Портной

      В первые часы Миша так и остаётся сидеть на кровати, молча пялясь в стену и разглядывая обломки разбитого телефона. В грудной клетке медленно, но верно, расползается черная дыра, а в голове нет ни одной внятной мысли. Не ты.       Кажется, сначала он даже кричит, потому что к приезду Ольги горло ощущается разодранной кровавой раной. Не ты, не ты, не ты.       Все опасливо ждут, что Миха сорвётся. Оля ходит за ним безмолвной тенью, Балу звонит по видеосвязи несколько раз за пару часов и обещает прилететь как можно скорее, Захар заваливает смсками с предложением залить горе, а заехавший ненадолго Яша явно с некоторым трудом справляется, чтобы не уточнить, не собирается ли Горшок на тот свет просто так, за компанию.       Эта удушающая забота невыразимо бесит. Конечно, нельзя сказать, что желание забыться с помощью подручных средств не возникает, но Миша не идиот. Напьется он до синих чертей и полной пустоты в башке потом, а сейчас – не время.       Моральная дилемма, как скоро можно звонить новоиспеченной вдове сразу после смерти супруга, разрешается не в пользу здравого смысла и негласной этики. Агата берёт трубку почти сразу, как будто ожидая его звонка. - Привет, Миш, - её голос звучит искусственно ровно, вызывая непрошенное восхищение. – Сейчас, честно говоря, некогда, поэтому давай кратко: авария, Ленобласть, судя по навигатору - около полуночи, нет, куда ехал не знаю, нет, шансов не было, о дате похорон сообщу позже, в помощи не нуждаюсь. Ещё что-то?       Миха понятия не имеет, как выражать соболезнования, слова застревают где-то в глотке и он молча кивает на каждое выплеванное Агатой слово, забыв, что она не может его видеть. - Звони, если что-то нужно будет. За Алиской там присмотреть или с организацией помочь. Или ещё что-нибудь.       Мише отвратительно тошно от каждого сказанного предложения, и в душе он надеется, что вот сейчас Агата сорвется, пошлет его на хуй с этой бессмысленной заботой, припомнит каждую минуту бездарно проебанных двух лет, а затем пошлет на хуй ещё раз, чтобы уж наверняка. Лучше так, чем этот искусственный голос не то робота, не то человека, старательно сдерживающего подступающую истерику. Она имеет на это право. Он – нет. - Пока, Миш.       Агата сбрасывает вызов. Миха откладывает в сторону Олин телефон, роняет голову на руки и беззвучно воет. Главное он узнал: полночь.

***

      Времени критически мало. По возвращению в город Миша первым делом отправляется за компьютер и открывает значок браузера. Вторая ссылка сообщает, что похороны жертв ДТП – дело небыстрое, необходимо установить причины аварии, привести тело (Андрей – не тело!) в порядок и только потом проводить церемонию. Но, кажется, Агата говорила что-то про то, что шансов не было, а значит, какие-то подробности уже были известны. Это усложняет дело.       Оля целует его в щеку и протягивает стакан воды, затем подает какие-то мелкие белёсые таблетки на дрожащей ладони. Мише абсолютно не интересно что это, лишь на грани сознания мелькает мысль, что, чем меньше таблетка по размеру – тем более гадкой она является. То ли дело Сашенькины разноцветные леденцы от кашля. Таблетки оправдывают ожидания, оказываясь максимально отвратительными и горькими.       Нужно сосредоточится. Нужно думать. Нужно откинуть все лишнее за скобки, как в школьных уравнениях, с которыми упорно не ладятся дела у Насти. Вынести ненужные данные, оставить главное. Андрей обязательно оставил подсказки, Андрей умница, он бы не бросил его один на один с нерешаемой задачей.       Память услужливо подкидывает воспоминания, в которых Князь отказывается от мюзикла, от группы, от него, - Горшка. Миха упрямо трясёт головой, почти физически пытаясь изгнать из неё непрошенные злые мысли. Это – потом. Всё потом.       Он прослушивает каждую из последних песен Князя, беззвучно шевеля губами и мысленно проговаривая про себя строчки. Где-то здесь. Где-то он обязательно должен был спрятать. Дойдя до последней, Миша снимает наушники и, не удерживаясь, смеётся в голос. Вот оно же оно. Вот! - Ай да Князев, - нараспев протягивает он сквозь смех, изломанно цитируя светило русской поэзии, - ай да сукин сын!       Сидевшая всё это время рядом Оля испуганно отшатывается, и Миха запоздало понимает, что смеется уже достаточно долго, а остановиться всё никак не получается. - Оль, на, возьми, послушай, послушай же!       Ольга послушно берёт протянутые наушники и на несколько минут замирает, вслушиваясь в слова песни. Затем растерянно отдаёт их мужу обратно. -Понимаешь?! - торжествует Миша, вытирая выступившие от смеха слезы. – Понимаешь, да?!       Лицо Оли выражает сразу с десяток эмоций, и ни одну из них Миха сейчас не может разобрать. Она протягивает к нему руку и ласково касается щеки, целует в уголок губ, а затем прижимается всем телом, шумно выдыхая. Миша обнимает её в ответ и неожиданно понимает, что тело уже давно содрогается совсем не от смеха. Он опускает голову, утыкается в Олино плечо, позволяя ей запустить руку куда-то в волосы и нежно поглаживать. Слабость подступает неожиданно, ноги подгибаются, и они оба оседают на пол, не разрывая объятий. - Папочка? Саша стоит в проёме двери, прижимая к груди какую-то яркую детскую книжку. - Папа устал, милая, - отвечает за него Оля, помогая разом обмякшему Михе пересесть на диван. – Давай сегодня я тебе почитаю. Саша подходит ближе, тревожно заглядывая отцу в глаза. - Папочка, ты заболел?       Простой детский вопрос бьет под дых, уничтожая остатки кислорода.        «Папочка, ты заболел?» Нет, Сашенька, просто сегодня папочка опять проиграл в своей гонке вооружений и, вместо обещанного вечера мультиков, выбрал встретится с местным барыгой. «Папочка, тебе нехорошо?» Нет, крошка, папочка слишком метко отметил особо удачную репетицию мюзикла и провёл вечер в компании небезызвестного сорокаградусного напитка, а не вас с мамой. «Папочка, ты что, отравился?» Нет, доченька, просто папа опять забыл, что ему давно не двадцать, и похмелье без исключений приходит по расписанию. - Нормально, Оль. Я сам, - хрипит Миха, и, пошатываясь встаёт с дивана. – Что там у тебя, милая?       Саша отрывает разноцветную книгу от груди и переворачивает к отцу лицевой стороной. «П.П. Ершов. Конёк-горбунок» - бьёт в глаза разноцветными буквами надпись на обложке. Миша крепко жмурится. - Вчера по дороге в город купили, - тихо говорит Оля откуда-то из-за его плеча. –Ей очень картинки понравились.       Миша бережно вынимает из дочкиных рук книгу и подносит к глазам. Вчера купили. Когда Андрюха ещё ехал по каким-то своим делам где-то в Ленинградской области. Когда Андрюха ещё был живым, хотел знать, как его дела, обещал приехать на днях.       Горбатый полуконь-полуосёл с обложки издевательски ухмыляется.

***

      Если бы отстаивание личных границ было компьютерной игрой, то Миха в ней однозначно возглавлял бы любой рейтинг. В пятнадцать он отчаянно сражается с отцом за право на музыкальные вкусы и ношение старых засранных футболок, в шестнадцать – с преподами реставрационки за нежелание высиживать скучнейшие пары, в двадцать три – со всем миром за дозу, а в тридцать семь – с Князевым за Князева. Если бы Миша мог, он бы выстроил свои границы в виде стен средневекового замка, а для надежности окопал бы рвом, который заполнил бы мёртвой водой и запустил туда самых зубастых пираний.       Делиться своим планом совершенно не хочется. Миша всё ещё не идиот и прекрасно понимает, что его могут записать в лучшем случае в потерявшего остатки разума наркомана, в худшем – в окончательно поехавшего сумасшедшего. Но, как не прокручивай идею в голове, одному тут никак не справиться. Время слишком быстро утекает сквозь пальцы, Агата наверняка уже организовывает церемонию, а Андрюха…гниёт. Эта мысль вбивается в голову раскалённым гвоздём, выбивая остатки сомнений. Не ты.       Если постараться, то, конечно же, можно найти людей, не задающих лишние вопросы, но очень хочется заручиться помощью тех, кто точно поймёт, кто знает их мир, широким жестом был допущен до прогулок по их тропинкам, видел всё от начала и до конца. Ебаный Балу с его ебаными трансатлантическими перелётами.       Горшок сидит за столом, методично отстукивая ритм услышанной вчера князевской песни и перебирает в уме с десяток имён, начиная от Шурика Васильева и Рябчика, и заканчивая Устюговым. Не то. Не ты. Нужен не только тот, кто знал бы его с ранних лет, но и тот, кто бы разделил сейчас переливающуюся колючими иголками тоску, даже если бы никогда в ней не признался.       К Поручику он решает заявиться официально, предварительно позвонив. Голос у того звучит сонно, и Миша запоздало понимает, что обманчивый яркий свет за окном – это всего лишь типичные Питерские белые ночи, а на часах нет ещё и пяти утра. - И это, - добавляет Миха, сам до сих пор не уверенный в правильности своего же выбора. – Лосю сам позвони, да? Пусть тоже приезжает.

***

      Миша размеренно рассекает комнату широкими шагами, физически ощущая на себе тяжелый взгляд двух пар глаз. - Ну как-то так, - заканчивает он, резко останавливаясь и чуть не налетая на стул с восседающим на нём Ренегатом.       Реник открывает рот, явно готовясь высказать что-то мудреное и правильное, и тут же его захлопывает, растерянно переводя глаза на Поручика. Миша не может сдержать глупое хихиканье. Растерянный Ренегат, вот так зрелище!       Так до конца и не проснувшийся Саня медленно жуёт губами, старательно подбирая правильные слова. - Миш, - наконец-то выдыхает он. – Миш, всё случившееся – это пиздец, но то, что ты говоришь – это тоже пиздец какой-то.       Значит, третий вариант. Не поехавший сумасшедший, не слетевший с катушек наркоман, а просто убитый горем когда-то лучший друг. Нихуя не лучше. Идиоты. Кретины! Только время на них потратил! Миша оборачивается на голос Поручика, в зверином прыжке оказывается рядом и обвиняюще тыкает в него пальцем. - В башке у тебя пиздец, - почти рычит он. – Хоть раз включи остатки серого вещества, а не хуйню неси!       Хочется стереть это жалостливое выражение с чужого лица мокрой школьной меловой тряпкой, схватить Саню за плечи, хорошенько встряхнуть, вскрыть черепную коробку и вложить туда свои мысли, идеи, картинки напрямую, чтобы тот наконец-то услышал, понял, почувствовал. Как всегда умел только Андрей. Не ты. - Миш, давай еще раз, - примирительно тянет сроднившийся со стулом Ренегат из другого конца комнаты. – Если я правильно понимаю, ты сделал свои выводы на основе примерно одного времени вашей с Андреем «смерти», его обещания, сна про Конька-Горбунка, собственной галлюцинации и песни «Портной». Правильно? - Ну! – снова начинает размахивать руками Горшок, радуясь, что его наконец-то поняли. – Ну дык! И осекается, чувствуя, как собственные аргументы рассыпаются хрустальным стеклом от звука ренегатовского голоса. - Миш, я, честно, не знаю, как сказать, мне правда, очень жаль, Андрюха…какой бы он не был, этого всего не заслужил. Никто бы не заслужил. Но иногда сны – это просто сны, никакой клинички у тебя в этот раз не происходило, просто сердце прихватило, Князь чувствовал свою вину и звонил, чтобы её загладить, Финский залив – это, ну…Тоже сон? А песня…Мало ли у Андрея было песен? В песне про пиво тоже глубинный смысл искать будем?       Миша бессильно опускается на диван рядом с Поручиком, разом теряя всю скопившуюся за ночь придумывания его идеального плана энергию. - Отрицание – совершенно нормальный этап проживания горя, - продолжает Ренегат, словно не замечая разницу в горшковском настроении. – Мы все рядом, Миш, и, если тебе надо будет поговорить… - Заткнись, - со змеиным шипением в голосе прерывает его Миха, - завали прямо сейчас, или я за себя не отвечаю.       В комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь тихим стуком настенных часов. Горшку кажется, будто он в ней безвозвратно тонет без какой-либо возможности сделать спасительный вздох, как в самой-самой всамделишной мертвой воде.        Саня слишком старательно рассматривает свои лежащие на коленях руки, как будто видит их впервые в жизни. - Хорошо, Мих, - неожиданно разрывает вязкую тишину Поручик. – Допустим. От нас-то ты чего хочешь? Мише кажется, что Александр Щиголев – самый лучший и красивейший человек на свете. И как он только этого раньше не замечал? - Бабу, которая со всеми этими воскресающими делами мутит, я сам найду, есть парочка на примете. Нужна помощь в морге. Найти нужный, постоять на стрёме, помочь с…телом. Ну и организовать другое вместо Андрюхи, понимаешь, да? Там после аварии всё равно закрытый гроб должен быть, Оля узнавала.       Ренегат напоминает о своём присутствии в комнате чем-то вроде тревожного проигрывающего всхлипа. Не ты, не ты, не ты.