this girl is a gun

Едва влажный, свежий воздух обволакивает нагретое на ярком солнышке лицо, позволяя ему ненадолго охладиться. Дышать так легко и приятно, полной грудью этой цветущей в душе прохладой, под прикрытыми веками видя только рыжину из-за солнца, никак не сплошной мрак. Шелест травы безумно приятно ласкает слух, будто самая приятная мелодия, слушать которую хочется вечно. Никогда ещё не было так замечательно, настолько хорошо, что хочется раствориться не только в мгновении, но и наяву, чтобы срастись с травой и провести остаток своих дней именно так, наслаждаясь. Совсем нежное и невесомое прикосновение к своей щеке ощущается безумно родным, но искреннее любопытсво заставляет приоткрыть глаза. А над ней глаза кошачьи нависают, зелёные такие, как бархат дикого мха, переполненные нежностью и любовью наблюдают за каждым ее движением, светлые, мягкие и едва вьющиеся волосы спадают прямо на лицо Йеджи, щекоча. Обладательница платинового блонда мягко заправляет пряди себе за уши, совсем нежно улыбаясь, и лежащая на ее коленях девушка узнает в ней себя. - Рано, совсем рано ты,- качает головой блондинка, тёплыми пальцами поглаживая кожу щек. - Ёнджи?- сердце в груди содрогается от резкого воспоминания о человеке, что был ближе, чем кто-либо и когда-либо на протяжении девяти месяцев. - Да, моя милая,- а голос сестры кажется безумно мягким, не таким, как у нее.- Я всегда рядом. Прикусив обе губы, Йеджи едва сдерживает слезы, заливающие пеленой глаза. Если бы не несчастный случай, то все сложилось бы иначе. Совсем. Она не чувствовала бы всю жизнь себя неполноценной. - Ты не представляешь, как мне не хватает тебя тоже,- проговаривает Ёнджи, стирая чужие слезы.- Но рано. Совсем не время. А взгляд старшей сестры проливает сильную горечь: - Почему ты оставила меня?- ладонью забирает ее руку в свою, впервые ощущает себя целой. - Так было нужно,- пронизанный болью нежный голос Ёнджи едва содрогается.- Верь себе, милая. Поверь тем, кто теперь рядом. И не сдавайся. - Я больше не могу, Ён,- слезы сами собой стекают по лицу.- Я не могу. Почему так больно? - Сила не даётся даром. Поверь тем, кому сможешь доверить свою боль. Они останутся до конца. - О чем ты? - Тебе пора, моя милая,- Ён хмурится так, будто сама вот-вот разрыдается. - Я не хочу,- Йеджи с силой хватается за рукава младшей, уже не стесняясь своих слез.- Не оставляй меня. - Я всегда рядом. - Нет, не уходи,- умоляет, приподнимаясь. - Ещё не время,- младшая мягко притягивает ее к себе, в теплые объятия, в которых хочется провести вечность, отогреваясь от всей боли.- Тебе пора. - Нет, Ён, пожалуйста,- жалобно вцепляется в ее светлую одежду на спине.- Я хочу остаться с тобой. Прежде чем ответить, Ёнджи ласково отодвигает девушку от себя, обхватывая щеки обеими ладонями, направляет взгляд зелёных кошачьих глаз в свои, идентичные им: - Мы скоро встретимся, я тебе обещаю,- с самой больной улыбкой проговаривает младшая, прежде чем пролить слезы крупными алмазами. Светловолосая версия Хван едва отворачивает голову в сторону, будто на некий зов, а после чего мир быстро тускнеет, погружаясь во тьму. Прежде чем борьба с этой тяжёлой, густой тьмой заканчивается, по ощущениям проходит вечность. Йеджи медленно открывает глаза. Да блядство, вновь незнакомый потолок, а на душе пусто так, будто ее никогда и не было. Точно оставила ее сестре, которой нет столько же, сколько дней она живёт на земле. Апатия и автоматизм берут над разумом контроль вновь – девушка равнодушно усаживается в кровати и оглядывается, понимая, что она на больничной койке. Только этого, блять, не хватало. Всё, что угодно, любые побои, надругательства, обливание помоями, но только не больница. Сердце странной болотной пучиной обволакивается, заходя в ускоренном темпе. Нет, ей здесь не место. Хуже любой пытки видеть пустые стены и чувствовать этот запах стерильности. Лучше уж быть прикованной наручниками к горячей батарее, чем эта мнимая светлость и покой. В гробу такое видали. Поднявшись, Йеджи осматривается. Мерзкое чувство грызет под ложечкой, предвещая ужасное состояние. Только вот белые тапочки, как у покойничков, стоят внизу, у кровати так, привлекают к себе внимание. Не долго раздумывая, вшагивает в них, подходит к окну, чтобы оценить ситуацию. Супер, ещё и первый этаж, да и на окне ручка. Работающая! Открыв его, высовывается наружу, оглядываясь, даже не морщится от прохладного ветра. Брошенный взгляд через плечо обратно в больничные, светлые покои поддает душе жару – не намерена оставаться, здесь она сгниет заживо скорее, чем поправится. Эта ненависть к больницам с ней ещё давно, лучше уж отлежаться дома на кровати, в знакомой обстановке, нежели чем хер пойми где под круглосуточным присмотром, как в карцере. Вернувшись взглядом к обстановке за оконной рамой, Йеджи пытается высмотреть хоть что-то, что может ей помешать вытворять херню в виде побега. Она прекрасно осознает, что это слишком по-детски вот так вот сбегать, как из лагеря, что это совсем безрассудно, ведь ей здесь помогают, но ничего не может с собой поделать. Ненавидит чересчур сильно, чтобы оставаться. Через несколько минут давящее изнутри чувство испаряется, как только она выруливает за забор этого больничного городка, а после и вовсе приходит несказанное облегчение, когда узнает улицу – неподалеку ее дом, отцовская квартира, отсюда даже многоэтажку видно. План, по мере приближения к дому, в голове проясняется. Осталось только надеяться, что сегодня будни – в это время отца не должно быть дома, а после уже узнать адрес дома Рюджин, чтобы вернуться уже туда и со спокойной душой отлежаться. По подсчётам девушки сейчас примерно час дня, а это значит, что в больнице провела она, как минимум сутки. Откуда такое решение? Вчера ей было уже получше, а еды в доме Рюджин все так же не было, как и позавчера, поэтому они решили съездить в магазин неподалеку. Живёт Шин, как и предполагалось, в загородном доме, подальше от городской суеты, за большими заборами, с системой охраны и прочей ересью, но все же любезно объяснила как и чем пользоваться и как попасть на улицу или, наоборот, в дом, чтобы не было проблем, вдруг Хван захочет прогуляться или у нее появятся какие-то свои дела. Все было вполне себе замечательно, бандитка была спокойна и, кажется, даже довольна тем, что младшая чувствует себя получше настолько, чтобы найти в себе сил прогуляться по местному универсаму. Рюджин, по советам младшей, складывала в корзину все, что приглянется той, ведь готовкой бандитка практически не занимается, а питается как придется, в основном, на работе. А Йеджи и не стеснялась, рассказывая о том, что может пригодиться чуть ли не всё, в зависимости от настроения – что захочется кушать, то и наготовит для себя. И Йеджи тоже была довольна всем, начиная от того, что старшая вела себя с ней по-человечески, заканчивая тем, что с ней было спокойно и свободно, даже если они и говорили на отстранённые темы во время краткого путешествия по магазину и до него. Йеджи не знает с чем это связано, но вчера бандитка решила остаться на весь день дома, пусть и позавчера приезжала трижды в день для перевязок то ли ради контроля, что они все же проведены, то ли ради того, что бы сделать их самой, тем самым помогая и заботясь. Только вот еду она покупную с собой привозила в одноразовой посуде, чтобы никто из них не парился. Внимательно следила, чтобы девушка хорошо ела, да настолько пристально, что сама едва ли попадала палочками в рот. Что именно произошло, из-за чего она оказалась в больнице – Йеджи совершенно не помнит. Опять пробел в памяти. Последнее, что помнит, как они шли вдоль витрин с молочной продукцией. И всё – опять провал. Может, хоть Шин что-то знает?

╏ ” ⊚ ͟ʖ ⊚ ” ╏

Сказать, что ей повезло – ничего не сказать. Отца дома все же не было, но срач в квартире стоит неимоверный. Противно находиться здесь. Долго думать не особо пришлось – сегодня будни, а значит, что найти Рюджин возможно только одним способом, ведь она не знает ни где бандитка работает, ни где живёт. Только дом снаружи видела, да и внутри тоже. Нужно найти Юну, а это уже куда проще. Переодевшись, перед выходом Йеджи вновь оглядывает себя в зеркале у входа. Старые свободные брюки, поношенные кроссовки и зелёный свитер с футболкой под ним. Отвратительно. Едва ли выглядит живой, а уже немного зажившая верхняя губа, шрам на которой останется однозначно на всю жизнь, заставляет организм выпустить наружу мурашки, что разбегаются до самого затылка. Она ещё никогда не выглядела настолько плохо. Лицо цвета бетона, эмоций ноль, а под умертвленными, болотными глазами мешки такие, что в них поместится по целому коту. Смотреть на себя тошно. Прихватив небольшую сумму из заначки отца и целую пачку сигарет, Йеджи выдвигается, не забыв закинуть в подъезд запасной ключ обратно. Идти по херовой погоде минут сорок, а в одном свитере, все том же, зеленом, что принадлежал маме, да и в таком состоянии почти целый час. Свежий воздух пыльного города не воодушевляет, наоборот, кажется каким-то морозным, мерзким, а вся эта развязанная расстаявшим снегом грязь убивает напрочь. Засунув руки в карманы, всю дорогу девушка не поднимает опущенной головы, претерпевая лёгкий холод, что особенно чувствуется кончиками ушей. В мыслях пустота полнейшая и непонимание, для чего она все это делает. В школу ее пускают без каких-либо вопросов. То ли всем плевать настолько, то ли трогать лишний раз не хотят, раз в таком состоянии. Часы на стене над расписанием показывают третий час, а это значит, что у нужного ей сейчас класса идёт физкультура. Топая в зал, натыкается на автомат с вкусностями разными в коридоре. Взгляд цепляет разноцветными упаковками. Ничего не хочется. Но последняя пачка мармеладок умоляет страшно, изнывает от того, как хочет погибнуть в ее желудке. Мысль о том, что Шин-младшая вряд ли похожа на человека, что охотно желает носиться и потеть, проскальзывает сама собою, отчего Йеджи уверенно шагает мимо этого самого злополучного зала, даже не всматриваясь в людей с параллели. А вот за дверьми женской раздевалки уже оказывается довольно интересная картина, которая даже не пробивает на какие-либо эмоции. Всего-навсего Юна очень страстно зажимает какую-то девушку между собой и стеной, закинув ее ногу себе на талию, и очень крепко держит ее за ягодицу. Ничего интересного как бы, Йеджи равнодушно закидывает следующую мармеладку себе в рот, когда младшая Шин резко оборачивается, предоставляя взору вторую девушку в лице Черён, и пугается того, что это никто иной, а сама, мать его, Хван, которая оказалась единственной в своем роде, кто посмел ответить ей ещё большей болью на причиненную. - Йеджи,- пугается Ли, моментально начав приводить себя в порядок, нервно пытается оттдернуть юбку обратно,- это не то, о чем ты подумала! - Да, это не то!- глаза Юны расширяются ещё больше, когда взгляд холодных лесных глаз скользит по ее раскрасневшемуся лицу. Ничем не проникнувшаяся Хван вновь медленно закидывает в рот следующую мармеладку: - Да мне похуй, если честно,- вяло ведёт одним плечом.- Я ни о чем и не думала. Должна ли я сказать, что я попросту разнесу тебе кабину, если Рёнче хоть раз расстроится из-за тебя или твоих выходок? - Я поняла!- Шин испугано мотает головой.- Я все прекрасно поняла. Не надо. Да, мы встречаемся! Уже семь месяцев! Я люблю ее! Вот! - Да че ты орешь-то,- едва морщится Йеджи.- Люби сколько влезет, мне не жалко. Только вот забавно вышло. - Что именно?- явное беспокойство выдает нервность Ли. - Теперь понятно, почему ты распиналась, чтобы я не связывалась с Шин,- усмехается, жуясь.- И почему они меня не тронут. - Да никто тебя и не тронул бы,- отмахивается Юна. - Да что ты?- на бездушном лице выгибается бровь.- Мне рассказать, почему ты ссышься кипятком от одного моего присутствия? Или ты сама? Юна низко отпускает голову: - Сама,- бурчит, а после поднимает на Черён щенячий взгляд исподлобья.- Я ее хотела придушить, потому что она ударила Рюджин. - Стоп,- изумляется Ли.- А за что ты ударила Мисс Шин? - Эта крейзи вумен напала на меня своими губами и хотела съесть мои. Черён чуть ли не седеет от такой информации. Ее челюсть отпадывает настолько сильно, что чуть ли не пробивает собой бетон под полом. - Ну вот, я ее хотела задушить за это, припугнуть так, немножечко, чтобы много не позволяла себе,- мямлит Юна.- А за это она чуть не сломала мне нос. - Бедняжка, как ты вообще выжила,- безучастно комментирует Йеджи, жуя очередного мармеладного медведя.- Кстати, адрес дома Рюджин знаешь? - Нет. - Пиздец. - Зачем тебе? Она все равно на работе. - Грабить буду,- холодно фыркает, усаживаясь на лавку.- Позвонить дашь? - Кому? - Матери моей, блять,- огрызается.- Сестре твоей, не самой старшей. - Зачем? - Боги, Черён, она же тупая, как ты с ней..,- устало прикрывает ладонью глаза, опираясь локтями в колени.- Явно не про твои домогательства и прогулы доносить. В ответ лишь тишина, в течении которой красноволосая Шин упорно ищет телефон, а Йеджи находит в этом возможность прикрыть глаза. О боги, откуда ж в ней столько сил оказывается, когда все время кажется, что соскребает их она со дна своей души все время? Ну вот не может же у нее быть настолько глубокая душа, что до дна ее добираться, как до Марианской впадины. Не может у нее, медленно погибающей от своих же рук, быть столько сил, чтобы держаться на ногах, не рухнув ни разу. Ён, совсем все плохо... Сил-то, может, и нет, только вот характер такой, что кулаками бы разъебала бы булыжник в пыль, если бы захотела. В плечо аккуратно тычут, привлекая внимание, а перед взором уже оказывается телефон с идущим вызовом к абоненту с подписью «Turbo Shin». Усмехнувшись с наименования контакта, Йеджи устало прикладывает телефон к уху, виском находит опору в стене и слушает гудки. - Что ты успела натворить?- суровый голос Рюджин слышится сразу же после очередного сигнала. - Я не помню, ты мне скажи,- удрученно фыркает, прикрывая глаза обратно. - Птенчик?- голос старшей Шин координально меняется, становится гораздо мягче.- Это ты? - Нет, это курица гриль, звонит с птичьего ада. Воскресла постебать тебе мозги. - Не шути так.- вновь проскальзывает сторогость, прикрытая беспокойством.-Кто тебе сказал? Тебе нельзя нервничать, кто догадался, блять, тебе сказать? Сердце отчего-то заходится лёгкой паникой: - О чем?- хмурится, не открывая глаз. В ответ лишь слышится сдержанная тишина.- Рюджин, скажи. Как раз это твое молчание заставляет меня нервничать. - Не могу. - Ну и ладно, не обламывай тогда кайф, если я умру через полчаса. Хочется какой-то интриги от этой жизни, чего-то интересного. - Йеджи,- тяжело вздыхает девушка по ту сторону телефона.- Пожалуйста, не говори так. Побереги себя, пожалуйста, отдохни. Я приеду к тебе вечером, привезу, что захочешь, и мы все обсудим, хорошо? Не умрёшь ты вот так... - А вдруг. Хуяк, и сердце остановится. Тут уже как бы всё, сама понимаешь. И никакие разговоры не помогут от слова «совсем». Ещё один сдержанный вдох слышится в трубке, будто она едва держит себя в руках: - Как же с тобой трудно, еб твою мать,- тихо бормочет. - Шин, ещё раз упомянешь мою мать, я приду и пну тебе под твою задницу с такой силой, что ты сидеть не сможешь. Я ещё не начинала показывать свой характер, ради твоей же нервной системы. Лучше все же скажи, какого хера я очнулась в больнице. - Прости,- по голосу слышно, что Рюджин и вправду сожалеет о своих словах.- Мы были в магазине, и ты просто упала замертво. У тебя не было пульса... минуты полторы точно. - Твою мать,- шокированно проговаривает, не веря своим ушам. - Ты поаккуратнее,- тяжёлая, печальная усмешка.- У меня ее тоже нет. - Ох, еб. Я не знала. Будем считать, что мы квиты. - Квиты, квиты, да,- не без какой-то грусти посмеивается Рюджин.- Откуда у тебя телефон Юны? Я никому не говорила, что ты в больнице. - Ну как тебе сказать... - Ладно, я повторюсь. Что ты успела вытворить? - Да ничего такого ещё. Просто хотела узнать твой адрес. - Так,- Рюджин вновь становится суровым боссом.- А зачем тебе, а? - Гроб себе заказать. - Йеджи! - Да шучу я, шучу. Спать хочется. Просто не говори мне, что твоя щедрая душа передумала. Тогда я потопаю обратно домой, тут выбора не особо много. - Йеджи,- с пронизывающей злостью тянет она.- Только не говори, что ты съебалась из больницы. Ну, раз сказано не говорить, Йеджи молчит как партизан, выслушивая шумное дыхание старшей. - Ты сейчас где?- резко спрашивает, не ожидая пререкательств. Но Йеджи – это Йеджи, и такое она не особо любит, когда своим статусом ей пытаются кольнуть в глаза: - Точно не в больнице,- холодно бросает, на что слышит резкий грохот в телефоне. - Я тебя ещё раз, блять, спрашиваю: где ты?- уже конкретная агрессия.- А когда я спрашиваю – нужно отвечать. - Я, конечно, все понимаю, но ты тоже не сильно хуей, ладно? Давай без своей агрессии, я тоже могу скандал устроить, мне терять вообще нечего. Если бы ты подумала, что, видимо, тебе тяжело даётся, то смогла бы легко догадаться, где я нашла Юну посреди города, чтобы связаться с тобой, а не срываться на мне. И, видимо, зря. Не забывай, что я не твоя подчинённая, орать на меня не надо. Ты говоришь, что мне нервничать нельзя, так а хули ты сама на меня голос повышаешь? - Йеджи, я не,- пытается оправдаться Рюджин, но младшая ей не позволяет. - Так твоя доброта на чем строится? На жалости или вине, м? Откачивать не надо было, тебе никто бы и слова не сказал. Спасибо, Мисс Шин, всего доброго,- сбросив вызов, Йеджи медленно поднимается на ноги и вручает остолбеневшей от шока Юне телефон. - Благодарю,- расправляет плечи, набираясь мужества из собственного раздражения. Ён, не могу. Тяжело... Что ж, сама справится. Походу, придется возвращаться в отцовскую квартиру, меняя распорядок дня к чертям собачьим. На крайний случай можно спать по три-четыре часа в сутки, в промежутке между окончанием учебы и приходом отца с работы. Или же спать под кроватью в его присутствии дома, забившись в дальний угол, терпеть голод и нужду, чтобы он лишний раз не заметил ее, а покидать квартиру позже него, пропуская пару уроков точно. Не, это не выход, остаётся только три-четыре часа на сон и жизнь на улице до утра. С такими темпами можно подыскивать себе личную лавочку. Тогда сердце уж наверняка не выдержит. И зачем она все это терпит? Вышагивая вдоль тратуара в неизвестном направлении, Йеджи задумчиво закуривает сигарету, из украденной пачки дома, едва справляется с подмерзшими руками. Блядство, как же хочется усесться в лужу грязи и опустить руки. Может, тогда ей повезет и ее насмерть собьёт машина? Вдруг кто-то пьяный в сракотень посреди недели днём катается тут, не зная кого сбить? Или кому-то тоже плохо и он не может управлять? Где чудо? Ён, вообще никак... На языке чувствуется горький, противный вкус уже тлеющего фильтра, возвращающий в реальность. Не задумываясь, Йеджи закатывает правый рукав и вжимает его в предплечье, запрокидывая голову, будто ебаный наркоман. Че-ерт, как же боль может ощущаться по-разному. Одна изнуряет, медленно уничтожая изнутри, вторая же приносит успокоение, будто награда за свое ничтожество. Медленно раскрыв глаза, цепляется за сырую серость над головой, невольно вспоминая свой сон. Небо было другим, все было другое, было так легко, как никогда прежде. Туда хочется. - Так это правда была ты,- пересохшими губами едва шевелит, высматривая нечто, что ей подскажет, что ей делать.- Ён, ты правда там... Почему не забрала меня... Почему... Я так хотела... остаться. Там. С тобой. Зачем... Одна. Без тебя... всю эту ебаную жизнь. Как половина колеса, блять, не имею ценности. Ничего не работает... Почему не я там? Почему ты? Ён, дай мне знак, что... что я не зря здесь, есть за что цепляться, что я имею хоть малейший смысл в этом существовании... Прикрыв глаза, ожидает чуда божьего. Например, внезапной смерти. С Ён было хорошо, тепло так и свободно. Чем здесь лучше? Чем? Смысл ей стоять под противным пасмурным небом, не имея никого и ничего в этой жизни? Выдыхая горечь, что уже безумно долгое время не может никуда деться, Йеджи опускает голову, взглядом упираясь в грязь. Хочется спросить себя, а чем она лучше? Это месиво, цвета испражнений, никому нахер не сдалось, как и она же, смотреть тошно, видом одним настроение портит только. Может, отец все же прав? Взять, да пойти повеситься, что ли... Разум вновь отключается, позволяя телу бездумно идти и идти, куда подсознание подсказывает. Не хочется думать ни о чем. Ни о том, что она все же успела умереть, причем опять безрезультатно, раз все ещё жива. Ни о сестре, ни о ком другом... Ни об этой херовой Шин. С одной стороны ее понять можно, даже хочется что ли. Вроде хорошее дело делает, пытается помочь, перевязки делает, скорую вызывает, только вот мотив смутный у нее сильно. Хочется, но все же никак не может ее понять. Не получается, не выходит. То она сюсюкается с ней, обещая, что все будет хорошо, то вообще орет с ровного места, будто Йеджи для нее не просто девчонка с улицы, а личная шестерка. А ощущается все это так, будто Шин нарочно дразнит ее, желая задеть сильнее этой беспомощностью. Хочется спросить – а на что бандитка вообще рассчитывала? Что Йеджи ей за это ноги облизывать будет? Так это не доброта тогда и не разумный поступок, а чистой воды эгоизм и лицемерие. Да ну нахуй тогда вообще это все дерьмо, если её взяли к себе домой в роли домашнего питомца. И, как на зло, Йеджи запинается об эту мысль, услышав жалобный, громкий плач котенка. Проморгавшись, с неким страхом за свое подсознание приходит в себя – ноги привели на кладбище, до которого было пешком часа три в спокойном темпе. Холодный ветер бьёт в лицо, точно пощёчина, но добросовестно позволяет прислушаться к мяуканью, которое приводит к свежей яме для гроба в нескольких метрах. Осторожно наклонившись над могилой, Йеджи видит черный комок в двух метрах под землёй, что отчаянно пытается выкарабкаться из ужасной ситуации. На меня похож,- горьким хмыканьем отзывается голос в мыслях, подразумевая, что девушка так же брыкается на самом дне, пытаясь спастись. Но ему в одиночку не выбраться. Ровно удар сердца, и Йеджи безраздумно спрыгивает на два метра вниз. - Сейчас, малыш,- тянет руки к черному клубку грязи, что шипит и скалится, безумно дрожит, боясь. Котенок зажимается в угол, но не прекращает попыток защититься. Но и Йеджи не глупа, чтобы бросаться к нему сразу – присаживается на корточки и медленно тянет к нему указательный палец ребром. Но это не особо помогает, потому что тот все же кидается, пытаясь защититься, благо девушка вовремя успевает среагировать. Ладно. Главное же вытащить, да? Поджав губы, Йеджи рывком аккуратно ловит его за шкирку, чтобы он не успел опомниться, и закидывает его на землю, подняв над головой. По утихшему плачу котенка становится понятно, что тот уже удрал подальше. Йеджи только по-доброму фыркает: - Надеюсь, ты проживёшь счастливую жизнь,- проговаривает себе под нос, мысленно провожая его. Оглядев пространство вокруг себя, находит это довольно ироничным – живая, но уже в могиле, хотя хотелось бы обратного. Теперь нужно выбраться как-то самой. Меньше двух метров на разбег, но и глубина могилы тоже около двух. Рискнув, пробует. Блять, обувь проскальзывает по земле. Хочется истерически рассмеяться в голос – супер, теперь она сама ещё в могиле застряла, причем в прямом смысле. Видимо, любит ее задница приключений искать себе... Но паниковать не стоит, тем более, терять самообладание. Решает, что раз обувь проскальзывает, то стоит попробовать с разбега упереться не подошвой в земельную стену, а воткнуть в нее носок обуви. Что ж... Вышло, правда теперь чертовски болит ребро из-за того, что она упёрлась животом в край, выбираясь. Вставать даже не хочется. Перевернувшись на спину, лежит прямо так, возле будущего места захоронения, смотрит в ещё сильнее потемневшее небо, ожидая, когда боль медленно угаснет. Кажется, через некоторое время будет ливень. Но так похуй, если честно. Неизвестно сколько времени проходит, прежде чем разум встряхивается, возвращаясь из пучины пустоты и холода. А все потому, что ощущает, как что-то небольшое пытается уместиться в пространство между изгибом локтя и ребрами, дрожит сильно так, пытается спрятаться от ветра. - Котёночек,- отчего-то выпаливает разум вслух, а после решает, что этому крошечному и ни в чем не виноватому существу тепло гораздо важнее. Стараясь не потревожить и не испугать котенка, Йеджи стягивает с себя свитер, а после ласково укутывает этот грязный и несчастный комочек, который будто все понимает, поэтому не пытается сбежать. Прижимает этот ком грязного свитера к груди, совершенно потерянно – не знает ничего – как ей быть, что делать, куда идти. Но подмерзшие ноги все же ведут дрожащее от холода тело вновь, только уже чтобы увидеть родное лицо. Ещё несколько сотен метров и Йеджи попросту рушится задницей на холодную землю перед двумя надгробиями, одно из которых чуть ли не в два раза меньше. И в мыслях, похожих на раскаленную лаву, вновь начинается борьба. Эти два надгробия словно противоположности, две крайности, представляющие собой жизнь и ее окончание. Лицо мамы, запечатлённое на мраморе словно упрашивает держаться до последнего, обещая, что ещё немного, ещё полгодика, и да здравствует университетская и общажная жизнь подальше отсюда, где будет гораздо лучше. Только вот могила сестры как обратное – зазывает лечь рядом, под землю, которая уже ждёт ее, поскольку была выкуплена для всей семьи Хван разом после смерти Ён, чтобы лежали они все вместе, точно дружная и примерная семья. Ожесточенная борьба желания собственной кончины и надежды на лучшую жизнь, что с каждым днём рушится все сильнее. Йеджи знает свое место, вот оно, рядом с сестрой. Тут будет лежать ее мертвое тело, под крышкой гроба. Только вот когда? Послезавтра ли или через несколько десятков лет – вопрос риторический, ответа на который никто не знает. Да и не хочется, если честно. Ничего не хочется, помимо облегчения. Ушедшее в пустоту время кажется совершенно иначе, которого не подсчитать. Неизвестно сколько его прошло ни с момента звонка Шин, ни с момента, как она уселась сюда. Поднявшийся холодный ветер давно безразличен. Все тело предательски оконченело, промерзнув, уже даже не трясется, а два памятника заучены взглядом наизусть. Быстро приближающийся топот не волнует. Хочется одного – остаться рядом с теми, кого давно рядом нет. Ее трясут за плечи, обжигая горячими ладонями, и слух цепляется только за одно знакомое «Птенчик». Оторвав, наконец, взгляд от пустой точки, за которую мозг схватился замертво, цепляется за лицо бандитки перед собой. Покрасневшее, взволнованное, задыхающееся от быстрой пробежки. - Птенчик, прошу тебя, пойдем домой,- тёплыми ладонями обхватывает щеки, обжигая контрастом температур.- Перестань убивать себя, пожалуйста. Прекрати. - Шин, вот скажи,- хрипит проледеневшими связками, отворачивая голову, смотрит на памятник родной души, с которой пробыла ровно девять месяцев.- Нахуй оно тебе это надо? Я ведь скоро сдохну. - Йеджи, послушай,- горячими руками заставляет зацепиться омертвелым взглядом за ее черные, глубокие глаза.- Это не конец. Я понимаю, насколько хуёво это ощущается, меня тоже выдергивали из этого состояния, когда хотелось либо покончить со всем, либо покончить с собой. Ты не застыла на одном месте, все идёт в лучшую сторону. Прости меня, хорошо? Я не должна была так отвечать тебе, день был действительно хуевым. Я сожалею об этом. Я понимаю, что ты ощущаешь себя в подвешенном состоянии, но я не передумаю на твой счёт. Я переживала за твое состояние, тебе нужен отдых и покой, поэтому разозлилась, когда узнала, что ты сбежала, но за всем всегда есть причина. Ты не просто так же ушла, верно? - Да,- холодный ответ.- Мне было двенадцать. Я пролежала четыре месяца в самой уебищной больнице с тараканами. Мне столько раз протыкали вены насквозь, ставили капельницы мимо, что я сама научилась ставить их себе. Это была пытка. Ненавижу это место. Любые больницы. Этот запах. Эти халаты. Всё. Я лучше сдохну, чем пролежу на койке хоть неделю. - Сожалею, что тебе пришлось пройти через это. Я тебя услышала, так что постараемся без больниц, дома. Но не народными методами лечиться, а под присмотром хороших специалистов, хорошо? - Да. - Вот, видишь, все не так уж и плохо,- мягким голосом пытается приободрить.- Пойдем, я отвезу нас домой. Тебе нужно отогреться, ты ледяная, отдохнуть, поесть. Все будет в порядке. - Как ты меня нашла?- разумный вопрос.- Слежку приставила? - Честно? Да. Но Юна умудрилась потерять тебя из виду почти сразу же. Пришлось взламывать чуть ли не пол города, чтобы отследить весь твой путь по камерам, пока Черён не догадалась, куда ты шла. - Даже я не знала, куда шла,- хмыкает, практически одновременно с громом, который заставляет Рюджин в испуге вздрогнуть, отпуская ее лицо.- Шин, могу ли я тебя попросить об одной вещи? - Да, Птенчик,- брюнетка стягивает с себя пиджак, оставаясь в одной рубашке, и накидывает его на плечи Йеджи поверх футболки.- Всё, что угодно. Что хочешь – всё сделаю. Взгляд вновь падает на ещё пустую землю, под которой когда-то будет ее гроб: - Если сможешь... похорони меня рядом с Ён, пожалуйста,- тихо проговаривает, проигнорировав первую, холодную каплю дождя на щеке.- Это место – единственное, что принадлежит мне. - Ён?- Рюджин непонимающе оборачивается через плечо к надгробиям за своей спиной, а после неверяще оседает на пятки, увидев одну единственную дату на камне, идентичную дате рождения Йеджи.- У тебя должна была быть сестра... - Ён сказала, что мы скоро встретимся. Она мне никогда не снилась. Это был не сон. Все было слишком реально. Я умру скоро. - Она так и сказала?- Шин пораженно оборачивается обратно, напрягается, пытаясь сдержать тепло в своем теле.- Что ты умрёшь? - Нет. Она сказала, что я рано. Ещё не время. - Значит, ты здесь не зря,- Рюджин начитает дрожать от холода, проникающим в тело гораздо быстрее из-за медленно намокающей рубашки.- И вряд ли умрёшь в ближайшее время. Пойдем, все будет в порядке. - Ты мне веришь? - Почему не должна? Ты была практически мертва пару минут. Я не думаю, что тебе могла присниться сестра, которую ты ни разу не видела. Я правда верю, что жизнь по ту сторону есть. И если Ёнджи тебе сказала, что тебе рано умирать, то в этом есть смысл. Как она выглядела? Ты помнишь? - Как и я. Внешне. А сама она как будто мягче меня. Во всем. Голос был приятнее, руки теплые, взгляд такой, нежный, волосы светлые, едва волнистые как у меня, глаза зеленее, живые, любящие. Она сказала, что тоже скучает по мне. Но всегда рядом. Это она должна быть здесь, а не наоборот. Нет мне места нигде, не мое это всё. - Эй, нет,- Рюджин вновь обхватывает уже прохладными ладонями ее лицо, не перестает трястись от холода.- Это не так. Все на своих местах. И это не потому что я так сказала, а потому что у всего своя роль. Свое предназначение. Если тебе сейчас хуёво, то это значит, что тебе нужно пройти через это, чтобы ты смогла чему-то научиться, выявить из этого урок. И после этого обязательно начнется белая полоса. Чем-то нужно жертвовать ради чего-то великого. - Ради чего жертвуешь ты, замерзая и пачкая свой дорогой костюм?- равнодушный вопрос.- Так ещё и пол города взламываешь. - Ради тебя,- непоколебимо отвечает, глядя прямо в зелёные глаза. - И ты думаешь, я того стою? - Почему ты думаешь, что ты не стоишь этого? - Чтобы узнать, как тебе ещё не надело отвечать вопросом на вопрос, хитрюга. Рюджин тихо посмеивается, пойманная с поличным: - Вот поэтому и думаю,- тоже хитрый ответ.- Пойдем домой. Все действительно будет в порядке. Ты не одна. Я с тобой, держись за меня, сколько есть сил,- перемещает трясущиеся от холода руки на плечи, едва обхватывая бицепсы.- Я уже держу тебя, видишь? - Но не удержишь, если смерть будет случайной,- фыркает.- Никто из нас не вечен. Сейчас ты можешь говорить одно, а завтра я буду как этот котенок – карабкаться по грязи из глубокой могилы, пока не кончатся силы. - Какой котенок?- не понимает, едва сдерживая челюсть, чтобы не брякала, дрожа всем телом, а после, сообразив, осторожно расцепляет руки, локтями покоящиеся на коленях, с удивлением обнаруживает черный нос пуговкой в комке зелёного с кусками грязи и земли свитера, а затем уже и глаза, пронизывающие душу насквозь.- Боги... Может, он и вправду карабкался из могилы, но ты его спасла. Эта негласная параллель, проведенная между Хван и местом, которое родным домом назвать давно уже нельзя, и этим котёнком заставляет сердце ощутимо пропустить пару ударов. - В этом нет смысла. Он также остался бездомным, голодным и грязным. - Он уже в тепле,- мягко протестует Шин, заправляя уже мокрые пряди волос себе за уши.- Дом, в котором его отмоют и накормят, есть. Он не будет один. Не вернётся в то время и состояние, когда он думал, что его жизнь окончена. - Тебе незачем иметь ещё один рот. - Тук давно уже чувствует себя одиноким в таком большом доме, ему тоже нужен кто-то,- тяжело выдыхает она, претерпевая холодный дождь, что разошелся до ливня в считаные мгновения.- И поверь, ему неважно, откуда котенок, был ли он грязным и с улицы, породистый он или нет. Главное, что бы он ему понравился. А он ему понравится, я тебе обещаю. Я никому ничего не обещаю, Птенчик. Но я обещаю тебе, что все будет хорошо. А прокормить мне ещё один рот совсем не сложно. Давай пойдем домой. Пожалуйста, Йеджи. В этом есть смысл. Завуалированный, но явный, с намеком однозначно не на кота. И уже заметить как-то не особо становится трудным, что бандитка смело отложила все свои дела, чтобы найти девушку посреди кладбища, сидит теперь перед ней на коленях, тоже мёрзнет в одной рубашке, насквозь промокая под ливнем. И как бы не хотелось остаться здесь до последнего, пока ее тело не найдут голодные птицы, Йеджи поддается ей, согласно кивая. Рюджин радостно, но тем не менее с толстым акцентом на некую тоску, улыбается ей в ответ, той самой улыбкой, которая греет изнутри, поднимается на ноги, при этом тянет руку Хван на себя за запястье: - Держу тебя, хорошо?- вскидывает брови, утверждая.- Давай, пойдем. Взяв себе пару секунд, чтобы собраться с силами и мыслями, Йеджи чудом находит себе мужество найти в чужой руке опору, чтобы подняться, при этом придерживая черный комок у груди. - Давай я его понесу,- мягко проговаривает брюнетка, забирая котенка вместе со свитером к себе, второй же рукой скользит в ледяную ладонь, переплетает пальцы. И прежде чем выдвинуться обратно к машине, убеждается, что младшая тоже готова идти. - Как его назовешь?- спустя несколько шагов искренне интересуется, устремляя взгляд в помутневшие зелёные глаза. - Не знаю,- равнодушно отвечает, правда не имея и малейшего представления. - Есть какие-то мысли? - Ноль,- вяло вышагивает ровно в шаге позади старшей.- Почему я? - А кто? Ты спасла ему жизнь, так что, я думаю, ты в праве решить, какое имя будет иметь эта самая жизнь. - Справедливо. Но не я обеспечиваю ему условия для проживания этой жизни. - Но это твой котенок. - Ты взяла на себя ответственность за качество его жизни. Ты – хозяйка. - Ты не хочешь?- хмурится Рюджин, на мгновение оборачиваясь на нее. - Я не могла бы считаться его хозяйкой, потому что не смогла бы взять его к себе. У меня ничего нет. Совсем ничего. - Почему бы нам вместе тогда не решить?- бандитка находит компромисс.- Раз мы обе что-то сделали для него. И он будет нашим. Не обязательно же, что бы хозяин питомца был один. Что скажешь? - Славно. Но не сейчас. - Хорошо, мы обязательно что-нибудь придумаем,- скорее отвечает себе, задумавшись.- Вместе. Ледяной ливень разносится в считанные мгновения до такой степени, что покрывает пеленой обзор. С глубочайшим равнодушием приняв этот факт, Йеджи не понимает единственного – что за человек перед ней уверенно шагает, не предпринимая попытки ускорить шаг, чтобы как можно быстрее спрятаться от дождя. Неужели Рюджин действительно ее понимает? Задумавшись, Йеджи теряет последнюю толику бдительности, в следствии чего ощущает как подошва проскальзывает на мокрой траве. Краткий миг полета, в течении которого она успевает заметить ту самую могилу и чувствует как рука Шин вырывается из собственной. А после уже сильный удар всем телом и пронизывающую боль повсюду. - Пиздец!- сверху испуганно вскрикивает Рюджин. Скрючившись от боли, Хван действительно понимает, что в это раз она уже не найдет в себе сил выбраться. Этот сраный ливень развез всю землю в грязь. Хочется сдаться. Не может больше. Вообще никак. Нет сил, только жуткая боль повсеместно. Но прикосновение уже прохладных рук, что уже в который раз так бесстыдно и нагло притягивают к себе, разбивают сильнее, чем что либо. А этот уже полюбившийся запах на вороте Шин крошит так, что накопленная боль вырывается громкими слезами. Не выдержала, сломалась так, как и положено проливать слезы на кладбище, только по другим причинам. Оплакивает не потерю близкого, а себя, свою боль. Рыдает громко, больно, прижимаясь, надеется, что Шин сможет её спасти от вечной боли, что даже сейчас не покидает ее, сколько бы она ее не выпускала. ... поверь тем, кому сможешь доверить свою боль. Поверить ей, Ён?