Портной

      Иногда сны - это отражение реальных событий, которые мозгу необходимо обработать ещё раз. Иногда – просто фантазия о несбывшимся. Иногда – смесь и того, и другого. Именно такой сон снится Михе за несколько дней до девятой клинички. Он находится в полузаброшенном здании чего-то, напоминающего старый Настин детский сад, стены которого изрисованы сверху донизу персонажами сказок. Вокруг царит полумрак, и он стоит в пустом длинном коридоре как будто в свете прожектора, разглядывая рисунок странного полуконя-полуосла. -Мих, так и будешь пялиться, или уже, может быть, поможешь маленько? - окликает его знакомый голос. Совсем юный Андрей стоит с ведром краски в руках и протягивает ему малярную кисть. Горшок почти уверен, что, если бы где-то в этом бесконечном коридоре обнаружилось зеркало, он бы увидел в нём себя уже почти забытым: худее килограмм на дцать, с темными волосами без единого признака седины и задорным взглядом семнадцатилетнего мальчишки. Миха молча берёт кисть, обмакивает её в краску, и начинает закрашивать зелёную поляну, на которой беззаботно скачет недоконь-уродец с двумя горбами. Князь шутливо толкает его в плечо, и капли краски с мишиной кисти разлетаются невпопад, улетая на стену, лицо, пол. - Не ожидал тебя здесь встретить, - после недолгого молчания говорит Андрей, присаживаясь рядом на корточки. -Не одному же тебе на практике за двоих отдуваться, - в тон ему отвечает Горшок, зачем-то перечеркивая божью коровку под копытом уродца крест-накрест, а затем дорисовывая ей небольшие рога. – Во, так гораздо лучше. -И правда, - заливисто смеется Князь, снова вставая в полный рост и пририсовывая недоконю вампирские клыки. Какое-то время они вновь молчат, нарушая тишину лишь прикосновением кисточек к стенам. -Андрюх, - наконец начинает Миша, немного откашливаясь. – Я, вообще, поговорить хотел. Глупо всё получилось, короче. Извиниться хотел, да? -За что, Мих? – в глазах у Князя черти водят карнавал, он дорисовывает сидящего в траве лешего, показывающего коню средний палец, и заливисто смеется. Ну конечно. Семнадцатилетний Князь понятия не имеет о двух годах молчания, о сорванных концертах, о клиничках, рехабах и разгромных интервью. Семнадцатилетний Князь увлечен своими рисунками, стихами, пивом на разлив и совместным миром, который они только-только начали создавать. - Да так, -бросает Миха, снова погружаясь в работу. Андрей оформляет коню два крохотных крыла и отходит на пару шагов, оценивая получившуюся работу. - Так ещё лучше. А то всегда было непонятно, какого хуя он в сказке летает, а крыльев нет. Неправдоподобно. -Кто летает? – не понимает Горшок, оглядываясь на друга. -Конёк-горбунок, конечно. Классику знать надо, Мих, не единым Кропоткиным живы. Недоконь, получивший новые неожиданные части тела, игриво подмигивает со стены. -Да долбаёбская сказка просто, - оправдывается за своё незнание Миша. – Всего намешано. Принцесса какая-то, король этот – мудак дебильный. Вода ещё – живая и мёртвая. Вот что это за хуйня, Андрюх? Мертвая вода – она в Мёртвом море плещется. А живая – это если в ней всякая хрень плавает. Бактерии там разные, да головастики. -Сам ты головастик, - усмехается Князь и уже прицельно мажет Миху кистью по лицу. -Сдурел?! –орёт едва успевший зажмурится Миша и, не давая себе время опомнится, опрокидывает Князя на холодный пол, придавливая правой рукой. Андрей оказывается очень близко. Его глаза сразу становятся серьёзными, а лицо начинает меняться, и вот перед Горшком лежит уже не семнадцатилетний пацан из реставрационки, а тот Князь, которого он не так давно встретил на «Окнах»: взрослый и какой-то уставший. Когда-то Миха слышал, что вкусы и запахи во сне могут чувствовать не более двух процентов людей, и понимает, что ему однозначно повезло входить в их число, потому что губы Андрея на вкус ощущаются чем-то горьким, но одновременно невероятно приятным. - Не забудь, - шепчет Князь ему прямо в ухо, не давая отстраниться. – Мёртвая и живая вода, Мих. Не перепутай. Мёртвая и живая.

***

      Этим утром Горшок просыпается, чувствуя себя тем самым старым котом, который из последних сил уползает в дальние кусты подальше от хозяев, чтобы никто не смог стать свидетелем его смерти. Вот только у кота предположительно все девять жизней, а у него, Михи, выходит, только восемь.       Где-то в глубине дома слышится шум: Ольга готовит завтрак, девочки смеются, грохочет посуда. Смятая под лицом подушка ощущается как будто сверху и давит многотонным грузом. Весь мир, сука, давит.       Оставленный на тумбочке телефон начинает заливаться стандартной мелодией, бьющей по мозгам хуже похмелья. Миха протягивает руку, видит неизвестный номер и хочет по привычке сбросить звонок, но почему-то принимает вызов. - Привет, Миш, - раздается в трубке знакомый голос. – Я вроде как позвонить обещал. Вот, звоню. По телу пробегает табун мурашек, в горле разом пересыхает. -Миш? -Хотел что-то? Вроде как, – к удивлению для самого себя неприветливо отвечает Горшок. Голос в трубке замолкает, будто разом теряя весь энтузиазм. -Хотел. Как твои дела узнать хотел. Выглядел ты тогда всё-таки неважно. -Жив, как видишь, - ухмыляется Миша, приподнимаясь на локтях и сминая простыни. – Вернее, как слышишь. -Жив – это хорошо, - ухмыляется голос в трубке. – Вы же с девчонками на даче, верно? Если хочешь, я бы приехал. Посидим, поговорим. Как раньше. -Не, не надо, - слишком поспешно отвечает Горшок.       Не сегодня. Сегодня – этого видеть никому не надо. Тем более Андрею. Особенно Андрею. А что будет завтра – самого Мишу это уже вряд ли будет касаться.       От обиды начинает першить в горле. Не на Князя, нет, - на этот дурацкий день, дату которого он даже не помнит. -Ладно, - немного растеряно отвечает голос с того конца телефона, - давай на днях тогда? Если хочешь, конечно. Я не настаиваю.       Да что он, как сука, в самом-то деле. Человек вот старается, гордость свою в жопу засовывает, звонит. Ему-то откуда знать, что от слабости Миша едва шевелит языком. - Давай, Андрюх. На днях – обязательно.       Надо поднять себя с кровати. Спуститься вниз. Обнять Олю. Поцеловать девочек. Проводить их до машины. Сказать что-то ободряющее. Надо-надо-надо. - Хорошо, - в голосе слышно едва заметное облегчение. – Я приеду, слышишь, Мих? Обещаю.       Последние слова звучат неожиданно серьезно, выбиваясь из остальной, не шибко содержательной, беседы.

***

      Как настоящий ветеран клинических смертей, Миша не привык их романтизировать. Не было там никаких светящихся туннелей, дарующих скорое освобождение, ни светлых ангельских ликов, ни давних умерших родственников, протягивающих к тебе руки. Была темнота, затем электрический разряд и больничная койка. А потом - заплаканная Муся, сжатые губы Андрея и легкая уверенность в собственном бессмертии. Видимо, судьба к нему милостлива, потому что напоследок даёт пребывающему в агонии мозгу насладиться красотой Финского залива. Теперь-то точно всё, никакая живая и мёртвая вода не помогут. Клиничка – событие сугубо персональное и личное, поэтому Миша совершенно не ожидает увидеть фигуру, восседающую на камне и зябко кутающуюся в кожаную куртку. - А ты что здесь делаешь? – почти рявкает он, хватая Андрея за грудки и чуть приподнимая над водой. -Да хуй его знает, - немного растерянно отвечает Князь, старательно разглядывая залив. – Может, тебя жду. А может и нет. -Ты эти дела брось: меня он ждёт. Пиздуй давай отсюда. Будь оно проклято, чертово кислородное голодание. Даже сдохнуть в последний раз без Князева невозможно. -Да куда теперь…- трёт переносицу Андрей и наконец-то поднимает голову. – Теперь всё уже. -Двигайся. Миша отпускает ворот кожанки и Князь плюхается на камень обратно, поднимая ногами холодные водяные брызги. Горшок садится рядом. -Больно вообще-то. Миха скалится. Больно, блять, ему. Ебаной предсмертной галлюцинации. -Ты, Мишань, прости, что так вышло, - извиняющимся голосом протягивает Андрей и утыкается носом ему в плечо. -За что? – Горшок ловит себя на легком дежа вю этого вопроса, но никак не может вспомнить, где схожий разговор мог звучать совсем недавно. -Я же приехать обещал. А теперь не получится, выходит. Проебался. Полузабытое теплое чувство растекается в михиной груди и, поддавшись ему, он приобнимает Князя за плечи. -Брось, Дюх. Это же я нежданно-негаданно сдохнуть решил, ты-то тут причем. Андрей решительно сбрасывает его руку и встаёт, выпрямляясь в полный рост. Воды неожиданно становится слишком много: вот она уже плещется около коленей Князя, вот достигает бёдер и начинает подбираться к верхушке камня, на котором всё ещё восседает Миха. - Не ты, - грустно шепчет Андрей и со всей силы толкает Горшка в воду. ***       Миха очухивается, жадно хватая ртом воздух и ощущая на кончиках пальцев холодную воду Финского залива. Сердце бьётся в безумном ритме, по телу словно проходят разряды электричества, однако, бригады медиков,вооруженных шприцами с адреналином, рядом не обнаруживается.       Ветеран клинических смертей Михаил Горшенёв умеет не путать их ни с чем другим. А ещё знает, что сам по себе человек от клиничек не воскресает.       Тело заходится в крупном ознобе, и Миша, стуча зубами, плотно закутывается в лежащее рядом одеяло.       За окном, по-видимому, уже глубокая ночь, и Миха тянется за телефоном, чтобы проверить время, но вместо этого натыкается на десяток пропущенных звонков от Оли. Дрожащими пальцами он нажимает на зелёную кнопку, одновременно оглядывая комнату в поисках оставленной пачки сигарет. Курить хочется нестерпимо. Оля берёт трубку сразу. -Миша, Мишенька, - доносится её плачущий голос. – Я уж думала, что ты…Миш, я уже еду…       В голове возникает миллион вопросов. Едет? Куда? На дачу? Зачем? Она что – знает? Та тётка в ЗАГСе с голосом беременного дельфина, обещающая «и в болезни, и в здравии», не врала, и Оля, слова львица, чувствует, когда её «детёныш» в опасности? Или он всё-таки сдох? Стал призраком, как в князевских виршах?       На всякий случай Миша с силой прикусывает щеку и шипит от неожиданно яркой боли и привкуса крови. Нет, призраки вряд ли столь осязаемы. Тогда почему голос Оли звучит так испуганно? -Ты погоди, - хрипло останавливает он бессвязный поток бормотаний жены. – Случилось что-то? С девчонками? С Мусей? Оля резко замолкает. -Оль, не молчи, что девчонками что-то?! С Сашей?! -Миш, ты только не делай ничего, я уже сейчас приеду, только не пей, пожалуйста, тебе же нельзя, Миш, я скоро буду, - снова начинает тараторить она. – Миш, я думала, ты уже знаешь, Мишенька…Андрей… «Не ты», - долетает порывом холодного ветра знакомый голос в почему-то открытую форточку. Внутри Миши всё-таки что-то умирает, но совсем не так, как он себе представлял во время девятой клинички.