теми же венскими стульями. Напротив находилась барная стойка, на которой заманчиво стояли в ряд бутылки с алкоголем. Мужчина сел за второй столик и от скуки принялся читать французские вывески. Он настолько оказался поглощён этим занятием, что не сразу заметил пришедшего друга. — Привет, Чейз, — слабо улыбнулся парень, подходя к мужчине и раскидывая руки для объятий. Чейз мгновенно встал и приобнял Ника в ответ. — Привет, Ник. Присаживайся, — произнес Хадсон, садясь обратно. — Давно не виделись. Как ты? Что нового? — с присущей ему заботой, начал расспросы Чейз. — Всё…       Он запнулся. Но сделав глубокий вдох, продолжил: — …всё хорошо.       На лице снова появилась выцветшая улыбка. Мужчина заметил, как парень поник, и ему это вовсе не понравилось. Догадки упорно лезли в голову, из-за чего он нахмурился. — Ник?.. Я чего-то не знаю из того, что ты должен мне рассказать?       К ним подошёл официант и спросил, принести ли им меню. Чейз ответил согласием и стал дожидаться обратного прихода молодого парня. Ник всё ещё был подавлен. — Ну? Мне долго ещё ждать? Рассказывай уже.       Остин по-прежнему молчал, низко опустив голову, и смотрел на свои руки, не желая поднимать глаза на Хадсона. Мужчина одарил его тяжёлым, строгим взглядом. Они сидели в тишине, покуда не вернулся официант. Он протянул им меню. — Сделаете заказ сейчас или позже? — задал парень вопрос, тактично ожидая. — Сейчас, — ответил серьезный Чейз, начиная перелистывать страницы меню.       Ник так же тихо повторил за ним действия. — Мне, пожалуйста, Pavè de Saumon au Quinoa и бутылку белого вина, — сказал через минуту Хадсон на чистом французском, подняв взгляд на официанта. — Vous parlez français? — удивлённо спросил официант, принимая меню обратно из протянутой руки. — Qu'est-ce qui vous surprend? — усмехнулся он. — Non, rien. Ce qui commandera votre…? — Друг, — добавил мужчина уже на английском, переметнув взгляд на Ника, который наблюдал за происходящим с широко распахнутыми глазами, не поняв ни единого слова из сказанного.       Заметив это, он перевел сказанное на английский. — Я… Я не знаю, — всё-таки отмер Ник, ответив на перевод. — Что посоветуешь? — Хм…       Чейз снова задумчиво взглянул на меню. — Посоветовал бы Raviolis aux Champignons.       Ник вновь устремил шокированный взгляд на Чейза. — Ты так хорошо знаешь французский? — Остин всё же сумел взять себя в руки и задал очередной вопрос. — Ну да, а что? — усмехнулся Хадсон, с задорными искрами в глазах подперев щеку кулаком. — Ты не говорил. — Так и ты не спрашивал, — ухмыльнулся мужчина, выгнув бровь. — Интересно, сколько ещё нового мне предстоит узнать о тебе? — Поверь, много чего ещё. Ты многого не знаешь обо мне, — усмехнулся Чейз. — Ладно, потом разберемся с этим. А теперь можешь сказать по-английски то, что ты сказал на французском? — Я предложил тебе равиоли с грибами и трюфельным маслом. — …А что-то на обычном человеческом можно? Я, пожалуй, выберу вот это.       Ник указал пальцем на Rigotoni Bolognaise. — Отличный выбор. Что-то ещё? — терпеливо дожидаясь, произнес официант. — Ник, выбери ещё и десерт какой-то, — предложил Чейз. — У меня денег нет столько, — недоуменно произнес Остин.       Хадсон снова изогнул бровь. — Ты совсем умом тронулся? Вообще-то я плачу́. — Чейз, не сто́ит. — Не стои́т у того, кто много выпендривается, так что прекрати и позволь мне заплатить.       Ник обречённо вздохнул, понимая, что бесполезно спорить. — Выбирай давай.       Остин продолжил рассматривать и остановил свой выбор на Mousse au Chocolat Tarte Tatin. — Нам вот это, — Хадсон полностью продублировал заказ и, после того, как официант всё-таки удалился, вернулся к прежнему разговору. — Ты не надейся, что сможешь сменить тему. Я же вижу, что что-то случилось. Признавайся, — из добродушного настроя Чейз быстро перешел в серьезный.       Парень замялся, вновь опустив взгляд. — Ник? — терпеливо дожидался Хадсон, хотя терпение постепенно кончалось. — Что Пэйтон уже сделал?       Ник удивлённо посмотрел. — Откуда я знаю? — увидев немой вопрос в чужих глазах, поспешил пояснить мужчина. — Ник, я не тупой. Я же вижу, что ты решил проигнорировать мои слова. Не беспокойся, я ничего не буду говорить на этот счёт. Да, я немного рассержен, что ты не прислушался ко мне, но ты не маленький ребёнок и можешь сам выбирать. Твоё право.       Он кивнул пришедшему и сразу же ушедшему официанту, который принёс бутылку вина и, открыв её, оставил на столе, налив Остину и Хадсону в фужеры. Чейз взял бокал в руку и чуть-чуть пригубил, понюхав. — Но всё же, несмотря на мою открытую неприязнь к Пэйтону, ты — мой друг, и я вынужден этим интересоваться. Что случилось?       Ник вздохнул. — Ничего такого… просто небольшие… — парень запнулся, не зная, какое слово подобрать. — Ясно, — Хадсон сделал глубокий вздох. — Ты всё-таки влюбился в него, — подытожил он, облизнув кромку зубов и, уткнувшись немигающим взглядом за Ника, совершил новый глоток легкого напитка. — Я не… — Остин принял попытку отвертеться. — Не пытайся опровергнуть это, я же вижу по глазам. Ладно, твоё дело, конечно, но смотри потом, не жалей о том, что не прислушался к моим словам. Мне жаль, что я не сумел тебя убедить, что он не тот человек, за которого себя выдаёт. Возможно, когда-то ты узнаешь, на какое дерьмо он был способен пойти ради достижения своих целей, — Чейз сквозь зубы сказал это, снова отпив.       Глаза же его выдавали хорошо скрываемый гнев. — Что он сделал? — тихим голосом спросил Ник, смотря на мужчину, который болезненно усмехнулся, переведя взгляд на Остина.       Он было открыл рот, чтобы ответить, но тут же его закрыл, явно не решаясь произнести это вслух. Хадсон просто глядел на него с застывшим на устах смешком. — …я просто потерял себя, — послышался вскоре непривычно тихий голос. — И это не самое худшее, знаешь. Отвратно то, что он уничтожил то, что я любил. И я не хочу позволить ему сделать это дважды. Поэтому будь осторожен, окей?       Чейз слегка поддался вперед, накрывая руку парня своей ладонью. Ник смутился, слабо кивнув. Мужчина откинулся обратно на спинку стула, замечая официанта, который принес на подносе их заказ, в ту же минуту удалившись. Он непринужденно, будто бы и не было всего этого неприятного для каждого из них разговора, стал орудовать столовыми приборами в тарелке, отрезая небольшой кусочек от лосося и положив себе его в рот. — М-м-м, просто божественно, — удовлетворенно промычал он, и складки на его лбу разгладились.       Остин мягко улыбнулся. Всё же видеть Чейза таким было куда более странно, но не могло не радовать. Парень так же приступил к трапезе, пробуя блюдо. — Действительно неплохо. Очень вкусно, — вскоре поделился своим мнением Ник. — Но ты же сюда меня позвал не ресторан и Пэйтона обсуждать, не так ли? — прожевав, поинтересовался он, наблюдая за мужчиной.       Хадсон стал медленнее жевать, а, проглотив, запил вином, посмотрев на Ника. — Не сочти меня за эгоиста, но вообще да. У меня есть один вопрос, который не терпит отлагательств, поэтому я решил спросить мнение у уже опытного эксперта. Проконсультируешь, так скажем? — договорив, Чейз выжидающе взглянул на Остина.       Он попросту не мог отказать мужчине, в глазах которого поселилась надежда. Парень вздохнул, слабо улыбнувшись. Он поднял фужер и, отпив вина, кивнул. — Что у вас уже там произошло? Знаешь, я скоро действительно начну подумывать над тем, чтобы запастись бесконечным попкорном, потому что ваша Санта Барбара всё никак не заканчивается, — усмехнулся по-доброму Ник. — Напомни-ка, сколько месяцев всё это длится? — Тебе брать с учетом минувшего года или нынешнего? — Нынешнего, конечно. — Ну, если так посчитать… округлить… грубо говоря, четыре месяца, — хмыкнул Хадсон, съев ещё один кусочек своего заказа. — И за четыре месяца вы успели потрахаться, побегать друг от друга и поругаться? — Ник рассмеялся. — Боже, да про вас точно можно сериал снимать!       Чейз же его веселья не разделил, подняв хмурый и сосредоточенный взгляд на парня. Остина же это лишь сильнее развеселило. — Я в тебя сейчас нож кину, если не прекратишь, — строго сказал он. — А ты хорошо метаешь? — полюбопытствовал Ник. — Не советую проверять на практике, Ник. — Ладно, всё, прекрати дуться. Лучше давай, рассказывай, что за новая дилемма у вас с твоей пассией возникла. — У меня, — поправил мужчина парня, который приготовился внимательно слушать, приступая к десерту. — Если в общих чертах… Я избил его… парня, потому что он хуёво относится к нему. Парень попал в больницу. Я наведался, чтобы ещё раз предупредить этого ублюдка, что лучше так не делать, — лучше для него же. Там я встретился с Ноеном, мы… поговорили на крайне повышенных тонах. В итоге: я послан трехэтажным матом, меня ненавидят и…       Чейз начал загибать пальцы, подняв глаза на Ника. — …ах да, точно, ещё мне пожелали смерти. Я задумался над тем, чтобы прекратить попытки достать его. Не знаю, правильное ли это решение. Ты же говорил, чтобы я делал всё возможное, если хочу добиться разгадки.       Остин пару минут помолчал, раздумывая. Хадсон терпеливо ждал ответа. — Знаешь, ты задумался в верном направлении. Я не знаю, правда, всех деталей, но мне так кажется, что вы одинаково запутались. Навряд ли он до конца осознаёт, что с ним происходит. Ты, в отличие от него, всё же больше можешь анализировать происходящее, поэтому здесь ты прав. Вам обоим нужно время. Тебе так особенно, ты слишком вымотался за эти месяца, я вижу это по тебе, Чейз. Тебе как раз выдалась возможность побыть наедине и заняться чем-то, что принесло бы тебе удовольствие без мыслей о нем каждую лишнюю секунду, — сочувственно договорил Ник. — К сожалению, с недавних пор удовольствие может принести только он, — издал мужчина тихий смешок. — Ладно, спасибо. Ты помог мне убедиться в правильности своего решения. Как ты и сказал, займусь наконец-то тем, чем давно хотел, — слабо улыбнувшись, ответил Чейз. — Не за что, Чейз. Мы же друзья, — парень улыбнулся в ответ. — А можно поинтересоваться, почему ты вдруг принял подобное решение?       Ненадолго воцарилась тишина, но Хадсон всё-таки в скором времени её прервал. — Не поверишь, Ник, но… мне страшно. Я сам себе не верю, но мне по-настоящему страшно. Я боюсь сделать хуже. Я боюсь, потому что он такой маленький, такой крошечный… он мне кажется таким хрупким, уязвимым… Я боюсь его сломать окончательно, — шепотом ответил мужчина, запив сразу же вином ту горечь, что осела на языке после высказанного.       Всё-таки, он не привык делиться собственными чувствами, даже с Ником ему было достаточно сложно это делать. — Уже хорошо, что есть что-то, что тебя останавливает от непоправимых ошибок. Знаешь, если вам суждено ещё раз встретиться — это обязательно произойдет рано или поздно. — Хах, да, возможно, — усмехнулся Чейз.       Он с насмешкой и скепсисом относился к вере в предопределение, поэтому с Ником мужчина согласился сугубо из желания не обидеть его. Хадсон-то в судьбу не верил. Но он даже не подозревал, что настанет момент, когда ему придётся поменять собственное мнение.       Они ещё посидели в ресторане, поговорили и спустя час решили расходиться. Чейз попросил счёт, заплатил 56 долларов и, оставив щедрые чаевые, покинул заведение. Прежде чем уехать домой, он подвёз Ника, а затем и сам уже направился к себе.       Намерение не лезть в жизнь Ноена прочно закрепилось в его мыслях.