Дурная кровь

      То, что Джено узнал обо всём, Ренджун понял по звуку, с которым на стол опустилось блюдечко с десертом. Друг глядел обиженно, губы его были надуты, а уголки глаз грустно опущены вниз, и Ренджун, неловко переглянувшись с Джемином — боже, неужели у них и правда ненадолго был общий секрет? — сдался:       — Ладно, прости. Я просто не хотел тебя волновать, — он заглянул ему в глаза, старательно хлопая ресницами, и Джено, поколебавшись пару мгновений для вида, пробурчал:       — Я ведь всё равно узнал бы рано или поздно. Ты должен был сразу сказать мне.       — Конечно, я бы вышел отсюда, прошёл весь сад до поля для фехтования или в конюшню, чтобы сказать тебе о том, что не могу потерпеть немножко прохлады, — отчеканил Ренджун, закатывая глаза. — Я смутно представляю, где ты мог быть в тот момент, да и с чего мне вообще дергать тебя из-за такой мелочи? Ничего же не случилось. Видишь, я в порядке.       Он раскинул в стороны руки в тонкой рубашке, и Джено, в противовес ожидаемому, вдруг лишь больше нахмурился. Кончиками пальцев он подцепил кружевной манжет, поднес к лицу, щурясь.       — Откуда она? — напряжённо спросил он, и Ренджун отнял руку.       — Из шкафа, — фыркнул он, — откуда же ещё…       Он оборвал себя на полуслове, когда Джемин, занятый наливанием чая, едва не развернул чашку. Тот застыл, будто пойманный за руку в кошельке вор, когда взгляды находящихся в комнате оказались направлены на него, и имел совесть смутиться. Он открыл рот, потом закрыл, опустил взгляд вниз. Маркизу понадобилось долгих полминуты, чтобы выговорить:       — У вас так мало вещей, и некоторые уже вытерлись. Я подумал, вы не заметите замены одной рубашки — новую вы точно бы не согласились взять, и я попросил портного сшить точно такую же. Не вышло, да? Простите. Я просто хотел сделать хоть что-то.       — Не вышло, — повторил Джено. В тоне его строгого голоса прорезалась улыбка, и Ренджун удивлённо моргнул. — Хотя Джуни точно не заметил бы подмены: я проворачивал подобное уже трижды.       — Трижды? — ахнули они хором, и гвардеец рассмеялся.       — Вам, маркиз, ещё многого недостает, — сказал он. — Если хотите служить нашему господину, следует больше стараться. У него непростой характер, но иногда он совсем как малыш — обращает внимание на блестящие, интересные штучки, совсем не заботясь о бытовых мелочах.       — Я вам не мешаю меня обсуждать? — едко поинтересовался Ренджун, глядя, как двое мужчин переглядываются, и на лице Джемина проступает ответная робкая улыбка.       — Вы правы, господин, — хихикнул маркиз. — Мы действительно можем обсудить вас позже. А пока вот ваш чай. И Джено принёс пирожное.       В груди странно, сладко потянуло, и Ренджун, глотая остывающий напиток, невольно улыбнулся. На Джемин был не таким плохим человеком, каким мог показаться на первый взгляд. И, кажется, Джено тоже стал это замечать.       На завтрашний день они вернулись вдвоём, взмокшие и перемазанные грязью, в тренировочных костюмах — Джемин деловито плюхнулся на скамейку рядом с Ренджуном, когда Джено приземлился с другой стороны.       — Как думаете, когда я смогу победить его в спарринге? — вздохнул маркиз, отцепляя с пояса ножны с мечом, чтобы положить на траву. — Это удар по моему самолюбию, и я не уверен, что смогу долго подобное переносить.       — Тебе не хватает техники, а вот силы хоть отбавляй, — сообщил Джено, вытирая пот со лба и оставляя грязный отпечаток от запыленной перчатки. — И ещё есть проблемы с концентрацией: ты фокусируешься на конечном результате, а не процессе, и потому допускаешь ошибки.       — Он такой зануда, как вы его терпите, — сокрушенно покачал головой Джемин, и Ренджун рассмеялся, захлопывая книгу по лекарственным растениям.       Успев прочитать большую часть доступной ему исторической секции королевской библиотеки, он переключился на естественные науки, и теперь постигал разнообразие флоры Северного края.       — Он может быть очень милым, — достав из кармана платок, Ренджун нежно стёр пятнышко грязи с чужого лица, и Джено расслабленно, тихо вздохнул.       В такие моменты нечаянной близости он выглядел совсем юным, почти мальчишкой — черты лица его разглаживались и смягчались, пропадала тревожная складочка между бровей. Джено так редко улыбался теперь, и Ренджун корил себя за то, что невольно отобрал у единственного друга будущее. Впрочем, быть может именно Джемин стал бы ключом к новой жизни.       — В детстве Джено был из тех детей, что будут ходить за тобой хвостиком и глядеть, пока ты его не полюбишь и не станешь считать лучшим другом, — протянул он, играючи щипая Джено за щёку. — Так что если он взялся за тебя, так просто не оставит.       — Вы выросли вместе? — любопытно переспросил Джемин, и гвардеец кивнул, поймал ренджунову ладошку, чтобы сунуть к себе запазуху. Там было тепло и уютно, но оставаться так было неловко, и Ренджун сжал пальцы на подтянутом боку через тонкую ткань подкладки.       — Да. У его матери был пансионат, куда я попал после смерти родителей, — поморщившись, Джено всё же отпустил. — Помню, как впервые увидел Ренджуна. Я тогда думал, что моя жизнь кончена, а потом он подсел ко мне в столовой и протянул яблоко — он был самым чудесным мальчиком из всех, кого я знал, и каждый хотел с ним дружить. Не удивительно, что и я захотел.       — Не говори глупостей, — отмахнулся Ренджун. Так его видел Джено, но он-то знал, что причиной было дженово большое, чуткое сердце, и вовсе не его какое-то особенное обаяние. — Я ведь сын мадам Хуан, как же иначе? Все хотели общаться со мной, хотя был я самым обыкновенным мальчишкой.       Спорить Джено не стал, просто посмотрел долго, и было в его глазах что-то, заставляющее ныть в груди, словно от занозы — Джено всегда глядел на него так, будто знал чуть больше, но делиться мыслями не решался. Не то, чтобы Ренджун просил его открыться. Слишком страшно было услышать то, что навсегда нарушило бы хрупкое равновесие, установившееся между ними после того случая много, много лет назад.       — Хотел бы я увидеть вас, господин, раньше, — пробормотал Джемин. — Думаю, вы и правда уже тогда были чудесным. Если честно, я завидую вам: у меня не было возможности проводить время со сверстниками, рядом были лишь учителя и гувернеры. Нет, вы не подумайте, что я жалуюсь, просто иногда задумываюсь о том, каково это было бы: расти в месте, где ты можешь завести друзей. Как будто я был лишён чего-то важного, но даже не знал об этом. А теперь… теперь уже поздно что-то менять.       Поджав губы, он отвернулся, пряча лицо, но Ренджун все равно заметил влажный блеск в чужих глазах.       — Никогда не поздно что-то менять, пока ты жив, — пробормотал он, уложил ладонь на чужое плечо, заставляя взглянуть на себя.       Робко Ренджун потянулся к его лицу с платком, и Джемин застыл благоговейно, будто его коснулась лёгким, шелковистым крылом бабочка. Ресницы его были склеенными от влаги, но щёки сухие. Судорожно сглотнув, он едва слышно шепнул:       — Спасибо, господин. Я не заслужил вашей доброты после того, что сделал.       — Ренджун, — пробормотал Ренджун, ощущая, как кровь приливает к лицу, и сердце срывается на заполошный стук, — называй меня так.       Он не пожалел об этой слабости, когда в чужих чертах проступило изумление, сменившееся столь ярким восторгом — Джемин широко улыбнулся, повторил робко, заворожённо:       — Ренджун, — позволяя стереть песочную крошку с кожи.       В его губах имя, слегка искаженное северным акцентом, звучало особенно нежно, и Ренджун закусил губу. Ответная улыбка рвалась наружу, и под ребрами сладко, щекотно тянуло.       — Пойдёмте домой, — сунув грязный платок в карман, предложил он. — Скоро будет обед, и я уже замёрз.       На улице стремительно холодало, и уже через пару недель начались первые заморозки. В этом затяжном, хрустальном спокойствии Ренджун почти успел забыться — Джено и Джемин медленно сближались, и глядеть на то, как лучший друг потихоньку расцветает, выбираясь из своей раковины, было одновременно радостно и грустно. Ренджун так привык быть единственным, с кем Джено готов проводить своё время, что видеть подобное оказалось словно пытаться отрезать кусочек себя наживую. На Джемин был отличным компаньоном — он мог ходить с Джено на тренировки, отлично ездил верхом, заботливо таскал для них всех сладости и никогда долго не обижался, даже если с ним были неоправданно резки. Ренджун, так и не сумевший привыкнуть лишь получать, смотрел на него с благодарностью и тоской: Джено заслуживал так много, а он не мог дать ему ничего, кроме доброго слова и поддержки, просить которой тот так и не научился. Джемин мог стать ему настоящим другом. Тем, кто разделит любимые дела и занятия, и сможет на доброту отплатить той же монетой.       Может, Джемин вытащил бы его на балы, как рассказывал ещё тогда, пару месяцев назад. Хотя бесед об этом маркиз больше не заводил, глядя на широкий разворот плеч Джено, его статный силуэт в мундире, Ренджун нет-нет, да и задумывался о том, что тот легко смог бы завоевать популярность. Он заслуживал лучшего. Нормального общения со сверстниками, танцев и хорошего вина. Невинных и забавных разговоров, ничего не значащих поначалу романтических интрижек, способных перерасти в нечто значимое и серьёзное. Брака с достойной женщиной, которая подарит ему любовь и наследника.       Здесь, с Ренджуном, он расходовал свою жизнь впустую. День за днём тратил на то, чтобы развлекать бессильного принца без капли власти, не имеющего никаких перспектив, кроме как умереть и оказаться похороненным в ледяных землях Севера или вернуться обратно на Юг и погрузиться в полнейший мрак и хаос, где смерть покажется благословением.       Нигде Ренджун не мог спрятаться от вездесущего, тлетворного внимания — всё смотрели на него, обсуждали и злословили на самые разные темы, но лишь одно оставалось неизменным: Южное королевство. Этот опостылевший двор, где мыли ему кости ничуть не менее старательно, чем на вражеском Севере, не желающий ни признать его, ни отпустить.       Джехён писал, что приедет с дипломатическим визитом, и хотя так и не ответил на вопрос, когда же это случится, вряд ли стал бы затягивать ситуацию. Королева желала скорейшего заключения брака, и первое время ему пришлось бы потратить на решение связанных с этим вопросов. Ренджун визита этого ждал с тревогой и жутким, дробящим кости нетерпением. Кошмары снились ему чаще, чем обычно, заставляя просыпаться в холодном поту, вглядываться в кромешную темноту комнаты. Тлеющие в камине огоньки казались десятком злобных глаз, пристально глядящих на него, осуждающих и выносящих приговор. Скоро. Уже совсем скоро Джехён должен был оказаться здесь, Ренджун почти физически ощущал, как сжимается вокруг него тесное, удушающее кольцо чужого внимания, и почти не удивился, когда однажды вечером непривычно напряжённый Джено, стоило отложить в сторону столовые приборы, перехватил его ладонь.       — Я слышал, его высочество приезжает с делегацией, — он погладил запястье, и всё внутри похолодело. — Об этом трепались на корте для фехтования, но я не разузнал подробности. Если поговорю с камердинером второй фрейлины, думаю, он мне расскажет за пару золотых.       Он смотрел беспокойно, переминался с ноги на ногу, и Ренджун судорожно сглотнул вязкую слюну. Уже?.. На прошлой неделе письмо от Джехёна было непривычно коротким — Ренджуну показалось это странным, но теперь он начинал понимать, что дело могло оказаться в том, что Джехён был в дороге. Всё указывало на то, что брат собирался приехать со дня на день.       — Ты можешь идти, — Джемин уложил руку на плечо гвардейцу, ободряюще сжал. — Я присмотрю за Ренджуном, всё будет в порядке.       Бросив на него благодарный взгляд, Джено кивнул, поспешно оправляя мундир и проверяя наличие мешочка с деньгами.       — Я быстро, — пообещал он, — туда и обратно.       Когда дверь за его спиной захлопнулась, Ренджун поднялся, сунул ноги в тапочки. От нервного напряжения ноги немели, и тошнота крутила узлы в животе. Хотелось забиться под одеяло, будто в детстве от ночного кошмара, но Ренджун уже не был ребёнком. Никто не пришёл бы помочь и утешить, оградить его от этой жуткой тревоги. Нужно было попытаться успокоиться, иначе он точно не смог бы сомкнуть глаз ночью — если Джехён действительно приехал бы завтра, требовались силы на то, чтобы улыбаться ему.       Маркиз, суетливо распахивая шкаф, чтобы вытащить смену белья, мягко улыбнулся:       — Набрать горячей воды? — предложил он. — Перед сном хорошо было бы принять ванну. А после я принесу южное масло, сделаю вам массаж ступней. И ещё у меня есть немного сладкого вина, как это звучит?       Не дожидаясь ответа, Джемин принялся подкладывать дрова в камин, раздувая пламя жарче, и Ренджун, поколебавшись, кивнул. Сейчас ему и правда стоило немного расслабиться, утихомирить беснующееся сердце, и вряд ли существовало что-то лучшее для этого дела, чем горячая ванна и хорошее вино.       Оставив на столике рядом с подсвечником небольшой запотевший графин и единственный кубок, Джемин сложил свежую ночную рубашку и бельё на скамье, проверил температуру воды и удовлетворённо кивнул:       — Всё готово. Зовите, если что-то потребуется, я буду в комнате.       — Спасибо.       За стеклом сгущались сумерки, и закат красил небо в ярко-оранжевый, переходящий в багрянец, будто на всем своде распростер свои лепестки огромный георгин. Осенние закаты в северных широтах были такими же короткими, как и световой день — уже совсем скоро комната погрузилась в полумрак, разбавляемый лишь тусклым светом свечей. В прохладе комнаты вода казалась обжигающе горячей. Ренджун зажмурился, тихо охнул, опускаясь глубже, передёрнул плечами, разгоняя вспыхнувшие на коже мурашки. Отогревшись как следует и разомлев, он наполнил кубок, глотнул вина — оно прокатилось по гортани огненным шаром, терпкое и густое. Тревоги медленно растворялись в его сладости, и Ренджун уронил голову на край ванны, блаженно вздохнул. Это вино напомнило ему о доме, пряном и ароматном ликере, что мама изредка пила по вечерам, попробовать который ему удалось лишь в день восемнадцатилетия. Отец принес ему запыленную бутылку, спрятанную где-то в недрах шкафа его рабочего кабинета, и Ренджун выпил её в одиночестве своей комнаты, представляя себя на берегу моря, где солнце раскалённое и ослепительно яркое, и в воздухе ощущается соль. Мама обожала морские прогулки, и в детстве они втроём с отцом выбирались в крошечный домик на побережье, чтобы Ренджун мог поправить своё здоровье — ходили под парусом, ели приготовленные кухаркой блюда из свежей рыбы, рвали персики прямо с деревьев и долгими, тёплыми вечерами слушали шум волн и пение сверчков. Отец курил вишневый табак, и запах дыма примешивался к чудесным ароматам южной ночи, навевая ленивую, блаженную дремоту.       Едва не заснув, Ренджун встрепенулся, и принялся неторопливо тереть голову бруском жасминового мыла, тщательно прочесывая пальцы сквозь гладкие пряди. После вымыл тело, как следует, до красноты оттерев мочалкой, обтерся мягким полотенцем, ежась от контраста температур. Надев белье и ночную рубашку, он покачнулся, на мгновение потеряв равновесие. Тело казалось пустым, наполненным блаженными вспышками. Когда последний раз он пил вино?.. Кажется, было это больше полугода назад, когда Джено принес на день рождения бутылку, купленную у торговца с Юга.       Он почти успел покинуть ванную, когда раздался резкий щелчок; Ренджун вздрогнул, огляделся. Старый дворец был полон звуков и скрипов, но этот казался странным и чужеродным — что-то словно стучалось в оконное стекло, и когда звук повторился снова и снова, Ренджун осторожно подошёл ближе, прислушался. Стекло совсем запотело, и он оставил на нём отметину от собственной дрожащей ладони, заглянул в клубящуюся темноту и едва сдержал крик.       Там, за стеклом, было бледное до синевы лицо. Знакомое лицо — с росчерком ровных бровей, пронзительными карими глазами и чувственным изгибом губ. Они изогнулись, складываясь в безмолвное «Ренджун», заставляя отшатнуться в сторону. Страх ошпарил кипятком, натянул жилы в ногах, и Ренджун попятился, задыхаясь от волнения.       Нет, этого не могло быть.       Джехён не мог оказаться здесь, прямо за окном его комнаты.       Рама затряслась, заставляя стекло звенеть, зазвучал тихий голос:       — Милый, впусти меня. Иначе мы перебудим всю прислугу.       «Мы». Что Джехён бы ни делал, он всегда говорил так, словно были они одним целым, живым и дышащим организмом, и Ренджун, ощутив укол привычного гнева, поспешно дёрнул на себя створку. Он и правда мог поднять шум, и тогда все узнали бы, что в такой нечестивый час наследник Южного королевства, едва успев приехать на Север, вломился к младшему брату, чтобы…       Захлопнув изнутри окно, Джехён стряхнул с плеч плащ, а потом рванул пуговицы на камзоле, оставаясь в нательной рубашке, приник к нему в тесном объятии.       — Я безумно соскучился, — шепот его полоснул по уху, и Ренджун невольно втянул голову.       Алкоголь делал его реакции заторможенными, но сердце — его бедное, бедное сердце, — грохотало, словно пушечный залп. От чужого тела тянуло холодом, и он мгновенно окоченел, упёрся в твердые, широкие плечи, силясь отодвинуться.       — Зачем ты здесь? — зашипел Ренджун, дрожа от этой жуткой смеси гнева, холода и странной, мучительной радости, ведь больше не было нужды терзаться ожиданием. — Зачем ты приехал?       Отбросив от его лица прядь влажных волос, Джехён уложил ладонь на щеку, заставил взглянуть на себя. Его сердце билось так часто, будто ставило печать на ренджуновой груди — жадное и жалкое, оно словно пыталось вырваться наружу, проникнуть в него. Остаться там навсегда.       — Потому, что я люблю тебя. Ты ведь знаешь об этом.       Он склонился ниже, проглотил судорожный вздох, стирая его откровенным касанием губ — Ренджун всхлипнул, ощущая, как знакомое жаркое, томительное оцепенение разливается по конечностям. Рука скользнула, обхватывая вокруг талии плотнее, сжалась кольцом, выдавливая остатки воздуха в чужие нетерпеливые губы, и Ренджун забился в тесной хватке.       Джехён и правда был здесь, собирался взять, не спросив. Заставить пылать и гнуться, гореть этой огненной, мучительной грязной кровью.       «Нет» ничего не значило для наследного принца, как и тогда, семь долгих лет назад, когда он впервые проник к младшему брату вначале в комнату, а потом и в постель.