Дурная кровь

      Марк не отвечал. Прошла неделя, потом ещё одна. Каждый раз, когда Джемин приносил корреспонденцию, Ренджун вглядывался в его лицо с немым вопросом, но маркиз лишь отводил в сторону взгляд, поджимал губы, и остатки хрупкой надежды быстро оказывались раздавленными. Что-то словно сломалось в маркизе после вечера, когда он застал ту отвратительную сцену — Джемин стискивал пальцы на конверте с гербовой печатью так сильно, что тонкая вощеная бумага беспощадно мялась, и вместе с этим в груди что-то судорожно, жалко сжималось. Обычно он просто молчал, но в этот раз не выдержал, пробормотал тихо:       — Почему ты всегда читаешь их? — так, будто вот-вот готовился добавить: «не надо».       Сказать по правде, Ренджун и сам не до конца понимал, по какой причине делает это. Поначалу виной всему было нервное, гадкое чувство, поднимающееся изнутри снежной лавиной — что, если бы он пропустил что-то важное? Вдруг, Джехён наконец остыл и было это последнее письмо? Или с отцом что-то случилось? Или брат женился и теперь больше не собирался пытаться вернуть его?..       Ренджун больше ему не нужен.       — Я не знаю.       Общие воспоминания их детства, долгие прогулки по саду, поделенная на двоих книжка из библиотеки, мозолистые от долгих упражнений с мечом пальцы, нежно касающиеся его щеки, жёсткая и осторожная хватка на запястьях, прижатых к простыням… Что, если всё это больше не имело значения, Джехён перерос его, выкинул, будто использованный шёлковый платок? Драгоценный когда-то, но совершенно не нужный теперь. Ренджун желал быть оставленным и страшился этого, и никогда не смог бы признаться себе в том, сколько противоречивых чувств раздирают душу наживую.       Разве мог кто-то понять его? Всё то тёмное и грязное, что он беспомощно, старательно прятал, то и дело оказывалось вытащенным на божий свет, предано справедливому осуждению. Дурная, грязная кровь. Женатый мужчина писал ему неизменно — каждую неделю, — и содержимое этих конвертов становилось всё более отчаянным и страстным, заставляя испытывать отвращение и горькую, тревожную надежду.       Даже если Марк не пришёл на помощь, Ренджун мог продолжать жить. Джехён не стал бы мучить его, раз так сильно скучал? Будь он посговорчивее, снова стал бы ласковым и добрым, заставил купаться в роскоши. А если бы Ренджун особенно постарался, может, даже согласился бы прекратить затеваемую войну.       Сломав сургучную печать, Ренджун скользнул взглядом по ровным витиеватым рядам букв. Их было всего два, и сердце упало вниз, пробивая себе путь через грудную клетку.       «Дома всё украшено к новому году. Не бери с собой ничего, я подарю тебе много обновок.       Твой Дже».       Апатия навалилась на Ренджуна, выдавила весь воздух разом. Он осел на сидении, роняя на стол письмо, и Джемин выглянул из-за плеча, уставился напряженно в бумажный листок.       — Оставь меня, пожалуйста, — шепнул Ренджун едва слышно.       Внутри было пусто и холодно, он безмысленно поглядел на резной узор, оставленный морозом на оконном стекле — улица едва проступала за плотной кружевной вязью, отрезая его от всего мира. В груди было тяжело. Он сделал судорожный вдох, и слезы, скользнув по лицу, капнули на шелк рубашки.       — Джуни, — выдохнул маркиз, и в голосе его была открытая, кровоточащая рана — кровью этой Ренджуна обожгло, он сжался весь, судорожно и жутко.       — Оставь меня, — повторил он.       Жуткий, бушующий океан внутри превращался в мертвенно тихие, мрачные воды. Всё было бессмысленно. Он не мог ничего изменить, и уже не знал, хотел ли. Для чего было всё это? Страдания, попытки вырваться и освободиться, переезд в другую страну… Бесполезно. Всем, чего Ренджун добился, была бесконечная, пустая усталость. И ещё эти письма…       У стола лежали перевязанные бечёвкой стопки. Ренджун то хватал их, подталкивая к камину — сжечь, не оставить ни одного видимого напоминания о Джехёне и о том, что он с ним сделал; то меланхолично перебирал затертые корешки конвертов, трогал сломанные печати с оттиском и ловил отголоски знакомого парфюма. Но теперь… теперь ему было всё равно.       Взяв со стола нож для бумаг, Ренджун тронул его подушечкой пальца. Тонкая, почти пергаментная кожа легко поддалась натиску лезвия, окрасилась алым. Ему даже не было больно, ощущался лишь отдаленный жар и липкость крови. Если бы Ренджун закончил всё сейчас, даже не почувствовал бы ничего. Только кружащую голову, медленно наполняющую тело пустоту. Надавив сильнее, он заторможенно моргнул — чужая ладонь легла на стол, оттеснив его собственную, пачкая дрожащие пальцы.       — Джуни, — проговорил Джемин, доставая из кармана платок, чтобы перевязать его руку, — он не заберёт тебя. Никогда. Я не позволю, чего бы мне это ни стоило.       Он не мог обещать такого. Раньше Ренджун умилился бы столь откровенному, искреннему порыву утешить его, но сейчас просто покачал головой. Он решил сдаться. Достаточно. Больше это не имело никакого значения.       — Всё в порядке, — он жалко улыбнулся. — Я просто устал, прилягу ненадолго. Напишу ответ позже.       Поднявшись на онемевших, непослушных ногах, Ренджун скинул домашние туфли, забрался на постель, прямо поверх одеяла. Сердце лежало в груди камнем, билось едва-едва. Он поглядел на Джемина, замершего у подножия, на его растерянные глаза, испачканную кровью щеку — кажется, он вытер лицо, забывшись, — но сказать ему что-то так и не смог. Язык едва ворочался во рту, и мысли казались медлительными, словно сонные рыбины в ледяной глубине замёрзшего озера.       Медленно вздохнув, Ренджун прикрыл на мгновение веки, и даже не вздрогнул, когда дверь с грохотом впечаталась в стену, открываясь — Джено влетел в комнату, окинул взглядом стоящего будто в ступоре маркиза, и Ренджуна, лежащего на постели. Остановившись, он перевел дыхание, и прерывающимся от нетерпения голосом сообщил:       — Мой принц… к вам гость.       На пороге, в зимнем плаще, припорошенном снегом, дорожном камзоле и тёплых сапогах стоял молодой мужчина. Было во всём облике его что-то неуловимо знакомое, будто смотришь на давно забытую, любимую картинку из детства — ностальгия потянула за тонкие ниточки в груди, Ренджун сел, до боли вгляделся в чужое лицо. Высокие скулы, брови вразлет и робкая, добрая улыбка… откуда он знал этого человека? Стянув с головы шляпу, тот принялся нервно теребить её в руках, неотрывно глядя на Ренджуна сияющими, взволнованными карими глазами:       — Здравствуйте, Ваше Высочество, — он поклонился, неловко задевая локтем стоящую на туалетном столике вазу, охнул, подхватывая её налету, водрузил на место, от досады краснея.       — Марк?       Мужчина просиял улыбкой, огоньки вспыхнули в его глазах, засуетились — он прошёл ближе, ухватил ренджунову ладонь, чтобы сбивчиво забормотать:       — Здравствуйте… здравствуй… боже, мы столько лет не виделись, Ренджуни! Я просто схожу с ума, не могу поверить, что вижу тебя. Ты ещё красивее, чем в шестнадцать — не то, чтобы тогда ты был некрасивый, просто сейчас… Ох, боже. Что я несу.       Он покраснел гуще, когда Ренджун удивлённо склонил голову в сторону, но болтать не перестал:       — Мне представлялось, что ты ненавидишь меня — не ответил ни на одно письмо, — а потом вдруг написал сам, первый. Столько лет прошло, я всё думал: как ты там? Узнал, что ты уехал на Север — кто бы мог подумать, что именно здесь мы увидимся? — и подумал, как тебе, должно быть, здесь одиноко. Конечно, хорошо, что Джено уехал с тобой, было бы чудовищным преступлением разлучить вас. А это?.. — он перевел взгляд на Джемина, и тот сдержанно представился.       — Маркиз На к вашим услугам.       — Здравствуйте, — кивнул Марк приветственно. — Граф Ли, мы с его высочеством друзья детства. Ах, точно!       Всплеснув руками, он потянулся за спину, отстегнул большую кожаную сумку и принялся развязывать шнурок на горловине.       — Я отпустил слугу поесть и обогреться, — сообщил он. — Пока ехал, думал, отморожу себе все конечности. Лошадей меняли раз пять. Сложно было здесь, да? Ты всегда ненавидел холод, Ренджуни. Даже на юге мёрз зимой, а тут такие холода жуткие!       Шнурок, наконец, поддался, Марк рванул горловину, и на свет показался пушистый белоснежный мех.       — Это северная лиса, — расправляя плащ, Марк встряхнул его. — Говорят, без хорошего меха здесь тяжело приходится, и я подумал, если уж и везти подарок, так что-то полезное. Смотри, тут подбой из бархата, и есть карманы…       Он осекся, когда Ренджун потянулся, обхватил его двумя руками, прижался к груди. Разве могло это действительно быть правдой? Марк был здесь. Стоял перед ним так, будто не было этих лет, проведенных порознь, будто Ренджун не оттолкнул его так жестоко и бессердечно. Потухшая надежда вспыхнула в груди крохотным огоньком — он рос, рос, и вдруг охватил его настоящим пожаром. Вместе с ним пришли слёзы. Они давили, торопились, душили его:       — С-спасибо, — всхлипнул Ренджун, задыхаясь. — Я думал, ты не ответишь мне. Не приедешь.       Осторожно заключив его в объятия, Марк едва слышно вздохнул. От него пахло морозом, долгой дорогой, и голос был растерянным, едва заметно дрожал.       — Как я мог не приехать?.. Ты ведь мой друг.       Ренджун уткнулся лицом в белый мех, содрогаясь от рыданий, и Марк мягко провел рукой по спине, пытаясь успокоить, но вместо этого извлекая из чужой груди ещё один сдавленный всхлип.       — Я сделаю чай, — пробормотал Джемин, поспешно покидая комнату, и Джено вздохнул, опустился на постель рядом, привлек Ренджуна к себе.       — Спасибо, ваша светлость, — сказал он глухо. — Мы все очень ждали вас.       К своему стыду, успокоиться Ренджун смог лишь долгих полчаса спустя. После слёз веки горели огнем и казались тяжёлыми. Приложив к лицу принесённый Джемином лёд, он устроился в кресле у стола, глядя как Марк разделывается с тарелкой со сладостями — поперхнувшись, тот закашлялся, залпом ополовинил чашку с чаем и застенчиво почесал затылок.       — Я не успел пообедать, — он облизнул губы от крошек. — Так торопился, нужно было поговорить как можно скорее. Ренджун, я могу быть откровенен?       Марк бросил многозначительный взгляд на сидящих рядом на принесенных стульях Джено и Джемина, и Ренджун кивнул. Эти двое и так знали все его стыдные, грязные секреты, и утаивать что-то настолько важное, как обстановка во дворце, было бессмысленно.       — Боюсь, у меня не лучшие новости.       Потерев лоб, Марк отставил в сторону чашку, и лишь тогда Ренджун заметил печать измождения в его облике — он действительно долгое время провел в дороге, прокладывая себе путь через ледяную пургу. Что же Марк так спешил рассказать? Сердце сжалось нехорошим предчувствием, Ренджун сглотнул.       — Король выглядит просто ужасно, — начал Марк тихо. — Мне удалось поговорить с мистером Кимом, он придворный доктор, ты помнишь? Он лечил мою маму и хорошо помнил меня, потому поделился информацией. Кажется... его Величество долго не протянет. У него кровавый кашель, желудок его почти не приемлет пищи, кожа истончилась и глаза, — он запнулся, подыскивая слова, и Ренджун закусил губу, тесно сжимая подлокотники, — его глаза совсем жёлтые. Веки дрожат и дёргаются, и дёсна кровоточат. Его Величеству становилось хуже постепенно, и сейчас всё совсем плохо. Боюсь, он не протянет и до весны. У меня нет доказательств, но похоже на то, что это не случайный недуг.       — Яд, — выдохнул едва слышно Ренджун, и Марк мрачно кивнул.       — Его величество наследный принц заменяет короля на собраниях совета министров уже более полугода, и уже принял ряд реформ от его имени. Одна из них касалась отмены запрета на личные отряды для семей благородных фамилий, а другая по созданию бюро расследования преступлений против короны. Может, мои подозрения беспочвенны, но кажется, его величество Джехён начал серьёзные шаги на политической арене.       — Создание армии вопреки соглашению о разоружении, — Джемин сложил на груди руки, и между бровей его залегла тревожная морщинка. — Наследный принц начал наводить новые порядки в стране, а всех несогласных быстро отправит за решетку, показательно осудив и забрав имущество изменников в пользу короны.       — Да, похоже на это, — внимательно Марк взглянул на маркиза. — Вам ведь и так была прекрасно известна данная информация. Не похоже, что ваша разведка работает плохо. Однако мне не понятно вот что: неужели Его Величество король Севера решил избрать политику выжидания?       — Я не могу отвечать за Его Величество, — отрезал Джемин, и глаза его гневно блеснули. — Тот факт, что я северянин, не делает меня псом короны. Джено тоже с Севера, так почему вы не делаете подобных намёков в его сторону?       — Я и не намекаю, а говорю прямо. Джено — это Джено. А вас, маркиз, я не знаю, — подхватив чашку, Марк медленно сделал глоток. — Хотя Ренджун доверяет вам, не могу сказать того же про себя. Кто знает, сколько из нашего сегодняшнего разговора дойдет до нужных ушей?       — Пожалуйста, хватит, — простонал Ренджун, теряя терпение. — Марк, не это сейчас важно. Если отца и правда отравили, разве невозможно найти доказательства? Никому не позволено сделать подобное и остаться безнаказанным, даже… даже если это наследный принц, — закончил он едва слышно.       В комнате повисла напряжённая, звенящая тишина. Чашка звякнула стеклянно о блюдце, Марк ухватил его за руку, чтобы мягко пожать:       — Я сделаю всё, что зависит от меня, Ренджуни. Ты же веришь мне?       Ренджун искренне верил в его желание помочь, пускай и мотив этого был не совсем ему понятен. Но вот то, что из расследования что-то выйдет…       — Думаете, собранные доказательства помогут? — подал голос сидящий до этого в молчании Джено.       Он тяжело вздохнул, бросил на Ренджуна долгий, пронзительный взгляд, но ответил ему Джемин:       — Можно попытаться. Репутация Его Высочества не так уж чиста, и хотя дурная связь может сойти с рук, убийство отца вряд ли. Но я не понимаю вот чего: неужели наследный принц рассчитывает на то, что ему удастся беспрепятственно увезти Ренджуна отсюда? Он ведь пленник здесь… — Джемин осекся, захлопнул рот так резко, что зубы его клацнули, и Ренджун уронил невеселый смешок.       Они так старательно обходили эту тему, будто бы Ренджун не подозревал совершенно о том, в роли кого попал сюда. Он не нуждался в глупом игнорировании слона в комнате, и давно принял собственное положение, хотя так и не смог до конца смириться с ним.       — Да, я здесь в плену, хотя эти комнаты мало похоже на тюремные стены, — он обхватил себя двумя руками, пытаясь успокоить рвущееся из груди от ледяного волнения сердце. — Может, я мало понимаю в политике. Но одно я знаю точно: если Джехён написал, что заберёт меня, то так он и сделает. Ещё до того, как наступит первое января, я буду на Юге.