Путешествие за пламенеющим красноцветом

Логово свинодемона Чжу Бацзе было в дне пути, если верить тому, что за связку монет поведал хозяин постоялого двора, бегая при этом глазами и упрашивая молодых господ всё же не идти на верную смерть. Хозяйка его, слушая это, умиротворённо разделывала рыбу и пожелала, чтобы они сходили-сходили, раз уж так неймётся. После чего звучно воткнула нож в доску, вытерла руки о полотенце и растянула рот в тонкой улыбке; в рыбьих глазах на отсечённой голове при этом было больше жизни. Сяо Чжань очень порадовался, что у Ибо – амулеты, у Ша Сэна – его демоническая сила, а у него самого… Ну, иметь верного, пусть и вздорного осла тоже неплохо, так-то – у иных и этого нет. И ещё два кувшинчика с ядовитым жёлтым туманом. Вряд ли, конечно, на демона подействует, но всё ж не с пустыми руками. Жаль, к гуну он не додумался взять эту убойную смесь. С другой стороны, может, и к лучшему – так бы и не узнали про злобного демона, требующего дань невинными девицами, а надо же кому-то избавить людей от него. Шли молча. Ша Сэн раз только спросил, точно ли им надо туда, получил мрачное «угу» от Ибо и сказал: «Ну, раз надо, значит – надо». Сяо Чжань старался не думать, что всё это из-за него – что не повстречайся они в том зачарованном лесу, то и не пришлось бы теперь Ибо рисковать, шёл бы себе по своим делам, мир смотрел, дышал перед женитьбой. Ещё всё же хотелось спросить, как Ибо тогда безошибочно нашёл его в поместье гуна, где Сяо Чжань сам чуть не заблудился. Но вспомнил, что Ша Сэн говорил относительно своего заклятья, и рассудил, что это он и подсказал Ибо, где искать. Почему же не пошёл сам, а доверил человеку? Тут у Сяо Чжаня ответов не было, а спрашивать Ша Сэна – разрушать хрупкое молчание, которое можно разделить на двоих. Ну ладно, на троих, не считая Кунжута. Хотя тому же Ша Сэну и без них было хорошо. Казалось, он наслаждался самой возможностью куда-то идти: срывая растущие у дороги полевые цветы, плёл из них венок и водружал себе на голову; прикрывая веки, с удовольствием подставлялся солнцу, отказавшись от широкополых доули, под которыми прятали лица Ибо и Сяо Чжань. «Ну да, – размышлял Сяо Чжань, – он ведь демон, ему нечего бояться, что кожа обгорит и потемнеет». Ему самому, в общем-то, тоже бояться было нечего – привычный к жарким ветрам, он любил солнце, да и девицей не был, чтобы страдать, что по смуглой коже её все свахи поймут – работала на полях и не имеет богатого приданого. И у него тоже не было ничего за душой, если не считать Кунжута, чтобы иметь наглость обращаться к свахам и звать за себя кого-то. Потому и не смотрел в ту сторону никогда, и девиц спроваживал, если глядели длиннее положенного да хихикали нервно и высоко. Сяо Чжань видел все знаки, но понимал: нет у него ничего, что он мог бы за молодую жену предложить. И вести её некуда. Не в худой же домик на окраине селения. Так что, зачем вдруг Ибо взял доули не только для себя, Сяо Чжань не очень понимал. Ему-то самому, понятное дело, без такой шляпы выходить никак нельзя: всё же благородный господин, а солнце сегодня особенно разыгралось и жарило так, что хотелось скинуть верхние одежды, занырнуть в реку и не вылезать до вечера. Но раздеваться было бы совсем уж неприлично, да и путь пролегал через поля, на которых местами уже трудились люди, убирая первый урожай. Только к вечеру дышать стало чуть легче, зной отступил, а сверчки и цикады, воспряв, запели с утроенной силой, решив одолеть друг друга. Цветы же, напротив, как скромные девицы, попрятали свою красоту до наступления нового дня. Сяо Чжань бы сейчас последовал их примеру, кабы не дело, за которым они пришли, наконец, к логову свинодемона Чжу Бацзе. Вот только логово выглядело совсем не таким, как в представлениях Сяо Чжаня. Никакой горы скелетов в истлевших девичьих нарядах и сафьяновых туфельках. И никакого поместья за высокими стенами, как у того же гуна. И стражи тоже нет. За низким плетёным забором, сложенным кое-как и служившим скорее для просушки горшков, кувшинов и прочей посуды, чем для защиты от непрошенных гостей, светлел стенами небольшой, но ладный домик с покатой крышей, на коньке которой скалился клыками странный дракон, больше похожий на свинью. Рядом же над домиком пониже, служившим, должно быть, кухней, поднимался дым, и кто-то там хлопотал над ужином: отсюда было не видать, но в животе у Сяо Чжаня тоскливо заныло, а рот наполнился слюной от аромата наваристого бульона на бараньих рёбрышках. Уже смеркалось, и в доме зажгли огни. Разбавляли сгущающийся мрак и фонари. Чуть покачиваясь под крышей, расписаны они были столь неумело, что Сяо Чжань предположил бы в этом руку ребёнка, нежели взрослого, а уж тем более мастера: на одних притаились кролики с забавными ушами и весёлыми большими глазами, на других – порхали с цветка на цветок бабочки, на третьих – умильные поросята резвились на лужайке, а по прочим и вовсе вилась какая-то каляка-маляка. И где-то в этом доме притаился злобный демон, державший в страхе кучу народа. И одного гуна. – Вы с Кунжутом оставайтесь здесь, а мы с Ша Сэном пойдём к Чжу Бацзе, – тихо сказал Ибо, когда они спрятались за старым дубом, ветви которого достигали и странного конька-свина на крыше. – Чего это мы здесь? – шёпотом возмутился Сяо Чжань. – Вдруг я вам там пригожусь. – Ты больше пригодишься, если останешься в живых, – патетично воскликнул Ша Сэн и тут же улыбнулся от уха до уха. – Чжань-гэ, серьёзно, – заговорил вновь Ибо, – лучше, если мы пройдём туда и аккуратно скрутим Чжу Бацзе, а ты оставайся здесь и следи, чтобы никто не пришёл ему на подмогу. Увидишь кого, кричи. – Кричать? Как? Петухом? – Да хоть петухом. Только сиди здесь. И охраняй Кунжута – он нашу еду везёт. Ладно? И Сяо Чжань согласился. Потому что не оставлять же Кунжута одного, а тащить его к свинодемону – ну такое. Поэтому он отпустил Кунжута пастись возле дуба, сам пристроился тут же, прислонившись к тёплому стволу. И принялся ждать, не заметив, как и в каком именно месте Ибо с Ша Сэном проскользнули в дом: вот только что они стояли здесь, он повернулся потрепать Кунжута по спутанной чёлке, глядь – а их уже нет. Оказалось, что ждать – это совсем не его. Он считал до десяти, а по ощущениям минула вечность. Кунжут выел возле себя кружок, схрумкал яблоко и теперь косил один глазом на Сяо Чжаня. Ещё фыркнул зачем-то. Сяо Чжань достал другое яблоко, предложил Кунжуту, но тот и не посмотрел на угощение – боднул в бедро и снова фыркнул. – Да чего тебе надо? Кунжут закатил глаза, издал что-то среднее между обычным «иа» и усталым стоном и вышел из-за дерева. Смотрел он на дом, из которого до сих пор не доносилось ни звука. Собственно, потому Сяо Чжань и оставался здесь, сильно сомневаясь, что смог бы сдержать обещание, если бы там вдруг что-то упало, загромыхало или вскричало. Кунжут качнул головой, указывая на дом. Сяо Чжаня прошибло холодом. Разумность осла снова пугала и заставляла думать, что это и не осёл вовсе. Но Кунжут ни разу не причинил зла никому из них, а то, что вдруг стал таким, непохожим на себя прежнего, так, может, и впрямь съел чего у лавочника? Знать бы, чего именно. Кунжут нетерпеливо ударил копытом о землю. «Да иду я, иду», – сказал Сяо Чжань и, мягко ступая, стараясь производить как можно меньше шума, пригибаясь и оглядываясь, двинулся к дому. У забора он ещё раз огляделся, показал Кунжуту язык, пригнулся и перебежал под крышу. Там он перемахнул через перила, чуть не навернулся, потому что вблизи почудились шаги. Он заметался, выискивая тёмный угол и, не найдя такого, присел у одного из столбов, надеясь, что этот кто-нибудь, кем бы он ни был, пройдёт мимо. Но шаги пропали – то ли не было их, то ли ушли на кухню. Сяо Чжань, опустившись на четвереньки, приблизился к окнам, жалея, что за плотно натянутой бумагой ничего не видать, кроме неясных силуэтов, и прижался ухом. – Хун Хайэр, – смеялся басом кто-то незнакомый, – совсем заскучал? И не узнать ведь совсем… «О чём это он? И где шум драки?» – задумался Сяо Чжань. Он придвинулся ближе, стараясь услышать, что отвечали неизвестному, когда позади что-то прошуршало. Сяо Чжань нахмурился, вспомнил про фонари и обернулся. Над ним склонилась хорошенькая девушка в зелёном домашнем платье – из простого сукна, без вышивки, с закатанными рукавами. Смуглое лицо её, щедро обласканное солнцем, светилось неподдельным беспокойством. – С вами всё в порядке? – спросила она и прижала руку к животу. Округлому животу. Была она явно на сносях и скоро должна была родить. Сяо Чжань перевёл взгляд с её живота на покачивающиеся фонари, посмотрел вновь на живот. – Понравились? Это Хуан-эр расписывал. Мой дражайший супруг мастерил, а наш сыночек расписывал. – Супруг? Сыночек? – ошалело переспросил Сяо Чжань. – Ну да, – закивала девушка, – время уже позднее, Хуан-эр спит. А вы пришли к… – Чжу Бацзе, – выдал Сяо Чжань. – А, – понимающе протянула девушка, – к моему дражайшему супругу. Вам починить что-то надо? Так я его сейчас позову. – Н-не… – Дорогой! Господин Чжу, к вам пришли из деревни! Какому-то господину нужна помощь! Дорогой! – Не надо, – просипел Сяо Чжань, но было уже поздно: двери раскрылись, от яркого света пришлось зажмуриться. А когда Сяо Чжань открыл глаза, то увидел над собой невысокого мужчину с широкой грудью, большими руками, крепкими ногами, густо поросшими волосами. Этот внушительного вида силач был облачён в короткий халат и, казалось, нисколько не заботился тем, что все могут видеть и колени, и пальцы его стоп. Словно и не господин никакой, а сборщик риса в самую горячую пору. Но хуже всего дело обстояло с его головой. Она была с розовыми ушами, как у свиньи, крупным пятаком там, где у обычных людей нос, маленькими круглыми глазками и пастью, из которой торчали два острых, слегка желтоватых клыка. – Ну здравствуй, – сказал Чжу Бацзе и оглушительно захрюкал. – Это ваш? – обернулся и спросил он, когда закончил хрюкать, придерживая себя за бока. В центр комнаты шагнули Ибо и Ша Сэн. Последний улыбнулся и помахал раскрытой ладонью. По лицу же Ибо ничего нельзя было прочитать – он моргнул и кивнул Сяо Чжаню. – Значит, Кунжута ты бросил на произвол судьбы, – негромко сказал Ибо, когда Сяо Чжань подошёл к ним. – О, – оживился Чжу Бацзе, – с вами ещё кто-то пожаловал? Дорогая! Будь так любезна, подай ещё тарелок да пиал! И палочек! Палочек захвати! – Не нужно, – сказал Ибо, – четвёртый – это осёл. – А это…? – Сяо Чжань показал на девушку, уже скрывшуюся за дверями. – А это моя дражайшая супруга. Живём с ней душа в душу вот уже три года. С тех пор, как я нашёл это место и остался здесь. Представляете, сижу как-то ночью, а сон никак не идёт, ещё и ливень так зарядил, что того и гляди потопит, и стану я морской свиньёй. Сижу, значит, представляю, как домик мой станет корабликом, и буду я в нём путешествовать, прибиваясь от берега к берегу, как вдруг слышу: стучит кто-то в двери, да так отчаянно. Ну я и открыл. Бояться мне нечего, сами понимаете. Если только опять этот безумный не явится, и богиня за ним, – упрашивать, чтобы опять помогли, сулить чего в награду или стращать. Насилу уж монаха того довели, помогли чем смогли, можно ведь уже и в покое оставить, дать пожить для себя? Ох, что-то я отвлёкся. Вы присаживайтесь-присаживайтесь, располагайтесь за столом да руками берите. Я прям так и ем, когда Хуан-эр не видит. Он у меня такой лапочка, ну весь в дражайшую супругу и немножечко в меня. Сладкий такой, особенно когда спит. Потом покажу. А то до завтра оставайтесь. Куда в ночь идти? И утром познакомлю. – Чжу Бацзе, – перебил Ибо, – ты хотел рассказать, как эта девушка оказалась у тебя. – А, да-да-да, – затряс подбородком демон, – сижу тогда, ливень всё заливает, и кто-то стучит. Отчаянно так стучит. Открыл я, а там девица, супруга моя будущая. Ну тогда я и не думал, что в жёны её возьму. Вообще ничего не думал. Удивился я очень, да. А она стоит в тонюсеньких нижних одеждах, дрожит вся, вода по волосам, по лицу стекает. Ну я и впустил её, выдал одеял, да одежды, какая была. Это мы потом ей новое справили, а тогда в моём ходила. Ох, и забавная в нём была – всё же велико и широко. Она вся в один рукав поместиться могла. – Чжу Бацзе, – устало повторил Ибо. Сяо Чжаню захотелось его ущипнуть, потому что если кому-то неинтересно, то пусть не мешает другим слушать. Ещё и рёбрышки такими вкусными оказались – только и успевай мясо от костей отделять да на язык класть. Хотя за Ша Сэном не угнаться. Тут ещё и «дражайшая супруга» подоспела: раздала тарелки, разложила палочки и стала было дальше суетиться, но Чжу Бацзе улыбнулся ей ласково и попросил идти отдыхать. «Поздно уже, весна души моей», – сказал он, и девушка, зардевшись, ушла. – Ах, – вздохнул Чжу Бацзе. Улыбка не сходила с его лица. – Вижу, мы и впрямь познакомимся с Хуан-эром, – холодно сказал Ибо. – Айя! – прищёлкнул языком Чжу Бацзе. – Вот же ты жалишь, и впрямь… – тут он посмотрел на Сяо Чжаня и замолчал. – Дражайшая супруга, – подсказал Ибо. – Э нет, дражайшая супруга так меня не жалит, только целует, – рассхрюкался Чжу Бацзе. – Но ты прав. Пора уже довести историю мою до конца. Рассказала мне девица, что бежала она от гуна. Много лет в их городе и окрестных селениях существовал обычай: прежде брачной ночи с женихом должна невеста взойти на ложе с гуном. Пробовали жаловаться чиновникам, говорила девушка, да толку не было. Лишь карманы их и сундуки тяжелее становились – и после бесед с простыми людьми, и после бесед с гуном. Так и моя несчастная должна была взойти на ложе с этим… этим… не хочу даже говорить, кто он таков, нет такого слова, не подобрать мне. Супругу мою отец с матерью хотели выдать в богатую семью. Не из благородных, но зажиточные. Любви там не было и в помине. Ну, с её стороны. А жениху она вроде как приглянулась. Ну и отец с матерью надеялись, что если семья богатая, то и гун не тронет. Куда там. Гун ещё ничего не проведал, а жених сам уж снарядил невесту к нему в дорогу. Да только она сбежать сумела. Когда за нарядом вышли, она и удрала. В чём была, в том и удрала. И ко мне прибежала. Нет сил, сказала, дальше бежать, хоть убейте, не могу больше. Вот так она и сказала, да. После, как уже полюбили мы друг друга, да Хуан-эр у нас появился, позвала она отца с матерью в гости. Я ради такого случая даже харю свою спрятал и красавцем писаным предстал, но честно рассказал, кто я такой есть. Думал, всё равно кричать на меня будут, а они в ноги повалились и благодарить начали. Вот так. Так вы говорите, гун про меня распускает это вот самое? И в городке тоже про меня всякое это вот самое? – Так и есть, – сказал Сяо Чжань. – Это вот самое, – добавил Ибо. Ша Сэн ничего не сказал – он ел. Но согласно моргнул. – Хитро, хитро, – разулыбался Чжу Бацзе, и со свиной мордой это выглядело так, что Сяо Чжань стал жевать медленнее. – А вы говорите, что гун у лисицы жемчужину забрал? Быть может, и не только у неё. Девки-то больше не пропадают, дражайшая супруга мне сказывала. А теперь ему и драконью принцессу подавай. Там-то силы побольше. Питается он ими, что ли. И хитрый какой – на меня всё свалил, и люди хитрые – нашли выход, тоже на меня свалили, но на них я зла не держу, а вот на гуна! – А раньше ты любил девок погонять, – сказал Ша Сэн в перерыве между одной куриной ножкой и другой. – Не гонял я! – вскричал Чжу Бацзе и, посмотрев по сторонам да прислушавшись, добавил тише: – Не гонял я. В догонялки с ними играть – это да, это любил. Пугать, опять же, и слушать, как визжат. Но то раньше было, ты же знаешь. Раньше, до того, как мы… как тот безумный со своим монахом и богиней, не к ночи будут помянуты, фу-фу-фу, – трижды поплевал через плечо и постучал по столу демон. – Это Хун Хайэр против них выступить рискнул, когда безумный у матушки его веер вздумал украсть… – Так, – сказал Ибо и ударил ладонями о стол. Тарелки подпрыгнули. – Если это и впрямь не ты девушек тащишь… – Да не тащу я никого! Клянусь! Куда и зачем? У меня дражайшая супруга есть и Хуан-эр. Не нужен мне, кроме них, никто. Да и завязал я буянить! Хочешь, трезубцем своим поклянусь? – Да не надо ничем клясться. Надо придумать, как гуна проучить и жемчужину лисицину у него забрать. – Ну, вы думайте и животы наполнять не забывайте. И давайте-ка выпьем. Так думаться лучше будет, я точно это знаю. Ах, какое вино делает моя дражайшая супруга. Непременно попробуйте. А я вам пока расскажу, как любовь наша расцветать начала… – Чжу Бацзе! – тут уж вскричали все трое. Сяо Чжань успел присоединиться к Ибо и Ша Сэну. Уж очень неловко было всё это слушать – как подглядывать за чужим счастьем. Аж внутренности скручивало, и провалиться сквозь землю хотелось, лишь бы не видеть, как свинодемон, которому полагалось вселять ужас, растекался безвольной влюблённой лужей. Чжу Бацзе заморгал круглыми маленькими глазками и разразился хрюканьем. – Простите-простите! Просто такая она у меня… всё! Молчу-молчу! Но, может, вашего четвёртого куда пристроить? Ночью Сяо Чжаню не спалось. Чжу Бацзе отвёл всем троим одну комнату и долго просил прощения, что не может определить в разные – домик хоть и добротный, построенный «вот этими самыми руками», да места в нём мало. Ша Сэн поблагодарил и взял с собой бараньи и куриные кости, сел с ними в углу на расстеленном для него одеяле и, управившись задолго до того, как Сяо Чжань завернулся в своё, заснул. А к Сяо Чжаню сон не шёл. Взгляд, то и дело, соскальзывал к Ибо, лежавшему слева. Скудный лунный свет выхватывал очертания округлого носа и сцепленных на груди пальцев. На губы Сяо Чжань не смотрел. Вот вообще не смотрел. Потому что вино, предложенное гостеприимным хозяином, совсем не по-летнему ударило в голову. Сяо Чжань думал. Не о том, что они обсуждали за столом. Сяо Чжань вспоминал, как тащил Ибо на себе и какими яркими виделись события того вечера, пусть и минуло с тех пор двенадцать лун. И как тогда же он всматривался в это юное лицо и не желал закрывать глаза, зная, что утром всё станет иначе, и тот, кто был так непохож на всех, кого он видел прежде, исчезнет. Так что сон не шёл. Поэтому, устав ворочаться и не желая мешать другим, Сяо Чжань выбрался из-под одеяла, оделся и, задвинув за собой двери, покинул комнату. Снаружи он уселся на деревянный настил и свесил ноги, касаясь носками сапог мелких камней. Наверху несла свои серебряные воды небесная река, внизу за плетёным забором шумели высокие травы, потревоженные ночным ветром. – Что, тоже не спится, проказник? – негромко спросил Сяо Чжань. И, заслушавшись пением цикад, вздрогнул, когда позади послышались шаги. Оборачиваться, чтобы узнать, кто это, не было нужды. И это почему-то кольнуло нечаянной занозой. – Не спится. Но я не проказник, – сказал Ибо и уселся рядом, почти плечом к плечу – качнуться немного, и вот уже вплотную. Но и от незримого тепла успокоившееся было вино разлилось томлением, а ночь ударила дурманящим ароматом из сотен цветов и одной сандаловой ноты. – Завтра мы вернём жемчужину лисицы, – сказал Сяо Чжань. – Таков план. – Куда ты пойдёшь потом? – А куда Чжань-гэ хочет, чтобы я пошёл? – спросил Ибо, и Сяо Чжань подумал, что вино пить не стоило. Потому что полуденный жар точно перетёк в жар полуночный. – Разве имеет значение, чего желаю я? – Имеет. – Но ты сам решаешь, куда пойти. Чего хочешь ты? – Чтобы один храбрый смертный позвал меня с собой. – И этот смертный… – Ты. Ибо не улыбался. Из тёмных глаз его, казавшихся тёплыми в свете дня, теперь глядела голодная бездна. И Сяо Чжань не мог растянуть губы, чтобы обратить это, творящееся между ними, в шутку. Он думал, что вот бы сейчас пошёл снег, и они остались в нём. – Почему ты сохранил мои подарки? – спросил Ибо. – Не мог продать. Ты уже спрашивал. Почему ты ушёл, не попрощавшись? – Я не думал прощаться. Как тебе такой ответ? – Ты лжёшь. – Лгу. Но я рад, что мы встретились вновь. Быть может, это судьба? – Судьба? И в чём же она заключается? В вечных скитаниях? – Не так уж и плохо, когда есть с кем и зачем, не находишь? – Да разве тебе позволят? А как же твоя женитьба? – Сдалась тебе моя женитьба. У меня и невесты нет, – сказал Ибо и тихо пробурчал что-то под нос. Сяо Чжань расслышал «только дурак» и решил, что ему показалось. – А что так? Никто не идёт? – Никто не мил. – Так уж и никто? – А тебе всё скажи. – Можно и не всё. Ибо хмыкнул и ничего не ответил. Сяо Чжань отвернулся, подавил зевок и желание припасть уже к его плечу. Сон одолевал, но сдаваться ему не хотелось, не сейчас. Вот только мысли ворочались лениво, расползались и не могли оформиться во что-то связное. «Это всё проклятое вино, точно оно», – уверял себя Сяо Чжань. – Что, разбойники тогда не досаждали? Не пришли за тобой? – спросил Ибо таким тоном, каким обычно собираются похвалиться. – Не-а, – сонно ответил Сяо Чжань, – вообще про них больше слышно не было. Как сквозь землю провалились. Это ты на них стражников напустил? Вот что значит нарвались на благородного господина. Спасибо. – Спасибо, что спас меня тогда, – ответил Ибо после некоторого молчания и дёрнул уголком губ. – Спасибо, что спас меня тоже. Ну, от Ша Сэна. И потом. – Сяо Чжань? Я не хочу никакую женитьбу. Можно мне и дальше ходить с тобой? Сяо Чжань кивнул, а поднять голову сил уже не было. Он улёгся на плечо Ибо, говоря себе, что нисколько не лукавит, прикидываясь глубоко спящим, потому что сон и впрямь уже обнимал одной рукой, убаюкивал мягким голосом. А ещё во сне было что-то про какого-то Хун Хайэра, и рассказывал о нём почему-то Ибо. Сяо Чжань ни слова не понимал, выхватывая только отдельные слова, которые никак не удавалось собрать воедино: огонь, красный, демон, кровь.