this girl is a gun

Столовая – место, где пересекаются множество людей, в частности учеников. Смеются, улыбаются, едят, делясь историями. Но так только кажется. Мало кто из них искреннен в своих словах и эмоциях, это все маски, другие личности, скрывающие нутро. А ей скрывать то нечего, прекрасно всё видно, а сил натягивать маску критически нет. Подпирая лоб ладонью, шатенка правда старается вникнуть в слова Черён, что также искренне пытается отвлечь старшую от гнетущей реальности. Хочется просто вот взять, и... Покончить со всем этим. Либо умереть, либо просто перенестись на другой континент, в другое тело, а лучше – реальность, чтобы не ощущать как тело выворачивает изнутри. В этот раз куда хуже. Отец озверел настолько, что девушка не смогла встать с пола около сорока минут точно. И то это было то ли пару, то ли несколько дней назад. Не помнит. После того дня Йеджи мало что помнит. Точнее, как прошла вся неделя после того, как ее чуть ли не разорвал на месте отец. Разорвать он, конечно, физически бы не смог, но покалечил знатно. Правда девушка этого не помнит. Помнит только всю часть дня до того, как она потеряла сознание в коридоре дома старшей бандитки. А в частности, очень отчётливо и часто вспоминает ощущение губ той чертовой Шин на своих. Какого вообще хера... Подумать о том, что эта молодая женщина, лет двадцати пяти на вид, украдёт первый поцелуй заучки Хван времени тогда не было. Была только агрессия, хорошо спрятанная под стальным занавесом и отточенными в подростковом возрасте действиями. А теперь же... На плаву ее держит это воспоминание, которое хочется стереть из памяти, что иронично. - О, Хван,- вновь из-за спины доносится голос красноволосой Шин. Йеджи прикрывает глаза от чувства дежавю, ожидая, что в этот раз она вновь отключится и проснется в той спальне. Только в этот раз с побоями куда хуже, чем когда-либо. Ён, дай мне сил... Но, с усилием открыв глаза, видит взволнованное лицо Рён, что смотрит куда-то ей за плечо. А Йеджи плевать, ей бы на месте не умереть от остановки сердца, потому что, кажется, орган скоро сам решит, что тело больше не выдержит. А вот сама Хван, да, вполне ещё способна это выносить из-за упертости. - Ты опять себя голодом моришь?- в поле мертвого зрения появляется знакомое лицо черноволосой бандитки, которое медленно вытягивается в ужасе все сильнее и сильнее по мере того, как черные глаза бегают по ее лицу.- Ебучий случай... Как ты вообще дошла? - Это она ещё сегодня с чаем,- горько хмыкает Черён.- Вчера на обед был фотосинтез. Рюджин крадёт у соседнего стола стул и вклинивается между подругами. Пытается заглянуть Йеджи в лицо, а после совсем с осторожной лаской, чтобы не причинить боли, кладет горячую ладонь на ей на щеку, большим пальцем поглаживает кожу: - Это он тебя так?- подушечкой касается края губ, верхняя из которых рассечена настолько, что шрам останется до конца жизни. В мертвом взгляде раскосых зелёных глаз, под которыми залегли ужаснейшие мешки с серо-черными синяками от вечного недосыпа, мелькает тонкая, почти едва незаметная вспышка боли. Не физической. Душевной, откликнувшейся на простую ласку, холодно отвергнуть которую не хватило сил. Настолько не хватило, что Йеджи даже забыла, что необходимо дышать. Вот же, блять... Нашла, гадина такая, уязвимое время и место, чтобы прорваться за стены непробиваемой крепости. Видимо, добить решила. Не особо раздумывая, Рюджин, словно касаясь самого редкого и крупного хрусталя, притягивает девушку к себе, кладя темную голову себе на плечо: - Все в порядке, Птенчик,- осторожно поглаживает голову девушки, которая, словно не живая, позволяет делать с собой все, что угодно.- Я разберусь с этим, хорошо? Давай я тебя заберу к себе, чтобы тебя никто не беспокоил. Тебе нужно отдохнуть, отлежаться... Чувствуя запах до безумия приятных духов на чужом вороте, Йеджи думает о том, что, в принципе, ей этого так не хватало. Что бы вот так... Мягким голосом кто-то, обнимая, ворковал, что все будет хорошо. И так хочется верить. Это отчаяние... Именно оно сподвигает позволять делать с собой все, что угодно. Сил никаких нет. Казалось, что их и не было раньше, даже после того как отец поспособствовал ожогу, но сейчас их критически нет. Даже не хочется отвечать, соглашаясь на всё с надеждой, что это к лучшему. Хочется просто разрыдаться в голос от такого мизерного количества теплоты и внимания.

╏ ” ⊚ ʖ ⊚ ” ╏

Сознание фокусируется на реальности спустя некоторое время, девушка осознает, что она уже едет на пассажирском сидении дорогого автомобиля, справа от брюнетки, что совсем бережно держит ее за ребро туго перебинтованной ладони и нервно нажевывает губы. Почему рука у нее забинтована – Йеджи не помнит. Как заматывала ее – тоже не помнит. Когда? Тоже. Ничего не помнит. Даже не знает как попала сюда. Дошла ли она сама до машины или Шин донесла ее? – провал в памяти. И это пугает. Настолько, что дыхание вновь сбивается, а сердце начинает избивать ребра. И с каждым быстрым вдохом невыносимо больно. Старается дышать поверхностно, чтобы облегчить мучения, но чувствует, как начинает задыхаться. Жарко, больно, страшно. Если это смерть пришла за ней... То умереть как-то уже не очень-то и хочется. В долгожданный момент становится легче. То ли от того, что в организм залили воду, то ли от успокаивающих поглаживаний по голове. Наконец, с усилием приоткрыв глаза, Йеджи видит перед собой Рюджин с бутылочкой воды, стоящей в проёме пассажирской двери, видимо, остановилась посреди дороги – сигналят другие водители из-за затора. - Полегче стало?- с искренним беспокойством спрашивает. Девушка находит в себе силы согласно моргнуть, прежде чем обратно закрыть глаза в изнеможении.- Хорошо, ещё немного и мы приедем. Несколько мгновений спустя Рюджин вновь усаживается за руль, трогается с места. И Йеджи вздрагивает от лёгкого прикосновения к тыльной стороне ладони. - Прости,- отчего-то тихо произносит бандитка.- Могу ли я... Была бы Хван в состоянии, то громко бы фыркнула. Интересная она, эта Шин. Как только была возможность, так она по-хозяйски держала ее за руку, а теперь ещё и спрашивает. Но самое здесь интересное, что ей отказывать и не хочется. Хочется чувствовать дальше чужую поддержку. Из последних сил девушка мычит, только вот Шин, видимо, не понимает, что это значит. - Что такое?- серьезно проговаривает, второй рукой вцепившись в руль.- Остановиться? Йеджи дёргает пальцами перебинтованной руки, что лежит на бедре, и, слава богу, Рюджин понимает, что этот звук означал разрешение. Вновь осторожно берет ее за ребро руки, пальцами проскальзывая по бинту в ладонь. - Рассказали мне про тебя пару вещей,- с душевной тяжестью выдыхает брюнетка, большим пальцем поглаживая не прикрытые бинтом костяшки. Даже не знает – слышит ли ее Хван или нет, но выговориться отчего-то хочет.- Ты очень и очень крепкая девушка, Птенчик. Очень. Любой другой давно бы сдался...

╏ ” ⊚ ʖ ⊚ ” ╏

Йеджи не понимает в какой именно момент ее отрубило, но приходит в себя до отвращения мучительно. Очередной провал в памяти? Хрен знает. Может, просто отключилась. А может и вовсе сознание потеряла или опять пару дней провела в отключке. Как же хреново. И как ей вообще удалось эти два дня, как минимум, ходить на уроки – великая загадка человечества. Автоматизм доведенный до бездушия. Почему вообще в школе никто не забеспокоился? Никто не отвел даже в школьный медпункт? Куда учителя вообще смотрят? Чего боятся? Ответственности? Гуманизм в этом месте прогнил окончательно. Подняв корпус, девушка усаживается, ощущая себя так, будто ее придавило асфальтоукладчиком, но ей, никому на удивление, выжить удалось. Первым делом на глаза попадается собственная рука, а точнее черный бандаж на левом запястье вместо бинта, который находится чуть выше – намотан на предплечье практически до локтя. Что под ним? – та ещё загадка. Ей удастся вообще что-нибудь вспомнить или нет? Ён, пожалуйста, дай мне сил... Пытаясь усердно вспомнить произошедшее, приходит только к тому моменту в машине, когда адская боль стискивала ребра, а после обнаруживает тугую повязку ниже груди под темной большой футболкой без рукавов, стискивающую грудную клетку. Что ж... Судя по всему, у нее ещё и перелом ребра, по ощущениям, левых. А что с плечом? С ним вроде все в порядке, не отпало ещё. Точнее, на нем тоже свежая повязка, аккуратно приклеенная лейкопластырем. А что под повязкой даже знать не хочет. Облизнув пересохшие губы, морщится от саднящей боли на верхней. Просто прекрасно. Коснувшись раны, на пальцах замечает прозрачную жидкость, видимо, подсохшая корочка треснула, высвобождая сукровицу. Неистово хочется пить, поэтому осматривается – спальня минималистичная, в стиле модерн, чёрно-белые тона, плазма напротив и здоровенный шкаф справа от нее по стене, слева зашторенное окно. Рядом на тумбочке стакан воды и горы пачек таблеток, начиная от банального парацетамола, заканчивая дорогущими витаминами и шприцами, видимо, для уколов. Миленько. Видимо, это бандитка так старается и действительно хочет помочь. Откинув одеяло, скидывает ноги на пол, рядом с тёплыми тапочками, даже не удивляется, заметив на себе черные шорты до колена. Ее ещё и переодели полностью. Здорово, что тут сказать ещё. Удобно. Сделав глоток воды, Йеджи сгибается пополам от жутко щемящей боли в желудке – давно не пила. Главное – дышать равномерно, чтобы быстрее прошло, но с этим тоже проблемы. Глубоко дышать больно, приходится только поверхностно, к чему она ещё не особо привыкла. Управившись со стаканом за несколько долгих минут, пребывая в прострации с пустой головой, Йеджи, на радость, приходит к выводу, что ей стало немного лучше. Даже захотелось чего-нибудь съесть, ведь от этого организму хуже точно не будет, наоборот. Выбредает из комнаты, не забыв про тапочки, по дороге с горем пополам заделывает грязные волосы в пучок, благо хоть резинку на правое запястье вернули, – поднять руки вверх та ещё адская задачка – ребра дают о себе знать пульсацией, а плечо начинает неприятно жечь. Но интуиция – штука у нее интересная, – безошибочно приводит на кухню на первом этаже, что вроде даже как находится как раз под спальней, из которой она вышла. Никого не стесняясь, открывает холодильник и смотрит в пустоту, что смотрит на нее в ответ. Прекрасно. Но морозильник радует страшно – кусок куриной грудки. Да здравствует бульон, прям, как доктор прописал! Он и лёгкий, полезный, и вкусный, а ещё он помогает организму возвращаться в правильный режим питания, точнее, более-менее адекватный. Закинув все в кастрюлю, которую чудом нашла, Йеджи разворачивается на месте, чтобы не терять время и пойти осмотреть место обитания бандитки, но стопорится. С пола на нее смотрят два ярко-зеленых глаза, любопытствуя. Бенгальский кот. Рыжеватый такой, с очень отчетливыми темно-коричневыми пятнами. Гордый и красивый такой. Мини-хищник. Кот едва щурится, а после, махнув хвостом, разворачивается и уходит, словно приглашая за собой. А Йеджи и слушается, смиренно шагая за ним. В доме ничего особенного не замечает, ни фоторамок, ни какого-то дорогого декора. На первом этаже ничего необычного. Просторная кухня с обеденной зоной с выходами в гостинную и в холл, в самой гостинной большие диваны, камин да телевизор с приставкой, кофейный столик и ничего такого жуткого и страшного, никаких оленьих и медвежьих голов на стенах, довольно миленькие нейтральные обои. Всё как у людей, впрочем. Из гостинной выход на веранду и в тот же самый холл, не считая прохода обратно в кухню. В холле же лестница деревянная с резными поручнями, под которой две двери, одна из которых ведет в котельную, а дальняя, похоже что, в гараж. Между котельной и кухней еще дверь – санузел. В другой стороне холла еще две двери, уже рядом с проходом в гостинную – тамбур да просторная гардеробная с кучей одежды. На втором этаже куда проще – две спальни с прилегающими к ним ванной комнатой и душевой, которая досталась спальне бандитки, что, кстати тоже самая обычная, без каких-то изысканностей, еще какая-то комната, похожая на геймерскую коморку, да и рабочий кабинет Шин. Кабинет, как кабинет, куча шкафов из темного дерева с книгами, папками и документами, рабочий стол тоже из темного дерева с бумагами на нем и ноутбуком. Из интересного только меч на стене, да плюшевая каракатица с угла шкафа свисает. Просто, эстетично и со вкусом. Но все бы ничего, только... Черный рояль возле темных штор в пол и дивана в углу комнаты. Че-ерт... Выбивает дух, все живое из тела напрочь. Только один трагичный и грациозный вид инструмента напоминает о временах, когда все было прекрасно, все были живы и счастливы. Девушкой гордились, точно произведением искусства, когда она играла. Четыре года в корейской музыкальной академии, и ещё несколько лет в Австралии, с пяти лет. Суммарно десять гребаных лет были отданы столь великому инструменту. Рояль с детства был ее другом, был отдушиной. Преподаватели восхищались ее даром и навыками, а сам инструмент был послушен и податлив под ее гибкими и длинными пальцами. Отрешённо присев на банкетку, по памяти настраивает ее под себя, осанка, ладони на бедрах, будто вот-вот и начнет играть. Сердце чуть ли не останавливается. Осторожно открыв черный клап, замирает, не смея касаться клавиш. Примет ли ее инструмент спустя четыре года... нет, примет ли она себя после того, как отказалась от большей части своей души, после гибели мамы? Вспомнит ли вообще, кем была в те счастливые времена, вспомнят ли руки любимые произведения мамы? Не знает. В груди щемит, но не от физической боли. А от горькой обиды на судьбу, что обошлась с ней таким образом. Едва коснувшись кончиками пальцев правой руки, по памяти проходится по холодным и гладким белым клавишам, умоляющих об прикосновениях. Но не играет. Рояль, это чудо человеческого разума, просто превосходен, мягок с ней, как с родным человеком, манит к себе, упрашивает. Девушку едва ли не разрывает на месте от нахлынувшего, словно цунами, чувства, что не готова ещё сыграть, проверить себя, не готова переломать все остатки ещё едва ли живой души, чтобы прочувствовать. Не может с собой так поступить, добить себя морально. Почувствовав тоску по чему-то безумно родному, кот запрыгивает ей на колени, громко мурча, будто поддерживает всем своим существом. Мягко закрыв клап обратно, шатенка опирается в него локтями, зарываясь пальцами в волосы. Не может. До сих пор больно. Не стоило этого делать. Не стоило даже подходить к инструменту, напоминать себе о том, чего уже никогда не будет. Мышцы горла сводит в судороге, а сквозь ресницы просачиваются, казалось бы, навсегда высохшие слезы. Все эти четыре года не может понять, за что ей все это. Что она такого сделала ужасного, что с ней так обращаются? Чем заслужила побои и вечную ненависть со словами, что лучше бы тогда она умерла. Лучше бы. Да не вышло. Ее тогда вообще рядом с мамой не было и быть не могло, и если бы Йеджи могла – с лёгкостью обменяла свою жизнь на жизнь мамы. Лёгкое, совсем осторожное, но теплое прикосновение к спине даже не пугает. Не до этого сейчас. Погрузившись в себя, Йеджи даже не заметила, как Шин вернулась домой, не почувствовала чужого присутствия. Только вот не знает Йеджи, что Рюджин наблюдала за ней ровно с того момента, как девушка вошла в ее кабинет, не закрыв за собой дверь. Видела ее болезненный ступор в шаге за порогом, видела сомнения, ее отточенные движения при обращении с инструментом, и ждала, что вот-вот она подарит этому дому жизнь произведениями, как когда-то дарил отец музыку своим трем дочерям на этом рояле. Но девушка не смогла. Рюджин прекрасно видела, как она с хрустом надломилась, сгибаясь над закрытыми клавишами. - Все в порядке, Птенчик,- утешающе проговаривает Шин, осторожно притягивая девушку к себе в объятия за голову.- В этом нет твоей вины, если ты не нашла в себе сил. Значит, ещё не время. Да какого вообще хрена... Добивает эта Шин, мнет сильнее, чем девушка могла бы себя накрутить. Вот нахера она вообще лезет? Ну вот зачем... Зачем она вот так, запросто жестоко с ней? Йеджи ведь не выдерживает – оттолкнуть не может, только голову горько подворачивает, виском упираясь в ткань рубашки под пиджаком. Чувствует себя безумно жалкой, беспомощной, точно котенок брошенный где-нибудь рядом с мусоркой. Но стоило незнакомцу только погладить шипящий и изодранный комок, так он за первым встречным увязался. - Зачем тебе это?- низким, за долгое время молчания севшим голосом проговаривает, продолжая сдерживать в горле режущий ком, а кот, тем временем, сматывается куда подальше, будто его миссия здесь окончена. - О чем ты?- проводит ладонью по голове, пытается заглянуть в спрятанное лицо. - Об этом,- Йеджи, наконец, находит в себе сил, чтобы сесть ровно, оторваться от тепла чужого тела. Смотрит на бандитку снизу вверх, не скрывая измученного взгляда, обобщающе ведёт перебинтованной рукой: - Зачем тебе всё это? Для чего ты это делаешь, объясни мне, пожалуйста? - Птенчик,- не прерывая зрительного контакта, брюнетка опускается на корточки перед ней, одной рукой осторожно держась за оголенную коленку,- я не смогу тебе ответить, если не пойму, о чем конкретно идёт речь. Йеджи прикрывает глаза, сдерживаясь от глубокого вздоха, ведь перелом ребра напомнит о себе острой болью. Собравшись с мыслями, зеленоглазая возвращает взгляд к черным спокойным глазам, что не несут за собой угрозы: - Просто... Я не могу понять, зачем ты помогаешь мне? Зачем забираешь со школы, все эти горы таблеток, бинты... Зачем тебе, такой большой и богатой шишке, помогать никчёмной школьнице с кучей гематом, ссадин, ещё и переломом? Искупить свою вину? Какие у тебя мотивы, бандитка? Рюджин весело улыбается от такого обращения, опустив голову на пару мгновений, а после поправляет выпавшую на лицо черную прядь забранных на затылке волос свободной рукой. - Мне ничего не мешает этого не делать, Птенчик,- мягко улыбается ей, возвращаясь к зрительному контакту. - Понятно,- недоверчиво фыркает Йеджи.- Ты хочешь засунуть меня в секс-рабство. От такого вывода Рюджин заливается громким смехом на целых пару минут, хохочет, да так сильно, что упирается лбом в тыльную сторону ладони, что покоится на ноге девушки. - Идея, конечно, хорошая,- едва успокаивается, поднимая глаза обратно к ней.- Но нет. У меня к тебе есть предложение получше. И иметь будут не тебя, а ты, причем довольно хорошие деньги. - Предлагаешь мне работать на тебя?- хмурится шатенка, складывая руки под грудью. - Не совсем. Останься у меня жить. Йеджи от такого заявления выпадает в осадок, такой же нерастворимый, как диоксид кремния в воде. С чего бы ей это? Реально странная. - Да, я понимаю, как это выглядит,- бандитка стирает улыбку с лица.- Но, Птенчик, послушай, я сейчас серьёзна. Останься, полечись, отдохни, делай, что хочешь, неважно. Ты же сама понимаешь, что жить с тем, кто тебя доводит до такого состояния... худший вариант, так скажем. - Допустим,- шатенка не сводит с Шин настороженного взгляда.- А тебе с этого что? - На душе спокойнее,- бросает в ответ бандитка.- Малышка Лиа соскучилась по тебе и очень ждёт тебя в гости, говорит, что Птичка ее лучший друг, даже рисует теперь почти целыми днями, чтобы тебе показать... Так что мы с Розэ пришли к единогласному выводу, что было бы прекрасно, если бы ты согласилась подрабатывать няней для нее. После того, когда ты с ней проводилась только по своей инициативе, мы поняли, что ты прекрасно с ней ладишь и можешь постоять за нее и за себя, в случае чего. Можешь накормить и занять ребенка чем-нибудь. А я буду знать, что с тобой все в порядке. Звучит неплохо, не так ли? - Я все равно не понимаю, для чего тебе все это. Окей, да, я работаю няней, живу у тебя, и что? Для чего? Смысл? Неужели не найти профессиональную работницу на полный день, ведь я, по-любому, буду продолжать учиться с утра. - Понравилась ты мне,- с лёгкостью выдает Рюджин.- Правда, хочу тебе помочь. С учебой спокойно можно договориться на домашнее, если захочешь. Не захочешь оставаться – я не стану тебя держать. Сдашь экзамены, поступишь в другой город – я буду только рада, если Птенчик расправит крылья. Поступишь здесь – оставайся, сколько захочешь, пока не решишься жить одна. Захочешь вернуться домой завтра – я постараюсь понять тебя. Что ж. Раз, как говорит сама Рюджин, Йеджи ей понравилась, то теперь становится понятно в каком именно смысле, если учесть, каким образом бандитка тогда заткнула ее на кухне. В ответ на речь бандитки она только протяжно мычит, нахмурившись, мол, понятно. Но выбор, как бы, очевиден. Лучше уж жить с гангстером под одной крышей в спокойствии и здравии и водиться с ее племянницей, чем жить в страхе издать лишний вздох и быть избитой до смерти. Вот он, луч света, озаривший темноту. - Что скажешь?- интересуется Рюджин, что некоторое время молчания просто рассматривала девушку перед собой, обводя каждый изгиб на лице. Пройдясь языком по нижней подсохшей губе, что, конечно, не обошло внимание брюнетки, Йеджи поднимает на нее тяжёлый взгляд: - Хорошо. Но, повторюсь, если предашь меня – я застрелюсь твоим же пистолетом у тебя на глазах. - А если ты меня?- с присущей ей серьезностью, уже не как обычного человека, а как главы преступного общества, Шин вскидывает бровь.- А если ты меня предашь? Тогда что? - Если я предам тебя, можешь смело застрелить меня своим же пистолетом,- ответив ей той же серьёзностью, наклоняется едва ближе, упираясь локтями в колени. С напором смотрит в черные глаза бандитки уже куда ближе, практически нависая над ней, с лёгкостью выдерживает чужой подогретый изнутри огнем тяжёлый взгляд: - Итог из этого каков?- нарочно понижает тон и громкость голоса.- Предательство оканчивается моей смертью. И не важно, кто кого предаст, если все окончится моим трупом в сырой земле, верно? И об этом будут знать только двое: ты и твой пистолет. Потому что меня уже не будет. Повторюсь, зачем тебе это? - Затем, что книги никто с конца не читает. Мальчик, Который Выжил, в конце тоже не погиб, хотя мог сотни раз. - Но не я главный герой истории. - У тебя своя история. И только тебе решать, к чему могут привести твои действия. Умрёшь от рук отца или от выпущенной мной пули, или умрёшь в счастливой старости – твой выбор. - Оставлю его судьбе,- фыркнув остатками сил, Йеджи поднимается на ноги, бредёт подальше от этого бессмысленного разговора. Ответа на свой вопрос она так и не получит, так что нет смысла стараться. Не ей решать, что будет дальше, девушка просто согласна плыть по течению. Нет смысла кидаться на руку, которая протягивает ей еду. Хотя, что иронично, еды в доме у этой руки нет от слова совсем, помимо приготовленного ей же бульона, который покорно ждёт зеленоглазую на плите. В равнодушном одиночестве подготовив все к приему пищи, Йеджи, наконец, присела за стол. Простенький вид с побелевшим куском филе на дне не пробуждает чувства аппетита, но вот запах... Устало оперевшись локтем в стол, берет ложку в правую руку, дрожащей рукой подносит ее ко рту. Че-ерт... Ну вот опять. Разогрев собой пищевод, горячий бульон попадает в желудок и приносит собой очередную боль. Кажется, вопрос о том, когда все это закончится, никогда не пропадет. Через силу девушка продолжает обедать, тяжело дыша и склонив голову над тарелкой. - Птенчик, ты в порядке?- просто из ниоткуда возникает Шин со своим беспокойством. К черту ее. К черту бульон. К черту всё. Заебало. - Лучше некуда,- показывая зубы ну уж в очень натянутой, перекошенной улыбке, больше похожей на оскал, язвит шатенка. И в это же время, ложка, как назло, выпадает из руки, плюхаясь в тарелку. - Ты уверена?- присаживается за стол напротив нее, уже в домашней футболке и штанах.- Ты ложку держать не можешь, вон, рука трясется. - Я левша,- стиснув челюсть, Йеджи не поднимает на нее взгляда, уткнувшись в тарелку, но упорно поднимает правой рукой ложку, потому что боль в левой тоже присутствует. - Птенчик, могу ли я узнать, что произошло?- вкрадчиво начинает бандитка. - Не можешь. - Так, ладно,- слышится сдержанный вдох.- Это был не вопрос. Я хочу знать, что он с тобой сделал. - Чихнул и меня в окно сдуло. Громкий, злобный удар ладонью по столешнице заставляет рефлекторно вздрогнуть, но не среагировать. - Прости,- поняв свою ошибку, уже мягче проговаривает Шин, пытаясь не сорваться, как это обычно происходит на работе. - Ничего, я привыкла. - В этом и проблема. Птенчик, я хочу выяснить, что произошло, чтобы помочь, хорошо? Ответь мне честно, пожалуйста. - Честно?- горько хмыкает, ребром ложки пытаясь разделить кусок мяса по волокнам.- Я не помню. - Какая же ты упрямая, боги,- по раздражению в голосе слышно, что не сдастся.- Ничего, я тоже. Ты правда можешь мне рассказать. Тебе это не навредит. - Не могу. - Птенчик,- предупреждающе тянет.- Пожалуйста. - Что?! Я, блять, нихера не помню!- кинув ложку в тарелку, наконец, поднимает озлобленный взгляд на Шин.- Что ты хочешь от меня услышать?! Что он со мной сделал!?- недостача воздуха сказывается режущей болью, начинает задыхаться. - А, блять, не видно? Мне тебе посекундно рассказать куда он меня бил?! А я, блять, не помню!- всплескивает рукой, от чем сразу же жалеет – боль пронзает чуть ли не насквозь. - В этом и проблема, понимаешь? Я впервые не помню! Я, блять, не знаю как домой добралась, ебаный пробел в памяти!- голос приобретает лёгкое рычание. - Последнее, что помню, как Лиа сказала, что я провела два дня в отключке! Я даже не знаю какое сегодня число! Всё?! Ты счастлива? Ты этого добивалась?- крепко жмурясь, сгибается на стуле рядом со столешницей, вплоть до того, что лоб едва ли не касается коленей, претерпевает дикую боль повсюду, от которой хочется громко скулить или рычать, разрывая связки. Нет, хочется просто умереть здесь и сейчас. Был бы у Шин с собой пистолет, она бы не думала лишней секунды. Один выстрел решил бы все тяжести. - Прости, Птенчик,- бандитка оказывается рядом вновь на корточках, пытается осторожными поглаживаниями по спине отвлечь, отвести от боли.- Прости, я правда хочу как лучше. Я пытаюсь понять тебя, но и ты меня пойми, что я привыкла решать проблемы силой. Пойди мне навстречу, Птенчик. Помоги мне понять, что я тоже делаю не так, и мы справимся. Я не верю, что ты позволишь себе опустить руки. Понимаю, сейчас кажется, что это никогда не закончится, и будет больно всегда. Но это не так. Позволь мне помочь тебе. Да, это тяжело вот так вот, довериться с пустого места незнакомому человеку, да и тем более, после того, что уже было. Но я искренне хочу, чтобы у тебя было все хорошо. Всё. Ладно. Она победила. Всё, конечная, белый флаг и прочая ересь. Сил противиться нет, да и незачем. Сейчас непонятно только одно. - К чему ты ведёшь? - Ни к чему,- вздыхает та. - Тогда что ты от меня сейчас хочешь? - Птенчик, врач сказал, что нужно делать перевязки хотя бы трижды в день, а уколы делать ещё два дня, минимум. А врач откуда... Черт, походу, из школы ее точно не сегодня забирали. - А в продолжении мысли что будет?- наконец, боль начинает понемногу отпускать, позволяя разогнуться хотя бы до такого положения, чтобы упереться локтями в колени. - Пойдем, я сделаю всё, что необходимо. И больше не буду беспокоить тебя до вечера. Поджав на мгновение губы, Йеджи соскребает всю внутреннюю силу и поднимается на ноги. Бандитка тоже вскакивает, отчего-то маячит руками, подсознательно готовясь ловить, если младшей станет плохо. Но нет, она, шаркая тапочками по полу, уверенно бредёт в ту спальню, откуда вышла, по пути ловит на себе взгляд кошачьих зелёных глаз, с любопытствующей пристальностью следящих за каждым ее движением. Усевшись на край кровати, шатенка не находит позы удобнее, как вновь сгорбиться, опираясь локтями в колени, и попросту ждёт. Чего? Неизвестно. Скорее всего, когда это все пройдет или кончится. Ён, ещё бы сил немножко... - Я могу начать?- спокойно интересуется бандитка, рядом шурша какими-то то ли упаковками, то ли фантиками. - Делай, что хочешь,- бездушно отвечает ей. - Тогда давай начнем с самого простого,- смягчается брюнетка, присаживаясь рядом на кровать. Приняв все, как есть, Йеджи попросту закрывает глаза. Осторожными движениями Шин отодвигает ткань с плеча к шее, маленьким жгутиком из бинта связывает по плечевому шву, чтобы зафиксировать, а после приступает к лейкопластырю, совсем аккуратно и медленно его отклеивая, стараясь не причинить боли. Делает всё совсем осторожно, чуть ли не невесомо, обрабатывает поверхность ожога, промакивая его каким-то веществом с антисептическими свойствами, а после наносит заживляющую мазь, по коробке которой косым взглядом Йеджи узнает Бепантен. Закончив, Рюджин пересаживается по другую сторону от Йеджи и перекладывает левую руку себе на колени, проскользнув горячими пальцами в ладонь. В этот раз младшая находит в себе толику интереса, отчего начинает наблюдать за бандиткой, что медлительно снимает бандаж с запястья, а после развязывает узелок бинта на предплечье: - Потерпи немного, сейчас будет неприятно,- чуть ли не шепчет брюнетка, разматывая бинт до первых грязных слоев. Хорошенечко смочив его хлоргексидином, начинает совсем осторожно разматывать его до конца. - Врач сказал, что ты большая умница, потому что стянула раны пластырем и наложила тугую повязку,- наконец, отлепляет последние нити от корочки глубоких царапин, обнажая три глубоких, параллельных друг другу, пореза на внешней стороне предплечья, удивительно, не задевших каких-то артерий. - Такие зашивают, но было уже поздно,- меняет грязный бинт на чистую салфетку с антисептиком. поздно Это слово ужасно триггерит, по неизвестным причинам. Может, отец был настолько зол, что она пришла так поздно, или... уже поздно спасать ее из этого дерьма? Животный страх от вида ран, очевидно, нанесенных ей отцом, завладевает разумом. Она не помнит, что произошло. Ничего. Йеджи задыхается, поддаваясь черноте в глазах. Тело вновь пронзает насквозь болью. Хочется взорваться от всего разом, умереть уже в который раз, но... Но в жизнь из пучины страха и дезориентации вновь возвращают ласковые поглаживания по голове, какие-то тихие слова, и... тот самый запах, на вороте Шин. Постепенно реальность начинает концентрироваться в одну картину, и девушка начинает разбирать слова: - ... в безопасности, Птенчик. Клянусь, тебя больше никто не тронет. Никогда. Потерпи ещё немного, все пройдет. Пару недель, день за днём, и все начнет заживать. Вся боль уйдет, Птенчик, я постараюсь. И всё будет хорошо. Правда. как же, блять, хочется верить.