Затерянные

      — Да как же так! — Накахара услышал вопль Ацуши, когда только подходил к дому и, не думая, сорвался с места. Да только паника его оказалась малость преждевременной: перед глазами открылась картина, полная своей невероятности.       Капитан сидел на полу, скрестив ноги в позе йога. Рубашка свисала с его костлявого плеча, открывая вид на тонкую ключицу и покрывающие шею бинты. Неподвижное обычно лицо выражало почти знак вопроса, что уже заставляло задуматься о реальности происходящего. Самый невероятный факт: сидел Капитан перед картой монополии и, судя по всему, стал магнатом. Ацуши продолжал возмущаться:       — Это нечестно! Нельзя выигрывать постоянно, это должно быть невозможно! Это запрещено правилами!       — В правилах такого не было, — беспристрастно заметил Дазай, и в его тоне Чуе почудилась мягкая насмешка.       — Рю-ю, — заныл Накаждима.       — А я что? — отреагировал Рюноске. — Тебя обыграли по всем фронтам. Снова. Смирись.       — Я был лучшим до этого момента, — Ацуши перевёл взгляд и наконец заметил Чую, стоящего в проходе. Оглушил: — Чуя!       И кинулся в атаку, попеременно жалуясь на то, что не привык проигрывать, и на то, как с этими двумя безэмоциональными бревнами ему было тяжело, что расшевелить Дазай-сана — задача очень даже выполнимая и он обязательно захочет отыграться и, скорее всего, заглянет как-нибудь ещё после занятий, а вообще, как у Чуи прошло собрание и увидел ли он тайного агента и…       — Так, давай помедленнее, — Чуя поставил Ацуши на пол, натыкаясь на взгляд Дазая, но не позволил себе на этом зацикливаться. Мелкий перерастет его скоро, а все ещё старается висеть на нем, что за кошачье создание. Вообще, он смертельно устал от шума и хотел бы побыть в тишине, но Ацуши не заметил его состояния. — Вы ели что-нибудь?       — О да, мы приготовили лапшу, а Дазай-сану сварили кашу! — с готовностью отозвался Ацуши. Чуя кинул взгляд на Дазай-сана, который не переваривал даже воду, и выразительно выгнул бровь. Осаму встретил его немой вопрос непроницаемым выражением лица — не был, не видел, не причастен. — Правда, кажется, не сильно убрали кухню…       Чуя вдохнул и выдохнул. Ну, это было ожидаемо: наличие двух подростков и одной немощи в квартире закономерно ведёт к разрушениям, а он отделался ещё малыми жертвами. Кухня отмываема, все решаемо, главное, что все трое остались живы. Он задал Ацуши ещё пару вопросов, заставляя убирать за собой разбросанные игры (и поражаясь масштабу досуга), но тот как обычно больше болтал, чем работал, поэтому в конце Накахара благодарно потрепал Рю по голове. Тот нахмурился и очаровательно засмущался из-за того, что его заслуги заметили. Накахара быстро выгнал детей на улицу и довёл до их общежития, сдавая на руки испуганной молоденькой воспитательнице Харуно. Окончательно выдохнув, он быстро-быстро вернулся по темноте домой, залетая через заранее открытое окно, и услышал характерные звуки в туалете. Что же. Как будто реально домой вернулся, а там глупый кот нажрался того, чего ему нельзя было, а теперь грустно блюет. Очень по-домашнему, даже сердце греет.       Он успел переодеться в домашнее и разложить вещи, а ещё немного прибраться в гостиной и уже задумался о том, что съестного можно добыть в холодильнике, как увидел кухню.       Ну, вернее, что от неё осталось.       Как-то Ацуши забыл упомянуть о том, что остатки каши неопознанным чудом сползают по стене, а лапша на дне намертво склеилась с любимой кастрюлей. Плита была засрана, а верный нож, которым Накахара мог, блять, операции проводить, затуплен. По полу валялись осколки скорлупы, что-то жидкое и сухое, к чести сказать, тщательно засунутое под углы кухонных тумб. Мусорка забита до отвала, и пару чего-то влажного и противного валялось рядом, а не внутри, что всегда заставляло Чую трястись от злости. Что же. Не стоило удивляться, почему и Рюноске, и Ацуши так быстро ретировались к себе. Возможно, Чуя был больше способен на убийство, чем думал раньше.       — Я не хочу с этим разбираться, — сказал он вслух и скорее почувствовал, чем услышал, как Капитан подходит ближе. Ещё бледнее, чем был. Его вообще как ноги держат? Худой, как скелет. — Я в душ.       Помогло снять усталость и напряжение, а тиски немного разжались, и даже думать стало не физически больно. Он просто устал за сегодня, вот и воспринимал все острее, чем было. Подумаешь, кухня убитая. Это Чуя просто зацикленный на порядке мудак и вообще королева драмы.       Когда он, чуть успокоившийся, вышел из душа с новыми силами, то увидел, как Осаму, едва стоящий, пытается завязать мусорный пакет. Пользы от него было немного, от слабости он сидел на полу. Только лицо невозмутимое. Чую внезапно пронзило догадкой: тот просто не умел выражать эмоции мимикой, его никто не научил и не показал.       — Тебе нельзя, — Чуя мягко отобрал и помог Кэпу подняться. — Ты и так сегодня превысил лимит суточной активности.       — Я ничего не делаю и даже помочь не в состоянии, — ответил Дазай. Если бы не слабость и дрожь тела, которую даже Накахара чувствовал, то по голосу можно было бы подумать, что все нормально.       — Ты как бы болеешь, — напомнил Чуя. Всё ещё странно было тыкать бывшему Капитану и звать его по имени, но он отчаянно пытался не показывать и не высказывать напряжения, решив, что скоро привыкнет. Он уже не относился к нему, как к Кэпу. Скорее как к гибриду, чему-то новому, к чему иногда пытался найти старые подходы. Сейчас он постепенно осознавал, что это не работает, и старался понять «нового» Дазая. Осаму.       — Я не приношу пользы. Низкая эффективность — направление на ликвидацию.       — В Агентстве это правило не работает, — Чуя поморщился, когда подумал, какими категориями мыслит Кэп. Страшно представить уровень ответственности и давления, который ему приходилось выдерживать на работе. Он, кажется, не представлял, что может быть по-другому.       — Я не заметил обратного, — отозвался Дазай. — Ты стараешься работать.       Ох, это было мягким шагом в сторону личных чувств и мыслей Чуи. Святая территория, на которую он сам заходил редко, а другим посягать и вовсе было нельзя. Но он ответил честно, сформулировав максимально понятно. Постарался ради Кэпа — вернее, Дазая, — чтобы тот уловил чёткое различие между спецами и ними.       — Это потому, что я хочу быть полезным. Сам хочу. Если я не буду помогать, то буду чувствовать себя плохо, но меня никто не ликвидирует за отдых.       Объяснения, как трехлетнему ребёнку. Но, кажется, Осаму что-то понял:       — Цель жизнедеятельности: приносить пользу организации. Я знаю. Меня программировали так же.       Кажется, Ацуши в нем что-то сломал, потому что Дазай вывалил на Чую за сегодня слов больше, чем за все дни до этого. Как будто соскучился, ну, или устал от болтания с Ацуши и сам захотел побыть радио. В любом случае, Чуе тоже приходилось отвечать, тем более ему было, что.       — Меня не программировали, — мягко поправил он. — Я сам выбрал. В этом разница.       Осаму затих, задумался, и Накахара расправил ему футон, зевнул, попрощался и ушёл к себе. Кровать звала и манила даже больше, чем неубранное пространство; после этого диалога он почувствовал такую усталость, как будто его выпили морально. Дело было не в Дазае, а в том, что приходилось контролировать эмоции, которых было на удивление много. И большая часть — злость, желание убить весь Спец. отдел и тех, кто делал Дазаю больно, настолько сломал его, что он даже не понимает, как сейчас ему плохо. Нельзя так поступать с людьми, должна быть грань. Чуя был уверен, что в такой ситуации посочувствовал бы, даже если бы Капитаном оказался мудак вроде Сакагучи. Хотя жалости не место в сердце бойца. Кажется, ему пора на пенсию. Хотя жалеть не значит спасать. Вряд ли бы он так заботился о том же Сакагучи. Навряд ли он так же хорошо трахается.       Чуя поморщился, пытаясь уснуть и не развивать эту тему. Но было, кажется, поздно: не удерживаемые стеной самоконтроля, воспоминания нахлынули лавиной, и было поздно метаться. Он скучал по сильному, властному Кэпу. По ему рукам, губам и, что уж греха таить, члену. Чуя давно не занимался сексом… это не было для него проблемой, но находиться с предметом своего влечения рядом и не думать о том, как они трахались — увольте, он всего лишь человек! Однако казалось чем-то крамольным и не к месту думать о постели, когда Дазаю было плохо, и Чуя за долгое время впервые чувствовал себя грязным и испорченным. И идиотом. Казалось бы: живи и радуйся, что не приходится ебаться по приказу. Однако сейчас он понимал, какие плюсы несёт в себе постоянный партнёр. Что уж постоянный. Определённый.       Самое странное было в том, что Кэп, вернее, Дазай, сейчас объективно не выглядел привлекательным. Чуя бы не посмотрел на него, если бы не знал. Никому не будет приятно смотреть на скелета, не то что трогать. Накахаре нравились приятные глазу вещи, люди, и в силу своей внешности он мог выбирать и всегда пользовался этим. Но сейчас его будто переклинило. Посмотрите на него: он почти что некрофил, учитывая, какое у Дазая физическое состояние.       А ментальное… ему точно не до Чуи, тот и мечтать о таком себе не давал. Но все эти действия — и защита перед Рампо, и «я буду с вами», даже сегодняшняя попытка помочь с уборкой — сложно было воспринимать… без лишних чувств. И не пользоваться положением, наставлять и лепить из Дазая что-то полезное и необходимое тоже не хотелось, хотя, наверное, надо было. Но Чуя уже говорил об этом и искренне пытался следовать своим словам: Дазай должен был сам понять и выбрать свой путь. Хватит с него войн и приказов, он отдал «долги» на три жизни вперёд. Зачем это Чуе? Он боялся ответить даже себе на этот вопрос и решил, что это просто один хороший поступок одного плохого человека.       Возвращаясь к баранам: дрочить он не будет, так что, Накахара-младший, ложись спать, ничего тебе, друг, не светит; неловко делать это, когда Кэп в соседней комнате и может услышать. Хотя, с другой стороны, что он там не видел…       Примерно так он и проводит ночи. Мысли лезут в голову, стоит только той опустился на подушку. В который раз он мысленно поблагодарил Йосано за то, что та почти силой заставила его принять таблетки. Сейчас ему точно следует сожрать пару штук и отрубиться до утра, тем более, что день завтра тяжёлый.       Стоило ему только взять горсть в руку, он услышал душераздирающий крик. Вскочил, не осознавая себя, а в руках сам собой оказался глок, спрятанный под подушкой: хотя зачем, надобности в нем сильно нет, он же в Агентстве и может использовать способность. Но это было неважно: кого-то как будто убивали. Он вылетел в гостиную, не замечая врагов и боя. Кэп вскрикнул снова и зашевелился.       Ему снился кошмар. Чуя никогда не видел такого страдальческого излома на его лице; он вспотел и трясся, свез простынь, а из закрытых глаз текли дорожки непролитых слез. И он стонал, как будто даже вздрагивая о боли. Накахара подошёл ближе, присел рядом, положив пистолет на пол, и тихонько потряс Дазая за плечо. Тот не отреагировал.       — Нет, нет, — бессвязно повторял он. — Нет!       — Осаму, — позвал Чуя. — Проснись, Осаму.       В какой-то момент он все же открыл глаза, невидяще уставившись на Накахару. Вид у него был не просто испуганный — он как будто был вне себя от страха, вот настолько. У Чуи тоже бывало такие сны, и к нему никогда никто не приходил, да и он не умел успокаивать. Но если бы возникла такая ситуация уязвимости, он, наверное, хотел бы… чтобы его обняли.       — Все хорошо, — шепнул он дрожащему Осаму в шею, пытаясь укрыть своим телом от внешнего мира, подарить хоть какое-то чувство безопасности. — Это сон, это не реальность.       Он почувствовал крепкую хватку на своих ребрах, Кэп просто вцепился в него, как утопающий за соломинку. Накахара решил, что делает все правильно, и продолжил бормотать глупые вещи тихим, спокойным голосом. Работало или нет, но Дазай затих, и только мокрая рубашка и крупная дрожь свидетельствовала о том, что на душе у того все ещё неспокойно. Чуя гладил его по спине, больше для собственного успокоения, чем в качестве моральной поддержки.       — Ты в безопасности, Осаму, — повторил он, стараясь вложить в голос как можно больше уверенности. — Я рядом и никуда не уйду.       Эти слова подействовали катализатором. Чуя не ожидал, что Капитан все ещё может так резко двигаться, молниеностно для реакции обычного человека. В голове отпечаталось лишь его выражение лица: испуганное, с абсолютно сумасшедшими глазами и мокрыми дорожками слез. Капитан нырнул за Чую, ловко подхватывая лежавший рядом глок, и приставил его к виску.       Время для Накахары замедлилось в миллион раз.       Он, не помня себя от страха, дернул Кэпа за руку, пытаясь отяжелить того и приковать к полу гравитацией. Он никогда не понимал тех, кто, зная об обнулении Капитана, все равно пытались использовать способность, но сейчас понял. Это чувство оборванности там, где всегда было что-то, уже настолько привычное, что и не замечаешь, неправильное, жутко неестественное. И отчаянно хотелось заполнить его снова, заранее зная безуспешность попыток, но у Чуи не было на это времени, а он всегда славился быстротой реакции.       Поэтому — в тот момент, когда Кэп выстрелил, Чуя успел отвести дуло пистолета от дурной головы, воспользовавшись и нынешней слабостью Капитана, и своими адреналиновыми силовыми способностями. Схватился прямо ладонью, и ту опалило адской болью: пробило прямо посередине, зато пуля отскочила в относительно безопасное место и оружие было выбито из рук. Накахара стиснул зубы до белизны перед глазами. И все равно каким-то чудом увидел, как глаза Кэпа снова метнулись к пистолету. Ну уж нет!       Он действовал на опережение, когда толкнул Капитана за плечи, поваливая на пол и прижимая к полу собственным весом. Пусть не Печаль, но все же гравитация. Крови было немеренно. Накахара не чувствовал руку, только боль откуда-то. Сколько не ловил пулей, а эта рана была очень неприятной. Даже сгибать не получалось, наверное, зацепил-таки связки.       — Ты не будешь пытаться самоубиться у меня на глазах, — прорычал Накахара прямо в лицо. — Идиот, блять!       Дазай устало прикрыл глаза. Энергия и испуг, эмоции, которые его только что одолевали, сдулись, как воздушный шар. Ох, как же Чую распирала злость. И страх за чужую жизнь. За другого человека. Он вцепился в рубашку Кэпа, не вспомнив даже про больную руку, и склонил голову к груди, пытаясь дышать и успокоиться. Глаза внезапно запекло. Он не хотел терять Капитана. Так же, как и остальных своих родных. В этот раз он даже не раздумывал о мотивах и поступках, он просто не хотел, потому что привязался. Как будто это уже не глупая влюблённость в образ. Капитан уже давно не тот, кем был раньше, ни снаружи, ни внутри. Зачем-то Чуе нужна была изломанная изнанка и Осаму, и он боялся признаться себе в том, что, кажется, полюбил.       — Прости, — прошелестел Осаму, не чувствуя вины. Злые слезы все же упали ему на одежду. Дазай удивлённо приоткрыл рот, когда увидел, как блестят у Чуи глаза. — Прости, прости, прости меня, Чуя. Прости.       — Идиот, — снова сказал Накахара, чтобы не наговорить лишнего. Очень хотелось расплакаться или хоть как-то выпустить эмоции. Как будто плотину сейчас прорвет. И мысли метались в голове, как бешеные, разгонялись до максимума, зацивались на ненужных мелочах. Цепкие пальцы Кэпа на его талии, его дрожащие плечи. Все ещё аномально мягкие, тёмного каштанового цвета волосы, чистый запах бинтов. Он все это может потерять в любое мгновение. Это… это причиняет неимоверную боль внутри. — Ты просто идиот.       Он почти лёг на Дазая, слушая его частое, аритмичное биение сердца и поверхностное дыхание, ощущая тепло живого тела. Всё равно — самый успокаивающий звук на свете. И постепенно, но грудь разжимало, и паника отходила на второй план. Теперь хотелось просто уснуть и желательно не проснуться. Было больно и грустно, но с этим можно было жить. Вставать и что-то делать дальше не хотелось, хотя время, несомненно, шло вперёд. Всё больше ныла рука. Ужасно вообще-то болела, но Накахара будто бы в транс на время погрузился, и телесные сигналы не считывал в упор.       — Надо обработать рану, — тихо сказал Кэп, словно боясь разрушить хрупкое равновесие. Чуя заставил себя соскребстись с пола и сесть, убирая оружие ближе к себе. На всякий случай. Кризис они как будто прошли, но Накахара не забыл о том, каким Дазай может быть тихушником.       — Я не хочу, чтобы ты умер, — выдавил Чуя. — Это причина, по которой я тебя спас тогда и нарушил приказ.       — Почему не хочешь? — апатично спросил Дазай. — Я вёл себя не лучшим образом. Я пользовался тобой.       Это было впервые на памяти Чуи, когда Осаму признал то, что чувствовал он сам. Дал оценку своего поступка: не техническую, а человеческую. И сразу, как это предложение обреклось в речь, ситуация окончательно потеряла свою важность для Накахары.       — Много аргументов, — он не удержался и легко погладил по волосам, сам не ожидая от себя ласки. — Ты спасал меня несколько раз, когда мы были на станции метро. Ты… я знаю, что тогда меня сбило с толку, но ты был привязан к Сакуноске, просто тогда я этого не понимал, не разбирался. Ты решил своей жизнью пожертвовать, чтобы я выжил. Это уже больше, чем просто оружие. Мне казалось… ты заслуживаешь права на жизнь, а я мог этот шанс дать.       — А сейчас?       Чуя вздохнул, пережидая боль в груди. Не хотелось говорить правду, открываться, но и лгать тоже. Он всегда хорошо лавировал между этими двумя состояниями; впрочем, и куда это его привело?       — Ты стал… важен для меня, — в итоге подобрал слова он. Почти признание, и как-то неловко было говорить такое односторонне, но требовать ничего в ответ Накахара не мог и не стал. Дазаю, наверное, хотелось услышать, а не говорить, если уж он спрашивал. У него вообще с диалогами получалось как будто лучше. Он не боялся задавать вопросы, которые его интересуют. Правда, с предложениями о себе выходил жуткий затык, но Чуя решил стараться разобраться с этим. — Мне будет больно, если тебя не станет. Прими как факт, — предупредил он все же, чтобы снова не напороться на «почему?».