Дурная кровь

      — Нет! Я не играю больше, — раздражённо вскрикнул Ренджун, швыряя от себя карты, и Джено хихикнул. — Это несправедливо, вы двое жульничаете!       — Не правда, ты и сам знаешь.       Слегка опьяневший, в расстегнутый ливрее и с взъерошенными волосами, гвардеец выглядел просто очаровательно, если бы не тот факт, что потешался он сейчас над Ренджуном.       — Карточный долг — дело чести, — невозмутимо пожал плечами маркиз, и Ренджун, весь красный от смущения и гнева, надулся.       — Поменяй желание, — буркнул он. — Я не буду об этом рассказывать.       — Тогда я спрошу Джено, — хмыкнул Джемин, разворачиваясь к гвардейцу, чтобы повторить. — Ваш первый раз… как это было?       Джено улыбнулся, и глаза его превратились в очаровательные полумесяцы. Покружив вино в бокале, он допил его залпом, потянул расстегнутый ворот рубашки, будто воздуха не хватало.       — Нам было всего по шестнадцать. Тем вечером я пришел к Ренджуну в комнату затемно — как сейчас помню, горели свечи, и он сидел на постели в шелковой тонкой рубашке, весь розовый от смущения, но такой решительный. Мы долго целовались, а потом…       Едва не развернув свой бокал, Ренджун бросился на него, опрокинул на мягкий ковер и зажал рот рукой.       — Молчи, — зашипел он, ощущая кожей чужой смех. — Ты даже не проиграл, так почему рассказываешь?! Молчи, я тебя прошу! Пусть загадывает другое желание.       Джено не сделал ни единой попытки освободиться, лишь мягко сжал в пальцах бедра Ренджуна, когда тот поёрзал, устраиваясь удобнее. Ресницы его затрепетали, и влажность выдоха мазнула по ладони. Там, внизу, он быстро твердел, и Ренджун, будто ошпаренный, отдернул руку, сел на свое место. Волнение крутило узлы в животе, и дыхание застревало в глотке.       — Тогда моё желание будет такое: дальше мы играем на раздевание, — с любопытством Джемин окинул их взглядом, ненадолго задерживаясь на раскрасневшимся лице Ренджуна, на Джено, медленно поднимающемся с ковра в сидячее положение.       — Как хочешь, — отмахнулся Ренджун, запивая смущение глотком вина. — Только не думай, что я снова проиграю.       На следующий раунд ему и правда повезло, но радость от победы быстро смазалась, когда маркиз, переглянувшись с гвардейцем, предложил тому снять рубашки. Теперь они сидели полуобнажённые, блестели гладкой кожей в ранних зимних сумерках, разбавляемых светом камина. От близости огня тянуло жаром, и вино внутри заставляло жар этот концентрироваться в груди и животе, ласково и настойчиво тянуть будто бы за все нервы разом. Хотелось тоже раздеться, но от камзола Ренджун уже успел избавиться, а снимать рубашку без проигрыша было бы глупо. Пот скапливался на лбу и шее, заставлял тонкий шелк липнуть к коже.       Горячо.       Воздух казался тягучим, жидким — густой и ароматный, он затекал в лёгкие по капле, и голова шла кругом. Хотелось пить, но вино ничуть не утоляло жажду, вместо этого лишь пробуждало желание. Терпеть его было невыносимо, особенно, когда объекты его были так близко и откровенно, будто предлагали себя. Ну и как Ренджун должен был продолжать сохранять концентрацию?.. Он хотел этого. Ощутить их рядом, прикоснуться кожа к коже. Разделить удовольствие столь сильное, что способно растворить печаль, стереть мысли о будущем.       Всё равно ему пришлось бы уехать. Может, уже завтра. Так почему не поддаться соблазну последний раз?..       В следующий раунд Ренджун оказался в проигравших, на этот раз с Джемином. Тот, ничуть не смутившись, стянул штаны, оставаясь в одном белье, ухмыльнулся насмешливо. Теперь… теперь Ренджун тоже мог раздеться. Пальцы немели, когда он потянул вверх рубашку — запутался в горловине, забыв развязать шнурок, вздрогнул, ощутив прохладное прикосновение к плечу. Скованный шелковой тканью, ослеплённый, Ренджун мог лишь чувствовать. Кончики пальцев протанцевали к шее, тронули ямку между ключиц, адамово яблоко. Мельчайшие волоски на коже становились дыбом, и сердце билось где-то там, в самом горле, оплетенном воротом. Словно стреноженный жеребёнок, он забился, потянул на себя, тщетно пытаясь высвободиться, и смешок опалил кожу совсем близко к груди.       — Мой принц, — голос маркиза сочился медом, от него язык приклеивался к нёбу и было сложно дышать, — ты столь жесток, что находишь удовольствие в том, чтобы дразнить нас? Или так невинен, что не понимаешь, какое мучительно прекрасное искушение представляешь из себя сейчас?       — Я… — Ренджун сглотнул. Во рту было пряно и сладко, и голова пьяно, чудесно кружилась. — Я не знаю. Пожалуйста, я просто хочу…       Он запнулся, когда чья-то рука проникла в растянутый ворот, чтобы ловко развязать шнурок. Рубашку потянули вверх, наконец высвобождая его, Ренджун заторможенно моргнул, оглядывая комнату.       — Чего ты хочешь? — Джено облизнул губы, заставляя их влажно блестеть. — Мы отдадим тебе всё, что ты…       Запустив руку в чёрные, шелковистые волосы на его затылке, Ренджун прижался к его приоткрытому рту, проглотил звук удивления. Руки обвились вокруг талии, прижали настойчиво и крепко. Там, внизу, Джено был всё ещё твердым. Вздрогнул, когда Ренджун притерся ближе, отрываясь, чтобы бросить взгляд за плечо, где маркиз сидел, сложив руки на коленях, и неотрывно, жарко глядел на них.       — Ты напоил меня, — фыркнул Ренджун. — Думал, в таком случае я захочу заняться непристойностями? — ему отчего-то сделалось так весело, улыбка тянула уголки рта.       Маркиз имел совесть смутиться, вспыхнуть румянцем — опустил взгляд вниз, и густые ресницы его легли на щёки, отбрасывая тени.       — Я… я не… — он сбился с мысли, когда Ренджун рассмеялся, покраснел лишь гуще.       — Я и правда захотел, — покачал головой тот. — Ну и что ты сидишь теперь? Раздевайся.       Поднявшись на немеющих, непослушных ногах, он пошатнулся, упёрся в каминную полку, и Джено обеспокоенно нахмурился, придержав за колени.       — Ты перебрал, — пальцы его погладили в забывчивости по коже, поднимая за собой рябь мурашек. — Принести воды? Хочешь прилечь?       Опять он начинал свою заботу, не было которой ни конца, ни края. Лишь безбрежное, глубокое море — Ренджун покачал головой:       — Раздевайся тоже, Ли Джено, — расстегивая пуговицу на штанах и стягивая их вместе с бельём. — Я и правда хочу прилечь, а вот попью уже после занятий любовью. Ну же, не заставляй меня ждать: сегодня я особенно нетерпелив, думал об этом с самого утра. Он виноват в этом.       Обвинительно ткнув пальцем в маркиза, замершего на полу с бельем в руках, неловко пытающегося скрыть наготу, Ренджун покачал головой.       — Попросил в подарок меня. Ну и что я должен был думать, когда вы оба смотрите на меня бессовестными глазами, и в прошлый раз не могли держать руки при себе?       — Я не просил, правда, — залепетал Джемин под обвинительным, тяжёлым взглядом гвардейца. — Мой господин, я бы не посмел!       Боже, он выглядел просто очаровательно, когда так смущался. Совсем не так самоуверенно, как раньше. Кровь от этого воспламенялась, нечаянная власть над ситуацией пленяла. С удобством устраиваясь на прохладных простынях, Ренджун поинтересовался:       — То есть, ты не хочешь? И это говорит человек, предложивший мне ласки ртом, стоило нам впервые оказаться наедине?       Кажется, если от смущения можно было умереть, маркиз сделал бы именно это. Склонив голову вниз, он сгорбился, принимаясь бормотать что-то неразборчивое, но долго сохранять серьезный фасад Ренджун не сумел, хихикнул, глядя на его красные уши и дрожащий подбородок.       — Так вот, что случилось в тот раз, — Джено поднялся, беззлобно ткнул Джемина в бок. — Знаешь, а ведь мне Ренджун не рассказал, иначе я бы этого просто так не оставил.       — Хватит разговоров, лучше иди сюда, — рассмеялся Ренджун. — Поцелуйте меня, вы оба.       Делать это втроём было горячо, влажно и так хорошо, что в всё внутри трепетало. Ренджун прижал рвущееся наружу сердце ладонью, всхлипнул, когда ту отобрали, чтобы поцеловать.       Губы Джемина оставили обжигающий отпечаток на коже. Ресницы его вздрогнули, накрывая бессовестно, предвкушающе блестящие глаза. Проложив дорожку поцелуев вверх к локтю, он коснулся места, где трепетал пульс. Поднялся выше, рассыпал горячие отметки на плечах и груди, и Ренджун захлебнулся стоном. Нет, это было невыносимо. Столь мучительный жар раздирал надвое грудную клетку, что терпеть было решительно невозможно. Ренджун ждал, казалось, не один вечер, а целую жизнь — выпутавшись из объятий, он соскользнул к столу, чтобы из ящика достать баночку с ароматным маслом. Пальцы дрожали, когда он распластался на постели и, свинтив крышечку, медленно погрузил в себя сразу два, до упора, сладко-болезненно.       Алкоголь делал его жадным и расслабленным, почти бесчувственным к боли, и хотя Ренджун понимал, что ещё не готов, хотел принять внутрь прямо сейчас. Больше. Ему нужно было больше, чтобы утолить эту невыносимую жажду плоти и близости.       Он двинул кистью, задавая отрывистый ритм, прислушался невольно к тому, как бьётся часто сердце. Мышцы конвульсивно сокращались, и по нервам бежало бритвенно острое наслаждение — столь сильное, что Ренджун зажмурился. Дыхание вырывалось прерывисто, и по шее скользнула капелька пота. Ещё… ещё немного…       Он разочарованно застонал, когда за запястье потянули, заставляя извлечь пальцы.       — Тише, мой принц, — мурлыкнул рядом Джемин, и ладонь его пригладила волосы, а другая легла на поясницу, заставляя приподнять бедра выше. — Вам не нужно беспокоиться ни о чём, даже о собственном удовольствии.       — Болтун, — хмыкнул беззлобно Джено.       Смазав пальцы, он медленно толкнул их внутрь, и Ренджун вскрикнул. Белая вспышка блаженства полоснула по телу, он выгнулся, подставляясь под неторопливые, глубокие движения. Это было иначе, более остро и чутко, он уже балансировал на грани. Если бы не выпитое вино, столь яркое наслаждение перелилось бы через край, но сейчас он вынужден был расплачиваться за собственную жадность, претерпевая сладкую муку.       — Я хочу, — вскрикнул Ренджун, задыхаясь. — Не могу больше, возьми меня, я не могу…       Он застонал отрывисто, жарко, когда давление внутри на мгновение пропало, чтобы смениться распирающим жаром. Близко. Это было так близко, он словно сливался в одно целое с ними двумя.       Будто бы едва мог терпеть, Джено задвигался резко, заставляя их бёдра соприкасаться с громкими, влажными звуками, и Ренджун натянулся весь от пронзительного, почти болезненного удовольствия. Время тянулось, словно бесконечное, он балансировал на этой тонкой грани так долго, что, казалось, потихоньку начинал сходить с ума — в один момент Ренджун потерялся в нём окончательно, нырнул глубоко, потеряв слух и голос.       И снова очнулся, дрожащий и беспомощный, но всё такой же желающий.       Упав на кровать, Джено упёрся на локти, и стон его опалил ухо. Дернувшись, он излился внутрь, припал с жарким поцелуем к влажной от пота груди. Медленно отстранившись, он осел на кровать рядом, и Ренджун взглянул на Джемина, тронул кончиками пальцев его щеку.       — Ещё, — шепнул он пересохшими губами, — мне недостаточно. Я хочу больше.       Тот был совсем близко, жался к бедру, роняя нечаянные, короткие всхлипы. Член его пачкал кожу смазкой, блестящей в неровном свете камина, и Ренджун обвил вокруг него ладонь, потянул на себя, и тот сдавленно рассмеялся.       — У меня нет и шанса, да? Как я могу отказать такой настойчивости, — он устроился между разведённых в стороны ног, а потом гладко, одним толчком вошёл внутрь, и Ренджун вскрикнул, сжал бедра на его боках.       Удовольствие было томительным, приятно тяжёлым. Он захлебнулся им, когда Джемин принялся толкаться, медленно и размеренно, неотрывно глядя на него так, будто так до конца и не мог поверить своим глазам. Под его взглядами Ренджун всегда ощущал себя открытым и беззащитным, но сейчас в чувстве этом не было ни капли страха, лишь щемящая бездна чувства.       — Я люблю тебя, — уронил тихо Джемин, склоняясь вниз. — Мой милый принц.       Ренджуном всхлипнул, его обдало волной жара — то ли от слов этих, то ли от того, что Джено, устроившись на боку, плотно обхватил его член пальцами, прижался с поцелуем к губам. Это была словно цепная реакция, крошечная искра, попавшая на разлитое масло. Дрожь прокатилась по телу Джемина, он подался до упора, и от ощущения горячей влаги внутри Ренджун дёрнулся. Наслаждение показалось ему раскаленным, мучительным и сладким, словно растопленная карамель.       Уронив голову на плечо Джено, он блаженно вздохнул. В теле, казалось, не осталось ни одной твёрдой косточки, он был наполненным звенящей на единственной ноте блаженной пустотой.       — Ты обещал, что попьешь воды, — ласково пробормотал Джено, приглаживая его спутанные, взмокшие волосы, и Ренджун бездумно кивнул.       Он позволил усадить себя, а потом выпил предложенную чашку, не сопротивлялся, когда Джемин, пришедший с тазиком, обтер его влажной тряпочкой — лишь смущённо поморщился, закусив губу, когда тот безо всякого стыда вошёл пальцами в нежную, растянутую дырочку, чтобы извлечь остатки семени.       — Всё хорошо, мой принц, — он тронул целомудренным поцелуем лоб. — Ты можешь поспать.       Одев его в свежую ночную рубашку, Джено взбил подушки, оправил одеяло и помог устроиться с удобством.       — Останьтесь со мной, — шепнул Ренджун, поймав его за руку, поглядел умоляюще. — Вы не можете отказать мне сейчас.       — Мы никогда не можем отказать тебе, — деланно сокрушенно покачал головой Джемин, заставляя тихо рассмеяться.       Они опустились на постель, по обе стороны от него, и Джено сонно, безмятежно улыбнулся:       — Сладких снов, Ренджуни. Расслабленно улыбнувшись, Ренджун шепнул:       — Спокойной ночи, — и сон пришёл к нему внезапно, глубокий и непроглядно черный, как настоящая южная ночь.       Утро началось для Ренджуна рано, ещё до рассвета. Проснувшись, он долго лежал, прислушиваясь к ощущениям в теле — раньше после занятий тем, что Джехён упорно называл «любовью», наутро ломило все конечности, и в горле дрожал комок. Сейчас же всё было совершенно иначе: хотя внизу чувствительно тянуло, в теле была непривычная лёгкость, почти легкомысленная, приятная. Джено и Джемин спали рядом, переплетясь с ним в один тесный комок, и если бы не тот факт, что в один момент Ренджуну страшно захотелось в уборную, он так и остался бы там, в уютном коконе.       Выбравшись из постели, он вернулся только после того, как умылся холодной водой и причесал волосы стащенной по пути щеткой.       Ну вот, теперь он мог смотреть на свое отражение в зеркале без содрогания. Впрочем, Ренджун осознал, что погорячился, когда на груди заметил чужой отпечаток: в этот раз Джено был неосторожен и пометил его. Было ли это желанием оставить печать принадлежности или же простым проявлением несдержанности, Ренджун не знал, но в груди от этого что-то звякнуло хрупко. Они потеряли столько лет близости из-за глупого недопонимания, и так и продолжили бы оставаться друзьями, хотя могли стать возлюбленными. Если бы не Джемин, дело не сдвинулось бы с мертвой точки: Ренджун оказался слишком поглощён чувством вины, а Джено никогда не начал бы разговор первым, считая себя ответственным за то, что не смог отказать в совместной ночи.       В груди щемило от счастья и благодарности, и Ренджун решительно вышел в комнату. Достав из стола аккуратно сложенные рождественские подарки, он охнул, едва не выронил их, когда за спиной раздался тихий голос:       — Не спится?       Джено сидел на краю постели в одних спальных штанах. На плечах его сияли ярко-красные полосы, и Ренджун ощутил прилив крови к щекам, когда осознал, что именно он стал причиной подобного. Неужели он и правда так сильно цеплялся за него прошлой ночью?..       — Н-нет, просто вспомнил, что так и не подарил вам подарки.       — Подарки? — из-под одеяла показалась взъерошенная голова и два блестящих вопросительно глаза. — Разве мы уже не получили их?       — Боже, хватит вгонять меня в краску, — буркнул Ренджун, пристраиваясь на постели. — Вот, держите. Это не что-то большое или особенно ценное. Просто, на память.       — О-о-о, мой господин такой очаровательный, — заворковал Джемин, принимая аккуратно сложенный платок, завёрнутый в пергаментную бумагу. — Что это за прелесть? Неужели какая-то изящная вещица, вышитая твоими ловкими ручками?       С по-детски искренним азартом он принялся распаковывать платок, и Ренджун цокнул, закатил глаза. Маркиз был просто невыносимым — милым, — этим утром, даже хуже, чем в прошлый раз. Из-за этого сердце колотилось, словно сумасшедшее, и хотелось сбежать. Но бежать Ренджуну было некуда, и потому он лишь отвернулся, подавив желание накрыть горящее лицо ладонью.       — Это… просто потрясающе.       Он вздернул голову, уставившись на Джено. Тот сидел, осторожно разглаживая кончиками пальцев тонкий узор. Голос его был влажным, и глаза блестели — Ренджун потянулся к нему, поцеловал коротко и чутко.       — С рождеством. Не знаю, сколько ещё времени нам осталось. Джено, — он накрыл его дрожащую ладонь своей, сжал успокаивающе, — ты всегда был рядом со мной. Знаю, я никогда не смог бы отплатить тебе за всё, что ты для меня сделал, но я правда благодарен. Я счастлив иметь такого человека рядом, и ты знаешь, что я люблю тебя. Всегда буду.       Обернувшись, Ренджун улыбнулся маркизу, украдкой вытирающему щёки:       — Джемин, поначалу я был настроен к тебе настороженно. Сложно перестать видеть во всех врагов, когда у тебя такая жизнь, — горько усмехнулся он. — Но сейчас я думаю, что ты хороший человек. А ещё… кажется, начинаю испытывать к тебе чувства. Жаль, что у нас нет времени узнать, к чему это приведёт.       — Не говори так, — с жаром воскликнул Джемин, поднимаясь на колени, чтобы дотянуться до него, схватить за руку. — Мы с Джено не позволим забрать тебя, у нас есть план…       В дверь раздался громкий стук, и Ренджун двинул маркиза в плечо, заставляя свалиться с кровати. Потерев ушибленное плечо — совершенно обнаженный и ничуть этим фактом не смущённый, тот надулся, состроил обиженную физиономию.       — Скорее прячься в ванную, — зашипел Ренджун, отчаянно краснея. — Что, если тебя увидят?       — А то, что Джено увидят, ты проблемой не считаешь, — заворчал он, нехотя поднимаясь. — Ладно, ладно. Уже иду.       — Джуни, возвращайся в постель, — натянув штаны, Джено набросил на себя мундир, ловко застегнул на все пуговицы. — Я узнаю, что случилось.       Нырнуть под теплое одеяло было словно в летнее море. Ренджун зажмурился, затаил дыхание, отчаянно прислушиваясь. Неужели так скоро? Пожалуйста, ещё пару дней! Нет, даже часов, ещё совсем немного…       На спину легла ладонь, погладила через одеяло. Тон его Джено был пустым, будто разом потерял все свои краски:       — Он здесь. В зале для переговоров.