Дурная кровь

      Неловко раздевшись, Ренджун поспешно вымылся, завернулся в оставленное полотенце. Он судорожно пытался соображать, но голова работала туго, клонило в сон. Впрочем, заснуть вряд ли получилось бы. Стоило сомкнуть веки, из темноты выплывала картина тела на полу, испачканного липкой кровью мундира и сапог с высоким голенищем. Жуткого выражения ледяного, векового гнева на знакомом лице.       Теперь Джено был убийцей, и вскоре должен был и сам умереть.       Дверь скрипнула, внутрь проскользнула гибкая фигура — Джемин сложил на скамье одежду, окинул Ренджуна цепким, будто ощупывающим взглядом.       — Ваше Высочество, вот свежая одежда.       Ладонь его проследила путь капли, стекающей по руке вниз, и мурашки вспыхнули на коже, Ренджун вдохнул резко, до боли в лёгких. Джемин склонился к нему вдруг, шепнул едва слышно:       — Теперь здесь всюду лишние уши. Не спрашивай ни о чём: я сделаю, что смогу. Прошу, верь мне, Джуни.       Линия губ его на мгновение размягчилась, и в глазах мелькнула, словно упавшая звезда, крохотная искра — Ренджун потянулся к ней слепо, отчаянно: мог ли Джемин быть с ним честен? Что, если он и правда имел какой-то план, мог спасти Джено, уберечь его от жуткой участи оказаться казненным?       — Ну же, одевайся скорее. Ты совсем продрог, — бодро маркиз поднялся. — Я распалил пожарче камин и принес обед. Поешь как следует, силы ещё пригодятся.       Еда не лезла в глотку, и по телу прокатывались мучительные спазмы. Ренджун с трудом сумел проглотить несколько ложек супа, двинул тарелку в сторону. Маркиз с неудовольствием покачал головой, но ничего не сказал, остался молча глядеть на пламя в камине. По коридору кто-то ходил, слышался лязг доспехов и шум разговоров. Ближе к вечеру Джемин ненадолго выглянул наружу, жестом попросил принести ужин, хотя вряд ли рассчитывал на то, что у Ренджуна проснется аппетит. Сам он тоже почти не ел, быстро ополоснулся в ванной и вышел, вытирая волосы полотенцем. Рукава рубашки его были закатаны и ворот растянут, мокрый и липнущий к коже.       — Ты можешь поспать здесь, у меня.       Придвинув кресло ближе к постели, он сел, откинув голову на подголовник, закрыл глаза.       — Я не хочу спать, — пробормотал Ренджун, оставаясь у камина, но маркиз лишь огорчённо вздохнул.       — Тебе нужно отдохнуть, иначе завтра не сможешь стоять ровно.       Для чего ему было стоять, и что такое должно было случиться завтра, Ренджун догадывался, но гнал от себя эти смутные подозрения. Бесполезно было ждать от Джемина активных действий: он не покидал комнаты и вряд ли планировал делать это, а значит, помогать не собирался. Винить его в этом было сложно: Ренджун прекрасно понимал, что помочь Джено означало рискнуть своим положением. И хотя они трое сблизились, друзьями всё же не стали. Да и был ли способен такой человек, как Джемин, на то, чтобы завести друга?       «Иногда я задумываюсь о том, каково это было бы: завести друзей. Теперь уже поздно что-то менять».       Нет, помогать маркиз бы не стал, он ведь не был самоубийцей.       К счастью, Ренджун был им. Потому мог попробовать изменить всё: он и так слишком задолжал Джено, и, пожалуй, наконец настала пора расплатиться.       Позволив уговорить себя на постель, он надел предложенную рубашку с чужого плеча, завернулся в одеяло. Из-под прикрытых век он наблюдал, как медленно затухает огонь в камине, и яркие, жёлтые языки пламени теряют резкость форм, становятся оранжевыми и густыми. Джемин был совсем рядом, дышал легко и поверхностно. Поначалу он ворочался в неудобном кресле, вздыхал, но вскоре затих. Этот день вымотал их всех, и Ренджун не смог бы справиться со стремительно тяжелеющими веками, если бы не тот факт, что где-то там, в ледяных застенках королевской тюрьмы был Джено — его милый, чудесный Джено, сделавшийся убийцей для того, чтобы подарить ему свободу.       Даже если он не смог бы найти его, наверняка способен был устроить переполох и заявить, что это он виновен в убийстве. Его заперли бы до выяснения обстоятельств, и маркиз уж точно никак не смог бы повлиять на то, какие слова и заявления покидают его губы. Ренджун готов был признаться в чем угодно — заговор, ревность, безумие. Всё равно ему было не жить.       Джено нужно было спасать, даже если он не хотел этого. Даже если сопротивлялся бы, Ренджун не мог позволить умереть за него.       Выждав ещё полчаса и удостоверившись, что Джемин не проснется, он выскользнул из постели, бесшумно надел оставленные штаны и набросил на плечи камзол. Туфли он взял в руки, чтобы на цыпочках, с замирающим в груди сердцем и затаив дыхание, подобраться к двери. Нажал на ручку, потянул на себя.       Заперто.       — Куда ты собрался? — хмыкнул голос за спиной, и мельчайшие волоски на затылке стали дыбом.       Ренджун медленно развернулся, гнев наполнял его стремительными потоками, неостановимый, отчаянный.       — Сейчас же выпусти меня, — потребовал он, и Джемин, лениво поднимаясь со своего места, размял затекшую шею.       — И куда же ты пойдешь? — хмыкнул он. — В подземелья, путь к которым не знаешь? Или к самому королю, чтобы вытащить его из постели и заставить выслушивать бредни о том, как ты, ни разу не держав меча в руках, заколол собственного брата?       Преодолев расстояние между ними, он вдруг прижал Ренджуна к двери, сверкнул яростно глазами:       — Что ты собираешься сделать, чтобы испортить план своего верного гвардейца? Думаешь, кто-то в своем уме поверит в то, что ты сам убил его? — процедил маркиз. — Ренджун, взгляни правде в глаза: все уверены, что у вас с Джехёном была порочная и прекрасная любовь, сильная настолько, что пренебрегает всеми нормами морали. И сегодня ты подарил всем явное подтверждение тому, что между вами есть чувства, когда рыдал по нему, стоя на коленях в луже крови.       Покачав головой, он отступил назад, потёр лицо ладонью. Челюсть его была тесно сжата, брови сведены к переносице. Он выглядел так, будто едва сдерживался от того, чтобы добавить что-то ещё, и Ренджун вспыхнул, выпалил:       — Как ты можешь говорить мне такое? Разве ты не видел, что он делал со мной? Я верил тебе, Джемин. Джено тебе верил.       Маркиз вздрогнул, будто от удара, кулаки его сжались так крепко, что на оголённых предплечьях проступили вены. Помолчав пару долгих мгновений, он ровным голосом проговорил:       — Ложись спать. Завтра предстоит большой день, — вернулся в кресло и больше не проронил ни слова.       Постояв у двери пару минут, Ренджун сел в свободное кресло у камина, скрестил на груди руки. Плевать. Если Джемин думал, что сможет его переубедить, заставить плясать под свою дудку, то он крупно ошибался. У Ренджуна было достаточно времени — как раз до утра — чтобы доказать свою точку зрения.       Сбоку прижималось что-то тёплое, большое. Оплетало всем собой, словно мягкое и тяжёлое одеяло, и ощущение это было приятным. Вздохнув едва слышно, Ренджун улыбнулся невольно, пошевелил занемевшими конечностями, и одеяло вокруг него поёрзало, недовольно заворчало.       — Ещё… немножко.       Это был голос Джемина, — с запозданием осознал он. Темнота вокруг них казалась ватно-густой, душной и уютной, и лежать вдвоем вот так ощущалось словно в большом коконе. Ещё лучше было втроём, но Джено…       Джено.       Острый озноб окатил Ренджуна с головы до ног, сорвал безжалостно покрывало сна. Он лежал в чужой комнате, и хозяин её был рядом, дышал сонно и размеренно на ухо. Джемин перенес его к себе на кровать, когда он заснул. Ощущать его вот так, близко, было словно удар под рёбра — сцепив зубы, Ренджун рванулся, высвобождаясь из объятий, упал на пол.       — Осторожнее. Не ушибся? — сонно Джемин вскочил, помог подняться. — Боже, сколько времени?       Схватив со стола кремень, он поспешно высек искру, зажёг свечу и взглянул на циферблат часов.       — Хорошо, что ты проснулся. Чуть не проспали.       Он принялся поспешно одеваться, сунул Ренджуну штаны и камзол, ботинки. Спросонья он был смешным и взволнованным; помятый, с отпечатком подушки на щеке и взъерошенными волосами.       — Не проспали что?       Замерев на мгновение, маркиз неловко повел плечом.       — Пока ещё не рассвело, нам нужно уезжать. По дороге всё объясню.       — Я никуда не поеду без Джено, — отрезал Ренджун. — Где он сейчас? Ты не имеешь права держать меня здесь, я должен пойти к нему.       Раздражённо закатив глаза, Джемин процедил:       — Одевайся. Думаешь, он ещё тут? Мы поедем к нему. Быстрее, нас уже заждались.       На улице было холодно и так темно, что даже после тусклых огней коридоров глаза ныли. Подсвечивая себе путь масляной лампой, Джемин провел их запутанными дорожками через заднюю часть сада к северным воротам. Они почти никогда не открывались, использовались лишь для подвоза телег с садовым инвентарем и саженцами — Ренджун слышал разговоры садовников, когда украдкой спускался вниз, чтобы посидеть с книгой на одной из скамеек в тенистой аллее. Сейчас же успевшие стать знакомыми дорожки казались чужими, пугающими — в статичной тишине мертвенно бледного, зимнего сада массивные ледяные фигуры казались живыми, будто бы настороженно замершими в ожидании. Утоптанный снег под ногами оглушительно хрустел, так, что перекрывал звук сбитого дыхания и гулко стучащего в ушах сердца. От холода лицо жгло и каждый вздох отдавался болью в лёгких.       Куда они шли? Правда ли к Джено? Что было с ним?..       За неприметной дверцей в воротах их и правда ждали: стояла карета, запряжённая парой лошадей, вокруг которой нетерпеливо нарезал круги незнакомый мужчина в ливрее и норковом чёрном плаще.       — Чего так долго?! — зашипел он, подбегая к Джемину, когда тот приблизился. — Мы опоздаем, точно опоздаем. Придется ехать другой дорогой. А… здравствуйте, Ваше Высочество.       Свет масляной лампы упал на его лицо — искусанные морозом щёки и черные пуговки глаз, маленький рот-вишенка, расплывающийся в робкой улыбке. Боже, он ведь был совсем юный, хотя и такой высокий.       — Джисон, некогда. Поехали.       Схватив Ренджуна в охапку, маркиз сунул его в карету, захлопнул дверцу и с силой стукнул в потолок, подавая сигнал трогаться. Внутри было теплее, чем на улице, но мерзкая дрожь, успевшая поселиться внутри, уходить отказывалась. Напротив, она лишь усилилась, захватила конечности, потянула жилы волнением.       — Где Джено? — отчаянно шепнул Ренджун. — Ты обманул меня, да? Мы не поедем к нему?       В неровном, тусклом свете черты Джемина показались ему острыми и чужими, жёсткими. Мазнув по лицу взглядом, он отвёл его в сторону, поглядел в непроглядную черноту за стеклом.       — Мы едем к нему. Поспи. Я погашу лампу.       Холод стремительно вскарабкался вверх по ногам, угнездился в груди, и Ренджун скованный им, объятый неясным, едва сдерживаемым страхом, замер. Уткнувшись в мягкую стенку, он уставился в окно. Внезапно накатили слезы, горькие и усталые.       Всё рушилось. Он будто стоял на краю обрыва, и земля под ногами медленно крошилась, стоило попытаться сделать хоть шаг. Ренджун должен был просто замереть. Не позволить никому подойти ближе, уж точно не Джено. А теперь утащил его на самое дно.       Кровь Джехёна была на их руках.       Себя Ренджуну было не жаль, хотя сам он никогда не решился бы на то, чтобы запятнать руки. Но вот Джено… Зачем он сделал это? Разве стоило это его загубленной жизни? Мальчишка с серьёзными, грустными глазами. Его единственный верный друг, любимый человек — он стал убийцей, и теперь рисковал потерять собственную жизнь. Где он был сейчас?.. Лежал, израненный, в королевской темнице? Не мог сомкнуть глаз ни на мгновение, всё думал и думал, пока голова не станет раскалываться надвое, будто гнилой орех?..       И сколько во всем этом было результатом действий Джемина, проложившего себе дорогу вначале в его комнату, а потом и в постель?       Карета, уносящая его в неизвестность, явно была дорогой, обитой внутри мехом, на рессорах, и по утрамбованному за прошедшие дни снегу шла гладко. Маркиз подготовил её, и кто знает, самостоятельно ли, или по велению короля Севера — и теперь Ренджун уезжал и даже не знал, куда. Беспомощный и безвольный, не имеющий ничего, кроме этой бессмысленной, страстной надежды.       Пускай у Джено всё будет хорошо. Один-единственный раз, только один!.. Ренджун не попросит больше ничего, ни единой счастливой случайности для себя. Только пускай Джено останется жить.       Глотая слезы, он сжал крепко в руках тёплый плащ, и волна тошноты заставила мучительную судорогу прошить тело. Он ведь и Марка заставил в это ввязаться. Воспользовался его добротой, памятью о их прошлом, и добился лишь того, что навлек на него гнев Джехёна.       Почему всё должно было случиться именно так? Почему как бы Ренджун ни пытался всё исправить, люди вокруг страдали из-за него?       Воздух розовел от занимающегося потихоньку рассвета, в нём начали проступать кирпичные громады городских домов. Карета мчалась стремительно, подскакивая на сменившей снег брусчатке — она ускорила свой ход, когда дома вдруг расступились, обнажая освещённую ярко площадь, и Ренджун двинул в сторону закрывающую окно шторку. Стекло не успело затянуть морозом, оно было мутным, но рассмотреть происходящее всё же было возможно. На улице оказалось на удивление многолюдно, несмотря на раннее утро — от королевской стражи в глазах зарябило, и нехорошее предчувствие сжало сердце стальной хваткой. Нет, этого не могло быть. Все должны были оставаться во дворце, ведь там находился самый важный политический заключённый, зарезавший короля соседнего государства. Только если он не…       Людское море заволновалось, схлынуло, обнажая стоящий посередине деревянный помост виселицы с единственной петлей, окружённый горящими факелами.       В петле был человек.       Эта жуткая вспышка разорвалась в теле, словно пуля, выдавила воздух невыносимой болью. Ренджун ухватился за оконную раму, крик рвался из груди.       Мундир.       Он знал этот мундир. Чёрный, с золотыми пуговицами на северный манер.