Пока не настанет рассвет

Старая обида станет горькими слезами, А те прольются, превратив всё в пустоту. Душа теперь — обитель скорби и печали. И скоро дружба обратится во вражду. День свадьбы — самый счастливый день. И пускай свадьба не Экли, а её брата, но она не может позволить себе хотя бы на мгновение лишиться улыбки, намертво приклеенной к лицу. Девушка несколько раз проверяет списки гостей, с самого утра без конца перемещается между украшенным двором и домом, раздавая указания, и приветствует тех, кто приезжает первыми. И жених, и невеста занимаются приготовлениями внутри, и после пробуждения Экли лишь один раз ненадолго пересекается с Инисом. Видеться с Инспирой нет никаких сил: кажется, что один её образ заставит покрыться трещинами ту маску, которую Экли вылепливала долгой ночью. К моменту, когда приезжают последние гости и заканчиваются приготовления, Экли чувствует себя ужасно вымотанной. Она поднимается к себе в комнату и думает, что лучше бы ей вовсе не выходить наружу, но её будут ждать гости. Верум и Рисус вообще приехали только ради неё, потому что, едва услышав, что главной героиней сегодняшнего дня будет Инспира, они дружно вздохнули и синхронно закатили глаза. Девушка из прислуги помогает Экли застегнуть платье, и она недолго колеблется перед зеркалом, удерживая в руках диадему. С одной стороны, Экли не может перетянуть на себя внимание, которое сегодня полностью должно остаться Инспире. С другой, с подарком Верума девушка будет чувствовать себя гораздо увереннее. Инспира выглядит роскошно, и вряд ли хоть кто-то может её затмить. Она в старинном светлом платье, струящемся до самого пола слоями лёгкой ткани, и Экли, увидев её в наряде, мгновенно вспоминает, где она его видела. Такое же платье висит на манекене в подвале. Инспира оказывается рядом, едва Экли выходит из дома, подхватывает ту за руки и ласково улыбается. — Ты чудесно выглядишь, — честно говорит Экли. — Я же не ошибаюсь, это то самое платье? — Всё так, — кивает Инспира, отступает и кружится, позволяя осмотреть себя со всех сторон. — Инис подумал, что будет здорово, если я буду в этом платье. Ты же не против? Вопрос звучит так, будто бы Инспира в самом деле беспокоится, и Экли лишь отрицательно качает головой. Ей действительно нравится то, как выглядит Инспира, и ей приятно, что её выбор пал на платье, которое стало свидетелем уже нескольких свадьб их семьи. Гостей нужно поприветствовать, поэтому Экли на какое-то время прощается с Инспирой и шагает дальше. Кто-то улыбается, кто-то щебечет со старыми друзьями, то и дело отпивая сладкое шампанское из узорчатых бокалов. Постепенно Экли успевает поздороваться со всеми, и в то же время начинается церемония. Экли не вслушивается в избитые формулировки клятв, которые жених и невеста адресуют друг другу. Инис выглядит потрясающе, Инспира ему не уступает, и слева Экли слышит, как кто-то называет их самой красивой парой года. Экли, вообще-то, даже не думает о том, чтобы с этим спорить. Очевидное не оспаривают, с ним только соглашаются. Соглашаться неприятно, и потому она никак не комментирует высказанное. Первый танец принадлежит Инису и Инспире. Экли очень придирчиво подходит к подбору музыкантов и остаётся довольна выбором, как только видит, что улыбка Инспиры, направленная в сторону исполнителей, не выглядит издевательской. На второй танец Инис приглашает Экли, и вместе с ними кружатся ещё несколько пар. Рисус вырывается из лап старой знакомой и с облегчением находит Верума. — Скажи честно, братишка, на кого из рыжулек ты так грустно смотришь? — интересуется Рисус у друга. — Готов спорить, что на Иниса. Верум двигается, освобождая рядом с собой место для Рисуса, и он с удовольствием садится. Волосы, совсем недавно уложенные, в беспорядке падают на глаза, закрывая обзор, и парень пальцами зачёсывает их назад. Его небрежный вид выделяет его из толпы одинаковых лиц, и этим Рисус привлекает к себе внимание, которое так любит. — Если ты пришёл поиздеваться, то лучше иди назад, — негромко хмыкает Верум. — И всё же, она такая красивая. Композиция заканчивается. Экли вырывается из толпы, в которой каждый не перестаёт её поздравлять, словно это её собственная свадьба, а Верум с Рисусом при её приближении одновременно поднимаются и даже стараются сделать заинтересованные происходящим вокруг лица. Их настроя хватает ровно до того момента, пока не становится ясно, что Экли на празднике жизни нравится ещё меньше. В толпе радостных людей они втроём оказываются островком раздражения. — Ты чудесно выглядишь, — замечает Верум, стараясь не улыбаться из-за того, что в рыжих волосах Экли сияет изящная диадема. Впервые за вечер удаётся найти время на спокойный разговор. Экли подхватывает бокал с подноса, залпом выпивает сладкий напиток и, покачивая бокал в руках, нервным взглядом сканирует толпу. Справа Инспира с дружелюбной улыбкой фотографируется с новой знакомой, слева Инис, выбравшись из центра внимания, отдыхает от скопления людей. Гостям для того, чтобы веселиться и праздновать, вовсе не нужно присутствие главных героев вечера. — Как по мне, скорее бы всё это закончилось, — озабочено делится своими мыслями Экли. — Правда хорошо выгляжу? — Лучше всех, — не врёт Верум. — Может быть, согласишься на ещё один танец? — Только если на один, — приподнимает уголки губ Экли. Мелодия медленная, гораздо более чувственная, чем те, которые играли до неё. Темп танца становится плавнее и нежнее, и партнёры скорее наслаждаются обществом друг друга, чем пытаются поразить окружающих своими танцевальными способностями. Экли льнёт ближе, склоняя голову к чужому плечу, и прикрывает глаза. От ощущения рук, бережно обнимающих её за талию, становится спокойно, и плевать, что могут подумать другие. Праздник продолжается. За пределами двора постепенно темнеет, но мягкий свет множества фонарей заливает площадь перед домом, а во дворе распространяется тягучий аромат жасмина. Инис весь вечер рядом с Инспирой, ловит каждую её очаровательную улыбку и всё больше и больше влюбляется в девушку, которая стала его женой. Инис ненадолго уходит в дом, обещая скоро вернуться. Неподалёку Экли о чём-то разговаривает с Рисусом, и Инспира пытается высмотреть рядом с ними Верума, но его нигде нет. Мимо проходит пара гостей, которым Инспира вежливо улыбается, и один из мужчин останавливается возле неё. Мужчине едва-едва за пятьдесят, и он выглядит изрядно выпившим, но это не мешает ему твёрдо держаться. Количество выпитого алкоголя отражается в его глазах, застеленных пеленой. — Госпожа Инспира, — широко улыбается мужчина, — Вы потрясающе выглядите. А где Ваш муж? Неужели Вы уже успели ему наскучить? — Я не могу наскучить, — вежливая улыбка ничуть не меняется, и недовольство, искрами вспыхнувшее в глазах, собеседник Инспиры не замечает. — Так что зря Вы так грубо выражаетесь. — Главное, чтобы Вы не наскучили Экли, — смеётся мужчина. — Она ведь тут хозяйка. Но вряд ли это возможно до тех пор, пока она украдкой бросает на Вас тоскливые взгляды. И всё же, когда она поймёт, что отношения с Вами ни к чему не приведут, и выбросит Вас, может быть, я впервые в жизни подберу с её стола. Такую красоту упустить будет безумием. — Что за бред? Вам лучше замолчать, — предупреждает Инспира. — У меня есть муж, и ему не понравятся Ваши слова. — Бред? Это наблюдения, и не только мои, — отчётливо слышна самодовольная улыбка. — А Ваш муж сейчас не с Вами и неизвестно, вернётся ли. Да и захочется ли ему создавать проблемы себе и сестре из-за... Вас? Инспира с каждой секундой всё больше мрачнеет, потому что в чём-то мужчина прав: Инис не из тех, кто станет ввязываться в ссору лишний раз, да и Экли бы этого не одобрила. Инспира, старательно игнорируя плотоядный взгляд, скользящий по её ногам, делает шаг назад и спиной упирается в чью-то грудь. В голове мелькает надежда на то, что, кто бы не стоял позади, он не слышал их разговора, но надежда эта — слабое пламя свечи, вот-вот готовое погаснуть. Верум шагает из-за спины девушки, выбрасывает вперёд кулак и одним метким ударом, не сдерживая силу, ломает чужой нос. Мужчина едва не заваливается назад, мигом трезвеет и уже набирает в грудь воздуха, чтобы разразиться бранью, но все ругательства так и остаются внутри, когда он видит Верума прямо перед собой. Парень толкает широкую фигуру за колонну, стараясь избежать лишнего внимания, и резко приближается. — Заткни свой рот и больше никогда и никому не говори о своих наблюдениях, — тихо предупреждает Верум. — Инспира — часть семьи Экли, а если ты попытаешься испортить её репутацию, я скормлю тебя Рисусу, ты меня понял? — Ты чего это, Верум? — глупо смеётся мужчина, делая слабые попытки выбраться из сильной хватки. — Мы же с твоей семьёй столько лет сотрудничаем. Не станешь ты со мной ругаться из-за какой-то девчонки? — А мне не плевать, сколько мы с тобой сотрудничаем? — глухо отзывается Верум. — Слышал, что стало с теми уродами, у которых Рисус своего котёночка забрал? А мы с ними сотрудничали гораздо дольше. Не будет тебя — будут другие, я всем вам слишком нужен. Мужчина ошарашенно вываливается из-за колонны, и его окровавленное лицо никаким образом не способствует тому, чтобы скрыть факт наличия драки. Первым, что совершенно не удивительно, замечает и реагирует Рисус. Он восхищённо вздыхает, сверкнув глазами, и тихо выдаёт Экли, стоящей рядом: — Нет, ну что за свадьба без драки? Я уж думал, что вечер и закончится тухло, а тут веселье. — Драка? — Экли оборачивается по сторонам, замечает, куда смотрит Рисус, и обречённо шепчет: — Верум, не трогай гадких людей! Девушка с Рисусом быстро оказываются на месте потасовки, прикрыв собой происходящее от остальных гостей. Экли передаёт ударенного мужчину прислуге, приказав отправить его домой, и вместе с Инспирой отправляется успокаивать тех гостей, которые оказались неподалёку и что-то увидели. В конце концов, вымотавшись, Экли не выдерживает и уходит внутрь дома. В конце концов, разве кто-то в самом деле будет удивлён драке на свадьбе? Постепенно двор становится пустым. Гости уезжают к себе, и одними из последних возвращаются домой Верум и Рисус. Верум прежде убеждается, что Экли не злится из-за произошедшего, но та даже при желании не смогла бы: она слишком обессилена после свадьбы. Последней в дом, проводив гостей, входит Инспира. Она шагает мимо дивана, на котором сидит Экли, и поднимается на второй этаж. На лестнице её за запястье ловит Экли. — Подожди, — тихо просит она. — Как ты себя чувствуешь? Прости, такая глупая ситуация. Мне нужно было следить за тем, кто и сколько пил. Ты не злишься на меня? — Ничего, всё в порядке, — мягко улыбается Инспира, но улыбка выходит какой-то вымученной. — Я пойду, ладно? Экли очень хочет почувствовать, что она всё ещё нужна, потому что уверенность в этом тает с того самого дня, как она узнаёт о свадьбе. Девушка поднимается на ступеньку выше, отчаянно тянется к чужим губам, но вместо поцелуя, на который надеялась, ожидаемо получает лишь холодную пустоту. Инспира отодвигается и хмурится, и вместе с тем последнее, что удерживало Экли от того, чтобы сорваться в пропасть, бесследно растворяется. Так, будто всё было только иллюзией, долгим, затянувшимся сном. — Не нужно, — строго произносит Инспира, будто отчитывает. — О чём ты вообще думаешь? Нельзя так беспечно поступать. Побеспокойся хотя бы немного о своей репутации, чтобы твоему мальчишке не приходилось меня защищать. Инис — мой муж, а ты — только его сестра. Такими наши отношения и должны остаться. — Как-то не заметила, чтобы тебя что-то смущало до сегодняшнего дня, — сковано произносит Экли. Инспира вовсе не считает нужным отвечать. Она высвобождает руку из ослабевшей хватки и уходит в комнату. Хлопок закрывшейся двери — последнее, что слышит Экли этим днём. Часы внизу отбивают начало нового дня, а вместе с тем — новой страницы в жизни Экли. Страницы, где от неё отвернулась любовь. Оставаться дома, где ещё не сняли свадебные украшения и всё пестрит бутонами белых ирисов, невыносимо. Экли уверена, что не протянет даже до утра, потому и не пытается: она подхватывает с поверхности стола телефон и вызывает такси. Всё то время, которое девушка ждёт машину, она проводит на улице на холодном воздухе, но возвращаться внутрь хотя бы на десять минут нет никакого желания. — Куда едем? — приветливо спрашивает водитель, когда Экли опускается на заднее сидение, и девушка только тогда понимает, что не знает ответа на такой простой вопрос.

***

Горький напиток ничуть не тушит вспыхнувшие эмоции. Верум отказывается ехать в клуб, отпускает Рисуса и уезжает к себе в особняк. Обычно Верум остаётся в квартире в городе, потому что в особняке его мать, но сегодня она в гостях, а ехать до особняка гораздо ближе, чем до квартиры в центре. Едва войдя в дом, Верум сбрасывает с плеч пиджак и, оставшись в одной рубашке, с бокалом в руке опускается на диван. На низком столе стоит бутылка из толстого стекла, которая за полчаса опустошается примерно на половину. Верум совсем не пьянеет. Верум не понимает всех эмоций, которых испытывает, но явно различает среди них злость. Он понимает, что избитый им мужчина был прав — в конце концов, Верум же не слепой, — но злит его не осознание того, что Экли влюблена в подругу, а то, что об этом с такой лёгкостью догадываются другие. Потому что Верум, к счастью, плевать хотел на древние устои, но остальные нет, и на Экли это может очень плохо отразиться. — И всё равно скормлю его Рисусу, — обещает юноша в пустоту. — Чтобы и не попытался открывать свой рот. — Господин, — звучит из-за спины голос кого-то из прислуги, — к Вам госпожа Экли. Прикажете впустить? — Разумеется, впустить, — мгновенно отзывается Верум, оставляя до подходящего времени свои мстительные замыслы. В голове быстро проносятся сотни вариантов, зачем Экли могла приехать так поздно, когда они расстались совсем недавно, но ни один из них не соответствует реальности. Экли ещё недавно была только уставшей, но сейчас она абсолютно разбитая входит внутрь. Верум поднимается для того, чтобы её встретить, так и держит в руке бокал с алкоголем, и девушка его забирает. Она залпом выпивает всё до дна, возвращает пустой стакан и, уткнувшись в чужую грудь впервые с момента смерти родителей заходится громкими рыданиями. Экли обидно, больно, но вместе с этим пусто. Пустота эта — сначала небольшая точка, но точка постепенно разрастается, поглощая все эмоции, которые встречает на своём пути, и ничего не оставляет внутри. Девушка копит в себе эмоции годами, но последней каплей в переполнившейся чаше становится равнодушное «такими наши отношения и должны остаться». Кажется, что дальше уже не будет хуже. Верум не спрашивает. Он отставляет бокал на стол, обнимает девушку обеими руками, прижимая к себе, и ждёт. Знает, что та заговорит сама, и не хочет давить, позволяя ей сказать лишь то, что она сама пожелает. Далеко не сразу, но с её губ срывается неразборчивое, всё ещё сбивающееся из-за рвущихся наружу слёз: — Почему она это сделала? Почему ей так нравится меня мучить? — искренне хочет понять Экли. — Я устала, что в один день она меня в упор не замечает, а в другой для неё никого, кроме меня, не существует. Это всё, чего я заслуживаю? Мужские ладони утешающе гладят её по волосам, и аромат чужого парфюма, проникая в лёгкие, делает чуть лучше. Он смешивается с незамысловатой лаской, которой Верум одаривает девушку, и распространяется по всему телу. Верум кажется последним оплотом надежды в этом море отчаяния. — Лучше бы нам вообще никогда не встречаться, — с горечью выдаёт Экли. — Она ведь хорошая. Значит, дело во мне? Неужели проблема во мне? — Ну что ты, глупая? — шероховато звучит ласковый шёпот. — Какие в тебе проблемы? Ты — чудесная девочка, лучшая из всех, кого мне доводилось встречать. Добрая, искренняя, ласковая. Такое случается, но это не твоя вина. — Почему ты мне всё это говоришь? — обессиленно выдыхает Экли. — Почему ты ко мне так относишься? Ты ведь обещал мне, Верум. Хочется, чтобы он сказал правду, а ещё хочется, чтобы оказалась, что Экли ошибается. Жаль только, что она не ошибается, а Верум не лжёт. — Обещал, — глухо отзывается он. — Обещал, что буду рассчитывать только на твою дружбу. Прости меня, но это — единственное моё обещание тебе, которое я не сдержал. — Мальчишка, — судорожный вздох прерывает речь, — зачем ты извиняешься? Это я должна просить прощения у тебя. Экли боится оставаться надолго, боится обременять своими чувствами и хочет сбежать, но бежать дальше ей некуда. Верум её и не отпускает. Девушка засыпает в неудобной позе на собранном диване в объятиях юноши, подогнув под себя ноги, а он до утра не смыкает глаз. Ему нужно обдумать слишком много, но в голову не идёт ничего, кроме распирающей нежности к девушке в его руках. Утро встречает Экли расползающимся во все стороны ароматом свежесваренного кофе. Она поднимается с дивана в гостиной, на ходу поправляет волосы, хотя на голове давно не осталось ничего, напоминающего изящную причёску, и только после Экли замечает, что она всё ещё в платье, подаренном ей Инспирой. Вновь, хотя и не в таком объёме, девушку захлёстывают ночные эмоции. Экли впервые в особняке Верума и кухню находит только по сильному кофейному аромату. Юноша подхватывает чашку с кофе, но не успевает обернуться ко входу, когда вздрагивает, почувствовав, как тонкие руки обнимают его со спины. Экли лбом упирается в широкую спину, и её голос звучит непривычно тихо: — Прости меня за всё это. Приехала к тебе ночью и вывалила на тебя всё, что чувствую. Ещё и о твоих чувствах совершенно не подумала, — недолго она молчит, подбирая слова. — И прости, что на твои чувства я ответить не могу. Мне правда очень жаль. — Я и не жду от тебя ответа, — в одной руке Верум продолжает держать чашку, а вторую опускает на ладони, сцепленные в замок у него на животе. — Позволь мне остаться с тобой. Только как другу. — А тебе вообще можно что-то запретить? — негромко смеётся Экли, чувствуя себя ощутимо лучше. Появляется уверенность в том, что Верум, что бы не случилось, никуда не денется. Он будет рядом, будет понимать девушку с полуслова и поддерживать там, где она сама не устоит, и это доказывает, что Экли после пышной свадьбы одна не осталась, хотя ночью она была уверена в обратном. Звонок телефона, лежащего на столе, вынуждает расцепить объятия. Верум с удивлением видит имя Рисуса, который предпочтёт лишний раз приехать, чем набрать несколько цифр на сенсорном экране. Голос в телефоне звучит до невозможного счастливо, когда Рисус без каких-либо приветствий объявляет: — Ты будешь должен мне три выходных и что-нибудь ещё, но я подумаю, что я хочу у тебя выклячнить. — Напишешь список желаний и передашь мне, но сначала я хочу узнать, с чего бы мне быть таким щедрым, — Верум делает глоток горячего кофе, которым едва не давится, когда слышит ответ: — Ко мне приезжала Инспира, — радует, что Верум предусмотрительно убавляет громкость динамика, и Экли не слышит разговора. — Она была слегка не в духе и требовала твой адрес, но я, будучи твоим лучшим и, смею напомнить, единственным другом, отказал ей. Давай, похвали меня. — Интересно, — задумчиво качает головой Верум, не обращая внимания, что друг не видит его жеста. — На три выходных я согласен, а по поводу остального подумаю. — Поэтому у тебя и нет друзей, — обиженно бурчит Рисус и торжественно объявляет. — Ты — жуткий скупердяй. — Мне жаль тебя расстраивать, — Верум выдерживает драматичную паузу, угадывая, как его собеседник нетерпеливо перебирает пальцами, — но, если ты помнишь, у тебя тоже нет друзей, кроме меня. — Не звони мне больше! — в ту же секунду восклицает Рисус и сбрасывает звонок. Так завершать разговор — очень в его стиле, и Экли, слышавшая лишь часть безобидной перепалки, не сдерживает облегчённого смеха. Улыбается и Верум, заслышав то, как мелодичный голос перезвоном ярких колокольчиков вдыхает жизнь в серые будни. Всю свою жизнь Верум был уверен, что серый — его любимый цвет, представляющий собой изысканное сочетание элегантности и отличительность, и сравнивал его с любимым вином, в котором слива смешивается с вишней, но серой была жизнь парня до встречи с Экли, и возвращаться в то время не хочется. Даже если придётся вечно ходить с клеймом друга и мыслями о том, что для Экли Верум всегда будет на втором месте, одна её улыбка перекрывает всё это.